скачать книгу бесплатно
– Вы можете просто перечислить факты, но я на этом останавливаться не собираюсь. Итог подводить рано.
– Хорошо, я перечислю факты. Моя теща хранила в сейфе справку о реабилитации жены известного писателя. А твой дядя…
– Он мне не дядя. Я еще в прошлый наш разговор спрашивал, кем мне приходится дядя матери.
– Да? И что я сказал?
– Чтобы я не отвлекался.
– Вот именно. Не отвлекайся. Дядя твоей матери имел прямое или косвенное отношение к осуждению жены писателя. – Он задумался.
Выждав достаточно времени, чтобы профессиональный адвокат сориентировался в том, что сам сказал, я предложил вместо подведения итога перечислить возникшие вопросы. Тогда проще будет разбираться в первоочередности их решения.
– Вопрос первый (я загнул мизинец): наше с матушкой присутствие в доме бабушки Соль было ею подстроено с целью мести дяде Моне или по меркантильным соображениям?
Адвокат уставился на меня с удивлением и опять непроизвольно приоткрыл рот. В тот момент я почти поверил, что он совсем не в курсе дела, а бумажку из сейфа мне подсунул, чтобы занять работой и втереться в доверие.
– Вопрос второй (пришла очередь безымянного пальца): участие дяди Мони в осуждении Нины Гринович. Вопрос третий…
– Ты только что предположил две причины совершения преступлений – месть или выгода, – перебил меня адвокат. – Определись с предположениями.
– Начну с мести. Бабушка Соль родилась там же, где жила Нина Гринович, которая к тому же являлась подругой ее матери – судя по надписи на фотографии. Если мы ответим на вопрос об участии дяди Мони в деле № 9645, можно будет точно установить – месть это или меркантильный интерес.
В тот момент я сам себе ужасно нравился, а выражение лица адвоката только увеличивало мое упоение собственным умом и сообразительностью.
– Правда, тема мести несколько странная. Дяде Моне уже почти восемьдесят, ваша теща может не успеть ему отомстить. Чего она ждет? Тема выгоды мне больше нравится. Если бы вы меня не перебили и выслушали третий вопрос…
– Говори! – перебил адвокат.
– Хотелось бы знать, что именно делала Нина Гринович в оккупации. На вашей дискете только приказы, приговоры. А где хранятся дела, по которым выносились приговоры?
– Подожди, ты хочешь сказать, что у твоего… у дяди твоей матери и у моей тещи может быть какой-то общий меркантильный интерес?
– Вам это кажется невероятным? – Я изобразил удивление. – Зачем же вы тогда подсунули мне письмо из сейфа?
Адвокат молчал, напряженно что-то обдумывая. Я решил зайти с другой стороны.
– Что делает ваша теща последние годы?
– То же, что и всегда – ищет… клады… – начав уверенно, к последнему слову он совсем стушевался.
– А что она делала до того, как стала искать клады?
– Ездила с цирком по свету и искала… клады. Ерунда получается.
– Откуда вы знаете, что она ищет именно клады? – К этому моменту я начал сомневаться в умственных способностях адвоката, но своим ответом он развеял мои сомнения.
– Она их находит! – повысил голос адвокат. – Находит и получает свой процент! Официально!
– Тогда вся надежда на Кортика, – приуныл я. – Вы ничего толком не знаете.
– В каком смысле?
– Я думал, вы все знаете и будете постепенно подсовывать мне новые факты, проверяя мои умственные способности и интуицию на разгадке составленного вами кроссворда по поиску сокровищ.
– Сокровищ? – удивился он.
– Ну да. Вы занимаете мое время решением логических задач, изучением истории и вашего семейного архива, а в конце мы с Кортиком найдем замшелый сундучок с сокровищами.
– Ты сказал – вся надежда на Кортика. А при чем здесь мой сын?
– Я говорю с вами, а он – с дядей Моней. Потом мы суммируем информацию.
– Я не хочу, чтобы мой сын… – требовательно и почти зло начал адвокат, и тут уже я его перебил:
– Поздно. Гены сработали.
