Булгаков. Разговоры со Сталиным. Пьеса для чтения

Снова звонок. Булгаков сердито берет трубку. Откуда-то сбоку неожиданно появляется Любовь Евгеньевна. На другой половине сцены за происходящим следит Сталин.

Любовь Евгеньевна. Дело было так: я при этом присутствовала, позвала его к телефону. Я как раз дома была (Оглядывается, хватает фартук, надевает.) на кухне. Да, на кухне. Вот он тут сидел… лежал после обеда (Забирает у Булгакова трубку, отодвигает его от телефона, он в недоумении разводит руками.) Спал. Я его разбудила. Вот так… Вот, к телефону… (Подтаскивает его обратно к телефону.) И я всё-всё слышала. Телефон висел в коридоре, и я сняла трубку и я ответила на звонок. Да. Але! Попросили его, я позвала: Миша! (Кричит как будто вдаль, в другую комнату, и при этом отдает трубку стоящему рядом Булгакову.) Но я весь разговор слышала! От начала до конца! Пока кроме меня никто не слышал. Как слышала? Ну, у нас такая отводная трубка была от аппарата (Берет со стола какие-то заколки, веревочки, коробочки, мгновенно чудесным образом превращает их в телефонный наушник, соединенный с телефонным аппаратом, прикладывает его к уху.) Да, вот так. Мы все время им пользовались. Да. Обычное дело. А он замахал так руками заполошно, Любаша, Любаша, – ну, чтобы я тоже послушала (Машет руками, Булгаков вздрагивает, в изумлении смотрит на нее, она, не обращая на него внимания, продолжает увлеченно рассказывать.) Ну вот, он и говорит, возмущенно так:

Булгаков. Какого ЦК? Что за дурацкие шутки?

Любовь Евгеньевна. А ему по телефону: Михаил Афанасьевич Булгаков?

Булгаков. Да, да

Любовь Евгеньевна. Сейчас, мол, с вами товарищ Сталин будет говорить. Ну, Миша сначала не понял ничего, переспрашивает.

Булгаков. Что? Сталин? Сталин?

Любовь Евгеньевна (с грузинским акцентом). Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, Михаил Афанасьевич. (Без акцента) Или, может быть, так: здравствуйте, товарищ Булгаков. Не помню уже точно.

Булгаков. Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.

Любовь Евгеньевна (с грузинским акцентом). Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… Я извиняюсь, товарищ Булгаков, что не мог быстро ответить на ваше письмо, но я очень занят. Ваше письмо меня очень заинтересовало. А может быть, правда – вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели? (Без акцента.) Прямо так и сказал: что, говорит, мы вам надоели? (С акцентом.) Может, действительно, вам уехать за границу? (Без акцента.) За границу! А Миша так растерянно… помолчал немного, и говорит:

Булгаков. Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.

Любовь Евгеньевна (с акцентом). Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?

Булгаков. Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.

Любовь Евгеньевна (с акцентом). А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами.

Булгаков. Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить.

Любовь Евгеньевна (с акцентом). Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего. (Без акцента.) Вот так все и было. Только я слышала, больше никто. Ой, просто помереть можно, никто не поверит! Подумают, я вру. А почему обязательно вру?

Любовь Евгеньевна сует в руку Булгакову телефонную трубку, снимет фартук, хватает шляпку и быстро убегает.

Сталин. А помнишь, я тебе позвонил? (Показывает на телефонную трубку в руках у Булгакова.) А ты не поверил, перезванивал потом на коммутатор, проверял, откуда звонок. А? Не поверил?

Булгаков (смущенно). Дык, Иосиф Виссарионович, мало ли… Олеша вон любит шутки шутить, да мало ли еще кто, от них только и жди. И потом, по теории, сторонником которой я являлся, событие такое произойти не могло совершенно.

Сталин. И что это за теория такая?

Булгаков. Имеются в Москве две теории. По первой, у нее многочисленные сторонники, я нахожусь под непрерывным и внимательнейшим наблюдением, при коем учитывается всякая моя строчка, мысль, фраза, шаг. Теория лестная, но, увы, имеющая крупнейший недостаток. Так, на мой вопрос: «А зачем же, ежели все это так важно и интересно, мне писать не дают?», от обывателей московских вышла вот такая резолюция: «Вот тут-то самое и есть. Пишете Вы Бог знает что и поэтому должны перегореть в горниле лишений и неприятностей, а когда окончательно перегорите, тут-то и выйдет из под Вашего пера хвала». Но это совершенно переворачивает формулу «Бытие определяет сознание», ибо никак даже физически нельзя себе представить, чтобы человек, бытие которого составлялось из лишений и неприятностей, вдруг грянул хвалу. Поэтому я был против этой теории.

Сталин. Теория занимательная.

Булгаков. Есть другая. У нее сторонников почти нет, но зато в числе их был я. По этой теории – ничего нет! Ни врагов, ни горнила, ни наблюдения, ни желания хвалы, словом – ничего. Никому это не интересно, не нужно, и об чем разговор? У гражданина шли пьесы, ну, сняли их, и в чем дело? Почему этот гражданин, Сидор, Петр или Иван, будет писать и во ВЦИК, и в Наркомпрос, и всюду всякие заявления, прошения, да еще об загранице?! А что ему за это будет. Ничего не будет. Ни плохого, ни хорошего. Ответа просто не будет. И правильно, и резонно! Ибо ежели начать отвечать всем Сидорам, то получится форменное вавилонское столпотворение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.