Анекдоты для богов Олимпа. Оглядитесь – боги среди нас!

– Да даже для постройки корабля, – вдруг подумал Ной.

– Правильно, парень, – поддержал его Посейдон, – в нужном направлении мыслишь. Сейчас еще от одного человека умное слово выслушаем, и начнем склонять его на нашу сторону.

– Какого человека? – вскинулся было Ной, но все было понятно без всяких слов.

Во главе стола встал Святитель. Даже со своего места, с полусотни шагов, парень разглядел, что суровое лицо старца стало совсем скорбным; глаза, источавшие прежде холод, заполнилось печалью, которую он и принялся изливать на соплеменников,

– Печальтесь, люди, – начал он, встав из-за стола, – стенайте и рвите волосы на головах. Ибо грядет беда, какой не знал наш народ. Мор, глад и смерти. А прежде того – всеобщий разврат и вакханалия, когда каждый каждую, и все вместе всех – без всякой очереди.

Посейдон невольно восхитился таким словесным оборотом, явно не подходящим под определение «святой». А потом напрягся всем телом, даже чуть не вскочил – это он разглядел довольное, явно что-то ожидающее лицо старейшины. Парню совсем не было жалко этого Патрона. Настолько, что он не пожалел еще одного анекдота:

Если у вас нет съедобного белья, для сексуальных игр можно использовать сало. Хотя если у вас есть сало, зачем вам сексуальные игры?

Ной вместе с Посейдоном захихикали, неслышные для окружающих. Старейшина действительно давно пережил период, когда словосочетание «сексуальные игры» для него что-то значили. А вот сало… он сам словно являл собой внушительный кусок жира – круглый, лоснящийся, и… дурно пахнувший, по причине преклонного возраста и отсутствия привычки ежедневно принимать водные процедуры. Сам Ной не представлял себе, что можно прожить день, не окунувшись в ласковые морские волны. Он и сегодняшним ранним утром, проводив Ракиль почти до самого дома, помчался прежде всего к морю, с шумом ворвавшись в очищающую тело и душу соленую теплую воду.

Ной перевел взгляд на Афродиту. Женщина сидела абсолютно невозмутимо; больше того – она единственная из всех односельчан что-то жевала, кивая вслед жестоким словам Святителя. Так, словно властный старик рассказывал какую-то сказку. И Ною, а скорее Посейдону, показалось, что старик сквозь свои грозные предостережения усмехается, и даже одобрительно косится на Ракиль. Парень совершенно непроизвольно протянул руку к жареному бараньему ребрышку, которое заранее присмотрел на большом блюде, стоящем перед ним, и с шумом, почти с вызовом, вгрызся в восхитительно вкусное мясо. Приятели по бокам на всякий случай отодвинулись от него, но Ной, ведомый разумом и характером Посейдона, картинно и громко рыгнул и продолжил свое увлекательное занятие.

– Вот! – вскочил рядом со Святителем старейшина, – вот тот недостойный, что привнес первое семя раздора в нашу деревню. Суда! Суда прошу я, о, Величайший из сынов народа!

Ной вспомнил сегодняшнюю ночь; слово «семя» вызвало на его лице еще и блудливую улыбку, которая проглянула сквозь наслаждение, прежде безраздельно заполнявшее физиономию пастушка.

– Не писай кипятком, парень, – подбодрил Посейдон Ноя, спрятавшегося от взглядов, скрестившихся на нем, под столом – в собственных пятках.

А морской владыка бросил перед собой кость, на которой ничего не осталось даже для самой голодной собаки, и выхватил из блюда вторую мясную косточку – еще восхитительней первой. Посейдон честно признался себе, что это не он; это разбушевавшиеся гормоны юного организма сейчас вырвались из-под контроля. И это чувство ему безумно нравилось; какое бы наказание не последовало здесь и сейчас. Сейчас он – юный и красивый – владел мыслями толпы. И ничьих советов парень слушать не хотел – ни Святителя, ни отца с матерью; разве что…

– Какой совет вы бы дали подрастающему поколению?

