скачать книгу бесплатно
Девушка. Ее звали Субира. Абидеми посчитал это крайне странным, особенно если учитывать, что африканское имя носил человек с белоснежной кожей. Он встретил ее в закусочной, куда заезжал на обед почти каждый день. Она улыбалась, и Абидеми казалось, что он знает ее всю жизнь. Это была либо любовь с первого взгляда, либо очередная боль чужих воспоминаний. Но боль приятная, томительная, когда ждешь встречи, ищешь ее взглядом, думаешь о ней. И если она и принадлежала кому-то другому, то, скорее всего, была лишь случайной частью более тяжелых воспоминаний. Так, по крайней мере, думал вначале Абидеми, пока невинное увлечение белокожей девушкой не переросло в нездоровую одержимость.
Каждый день Абидеми ждал часа, когда отправится в кафе, где работала Субира, и если не встречал ее, то настроение портилось на весь день. Она была его светом, его глотком свежего воздуха в этом мире чужих страданий и многообразия, большая часть которых не принадлежала ему. Но Субира была частью его жизни: реальная, живая. Не тень и не всплеск отчаяния, приходившие дождливыми вечерами, в которые прежний хозяин этих чувств думал о самоубийстве или о бессмысленности своей жизни – Абидеми хотел верить, что все именно так.
Но чем ярче становились его чувства, тем больше появлялось сомнений. Откуда он знает, что эта любовь принадлежит ему? Он ведь никогда прежде не встречал тех, о ком забирал воспоминания у приходивших в клинику людей. Ведь были случаи, когда абсорберы словно сходили с ума, набрасываясь на людей, которые никогда прежде не встречались им в реальной жизни. Поэтому и появилось правило, установившее, что услугами абсорберов должны пользоваться люди предпочтительно из других стран. Ненависть? Любовь? Какая разница, если ты не знаешь, принадлежат эти чувства тебе на самом деле или нет?! Это все сидит в тебе, все твое. Можно убить человека или возжелать его до умопомрачения – в первом случае тебя отправят в тюрьму, во втором ты потеряешь семью. А свою семью Абидеми терять не хотел. Но и без Субиры он уже не представлял свою жизнь. Особенно после того, как они познакомились – настоящий ангел, по крайней мере, для него. Особенно глаза. Эти нежно-голубые доверчивые глаза.
Никогда Абидеми не видел таких добрых глаз. Она была светом, жизнью. Он хотел ее и боялся ее. Он мечтал о ней и надеялся, что сможет забыть навсегда. Когда они были вместе, он думал о своей жене и дочери. Когда он был с женой и дочерью, думал о Субире. Снова и снова Абидеми убеждал себя, что обязан спросить девушку, откуда она, когда поселилась в этом городе и не знала ли кого-нибудь из его клиентов. Но снова и снова откладывал это.
Он не рассказал Субире о своих сверхспособностях, боясь, что она засомневается так же, как и он. Нет. Ее сомнений он бы не вынес. Пусть это будет только его груз, его ноша. Да и боялся Абидеми говорить возлюбленной о том, кто он на самом деле. Что если она посчитает его уродом, мутантом – многие называли абсорберов именно так. Нет, пока Субира не сказала это в лицо, он мог простить ей любые предубеждения. Даже если за разговором она нелицеприятно отзовется об абсорберах, это не будет ничего значить, потому что она не знает, кто он. Это будет просто разговор, просто болтовня. Но если она бросит его из-за того, кто он… Поэтому она не должна ничего знать: о нем, о его работе, о его семье – Абидеми предпочитал держать нити судьбы в своих руках. К тому же ничего страшного в этом не было – просто жизнь, просто причуды богов, которые рисуют своим подопечным дороги судьбы.
И так было до тех пор, пока в жизни Абидеми Бэрнар не появился Феликс Денсмор.
5
Фильм. Первый серьезный фильм молодого режиссера, с которого начнется его восхождение на олимп славы. Феликс понимал, что его работа должна быть на голову выше конкурентов, обязана дышать новизной, но не кричать безвкусной яркостью сюжета. Нельзя заявить о начитанности, процитировав на приеме всего «Макбета» или «Заратустру», пусть и на родном языке автора, – вас примут за идиота. Но и молчать нельзя. Всему свой час, свой день. Особенно в смутное время, когда перемены висят над головой лезвием гильотины, когда старые мастера прогнили циничностью и безнадежностью. Их уже не впечатлить. Хотя и со зрителями тоже не все так просто.
Великое переселение встряхнуло мир, но оно не происходило прямо сейчас. Постройка гигантских кораблей требовала терпения и самоотдачи всего человечества. Пусть вахи и помогли разработать для экономии топлива сверхпрочные лифты, способные поднимать необходимые для строительства материалы на орбиту, – это лишь сократило затраты, но не ускорило сроки. Пройдут десятилетия, прежде чем мир изменится. До тех пор жизнь будет продолжаться.
