Пленница

Подаю ему знак: сделай что-нибудь. Он быстро качает головой, дескать, ни за что на свете.

Это было бы забавно, если бы не наш вчерашний разговор с отцом, и я, конечно, сдерживаю улыбку.

Алтай всегда был ко мне добр, насколько это только возможно, но нельзя забывать, чем именно он занимается. К нему приходят люди, находящиеся в затруднительной ситуации. Нередко – на грани. Никто в здравом уме с такими процентами не возьмет в долг деньги под залог недвижимости. Алтай наживается на бедах, он сам дьявол на земле, собирающий души. От такого человека интуитивно хочется держать подальше.

– Доброе утро, – говорю я сухо, собирая волосы в хвост. Жаль, завязать нечем. – Что… случилось?

Входная дверь распахивается, к нам присоединяется дядя Вардан.

– У отца своего спроси, что случилось! – орет Елизавета. – Старый козел! Ненавижу тебя! Ты мне всю жизнь сломал! И девочкам моим!

– Лиза, Лизонька… – причитает папа, держась за нос.

Драма набирает обороты. Я растерянно хлопаю ресницами, решаю вмешаться:

– Елизавета, пойдемте, мужчинам нужно поговорить без нас. Так же нельзя…

Но мачеха отталкивает меня и снова бросается в бой. Она толкает стол, тот опрокидывается, разбивается ваза, разливается вода. Цветы по всей кухне. На втором этаже громко плачет Пава…

У меня у самой мурашки табуном по коже и тахикардия, потому что прекрасно понимаю: Елизавета не стала бы так себя вести на ровном месте. Обессилев, она падает на колени и закрывает лицо ладонями.

– Доволен? Ты этого хотел? – кричит отец Алтаю. – Счастлив теперь?! Пусть карма отыграется на тебе и твоих детях! Вардан, бога ради, уведи ее!

Дядя Вардан расторопно отводит Елизавету на второй этаж. Резко становится тихо.

Слова отца повисают в воздухе, и становится понятно, что зря он их сказал. Я ожидаю от Алтая хлесткой ответки, но он лишь тянется за рулоном бумажных полотенец. Отрывает кусок побольше и начинает вытирать рубашку. Она и правда наполовину мокрая, я только заметила.

– Твою мать, Филат, – произносит Алтай медленно. – Зачем ты натравил на меня свою женщину?

– Натравишь ее! Она сама прекрасно натравливается! Кофе будешь? – Вновь потерев нос, отец идет к кофемашине, но наступает на кусочек стекла. Чертыхается сквозь зубы. – Рада, милая, сделай с этим что-то. Нам нужно поговорить спокойно.

– Конечно.

Я срываюсь с места. Достаю из кладовки веник, совок, пакет, надеваю тапочки и приступаю. Сначала нужно убрать большие осколки, потом пропылесосить.

Отец тем временем варит кофе, подает Алтаю чашку. Я занимаюсь делом, стараясь не шуметь, но как будто все время чувствую на себе взгляд. И это не очень приятно.

– Так а что я сделать могу?! – ругается отец громко.

– Если ты не можешь справиться со своей женщиной, – ровно отвечает Алтай, – как с тобой вообще дела можно вести?

Папа хмыкает несколько раз подряд.

Алтай заканчивает вытирать рубашку и продолжает:

– Ты мне аренду полгода не платишь. Узнает кто-то – хана моей репутации, а я столько над ней работал. – Он будто насмехается. – Ты, наверное, решил, раз я дал тебе поблажку, то можно наплевать и на остальные условия. Так не пойдет.

– Я забыл, когда истекает срок договора. Просто забыл! А ты уже проценты накинул! Да какие!

– Десятое июня в расписке. Сегодня одиннадцатое. Я вчера приехал к тебе лично напомнить. Ты меня выпроводил.

– Я не думал, что будут проценты!

