Дежурство длиною в жизнь. 103 истории

– Уф. Твою мать. Где это я?

– В подъезде, – усмехнулась я, – но это не главное. Главное, что именем Иисуса Христа у тебя есть еще один шанс.

Наступило молчание. Больной не ответил. Но мы оба знали, что он понял, о чем я. Снизу бежала Вика с носилками. За ней поднимались Ольга и трое крупных мужчин в рабочей одежде. Носильщики были рады, что уже не нужны. Девчонки обескуражены. Орхана, так представился мужчина, в больницу мы все-таки отвезли. После такого количества налоксона и длительной гипоксии он мог схватить отек легких и мозга. По дороге в Первую Градскую больной поведал, что отсидел семь с половиной лет по статье 228[37] и на днях откинулся. Вместо того чтобы вернуться в родную Астраханскую область, он не нашел ничего лучше, чем приехать в Москву и кайфануть. Доза долгожданного метадона была привычной, а толерантность за годы отсидки – сниженной. Вызвал нас, вероятно, соупотреб[38], который исчез, как с белых яблонь дым, дабы не загреметь на свои семь с половиной. А еще у Орхана была болезнь Бехтерева, что явилось для нас единственным возможным объяснением неразгибающейся до конца шеи. Удивительно, что ларингеалка зашла в это тело без технических сложностей с первой попытки. Уроженец Дагестана, как ни странно, мусульманином себя не считал. И всю дорогу до стационара, иногда поднимая глаза и почесывая подбородок, слушал мой ревущий неосознанный водопад радостного благовестия.

На самом деле, в этой истории нет ничего удивительного. Налоксон, как ему и свойственно, подействовал, когда была достигнута адекватная дозировка. И, как я верю, Бог, призываемый самым надежным способом – по имени, возможно, дал чуваку шанс. Использовать его или нет – дальше зависело только от него.

Сутки

Скажу честно, я боялась, что не смогу. Внутренне утешала себя, что так будет не всегда, что это всего несколько смен в месяц и, конечно, что, если Бог ставит меня в такие условия, Он же и даст силы для преодоления. У каждого из нас есть индивидуальные физиологические особенности и привычки. И, соответственно, слабые места. Один не может жить без сладких пончиков, другой – без любимой компьютерной игры. Мне же необходим ночной сон. Я могу не есть неделю (проверено), жить без чая и кофе. От сигарет и алкоголя также (на данном этапе) считаю себя свободной. Но мне нужен сон. Крепкий и продолжительный. Ночной и неразорванный. Когда на душе настолько хреново, что не хочется обсуждать это даже с Богом, знаете, что я делаю? Правильно. Ложусь спать. И после перезагрузки чувствую себя совсем иначе. За пятнадцать лет военной службы[39] бывало всякое. И по трое суток подряд не спали. От воспоминаний об этом мне еще больше казалось, что весь ресурс, отпущенный на ночную работу, мною выработан.

Первого февраля пришел заблудший допуск к работе с наркотическими и психотропными средствами. Это означало, что теперь я могу быть первым номером и работать одна. При воспоминании предыдущего опыта надвигающаяся ответственность мне даже нравилась. Я была готова работать первой хоть каждую смену. Только не ночью. Но если в графике есть сутки, то есть и двадцатичетырехчасовая ответственность по бригаде.

Ковидная эпопея была близка к завершению, но мы пока об этом не знали. В то время как поликлиники боролись с менее агрессивным омикроном, наша опасная и трудная служба побеждала остатки дельта-штамма, который часто вызывал пневмонии, тромбозы с инфарктами и инсультами и пресловутый цитокиновый шторм. Впрочем, рассуждения на счет штаммов весьма неоднозначны. По факту фельдшерская бригада 116, которая еще с начала пандемии считалась условно «ковидной», доставляла в АКТЦ[40] на амбулаторное КТ легких около десяти-пятнадцати больных. Деятельность инфекционного такси не заменяла повседневную, а дополняла ее. В общем, за сутки в среднем выходило по двадцать вызовов. Это, конечно, не рекорд (знаю человека, который делал тридцать шесть за двадцать четыре), но, когда я, оторвавшись от карт, взглянула на часы и поняла, что прошла только половина смены, хотелось выть.

