скачать книгу бесплатно
– Уймите вашу напарницу, – обратился к Марусе адвокат. – Объясните ей на досуге особенности вынашивания детей на заказ. И строгое юридическое и физиологическое выполнение всех правил при этом!
– Пусть убираются. Оба! – Маруся легла, уставившись в потолок. – Вы, если не ошибаюсь, свой процент уже получили.
Адвокат развел руками и вышел, не сказав ни слова.
– Извини, – пробормотала Лиза, – я не подумала…
– Не извиняйся. Все одно к одному.
– Ты что, с ним трахалась? – шепотом спросила Лиза. – Вы не пошли в институт, а просто…
– Пошли! – повысила голос Маруся. – Все было сделано по правилам! Доктор определил беременность. Мы с Марком решили это отпраздновать. Как-то так получилось… само собой…
– Ты чего трясешься? У тебя жар? – Лиза присела на кушетку и взяла Марусю за руку.
– Нет. У меня паника, – ответила та.
– Это очень некстати, – заметила Лиза.
– Слушай, хоть ты не трави душу! Скажи что-нибудь ободряющее. Чтобы мне захотелось встать, выпить чаю, покормить ребенка!..
– Ах, это… Это пожалуйста. Твоя подруга под капельницей. Начались схватки, а у нее давление сильно подскочило.
Цензура
Папа отвез Леру домой. Всю дорогу в машине он молчал, потом молчал и дома, на кухне. Сидел и молча смотрел, как Лера возится с бананом.
– Почему просто не ободрать его? – спросил папа, когда Лера отодвинула тарелку с кожурой.
Девочка посмотрела на него несколько растерянно. Так смотрит человек, который не в силах объяснить, почему он поет про себя песенку или сгрызает сосульку, вопреки всяким страшилкам о загрязнении окружающей среды.
– Я хотел сказать, – смешался папа, – что никто не ест банан ложкой.
– Я ем, – просто ответила Лера.
– Ты не должна говорить маме о том, что слышала в роддоме, – продолжил папа Валя тем же тоном, которым говорил о банане.
– Боишься, что она узнает о тебе и Марусе?
Папа Валя встал и нервно полил цветок на окне.
– То, о чем говорила Маруся, было давно. Не сейчас. Мы с ней дружили, и она… Она забеременела. Давно. Почти десять лет назад. Нет, постой… Девять.
– А где он? – заинтересовалась Лера.
– Кто?
– Ребеночек?
Папа Валя еще раз полил цветок. Потом ему пришлось промокать лужу на полу у подоконника.
– Давай мы поступим так. Знаешь, что такое возрастная цензура?
– Не-е-ет, – протянула Лера.
– Это когда дети задают только те вопросы, на которые могут получить ответы. А вопросы, на которые они в силу своего малого возраста и отсутствия жизненного опыта не могут получить ответы, откладываются до достижения ими определенного возраста. Вся проблема в том, что вопрос о ребенке Маруси ты можешь задать только Марусе, потому что, если на него отвечу я, это будет уже сплетня. Помнишь, что такое сплетня?
– Да. Что-то вроде игры в испорченный телефон, – кивнула Лера.
– Правильно. Я не хочу быть сплетником.
– Когда? – перешла к делу Лера.
– Что – когда?
– Когда я могу узнать, что случилось с твоим и ее ребеночком?
Папа постоял, покачиваясь, постонал тихонько, потом сел напротив Леры за стол и задумался.
Девочка ждала.
– Отлично! – наконец придумал папа Валя и подался к дочери. – Ты можешь спрашивать об этом, как только вы начнете проходить в школе размножение млекопитающих. А пока ты постараешься не нервировать ненужными вопросами, на которые взрослые не смогут дать тебе адекватный ответ, ни Марусю, ни маму Валю. Договорились?
– Договорились – это когда обе стороны что-то получают от сделки. Ты так объяснял на прошлой неделе, – вспомнила Лера.
– Действительно, – отвел глаза папа. – Чего же ты хочешь?
– Мама Муму кормила меня, маленькую, своим молоком, так?
– Так, – кивнул папа и напрягся.
– Почему меня не кормила мама?
– Это просто, – с облегчением выдохнул папа. – Потому что не у всех женщин одинаковый период лактации, – заметив удивленный взгляд дочери, он сбился и развел руками. – Извини, я хотел сказать, что у твоей мамы пропало молоко, вот Маруся… Кстати! Первое слово, которое ты сказала, знаешь какое было?
– Знаю. Муму. А где второй ребеночек Маруси? Если было молоко, значит, был и ребеночек. Мне пять с половиной. Девять минус пять с половиной, получится три с половиной. Этот ребеночек родился через три с половиной года после вашей дружбы. Я правильно посчитала?
Позавчера папа Валя показывал дочке на экране компьютера деление целого яблока на доли. Половинка, четвертинка, осьмушка…
Он встал, потянулся было к розовой лейке с длинным изогнутым клювиком, но потом наступил в лужу под подоконником и передумал.
Не дождавшись ответа, Лера осторожно поинтересовалась:
– Это мы тоже обцензурим?
– Это… Нет. Это я тебе скажу. Ее второй ребеночек умер. Как только родился.
– Ты сплетничаешь, – заметила Лера.