– Не подрастайте!

Увы, в нынешнем мире его шестнадцать лет считались вполне взрослыми, а значит, отвечать приходилось за все. За вот эти несколько минут непонятного никому, кроме него самого, триумфа – прежде всего.

– Впрочем, нет! – спокойно размышлял Посейдон, вглядываясь к самому богатому на яства столу, – Афродита меня вполне понимает. Да и Святитель, кажется, тоже!

Последний, кстати, так и стоял на своем месте, не отводя глаз от Ноя. Вот он медленно кивнул, и парень, перешагнув спиной вперед через лавку, зашагал к нему, непроизвольно выпрямившись всем телом – ну, точно, как сам Святитель недавно. Может, со стороны это выглядело смешно, но отшельник вдалеке почему-то одобрительно улыбнулся. И Ной ускорился, совершенно отстраненно подумав о том, что вот они с Ракиль уже практически насытились, а высокий гость, и все остальные жители деревни приступят к трапезе очень не скоро. Потому что – понял парень – прямо сейчас всех ждет зрелище. Высокий и справедливый суд, если применять терминологию братца, Зевса. Посейдону нестерпимо захотелось, чтобы Святитель сейчас улыбнулся и ему, и Афродите; распахнул свои старческие объятия и сказал что-нибудь вроде: «Как же я соскучился, родные мои!». Увы, даже произойди чудо, и предстань сейчас на месте старца один из олимпийских богов, вряд ли он бы воскликнул подобное. Ну не было среди олимпийцев такой традиции. Умерла она за тысячи лет. Разве только в постели, в порыве страсти или похоти (у кого как) могли вырваться такие слова. Но Посейдон – один из немногих – был приверженцем традиционного секса, так что от Святителя ласковых слов сейчас не ждал – кто бы ни скрывался под этим морщинистым лицом. Удивительно – сейчас никакого холода Ной, приблизившийся к судье, и становившийся рядом с Ракилью, вскочившей с места раньше него, не ощущал. Напротив, его обдало волной тепла, на которое парень отреагировал с некоторой опаской. Его еще и Посейдон подстегнул с усмешкой:

– Как бы это тепло не перешло в жар жертвенного костра. И телесные, и душевные поветрия обычно лечат огнем. Плавали – знаем.

Последние слова успокоили Ноя. Парнишка даже улыбнулся, переиначив их под себя: «Пока не плавал, и пока не знаю, но…».

– Молодец, парень, – громыхнул на весь организм Посейдон, – вот это по-нашему, по-морскому!

И они вдвоем подняли голову к Святителю, возвышавшемуся над щуплым пастухом не меньше, чем на те же тридцать сантиметров («На один…», – хохотнул Владыка морей). А старик смотрел на Ракиль и мечтательно улыбался. Настолько мечтательно, что Ной даже взревновал. Посейдону подобное чувство было неведомо, но он все-таки успокоил парня:

– Да из этого старика песок уже сыплется – погляди.

Вообще-то Святитель был еще довольно крепким стариканом; даже морщины на его задубленном временем и горными ветрами лице были не такими глубокими, как показалось Ною на первый взгляд. А сейчас они почти совсем разгладились, когда старик необычайно ласково спросил у Ракели:

– Те слова, которыми хулил тебя твой муж… это правда?!

Женщина, стоявшая перед ним с гордо поднятой головой, даже не стала спрашивать, о чем именно наябедничал ее дряхлый супруг, кивнула:

– Истинная правда!

– И в чем провинился перед тобой этот почтенный муж, положивший всю жизнь на благо вашей деревни?