Я положила папку на торпеду[41] и закрыла глаза. Старый «мерс» лысеющей резиной глухо разбивал подмерзшую гололедицу. Бог все знал, и необходимости что-либо комментировать не было. Внутренне прислушавшись, я поняла, что и у Него нет сейчас слова для меня. Время просто быть вместе в тишине. Всего несколько минут. В полном безмолвии и отсутствии мыслей. Очень важно было выйти из этого состояния самостоятельно, не быть окликнутой, прозвоненной или вызванной. Я открыла глаза и поняла, что немного зарядилась силами.

– Кря-кря, – следующий наряд не заставил себя ждать. Еще один больной с пневмонией. Он оказался тяжелее остальных и был доставлен в стационар в обнимку с голубым баллоном. После заехали на базу для смены водителя и тут же снова укатили «в поле»[42] до двух часов ночи. Вернулись. Электропривод ворот на подстанции сломался, и приходилось каждый раз выходить на холод, чтобы открыть скрипучие вручную.

– 116-я бригада, обед, – прозвучало из динамика селектора. Это значит, можно полчаса полежать. Спать, скорее всего, не получится – слишком мало времени. Сменила белье и носки. Как же хорошо! Ложусь на одно из раскладных кресел в женской фельдшерской. «Кря-кря», – дребезжит навигатор. Блин, все-таки уснула. Словно опьянение похмельем, радость короткого забытья сменяется контузией вынужденного пробуждения. Далее все как в тумане. Кто чего хочет от нас в такое время? Смотрю на планшет: «69 лет, боль в груди прокалывающая».

– Дорсалгия, – Сеня поставил диагноз дистанционно и, покачиваясь, залез в автомобиль.

– Хорошо бы… – Сегодня дважды не повезло. Помимо суточной ответственности у меня не самый лучший напарник. Из ста с лишним человек у нас таких, к счастью, всего несколько. У Сени свое видение жизни и качества работы, в котором мы не сходимся на 99 процентов. Снимаем ЭКГ. Сейчас, глядя на такую пленку, я бы без сомнения сказала, что это инфаркт с подъемом[43]. Тогда же зачем-то поставила нестабильную стенокардию[44]. Коллега голыми без перчаток руками уже всадил катетер, сильно намусорив упаковками и перепачкав в крови бабушкину простынь. «Нет, Господи… Так работать нельзя». От негодования оживляюсь.

– Сейчас болит?

– Жжение между лопаток. – Мозг категорически отказывается работать, но внутри всплывает похожая клиническая картинка десятилетней давности. Задний инфаркт…

– Катетер есть? Давай морфин сделаем.

– Зачем? – Мне кажется, Сеня и слов-то других не знал.

– Эх, тяжки грехи мои, Господи, – бормочу себе под нос. Набираю морфин и бережно убираю ампулу. Мой первый наркотик на этой подстанции. С больной все хорошо. Доставлена в больницу. Коллега – спать, а я – в диспетчерскую под тусклую настольную лампу писать карту. Все равно вернут на исправление. Напишу как можно проще. Нет сил подняться. Роняю голову на руки.

– Кря-кря… – «О Боже… Неужели опять? Пятьдесят четыре года, острая задержка мочи. Ну елы-палы, неужели нельзя до утра подождать?» Смотрю на часы 04:50. Уже утро. Но такое раннее для еще неоттаявшего февраля.

Катетеризировать не вышло. Ни у Сени, ни у меня. Также с порога выяснилось, что у больного ковид, что нас, конечно, не удивило. Дядька мучается, хочет облегчиться. Везем в «Пятнашку». Закрываемся. Прилетает еще два наряда на АКТЦ. А это значит, опять полное облачение. За сутки израсходованы все средства защиты. К 09:15 подгребаем на подстанцию. Двадцать минут на пересменку.

– Помоешь машину?

– Зачем? Все равно сейчас натопчут. – Не следовало быть столь наивной, задавая этот вопрос.