– Да нет, это факт всем известный. А теперь мы пойдем спать. По крайней мере, некоторые, – пробормотал папа Валя себе под нос и вышел из кухни. – Кстати! – сказал он из коридора. – Если подъедет Элиза, я тебя с нею оставлю. А сам поеду в роддом. Что-то у меня на душе муторно…
Элиза
– Все мужчины нервничают, когда жены рожают! – объявила Элиза с порога. – Детка, иди обними бабулю!
Расставив руки в стороны, она становится на одно колено, отчего ее весьма рискованная юбка поднимается, обнажив кружевную резинку чулка.
Лера подходит, некоторое время рассматривает вблизи лицо Элизы, потом неуверенно трется о ее щеку своей. Вблизи на лице Элизы заметен тональный крем, и блестки на веках, и тонкая ниточка карандаша по линии губ, но сильнее всего взгляд Леры притягивают огромные серьги. Они висят почти до плеч, звонкие и заманчивые, как елочные игрушки.
– Элиза, ты сколько раз рожала? – спрашивает Лера.
От неожиданности Элиза садится на пол у полки с обувью, расставив колени, грозит пальцем и строго заявляет:
– Сколько раз я просила тебя называть меня бабулей!
Через час, оставшись одни, они ложатся рядышком на ковер с медицинской энциклопедией. Элиза одета в махровый халат мамы, ее мокрые волосы стянуты полотенцем, а на лице маска из овсянки с медом и лимоном, поэтому разговаривает она медленно, чтобы не нарушить стягивающее действие маски у губ.
– Вот, видишь? Ребенок зреет в матке женщины…
– Это матка? – показывает пальцем Лера на отдельный рисунок. – Похожая на козу?
– Не отвлекайся. Ребенок зреет сорок недель. Он просто плавает себе в жидкости, питается через пуповину.
– Через эту кишку? – показывает Лера.
– Правильно, эта кишка и есть пуповина. Он не дышит и ничего не ест ртом. А потом сам начинает проситься наружу. Это и есть роды. А вот на этом рисунке, видишь, какой сложный путь проходит зародыш с первых своих дней. Здесь нарисована почти вся эволюция млекопитающего. И жабры, и хвостик…
– А можно… – задумывается Лера, – не родить ребенка?
– Конечно, можно. Это называется аборт, – Элиза ложится на спину, задрав подбородок. – В аборте важен срок. Нужно успеть.
– Как это? – ложится с нею рядом на спину Лера.
– До двенадцати недель. Пока еще у зародыша нет души. Вернее, пока в его развивающемся с жабрами и хвостиком теле бродят души вымерших млекопитающих и рыб. Некоторые женщины делают аборт и позже, но я считаю это уже грехом.
– Элиза, а когда я буду все это изучать в школе? – спросила Лера.
– Не помню. Классе в восьмом, наверное.
– А почему ты тогда мне это сейчас рассказываешь?
– Потому что ты у нас редкая умница и благоразумница! – Элиза на ощупь находит ладошку девочки и сжимает ее.
– То есть я сейчас узнала о размножении млекопитающих? – уточняет Лера.
– Точно, – с трудом сдерживает зевок Элиза. – Сперматозоиды, яйцеклетки… Здесь все нарисовано. Странно, что твои родители не подготовили тебя соответствующим образом к рождению братика. Надеюсь, они не обещали найти малыша на капустном поле, потом подложить в гнездо к аисту, чтобы тот принес его под вашу дверь в корзинке?
– Нет. Послушай, ты тоже считаешь возрастную цензуру необходимой?
– Детка, я же тебе не порножурнал показываю! – приподнялась Элиза. – К чему подобные вопросы?
– Это чтобы не быть сплетницей, – честно ответила Лера.
– Ой, как я люблю посплетничать! – потерла ладошки Элиза. – Ой, как я это обожаю! Кому будем перемывать косточки? Дай-ка я угадаю! Ты влюблена в какого-то певца, да?
– Что значит – перемывать… косточки? – нахмурила лоб Лера. – От чего?
Элиза, не ответив, легла.
– Я просто обожаю Шер, боже, как я ее обожаю! – восторженно прошептала она.
– Сплетничают – это когда говорят не о себе, а о других. Задают о них вопросы посторонним людям, потом обсуждают ответы, – объяснила Лера.
– Ну-ка, ну-ка! – Элиза в азарте приподнялась на локте.
– Это касается ребенка папы и мамы Муму.
– Да, и что? – В глазах Элизы начало таять выражение веселого азарта.
– Я не знала, что можно делать эти самые… аборты. Теперь я понимаю, почему ребеночка нет. Наверное, мама Муму сделала тогда аборт.
– Когда? – уставившись перед собой остановившимися глазами, спросила Элиза.
– Девять лет назад. А ее второй ребеночек умер. Ты знала?
– Когда? – бесцветным голосом повторила Элиза.
– Когда я родилась. А вот интересно… Сейчас она тоже рожает вместе с мамой. Нет, мама Муму, наверное, успеет первой. Она хотела перед родами убить папу креслом, но не успела – воды вытекли.
– Когда?… – «заело» бабушку Элизу.
Кукушка
Уголок одеяла приоткрыт, личика ребенка почти не видно в кружевах чепца. Лера вглядывается, вглядывается…
– Покажи Лере его ручку, – шепчет папа.
– Потом… – шепчет мама.
– И ножку…
– Ладно…
– А почему вы шепчете? – громко спрашивает Лера.
От ее голоса родители дергаются, в их глазах появляется одинаковое выражение паники.
Ребенок открывает глаза, смешно морщится и вдруг чихает три раза.