Старейшина за спиной парочки, всю ночь грешившей в пещере, громко икнул: «О какой моей вине может идти речь, о, Святитель?! Это они грешники, каких не видела земля от сотворения всего сущего!». Посейдон тут же вспомнил несколько анекдотов про это самое «сущее» с одним «с», и с двумя… Афродита, скорее всего, тоже. Но выпалила прямо в лицо отшельнику другой:

– Мы расстались, как это формулируют юристы, из-за «обстоятельств непреодолимой силы».

– Это как?

– Да козел он был!

Посейдон был готов положить голову на плаху (не свою, конечно – Ноя), что Святитель этот анекдот уже слышал. Потому что лицо его стало потрясенным; взгляд, ставший мечтательным, переместился на круглую физиономию старейшины, громко и смрадно дышавшего за спиной Ноя, а губы прошептали, явно имея в виду толстяка: «Точно козел… а точнее, свинья!». А потом и вовсе невообразимое:

Если всех радует, что вы целый день жрете, ничего не делаете и только жиреете, то вы – свинья!

Вообще-то Святитель сейчас удивительно точно охарактеризовал старейшину; но это было не главным! Он сейчас цитировал анекдот из Книги, и Посейдон не выдержал, выпалил по слогам – громко, на всю площадь:

– ЭТО А-НЕК-ДОТ!

– Да парень, – прошептал уже только для него и для Ракили отшельник, – это анекдот из Лешкиной книжки.

Он шагнул было вперед, чтобы схватить в объятия олимпийских богов, но остановил себя; глянул грозно – опять поверх голов «сладкой парочки».

– Этими людьми движет великая страсть! Мне нужно разобраться – преступна ли она, или это еще одно предостережение нашему народу. Несите это (он махнул рукой на богатый стол) в гостевую хижину. И мои вещи тоже.

Мимо Патрона, раскрывшего рот в немом изумлении, тут же скакнули несколько крепких мужчин, которые понесли угощение вместе со столом к дверям самого большого в деревне дома. В двери стол, естественно, не вошел, но там уже суетились женщины, шустро подхватившие блюда, горшки и корчаги. Когда троица олимпийских богов неторопливо подошла к дому, пустой стол уже убрали от дверей, и последняя из женщин прошмыгнула мимо них, склонившись в низком поклоне. Святитель милостиво кивнул ей и первым шагнул в гостевой дом.

Уже там он повернулся, и все-таки сграбастал сразу обоих в объятия. Его слова были скупыми и совсем не пафосными. Самым главным в них было: «Соскучился!».

– Ну и кто же вы? – наконец, отпустил их старик, – представляйтесь!

– Как же, – совсем по-стариковски проворчал Ной, давно уже догадавшийся, кто прячется под личиной Святителя, – сам представляйся. Я все-таки на пять минут тебя постарше.

– Посейдон! – выдохнул клубы морозного воздуха Аид, заключая в объятия теперь только брата, – вот уж не думал увидеть тебя таким.

– Каким таким? – насупился Посейдон вместе с Ноем, не пытаясь, впрочем, вырваться из братских объятий, – пастушком, лишь мечтающим о морских походах и сражениях?

– Главное мечта! – засмеялся повелитель Царства мертвых, поворачиваясь к Ракиль, – а кто эта знойная красавица, что вскружила голову могучему Владыке морей и океанов? Постой, не говори! Я сам угадаю… ну, конечно же, кто может блистать так своей улыбкой, как не Афродита, богиня Любви и Красоты?! Стала, конечно, пышнее, особенно вот тут (он ткнул корявым пальцем в грудь Ракили). Но так мне даже больше нравится

– Ой, как они у тебя вымахали! Здоровенные стали! Я же помню их еще во-о-от такими! Как время летит…

– Причем тут время? Это силикон…

– Никакого силикона! – решительно заявила Афродита, прижав старика грудью к стене.

А потом она вдруг залилась – к собственному изумлению – румянцем. И это богиня, за века привыкшая к восхвалению собственной красоты так, что уже не представляла без них своего бытия.