Алтай разводит руками:

– Какой-то детский сад. У тебя вообще деньги есть?

С полминуты длится молчание.

– Ясно. До обеда перешли Иссе на электронку все документы на участки. Разрешения на строительство и так далее. Стройку останавливай, я подумаю, что там будет теперь.

Елизавета что-то кричит наверху. Сквозь пелену шока я осознаю, что мы потеряли все. Вообще все.

– Алтай, деньги будут крайний срок через неделю, максимум две, – говорит отец нервно.

– Тебе их, судя по всему, взять негде.

– У меня в Италии…

Алтай прерывает отца громким смешком:

– Ты считаешь, я дам тебе выехать из страны?

Папа тут же начинает строить из себя оскорбленного, наседает, что они ведут дела всю жизнь. Что он держит свое слово и за поступки всегда отвечает. И что людей уж точно не кинет. Не такой он человек. Мое сердце колотится на разрыв. Я то и дело киваю, поддерживая отца.

В какой-то момент он извиняется и отходит ответить на звонок, я же изрядно нервничаю, сгребая осколки в кучу. Боковым зрением улавливаю движение – Алтай подходит совсем близко. Деревенею. Аж болит внутри. Смотрю я строго в пол.

Не буду на него снизу вверх. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Пусть хоть пнет сейчас – не стану унижаться.

Он, видимо, это понимает, присаживается на корточки.

– Надень перчатки, иначе поранишься. – Протягивает пару монтажных.

Этого я ожидала меньше всего на свете. Воровато поднимаю глаза. Они у нас почти на одном уровне.

– У вас с собой перчатки? Серьезно? Зачем?

Каждый вопрос отбит глухим ударом сердца о ребра. Я вдыхаю изысканный парфюм Алтая и вспоминаю, что не успела даже умыться.

– Чтобы отпечатки пальцев не оставить на месте преступления, – произносит он серьезно. При этом на губах играет улыбка.

– Ха-ха-ха, – цежу я, стараясь, чтобы голос не слишком срывался. – Да вы стендапер. – От волнения в лицо ударяет краска. Знаю, папе не понравится, что мы разговариваем. Еще знаю, что я совсем мелюзга рядом с Алтаем, но тем не менее не сдаюсь: – Позвольте напомнить, вчера вы и ваш друг прибыли сюда, и этот факт может быть подтвержден многочисленными свидетелями. У вас конфликт с моим отцом, и полиция без труда установит вашу причастность. Будьте уверены, через час вы будете задержаны. И никакие перчатки вас не спасут.

– Ого. Ты все же поступила на юрфак, как планировала? Чтобы сажать таких, как я.

Господи боже мой! Про себя я ору чайкой.

Задыхаюсь и умираю под прямым насмешливым взглядом. Сжимаю в панике зубы.

Запомнил он, надо же!

Сажать таких, как он, я пообещала Алтаю при нашей второй встрече, в свои четырнадцать. Значит, не ошиблась, узнал он меня вчера и улыбнулся, потому что стало смешно.

Не представляю, как удается держать себя в руках. В глаза Алтаю смотреть не получается, но я пялюсь на стекло и киваю:

– Да, поступила. Третий курс заканчиваю.

– Замечательно, давай тогда попробуем двинуться дальше и проследить логическую цепочку, – предлагает он. – Долг у твоего отца внушительный, проценты набежали неадекватно высокие, потому что, собственно, процентная ставка чрезмерная.

Я усердно изучаю осколки. Алтай продолжает:

– Мне нужны деньги. Получить вместо них землю, из-за которой придется судиться с толпой недовольных горожан, – перспектива крайне невыгодная. А если посмотреть кадастровую стоимость земли, то она и вовсе мизерная. Понимаешь? Впереди маячит долгий, малоприятный и хлопотный процесс. Убивать за такие копейки было бы нерационально. Вот скажи, как думаешь, твой папа сможет поднатужиться и вернуть долг?