– Какие еще гены?!
– Ваш сын по ночам чертит карты предполагаемых мест хранения сокровищ, которые последователи Заратустры могли спрятать в Египте.
Следует признать, что Кортик получил нужную информацию гораздо быстрее, чем я.
Дело было в воскресенье. Он подошел к старому «Плимуту» дяди Мони, когда тот со скоростью хромой утки проехал все дорожки от ворот до Надома и остановился у крыльца. Подошел и сквозь стекло стал смотреть на старика. Дядя Моня минут через пять понял, что мальчишка пришел не просто поздороваться, и опустил стекло.
Кортик, не раздумывая, начал с главного:
– Иммануил Швабер, это вы вели дело № 9645?
Дядя Моня изумился, но вида не подал.
– Какого года? – спросил он.
– Тысяча девятьсот сорок пятого, – отрапортовал Кортик. – Дело жены одного писателя.
– Я, – сознался дядя Моня, открыл дверцу и осмотрел «пионэра» с головы до ног, после чего огласил приговор: – Десять лет лагерей. – Подумал и добавил: – Выжила. Вернулась в Крым.
– А что она сделала? Что значит – пособничество врагам? – продолжал допрос Кортик.
– Работа на врага в оккупированной зоне.
Кортик немного подумал, потом спросил:
– А где она еще могла работать в оккупированной зоне?
Дядя Моня тоже немного подумал и ответил:
– Нигде. Она могла уйти в подполье и вредить врагу. Но, имея на руках психически нездоровую мать и сильно опасаясь, что немцы ту просто ликвидируют, Нина Гринович пошла работать в типографию.
– Что она делала в типографии? – уточнил Кортик.
– Да уж не полы мыла! Она принимала самое активное участие в выпуске немецкой газеты. С ее участием было выпущено пять экземпляров фашистского средства массовой информации.
На этом разведывательная миссия Кортика была закончена – он узнал все, о чем я просил, но как всегда это бывает в беседах со взрослыми, из каждого их ответа вытекает масса новых вопросов. Например, таких:
– Немцы всегда убивали психов?
– На оккупированных территориях они в первую очередь убивали психически больных и цыган, – подтвердил дядя Моня.
– А вы? – прищурился Кортик.
– Уважаемый пионэр, вы переходите границы дозволенного. Станьте прямо перед полковником в отставке! Руки по швам!
– Я нечаянно, я не так спросил, – повинился Кортик, выпрямившись и вытянув руки.
– Что вы хотели спросить? Не был ли я психом?
– Нет, конечно. Я хотел спросить, вы убивали людей?
– Естественно, убивал! А теперь позвольте и мне уточнить некоторые детали нашей беседы.
– Не знаю никаких деталей, – тут же отбился Кортик.
– Тогда откуда вы могли узнать секретную информацию и номер дела сорок пятого года?
– Из письма. А письмо было в сейфе моей бабушки. Эту самую Нину Гриневич…
– Гринович.
– Да, Гринович, ее рели… оправдали, а она уже умерла и не узнала этого.
– Дай-ка подумать… – Дядя Моня закрыл глаза, чтобы зеленый цвет газонов и яркие листья облетающего клена на них не усугубляли сумбур в его голове. Посидев так немного, он приподнял тяжелые веки. – Я понял. Твоя бабушка получила известие о реабилитации Нины Гринович. – Сумбур в голове не проходил, Иммануил Швабер перешел на «ты»: – Твоя фамилия, если не ошибаюсь, Кортнев?
– Не ошибаетесь.
– Кортнева… Кортнева… – Дядя Моня опять закрыл глаза и пробормотал: – Нет, не помню такую…
Если бы в тот момент Кортик назвал фамилию своей бабушки – Ландер, сумбур в голове дяди Мони сразу бы улегся, и он бы все понял, и Кортик мог получить дополнительную информацию, и у нас тогда не было бы полдня простоя в расследовании этого дела.