– Но ящик-то хоть заправишь?

– Да, – сквозь зубы процедил напарник. Тут любимое «зачем» уже не прокатывало.

Карета помыта, «рыжий ап» пополнен свежими лекарствами и огромным количеством тестов. Баллоны заменены. Тут Сене надо отдать должное. Домой? Если бы… Дописывать карты. Нас таких несколько. Два линейных врача, педиатр и еще один фельдшер. У каждого дымится ароматный кофе. Теперь сверка карт. Когда я работала на шестой, у нас не было такой опции.

Отгоняя от себя наболевший вопрос «зачем», вместе с чекапом бумаг провожу работу над ошибками. «Вот здесь хорошо все было – и помощь оказали, и поговорили. А здесь можно было быть посдержаннее. Ивановой забыла актив в поликлинику передать, придется сейчас позвонить. Ладно, не беда. Это лучше, чем плохо спать, думая, что из-за моей лени к бабушке не придет долгожданный терапевт. Семянникова. Тот самый ночной инфаркт. Ну тут вообще косяк на косяке». Делаю выводы. Молюсь за каждого больного и за горе-коллегу. Прошу прощения у Бога и, чувствуя Его тепло, прощаю себя. Что ж, сойдет для первого раза. Какое счастье, что следующие сутки только через две недели.

Пункт обогрева

Конец февраля выдался ни снежным, ни морозным. Но свойственные месяцу, предваряющему весну, ветры были в 2022 году особенно промозглыми. Несколько дней назад на известной территории началась СВО[45]. Для кого-то долгожданная, кому-то ненавистная. Перемещающиеся с места на место слои холодного воздуха взбалтывали коктейль человеческих эмоций. Последние пульсировали очень близко, и сдерживать их было невозможно. В каждом магазине, у подъездов домов, на остановках обсуждали ситуацию на Донбассе. Бабульки причитали, женщины суетились, мужчины посмеивались, некоторые делали скорбные лица.

Количество вызовов резко сократилось. И, что удивительно, будто бы исчез ковид. Люди переключили свое внимание на другие события и опасности. На подстанции, как и у ларьков, народ бурно муссировал тему СВО и часто пытался втянуть меня в дискуссию. Я же находилась на стадии изучения обстановки. Не с точки зрения стрелочек на карте, которые с удовольствием демонстрировали в своих блогах аналитики разной направленности, а скорее, с моей любимой – духовной точки зрения. Мир постепенно делился на «Zа» и «против». Я уже знала, что по факту я ни с теми, ни с другими. Когда дали вызов, обрадовалась в надежде не слышать больше бесполезной злободневной болтовни уважаемых коллег. Вызывали на «Иловайку» – так скоропомощники именуют Центр социальной адаптации доктора Лизы, который находится у нас в Марьино.

– Вонь уже здесь ощущается, – водитель закашлялся.

– Да уж. В примечании написано «пункт обогрева». – Рядом со зданием центра красовалась быстровозводимая конструкция, похожая на большой квадратный модуль. Нечто подобное мы использовали на ЧС под госпиталь и размещение личного состава, когда я служила. Работали тепловые пушки. По вмерзло-подтаявшим поддонам мы подошли ко входу. Вонь усиливалась даже сквозь надетые респираторы.

Напарник открыл резиновую дверь. На мгновение мне показалось, что я попала в ад. Запах тухлой плоти и суррогатов вытеснил из модуля остатки воздуха. Последний и рад был бы войти вместе с нами в резиновое помещение, но слишком уж велика была плотность зловонных молекул. На импровизированных лавочках сидели существа, едва похожие на людей. Беззубые, безногие, побитые. Одетые в тряпье и голые. С усталыми, обиженными на жизнь и себя самих лицами. Голов тридцать в центре и около двадцати по периметру. Пункт обогрева напоминал зал ожидания вокзала. Только убогие не ждали транспорт. Разве что троллейбус, который идет на восток, если уже не находились в нем. На бригаду обитатели пункта не обращали внимания.