– Думаю, да.

– Значит, стоит сделать исключение и дать ему отсрочку на неделю?

Снова киваю.

– Хорошо, спасибо за мнение.

– И вам за перчатки, – говорю я, забирая их.

Почти новые, не рваные. Здоровые, конечно, на мужскую руку. Но ладно, пойдет. Натягиваю.

– Пожалуйста, Рада, не поранься, – отвечает Алтай. И добавляет со смешком: – Надеюсь, убедил, что перчатки были куплены с другой целью?

Я быстро киваю. Украдкой слежу за тем, как он возвращается к столешнице, допивает кофе. Отец влетает в гостиную и снова тараторит о рассрочке.

На этот раз Алтай не спорит. Молча выслушивает аргументы, обещания. И в итоге уступает:

– Лады. Вали в свою Италию.

Папа так громко выдыхает, что мне за него немного стыдно становится.

– Отлично, Алтай, ты не пожалеешь. Наконец-то мы пришли к соглашению.

– Но Рада пока «отдохнет» на моей базе. – Алтай ставит чашку в мойку и поворачивается ко мне: – Собирайся.

Я резко выпрямляюсь и вопросительно смотрю на папу. Он краснеет до кончиков ушей и моментально возражает:

– Об этом не может идти и речи.

– Почему? Ты же вернешься. Будет стимул поспешить.

Глава 5

Когда мне было четырнадцать, моей бедной бабушке пришлось столкнуться лицом к лицу с моим переходным возрастом.

Никто из нас этого не планировал, мы всегда жили прекрасно, душа в душу. Я старательно училась, помогала по хозяйству. Бабуля изо всех сил старалась заменить мне обоих родителей, часто рассказывала о маме. А тут вдруг все покатилось в адскую пропасть. Хорошую, прилежную девочку словно подменили. Я бросила танцы, волейбол и музыкальную школу. Нашла группу, в которой – какой ужас – начала петь кошмарные попсовые песни.

Мы с ребятами пропадали на репетициях сутками, учеба стала побоку. Я решила, что достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения и строить свою жизнь. Тем более мамы у меня нет, а папа занят другой семьей. Нет у меня мамы! Не-ту! И не будет! Я сама по себе!

Благо длился этот переходный возраст недолго, всего четыре месяца, и закончился одним роковым днем.

Я наврала бабуле, что поеду с близкой подругой Таней и ее родителями на дачу. Мы часто ночевали друг у дружки, и моя наивная бабушка поверила. Помогла собраться, положила с собой домашней выпечки. Ее можно было понять. Она уже вырастила своих детей и на пенсии планировала не за подростком следить, а спокойно смотреть сериалы и вязать.

Почему-то было стыдно показать друзьям булочки, я опасалась прослыть лохушкой и выбросила их. Никогда в жизни я не прощу себе этот поступок. Бабули уже нет, с тех пор не проходит ни дня, чтобы я не вспоминала о ней и тех булочках. С какой бы радостью сейчас слопала их все до единой! Но уже не вернуть, поздно. Избавившись от булочек, я купила чипсы в ларьке по пути.

Ни на какую дачу, разумеется, никто не поехал. Таня прикрыла, и мы с группой рванули на побережье. Гитаристу недавно исполнилось восемнадцать, и он взял девятку отца. Мы чувствовали себя самыми свободными, талантливыми и крутыми!

Выступали прямо на набережной. Июль, Геленджик, туристы. Они образовали полукруг, слушали, кидали деньги. Вечером нас прогнали, но сумма в шапке к тому времени накопилась внушительная, и решено было перед дорогой обратно забуриться в бар.

Закон Мёрфи работал на полную – охрана нас пропустила.

Музыка резала перепонки, а мерцающее освещение – глаза. Меня поразили толпы самых разных людей, съехавшихся на курорт со всей страны. Туристы были одеты непривычно ярко, вели себя смело, раскованно. В моей станице подобное не было принято, я таращилась, раскрыв рот. От алкоголя, правда, отказалась: смелости не хватило. А может, внутренний стопор сработал?