Когда Феликс был ребенком, мать часто говорила ему: «Делай все, что в твоих силах, остальное предоставь Богу». Феликс не верил в Бога, но слова матери запомнил на всю жизнь и использовал их мудрость довольно часто, особенно после того, как закончил обучение в школе кинематографа.
«Делай все, что в твоих силах, остальное предоставь Богу».
В день, когда Феликс получал диплом, у него уже был план, была идея фильма. Хорошая идея – так думал он. Конечно, никто не станет вкладывать в молодого режиссера большие деньги, пусть его родители и были известны в этом мире прожекторов, рамп и спецэффектов. Нужно снимать первый фильм в атмосфере сильной экономии. В титрах актеров не будет популярных имен. И уж конечно, критики сожрут тебя живьем, если попробуешь замахнуться на гениальность. Во всем должна быть золотая середина. Но если облажаться с первым фильмом, то мост, по которому ты идешь, пошатнется. Со вторым фильмом будет еще больше проблем. А третий уже, скорее всего, сорвется в бездну, и ты вместе с ним. Но у Феликса была идея и была решительность.
Устраивая вечеринку в честь окончания учебы, он уже видел свой фильм, слышал каждую реплику – Феликс написал сценарий еще на третьем курсе, а потом два года редактировал его, улучшал. Актеров Феликс планировал набрать со своего курса – они молоды, полны сил и согласны работать за бесценок. И многие из них, возможно, когда-нибудь станут звездами первой величины, а это значит, что уже сейчас в них скрыт талант, нужно лишь помочь ему выбраться из той ямы, где его держат внушенные в школе кинематографа догмы, как нужно играть, и неуверенность в своих силах.
Одной из таких восходящих звезд Феликс считал Джуд Левенталь – девушку, которую знал с детства; он никогда не сомневался, что из нее выйдет знаменитость. Другими были Мэри Свон и Алекс Донов. В этой троице Феликс был уверен. На них он и собирался сделать ставку в своем фильме, пригласив в свой загородный дом после выпуска. Сначала они повеселятся, а потом он «сделает им предложение, от которого они не смогут отказаться». Последнюю фразу Феликс так же нес по жизни, как и «делай все, что в твоих силах, остальное предоставь Богу».
Больше года он планировал привлечь в свой фильм друзей, подготавливая почву для предложения. Когда, например, Джуд заговаривала о мечтах попасть в кассовый фильм, пусть и актером третьего плана, Феликс пугал ее, что подобное амплуа может привязаться к ней на всю жизнь. Он называл десятки имен хороших актеров, которые так и не получили за свою жизнь ни одной стоящей роли, продолжая играть второстепенных героев.
Когда Мэри Свон получила предложение от небольшой частной кинокомпании сняться в короткометражном фильме, нацеленном на подростков, Феликс раскритиковал этот фильм так сильно и так профессионально, что слухи дошли до руководителей проекта, в съемках которого должна была принимать участие Мэри Свон, и они решили, что лучше будет не тратить деньги и не производить на свет очередную неудачу. Серьезных предложений не получал лишь Алекс Донов, но в его силах Феликс не сомневался. Больше. Феликс не видел свой фильм без Алекса. Фильм, о котором он собирался рассказать на посвященной окончанию учебы вечеринке, где помимо Алекса, Джуд и Мэри был почти весь оставшийся состав съемочной группы. Но незаменимой была только первая троица. Остальные расходный материал.
Больше всех Феликс сомневался в предполагаемом композиторе и звукорежиссере фильма. Не то чтобы Йона Келлер был плохим начинающим музыкантом, просто еще с детства Феликс понял, что контролировать его практически невозможно. Особенно если Келлер что-то вбил себе в голову. Нет гарантии, что, втянувшись в проект, он не бросит его на полдороги. Но и альтернативы Келлеру на тот момент у Феликса тоже не было. Приглашать старого музыканта было слишком дорого, а работать с третьесортным сбродом, брызжущим цинизмом и разочарованием жизнью, Феликс не хотел. Если актеры, музыканты или сценаристы шли ко дну, то не стоит брать их на борт – они потянут твой корабль за собой. Так на вечеринку получил приглашение третьесортный музыкант Йона Келлер, образование которого было самым сомнительным и непривлекательным из всех, кого Феликс планировал задействовать в своем фильме. Он уже видел, как критики под лупой изучают съемочную группу, пытаясь найти слабое звено. «Что ж, если музыка и звук в фильме будут не на высоте, то это меньшее зло из всех. Если суждено принести Келлера на заклание, то пусть будет так», – думал Феликс, лелея надежду заявить о себе предстоящим фильмом…
Но надежда рухнет, как только кто-то из приглашенных на вечеринку гостей включит телевизор. Позже Феликс убедит себя, что это был именно Йона Келлер. Слабое звено изменит его жизнь. Диктор будет говорить о Великом переселении и об умирающей планете, заставляя Феликса видеть, как корабль его фильма идет ко дну. И еще эти возмущенные вопли и проклятия, которыми сыпали друзья.