– Товарищи, скорую вызывали? – я не нашла ничего лучше, как начать диалог с преисподней. В ответ тишина. – Герасимова, есть такая? – Тишина. Захотелось разрядить обстановку. – Герасимова, раз. Герасимова, два. – Тишина. Ни один из теряющих облик людей и бровью не повел. – Герасимова, три. – Я уже хотела сказать «продано» и радостно убежать, отзвонившись на регион о ненаходе, как сидящая с краю во втором ряду дама с подбитым глазом жестом подозвала нас к себе.

– Она – Герасимова, это я вызывала. Посмотрите ей ногу. – В свое время, до операции на голосовых связках, у меня была дисфония[46] третьей степени. Нарушение звучания голоса этой дамы в сравнении с тем моим состоянием можно было оценить как шестую, хотя о таковой фониатры[47] умалчивают. Сама Герасимова пригрелась и, кажется, не собиралась с нами общаться. В модуле было не просто тепло, а отвратительно жарко тем самым неустойчивым теплом, которое вмиг исчезает после отключения отопителей. Этой особенностью филиал ада походил на «газельку» Моссанавтотранса.

– Ленка, просыпайся, скорая к тебе.

– К-к-кая скорая? – Не надо было быть наркологом, чтобы понять, что Герасимова пьяна. На жаре от выпитого заблаговременно ее долгожданно развезло.

– Здравствуйте. Что у вас случилось? Рассказывайте, показывайте.

– Д-д-д, ниче особо… А че? – Елена пьяно улыбнулась. Что-то женское в ней еще теплилось.

– Так-то ничего, просто подруга ваша, – я указала жестом на безголосую, – вызвала экстренную службу, чтобы вас осмотрели на предмет жизнеугрожающего состояния.

– А, ну рр-з жизнеугожающего… – сложные слова давалась женщине с трудом. Кряхтя и пьяно хихикая, она спустила нечто, что служило ей штанами.

– Вот.

Я недоуменно подняла брови.

– Нога: одна штука (всего две), – руками в перчатках крутила конечность и искала источник проблем, – не бледная, не красная, не синяя. На ощупь не горячая. Видимых повреждений нет, пульсация сохранена, – иронизируя, я не поленилась придавить двумя руками подколенную артерию.

– Пошевели-ка пальчиками. Ага, отлично. Все в порядке у тебя, Ленка.

– Да? Ну и хорошо. А в больницу не надо?

Я тяжело вздохнула. На лавочке слева по периметру лежал тощий молодой мужчина без ноги и безучастно смотрел в пол. Его пожилой сосед был пока с конечностью, но в его гнойной ране, как в доме Облонских, смешались потертая ткань, разлагающаяся мышца и желто-зеленый гной, которым с удовольствием питались опарыши. Мужчина также пребывал в анабиозе. Видимо, нашарахавшись по улицам и вокзалам, длительно употребляя алкоголь и не имея ни фактической, ни физиологической возможности поспать[48], бедолаги релаксировали. Каждый из них по отдельности не был чем-то особенным. Мы часто выезжаем к таким и давно мечтаем о создании больницы (не соццентра) для оных. Когда же на триста квадратных метров их полсотни, это действительно страшно.

– Не надо, – сказала я без тени лукавства. Деду с опарышами хирургия пригодилась бы гораздо больше. – Посмотрите вот на мужчину и благодарите Бога, что у вас пока не так.

– А че вы вообще сюда приехали? Мы знаем, что нас в больницу не возьмут. Даже если вы отвезете в 68-ю, тут же выкинут, никто не будет лечить, – гнойный открыл глаза и злобно посмотрел на бригаду. К сожалению, он был абсолютно прав.

– Ладно, Вась, не выебывайся! Ты сам виноват, как и мы все здесь. Там, в палатах, – мужчина указал на здание центра, – трезвых берут. И документы помогают восстановить, и относятся неплохо. А ты, сука, пьяный, как и мы. Вот и не нужен никому.

– Золотые слова, коллега, – я окинула взглядом оборванца лет сорока.

– Разрешите поцеловать вашу ручку, доктор, – местный философ обрадовался отзывчивости.