Духота сушила горло, ужасно хотелось пить. Я попросила у официанта воды. Потом на столе откуда-то появился кувшин с апельсиновым соком. Я выпила стакан и практически сразу ощутила слабость.

Спустя примерно минуту через обволакивающую пелену я увидела Алтая – того самого страшного парня, с которым вел дела мой отец. Я запомнила жуткий шрам на его лице, по нему-то и узнала мгновенно.

Алтай все расскажет папе. Эта мысль шокировала, и я решила немедленно покинуть заведение, но ноги не послушались.

Стало страшно. Папа учил, что такие, как Алтай – чудовища. Мне вовсе не хотелось находиться с ним в одном баре. На самом деле, очень-очень сильно было не по себе, я больше не чувствовала себя взрослой. Захотелось домой! К своей родной, любимой бабуле, которую я так подло обманула, сбежав. По субботам мы обычно смотрели ее любимый сериал по Первому каналу.

Становилось хуже. За наш столик присели незнакомые мужчины, и мои друзья, испугавшись, попросили счет. Я хотела пойти с ними, но не могла. Клонило в сон, все силы уходили на то, чтобы держать глаза приоткрытыми.

Мои друзья… так называемся друзья, попятились к выходу. А я осталась.

Вскоре в лицо ударил соленый морской воздух. Чей-то грубый смех заставил поежиться. Потом провал. Помню, кто-то дрался. Я сидела на корточках, вязла ногами в песке и закрывала голову руками, слышала шум моря и дрожала. Позже была бесконечная дорога. Незнакомая машина легко шла по трассе. Шум движка баюкал. Меня спросили:

– Пришла в себя?

– Почему так плохо?

Парень обернулся, и я увидела злополучный шрам. И глаза. Не злые – обеспокоенные.

Алтай протянул бутылку воды. Жажда была такой сильной, что я не подумала о мерах безопасности и осушила ее залпом, после чего отключилась снова. Он что-то спрашивал, я различала отдельные слова, но не могла сложить их в предложение. Мне было очень страшно и очень стыдно.

Бабушка сказала, что Алтай принес меня на руках. На этом мой переходный возраст закончился.

Мы встретились на следующий день. Я пошла на рынок за овощами – решила испечь бабулин любимый пирог с капустой и тем самым попросить прощения. Черная бандитская бэха, стоявшая неподалеку, тронулась с места, поравнялась со мной, поехала медленно. Я безропотно села на пассажирское сиденье.

– Привет, – прошептала.

– Как ты?

Я покачала ладонью в воздухе, а потом всхлипнула.

– Меня вчера не должно было быть в Гелендже, – произнес Алтай. – В смысле совсем. В том числе для твоего бати.

– Я никому не скажу. Боже. Ты мог подумать, что эту историю я захочу кому-то рассказать?!

– Своему отцу.

– Особенно ему!

Он помолчал, хмыкнул.

– Они тебе что-то сделали? – спросил сухо.

Мороз прокатился ко коже. Я вся покрылась мурашками, сжалась, и Алтай отрегулировал кондиционер.

– В смысле сделали?.. – уточнила я почти беззвучно. Перед глазами начали всплывать картинки, но бледные, туманные. – Я не помню лиц.

– Я помню, – отметил он. – Не местные пацаны. Я найду их сегодня. Хочу претензии предъявить. – Алтай как-то криво усмехнулся, и я перестала дышать. – Отвлекся на минуту, а ваш стол уже пустой. Они успели?

– Что?

Он снова хмыкнул. Было очевидно, что опыта общения с подростками у Алтая мало, он будто усиленно подбирал правильное слово.

– Обидеть.

Я так сильно сжала пальцы, что костяшки побелели. Никогда не говорила на такие темы, тем более с мужчиной. Покачала головой.