Аид смешно зашевелил носом, резко повернулся к столу, что занимал центр большой комнаты, и увлек к нему обретенных родичей. Да – Афродита, дочь громовержца, обоим богам приходилась племянницей. Что совсем не смущало ни ее, ни Ноя-Посейдона, заговорщицки переглянувшихся, прежде чем шагнуть к столу.

– Я так понимаю, – прогудел Аид, уже примерившийся к аппетитному бараньему боку, – если здесь не появится Гефест, вы так и продолжите наставлять рога старейшине. А он не придет (добродушно ухмыльнулся он) – зря ты так истошно кричал про анекдот, братец; никто на твой призыв не отозвался.

– Ну, значит, в другой жизни объявится, – легкомысленно махнула рукой Афродита, – не в первый раз уже. Может, мы уже начнем праздновать встречу?

– А у меня есть чем, – хитро улыбнулся Святитель, – огненная вода собственного производства; по рецепту Лешки Сизоворонкина.

– Это из Книги, что ли? – Ной принял из его руки тяжелый мех, по которому пробежали волны от бултыхнувшейся внутри жидкости.

– Алексей сам рассказал, – гордо поведал Аид, – и как перегонять, и как тройную систему очистки наладить. А уж на чем настаивать – я уже здесь экспериментировал. Эта на можжевеловых ягодах…

– Крепка, зараза, – первым опрокинул в рот содержимое бокала Посейдон, – но огневка драла горло покрепче.

– Милый, еду надо запивать.

– А я запиваю!

– Ты ее, паразит, так запиваешь, что тебе снова закусывать приходится!

О том, что юный Ной сейчас в первый раз в жизни пробует что-то крепче скисшего молока, никто как-то не подумал. Очень скоро изобретенный Аидом джин ударил в голову пастушка, потом в руки, ноги, и все остальные члены. Так что Ракили, которая тосты произносила едва ли не чаще мужчин, пришлось помогать старику тащить бесчувственную тушку Владыки морей к кровати, с которой она связывала так много надежд на сегодняшнюю ночь. Впрочем, в доме было много кроватей, и она, забрасывая на постель ноги Ноя, поправила на нем набедренную повязку, глубоко вздохнула, и игриво подмигнула Аиду. Тот вздохнул еще глубже.

Когда есть «Чем», есть «Кого», но нет «Где» – это называется комедия.

Когда есть «Чем», есть «Где», но нет «Кого» – это называется драма.

Когда есть «Кого», есть «Где», но нет «Чем», – это называется трагедия.

– Придется тебе сегодня читать трагедию, – еще раз вздохнул Святитель, – в тварной жизни минусов гораздо больше, чем плюсов. И один из самых печальных вот этот.

Он похлопал себя по месту, которое так тщательно поправляла Афродита у Ноя, храпящего во всю мощь молодых легких.

– Ну, что ж, – Ракиль даже засмеялась, явно показывая изумленному отшельнику, что хорошего в их нынешнем существовании тоже немало, – тогда доставай еще один мех…

Утро следующего дня показало, что больше истины было в словах Святителя. Все трое были зелеными, стонали в унисон и решительно воспротивились пустить в дом кого-нибудь, а тем более выйти наружу самим – под пристальные взгляды односельчан.

– Хотя, – протянул Аид, разглядывая опухшие физиономии собутыльников, – как раз такими и надо выходить – показать, как трудна и опасна битва с вселенским злом.

Он выглянул в окошко на улицу, где толпа не расходилась, несмотря на начавшийся мелкий дождик. И тут же предложил радикальное средство лечение:

Погода не просыхает…

Ну, и мы не будем!