«И почему, черт возьми, все они сразу решили, что это устроенный мной розыгрыш? – думал Феликс, продолжая наблюдать краем глаза за диктором, вещавшим о конце света. – На кой черт мне снимать такое?»
Именно в тот момент Феликс и решил, что снять запланированный фильм не получится. Не то время, не те люди. Все изменилось за мгновение. Друзья все еще кричали на Феликса, обвиняя в фальсификации и требуя признать, что выпуск новостей, который они смотрят, его рук дело, а он уже думал о том, какой фильм ему снимать и нужен ли людям в этом перевернувшемся вдруг мире кинематограф вообще.
Воображение рисовало массовые бунты, крах экономики, военное положение, смерть. Особенно смерть. Она мелькала вспышками прожекторов. Разорванные тела, предсмертные крики людей, реки крови. И грохот военной техники, которая месит это болото остывающей жизни. Оружейные выстрелы. Голоса из громкоговорителя.
Мир сжался до размеров загородного дома, где сейчас находился Феликс и его друзья. Весь остальной мир стал слишком зыбок, ненадежен. И свет померк. Словно кто-то выключил освещение, оставив лишь небольшой пятак на сцене. И в этом пятаке Феликс видел лица друзей, как будто они выходят на бис, только вместо того, чтобы кланяться толпе, кричат что-то ему, обвиняют. Но Феликс уже не слышал их голосов. Они слились в один безумный гомон.
«Надо было учиться читать по губам», – отстраненно подумал Феликс. Тело его напряглось, на лбу выступили крупные капли пота. Он почему-то чувствовал, что обязан найти Джуд Левенталь – она его друг, они знакомы с детства, ей под силу спасти его, увести отсюда.
Феликс попытался вспомнить, где сейчас находится, но не смог. Были только крики и желание найти Джуд. Он увидел ее спину за мгновение до того, как она спрыгнула с подоконника на улицу, следуя за Йоной Келлером к озеру. Но для Феликса Джуд бросилась с небоскреба. Воображение нарисовало, как она падает в бездну. Ветер треплет ее волосы, срывает одежду. От напряжения тело Феликса начало дрожать, мышцы заныли. Последним, что он увидел, был удар воображаемой Джуд о воображаемую землю. Затем Феликс упал на пол и затрясся в эпилептическом припадке.
Это был первый приступ за последние десять лет, к которому Феликс не был готов и который изменил всю его жизнь. Последнее Феликс понял, когда очнулся. Все прошлые идеи показались глупыми и незначительными. Он словно умер и заново родился. Это чувство не оставляло Феликса весь день. Друзья, которых он пригласил, уехали, если не считать Джуд Левенталь и Иону Келлера, вернувшихся утром, проведя ночь на озере, но о них Феликс думал в последнюю очередь. Мир умирал, и он отчаянно хотел найти в нем свое место. Не было и ревности, хотя день назад он строил какие-то призрачные планы касательно Джуд. Теперь это была просто девушка, просто человек, один из миллиардов.
– Может, сделать тебе выпить? – неожиданно заботливо предложила Джуд, словно чувствуя вину за проведенную с Келлером ночь на озере.
– Не думаю, что мне сейчас это нужно, – сказал Феликс Денсмор. – Ни твои извинения, ни алкоголь, ни та дурь в спичечном коробке Келлера, которой он заманил тебя вчера на озеро.
Феликс спешно улыбнулся, чтобы никто не счел его слова обидой и ревностью. Он действительно сейчас хотел иметь трезвый разум. Чистый, не разбавленный. Сегодня, когда мир завис над пропастью. Завтра, когда официальные представители атараксиков лично заверят человечество, что не позволят ему погибнуть. И даже месяц спустя, когда ажиотаж начнет стихать. Феликс навсегда завяжет с алкоголем и наркотиками.
6
Идея снять фильм об адсорбере появится у Феликса Денсмора не случайно – это будет долгий процесс раздумий и наблюдений. Мир готовился к Великому переселению, и Феликс понимал, что кинематограф должен соответствовать этому нервозному ритму. Какое-то время у него была идея создать картину об атараксиках. Рассказать о том, как они жили до того, как явили себя людям, как их общество пришло в упадок. Но потом Феликс решил, что отчаяния в атмосфере вокруг и так много, чтобы подогревать ее подобным фильмом. Да и без него полным-полно подобного материала. Сложно будет создать нечто стоящее, способное остаться в истории умирающей цивилизации. А в том, что после Великого переселения все изменится, Феликс не сомневался.