– Скажи мне как есть.

– А что ты сделаешь? – выпалила я. – Отрежешь им что-нибудь?

– Может, и отрежу, – ответил он неопределенно, но по-прежнему серьезно.

Мы сделали круг по району.

– На-до. По… закону. – Не получилось сказать это не запинаясь. – Я… в порядке. Полном.

– Понял. – Алтай будто расслабился и даже начал слегка улыбаться. – Я не очень-то умею по закону.

Я старалась не пялиться на его физиономию, старалась не думать о запрете отца даже разговаривать с этим человеком. О рисках, обо всем на свете.

– Я хочу стать юристом, – сказала напряженно. – Когда вырасту. Чтобы сажать бандитов.

– Таких как я? – дружелюбно улыбнулся Алтай.

В эту секунду я почему-то перестала замечать его изъяны, видела только глаза и серьезное спокойствие в них. Постепенно доходил весь ужас вчерашней ситуации. Осознание догоняло, наступало на пятки, а потом обрушилось резко и накрыло с головой. Я была не готова к такому. Не знала. Не думала. Плечи затряслись в истерике, я заплакала. Алтай остановил машину и повернулся ко мне.

– Или обидели?

Его мрачный голос ускорил сердце, и я не справилась с эмоциями. Бросилась к нему на шею, крепко обняла. Подтолкнула невообразимая, всеобъемлющая благодарность за простую человеческую заботу, а еще тот факт, что Алтай был рядом в этот момент моего резкого взросления.

Он не обнимал в ответ, не прижимал к себе – ничего такого. Даже не коснулся.

– Спасибо, – прошептала я, успокоившись и вернувшись в свое кресло. – Я так сильно испугалась! Теперь ужасно стыдно и плохо! Я не такая, честное слово. Я впервые была в баре.

– Я догадался. Будь осторожна, летом много приезжих, их невозможно контролировать. Таким элитным девочкам нельзя тусоваться на побережье без охраны. Друзья у тебя, кстати, дерьмовые.

– Они мне не друзья.

– Этих… хм, ребят вчера забрали, но вот-вот выпустят. Состава преступления-то нет. В этом смысл «по закону», понимаешь?

Я быстро закивала.

– Свой номер не оставляю, твой батя меня за это вздернет на первом столбе. Но если ситуация повторится…

– Не повторится.

Алтай продолжил, будто я не перебивала:

– …скажешь администратору заведения, что знаешь меня. Идет?

– Хорошо.

– И бабушку успокой. Она мне вчера не поверила.

Он высадил меня на другой улице, чтобы никто из соседей, не дай бог, не увидел.

В тот день мы долго говорили с бабулей, я честно рассказала, как все было. Она задавала кучу вопросов, особенно ее беспокоило поведение Алтая. В итоге единогласно решили ничего не говорить папе.

С тех пор я была предельно осторожна. Училась, работала, от баров и мужчин держалась подальше. Пока не влюбилась в обходительного Павла. А лучше бы продолжала избегать. Забыла, что моей жизнью управляет закон Мёрфи.

* * *

Летнее южное солнце жжет пальцы и лицо. Из курса физики я помню, что фотоны могут десятки тысяч лет метаться внутри Солнца, после чего, вырвавшись за пределы звезды, они за восемь минут достигают нашей планеты. Мои пальцы греют фотоны, которым, возможно, тысячи лет. И которые преодолели миллионы километров. Вот сколько чести.

Мысли о глобальном обычно отвлекают от мирских проблем, но всему есть мера. Отойдя от окна, я беру чемодан и тащу его к лестнице. Прощай, самая большая комната в доме.

Колесики громко бьются о ступеньки, прерывая спор папы, Елизаветы и дяди Вардана. Когда я захожу в гостиную, они замолкают и поворачиваются ко мне.

– Да ладно, что он мне сделает? – развожу руками.