– Да нам никто уже не поможет, вы разве не понимаете? Зачем скорую вызвали? – не унимался хозяин опарышей и снова был во многом прав.

– Что ж, вылечить вас от алкоголизма и прочего я не могу. Пригласить к себе домой – тоже. Но могу подарить вам хорошее настроение. – Наша громкая дискуссия успела привлечь внимание некоторого количества релаксирующих. – Как вас зовут? – обратилась я к философу.

– Коляном, – опухшие губы в улыбке обнажили гнилые зубы.

– Николай, вы, кажется, хотели руку поцеловать? – Лыбящийся довольно закивал. Я подошла к стене и сняла перчатку.

– Юль, ты серьезно? Может, ты после этого хочешь с линии сняться и в инфекцию поехать? – напарник остолбенел.

– Абсолютно серьезно, – я не знала как, зачем и для чего. Но шла уверенно по фарватеру. Грязная, в кровавых царапинах рука взяла мою. В модуле уже мало кто спал: зрелище входило во внимание вонючей толпы, как лопата в сырую землю. Колян улыбнулся шире прежнего и посмотрел мне в глаза. В этот миг на одну секунду обнажилась его душа. Все самое хорошее, что было в нем, и казалось, что этого немало. Мой коллега отвернулся и закрыл лицо руками. Отечные губы коснулись белой кожи и задержались на мгновение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

С 2000-х годов московская служба скорой помощи оснащена портативными навигаторами-планшетами. В виде СМС-сообщения диспетчер посылает бригаде всю необходимую информацию о поступившем вызове. На профессиональном жаргоне навигаторы называют «тамагочи», «балалайка», «говорилка». – Здесь и далее примеч. авт.

2

В большинстве регионов России бригады СМП (скорой медицинской помощи) делятся на специализированные и линейные. Спецы – белая кость и голубая кровь скорой. Педиатры, реаниматологи, психиатры, урологи и даже неонатологи. Линейные медики – этакие универсальные солдаты, которые ездят на все вызовы, не исключая роды (акушерские бригады в Москве упразднены в 2010-х годах). Линейные экипажи бывают врачебные (врач плюс фельдшер или медсестра) и фельдшерские (фельдшер плюс фельдшер или медсестра). На врачебных бригадах, ясное дело, главный – врач. На фельдшерских – один назначается ответственным (первый номер), другой помощником (второй номер). Ответственный по бригаде не только принимает решения и поручается за это головой, но и делает самое нудное – пишет карту вызова, никогда не забывая о том, что его целевой аудиторией может стать прокурор.

3

Noli nocere (лат.) – «Не навреди». Один из главных принципов медицины.

4

Подробнее об этом можно прочитать в моей книге «Внутренний навигатор».

5

Международный алгоритм реанимационных мероприятий проводится по принципу АВС, где А – airways – обеспечение проходимости дыхательных путей.

6

Попеременное увеличение и уменьшение в объеме грудной клетки, наличие которого подтверждает, что человек дышит. В – breathing – наличие дыхания.

7

Нужно выполнить принцип С – circulation – поддержку кровообращения. Руководствуясь международными стандартами, мы обычно не тратим время на определение пульса на сонной артерии. В этот момент можно ошибиться, ощущая собственную пульсовую волну. Поэтому если вы, не имея аппаратуры, заподозрили, что человек не дышит (в течение десяти секунд ни одного дыхательного движения), приступайте к непрямому массажу сердца. Мы же накладываем электроды кардиографа (а лучше сразу дефибриллятора), чтобы проанализировать сердечный ритм.

8

Для проведения реанимационных мероприятий необходимо, чтобы больной лежал на жесткой поверхности. Также для осуществления эффективных компрессий грудной клетки необходимо как бы нависать над ним своим корпусом на прямых руках. Проще всего это сделать на полу, если вы в квартире, или на земле – если на улице.

9

Вызов от сотрудника СМП с целью оказания помощи в тех или иных мероприятиях, чаще всего реанимационных. При отсутствии свободных спецов диспетчер посылает линейную врачебную бригаду.

10

CPR – cardiopulmonary resuscitation – сердечно-легочная реанимация. А именно: НМС (непрямой массаж сердца) и ИВЛ (искусственная вентиляция легких).