Вечером на крыльцо, к собравшейся уже в полном составе деревне вышел мудрый и строгий, каким его привыкли видеть, Святитель. Он обвел застывших людей взглядом, полным скорби и готовности нести на своих плечах беды и терзания целого народа, и возвестил, протянув руки к первой звезде, появившейся на небосклоне:

– Увы, нет силы, способной уничтожить зло, что пустило корни в нашей земле, и наших душах. Ни вода, ни огонь не способны помочь нам! Зарытое глубоко в землю оно, – отшельник махнул рукой на отпрянувших обратно в дверь Ноя с Ракилью, что прятались за его широкой спиной, – прорастет еще более пышно. Порезанное на куски и утопленное в кормящем нас море (Афродита в доме чуть испуганно и возмущенно пискнула) зло вернется к нам рыбами и другими дарами…

Толпа потрясенно молчала. Стоящий впереди всех старейшина как-то сдулся; выглядел теперь стройнее и выше ростом. Но вонять от этого меньше не стал. Аид махнул теперь на него, словно отгоняя зловоние. Его голос, казалось, заполнил теперь не только деревню и души ее жителей; он загремел над окрестностями; быть может, достиг и звезды, которая поспешила спрятаться за облачком.

– Но путь к спасению есть! – пролился на головы слушателей бальзам, – мы построим корабль… большую лодку! И посадим в нее всех, кого коснулась тень зла. Их (он опять махнул, не оборачиваясь, на Ноя, высунувшегося наружу, как только прозвучало волшебное слово «корабль») и каждую тварь, на которую они покажут пальцем…

Корабль, неуклюжий, смешной, но очень вместительный, строили полгода. Для племени в целом это было ничто – миг в истории. А для Ноя, который носился по первой в мире верфи, и по окрестным деревням, где реквизировал все, что только мог, и прежде всего строительный материал, они растянулись на полтысячи лет. Он так и сказал, прощаясь с собравшимися соплеменниками, а главным образом с братом, который наотрез отказался покидать остров:

– Я чувствую себя так, словно прожил пятьсот лет, – и уже тише, только для Аида, – но с каждым взмахом весел буду сбрасывать не меньше, чем целое десятилетие. А уж когда мы поднимем на моем «Ковчеге» парус…

Первое на Земле парусное судно покинуло остров, унося в неведомое Посейдона с Афродитой, бережно поддерживающей внушительный живот; юных сверстников Ноя – Хама, Сима и Иафета; еще с десяток молодых отчаянных односельчан. Ну, еще и тех самых тварей – домашних животных – про которых говорил Святитель. Их, конечно же, благодаря предприимчивой Ракиль, было не пара, а гораздо больше, но об этом люди быстро забыли. Зато островитяне надолго запомнили, что в тот день, когда «вселенское зло» покинуло их дом, солнце скрылось за тучами, и пошел дождь, который все не кончался и не кончался. Он шел и в тот день, когда умер Святитель. Аид так и не вернулся в свою пещеру. Он поселился в доме, где полгода прожил с братом и племянницей, и где назначил в деревне нового старейшину – помоложе, и не такого вонючего. Даже научил его гнать самогон. А в качестве последнего дара, уже готовясь испустить последний вздох, наделил его удивительной фразой, которую новый деревенский вождь сделал девизом жизни; и своей, и многих соплеменников:

Не ждите, что кто-то сделает вас счастливыми. Бухайте сами!

Эпизод второй: Открытие Америки

Если у вас яйцо в утке, то это еще не значит, что вы Кощей бессмертный. Возможно, вы просто неудачно упали с больничной койки.

Христофор действительно упал с узкой койки – единственной на корабле, которая опиралась на пол каюты четырьмя ножками, а не была подвешена к потолку. Только что Колумбу, а точнее Посейдону в обличье известного морехода-авантюриста, снился сон – как он стащил у братца, у Зевса-громовержца, Книгу и лихорадочно листает ее, пытаясь впитать в себя как можно больше мудрости, именуемой анекдотами. Надо же было случиться, что чей-то пронзительный крик оборвал этот сон на том самом месте, когда властитель Мирового океана недоумевал – кто такой этот загадочный Кощей бессмертный, и почему его яйцо должно быть в утке?…