Может быть. А может быть, и нет. Важно не это. Гораздо более важным тогда оказалось другое.
Сочтя беседу с пионэром законченной, дядя Моня повернулся назад и сказал:
– Павел Игнатьевич, приехали.
С заднего сиденья поднялся шофер, который обычно возил Кортика по всем местам учебы, отдыха и развлечений. Выглядел он неважно. Когда он так выглядит – а это бывает обычно по понедельникам, – матушка не разрешает ему садиться за руль «Лендровера» и вызывает такси, и шофер ездит с Кортиком в такси как пассажир.
Шофер выбрался из машины, потрепал Кортика по волосам, помог выйти дяде Моне, и они пошли в Надом, где дядя Моня выпил чаю, а Павел Игнатьевич принял с моей матушкой лекарство.
Пока взрослые пили чай и лечились, Кортик передал мне полученную информацию. Было решено подняться в комнату бабушки Соль и провести там обыск и более тщательное изучение ее альбома с фотографиями.
Кортик никогда не ездил со мной в лифте – «…ах, мой милый Августин, все про…»
– Августин! – кричал Кортик, поднимаясь по лестнице. – Все прошло!.. Все прошло!..
За ним, повизгивая от радости, бежал Улисс.
Мы потрудились на славу. Даже стены простучали. Если и в этой комнате есть видеокамеры, то папаша Кортика повеселится на славу. Вся добыча – кучка черно-белых фотографий, выпавших из второго тома Льва Толстого.
Разложив фотографии на полу, мы определили, что все они с одного мероприятия, а именно – с похорон.
– Ты не замечаешь ничего странного? – спросил я у Кортика.
– Замечаю, – кивнул он. – Дядя Моня в странной шляпе и с усами. Это точно он, посмотри на нос!
Я задержал дыхание. Фотография, на которую указывал Кортик, была самой малонаселенной. У закрытого гроба, который поставили на землю, стоял высокий мужчина в шляпе и длинном кожаном пальто, зауженном в талии. В нескольких шагах от него маячили еще двое мужчин с лопатами. Неподалеку – ограда, за нею кое-где могильные памятники и больше никого из людей.
На остальных снимках народу прибавилось, но все было странно, неорганизованно. Люди стояли кучками у холмика с землей. Еще на одной – невысокий памятник неподалеку от свежей могилы.
– А ты что странного заметил? – спросил Кортик.
– Фотограф снимал издалека. Так похороны не фотографируют. У моей матушки много фотографий с разных похорон, на них куча родственников, да еще и мертвец в гробу крупным планом. Все рыдают и позируют. А здесь, видишь, кто-то снимал с далекого расстояния. Вот на этой фотографии ветка мешает, а лиц людей вообще не разглядеть – далеко.
– Что ты думаешь? – спросил Кортик.
– Ты первый говори.
– Я думаю, что это похороны. И что фотографировала из кустов бабушка Соль. Видишь, ее нигде нет, и фотографии она не положила в альбом, а спрятала в книжке. Теперь ты говори.
Я тоже решил, что снимала бабушка Соль и что это могли быть похороны Нины Гринович.
– Покажем дяде Моне эту фотографию? – предложил перейти к действиям Кортик.
– Сейчас? – ужаснулся я.
– А вдруг он завтра умрет? Сам говоришь, что он все время пишет завещания. Он может умереть в любой момент, и мы тогда ничего не узнаем.
– Он пишет завещания не потому, что готовится к смерти, а потому что готовится к свадьбе!
– Тем более! – завелся Кортик. – Укорачивает свою старческую жизнь сексом.
И мы отправились с фотографиями вниз. Кортик – по лестнице, Улисс – за ним, я – на лифте.
Кортик добежал первым. Когда я подъехал на коляске, он уже нетерпеливо топтался в дверях столовой, а трое взрослых за большим круглым столом смотрели на него с задумчивым недоумением.
Я подъехал, взял у Кортика один снимок и бодрым голосом объявил:
– Дядя Моня, мы тут в бабушкиной спальне нашли вашу фотографию.