11

Простая манипуляция, обеспечивающая проходимость ВДП (верхних дыхательных путей).

12

Интубация трахеи – сложная манипуляция, обеспечивающая проходимость ВДП. Проводится методом прямой ларингоскопии. По сути, задача врача, но за неимением оного доверяется слабоумно-отважному фельдшеру.

13

Проф. жарг.: мешок Амбу – механическое ручное устройство для проведения ИВЛ.

14

Проф. жарг.: к ларингеальной трубке.

15

Проф. жарг.: кислород.

16

Название шприцевого насоса.

17

Проф. жарг.: установить биологическую смерть.

18

В графике сотрудника СМП бывают суточные, полусуточные и ночные смены. Сутки – это, как правило, 9/9, то есть с 9 утра до 9 утра следующего дня, 8/8 или 10/10 (у диспетчеров). Полусутки могут быть 8/20, 9/21, но чаще всего 10/22. Таким образом, удобнее подстраховывать пересменку. Если все бригады будут меняться в одно время, некому будет ехать в этот момент на вызов.

19

Когда после окончания одного вызова получаешь следующий и не успеваешь вернуться на подстанцию.

20

Регламентированное трудовым договором время приема пищи длительностью 30 минут.

21

Средства индивидуальной защиты – костюм, очки, респиратор, бахилы, перчатки.

22

В переводе с греческого «воспоминание». Совокупность сведений, получаемых при медицинском обследовании путем опроса: «вспомнить все».

23

Частота дыхательных движений. У взрослого человека норма: 12–20 в минуту.

24

Физический метод медицинской диагностики, заключающийся в выслушивании звуков, образующихся в процессе функционирования внутренних органов.

25

Нарушение, наступившее вследствие исчерпания возможностей или нарушения приспособительных механизмов.

26

Физиологический раствор натрия хлорида 0,9 %. По сути, немного подсоленная вода.

27

Есть огромное множество прекрасных лайфхаков, как подвесить флакон в отсутствии штатива. Самый простой из них – в руки того, кто рядом.

28

Легкие бескаркасные носилки, сделанные из плащевой ткани. Позволяют доставить лежачего из любой дыры и в любом положении. При травмах лучше не использовать – щит гораздо актуальнее.

29

Когда вызов приходит с задержкой, это означает, что на момент его приема диспетчером нет свободных бригад.

30

Проф. жарг.: дали вызов как самой ближайшей к месту происшествия бригаде. Возможно, вне очереди.

31

Одно из жаргонных названий оранжевого ящика (укладки СМП).

32

Втяжение кожи в области паха, внешне напоминающее воронку. Место постоянного введения ПАВ.

33

Антидот опиатов. Применяется при передозировке. В настоящее время токсикологи все меньше рекомендуют использовать препарат в связи с риском осложнений. Если не удается разбудить наркошу, – на аппарат и в стационар.

34

Согласно кодификатору, констатация биологической смерти.

35

Проф. жарг.: сопротивляться трубке в дыхательных путях. Обычно это делают недостаточно седированные больные.

36

Проф. жарг.: проводить искусственную или вспомогательную вентиляцию легких (ИВЛ/ВВЛ).

37

Незаконное приобретение, хранение, перевозка и другое.

38

На жаргоне наркоманов – соупотребитель.

39

Здесь стоит упомянуть, что за несколько месяцев до описанных событий я завершила мини-военную карьеру в МЧС длительностью в пятнадцать лет, первые пять из которых удавалось подрабатывать на 6-й подстанции Московской скорой в качестве внешнего совместителя на 0,5–0,75 ставки. О прекрасных событиях тех лет подробно повествует книга «Внутренний навигатор».

40

Амбулаторный КТ-центр.

41

Передняя панель автомобиля.

42

Так скоропомощники называют свой район, который надо «пахать».

43

Инфаркт или ОКС (острый коронарный синдром) с подъемом означает не просто ишемию, а соответствующее локализации повреждение миокарда. При очень быстрых действиях – обратимое. При бездействии – фатальное.

44