На лицах всех троих прямым текстом написано, что местный бандит может мне сделать. Но я так не думаю. Не сделал в четырнадцать, не сделает и сейчас.

Несмотря на то, что я по-прежнему предпочла бы держаться от Алтая как можно дальше, я решила принять его… эм, предложение. Тем более папа вернет деньги.

Нужно потерпеть всего лишь неделю.

– Пап, только ты деньги достань, – говорю спокойно. Смотрю ему в глаза. – Обязательно.

Глава 6

Алтай говорит по телефону, опершись на капот машины.

Солнце поднялось высоко, слепит глаза, и он прикладывает ладонь ко лбу. А еще он хмурится, из-за чего уже не выглядит дружелюбно. Высокий. Чужой.

Кажется, он занимает собой всю улицу, значительно снижая градус ее живописности. Соседи остановили поливку, попрятались, то и дело подсматривают из окон.

Зачем Алтаю такая соплюха, как я? Не понимаю.

А когда я не понимаю чего-то, мне страшно.

Уверенность в его адекватности трещит по швам.

С чего я вообще взяла, что Алтай джентльмен? Из-за одного эпизода в прошлом? Прошло шесть лет, все тысячу раз могло измениться. Да и к тому же в то время он работал на моего отца и, вероятно, хотел быть полезным.

Судорожно пытаюсь придумать план Б, но, учитывая, что я в розыске, не слишком-то получается. Отворив калитку, сжимаю ручку чемодана и мешкаю.

Алтай переводит на меня глаза и совершенно равнодушно кивает, чтобы садилась в машину.

Боже. Он и правда не пошутил.

Позади слышен голос папы, он что-то быстро объясняет разозлившемуся дяде Вардану. В этом доме все постоянно ссорятся, на мгновение мне хочется покинуть его как можно скорее. Параллельно с этим захлестывает дежавю – однажды я уже выходила из этих ворот с чемоданом.

– Рада, я буду на телефоне круглосуточно, звони мне в любой момент. Не совершай глупостей, не провоцируй, веди себя тихо и незаметно. Но если с тобой хоть что-то случится, если вдруг ситуация выйдет из-под контроля… – тараторит отец.

В прошлый раз он сам погрузил чемодан в багажник. Бабушка тянула меня к машине, я рыдала взахлеб, сопротивлялась и рвалась обратно. Была уверена, что папа решил попугать. Уезжать тогда не хотелось очень сильно…

Слезы не помогают, больше я их не лью попусту. Гордо распрямляю плечи и подхожу к мерседесу.

Алтай изгибает левую бровь, окидывает меня пристальным взглядом, от которого возникает желание облачиться во все балахоны на свете. Он прерывает телефонный разговор и, оценив размер чемодана, хрипло смеется:

– Ты решила перебраться ко мне насовсем? Вообще-то я планировал короткую акцию.

Щеки загораются, я резко опускаю глаза в пол. Подходящего ответа не находится. Боже, папа, скажи ему заткнуться. Видишь, у самой не получается. Силы уходят на то, чтобы не оглядываться, иначе точно разревусь.

Папа молчит, поэтому я нервно присаживаюсь на заднее сиденье и хлопаю дверью.

Мужчины разговаривают. О чем, не слышно, но точно знаю, это длится пару нескончаемых минут, потому что я сжимаю в руке мобильник и слежу за временем.

Приятно думать, что папа уговаривает Алтая не забирать меня. Воображаю, что еще немного, и отец распахнет дверь, рявкнет, что я останусь дома. Что только через его труп.

Вскоре Алтай занимает водительское кресло и оборачивается:

– Я что, похож на таксиста? Давай-ка вперед.

Ноль процентов церемонности, сто процентов насмешки.

– А можно мне ехать здесь? – Неловко обнимаю колени и улыбаюсь. – Пожалуйста.

Он слегка прищуривается, выражая неудовольствие.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.