Техноангелы

После обеда Готара поставил чайник, и втроем они пили чай и разговаривали.

– Готара, а ведь это другой мир? Не наш родной правильно – спросил Маледикт.

– Ага, ты прав. Как вас сюда закинуло, сразу скажу – не знаю. А вот у меня тут, как видишь, дом. И я могу между мирами бегать, хоть и напрягаться приходиться.

– А кто еще так может?

– Упыри могут, духи всякие. Люди еще, такие как вы, только тут дар нужен, ну куда ж без этого. А иные и всякие технические устройства придумали, тоже помогает.

– Это как другая планета?

– Так, да не так. Другой мир это даже не другая планета, хотя и это тоже. Другой мир одним словом. Все таки тяжко вам тут пришлось, вон вы одеты по летнему.

– Да и ты тоже легко одет.

– Ну, у меня в зверином форме шкура такая, что никакой шубы не надо, так что мне то это не проблема. Да и вас нести легче было – сил то у меня тоже прибавляется. Ну, вы небось фильмы всякие смотрели, книжки читали, так что знаете, что такое оборотень, хоть примерно. Только нас обычно просто зверями рисуют, а мы не такие. Мы как волки – санитары леса, просто крупнее и сильнее.

– Так волк не очень добрый – сказал Вика.

– Ну и я не добрый. Но я и не злой, я делаю, что надо и когда надо.

– А почему? И откуда ты знаешь, что надо, а что не надо?

– Духи говорят. А еще у меня знание об Извечном Коловращении есть.

– А что это такое?

– Это порядок всего. Как все устроено и между собой происходит – это и есть Коловращение.

– А если оно нарушается?

– Не нарушается. Нарушения опять же в его сути есть. Коловращение это вот вообще все. А мы в этом учувствуем, кто-то осознано, как мы, например, а кто-то нет.

– А упыри?

– Тоже часть Коловращения, хотя поганцы редкие, сразу вам скажу. Но сильные, с этим не поспоришь. Знание о Коловращении в каждом оборотне появляются. У некоторых людей тоже, но это дар. А людей с даром мало. Оборотней, впрочем, тоже. Я не говорю, что могу вот людей резать и буду прав. Неправоту и правоту опять таки Коловращение соединяет. Но я, конечно, так делать не буду – усмехнулся оборотень.

Некоторое время все сидели молча. Маледикт и Вика размышляли о том, почему же все это происходит с ними. О чем думал оборотень – не знал никто.

– Готара – спросил Маледикт – а какую роль мы с Викой играем в этом Коловращении?

– А кто ж его знает – пожал плечами оборотень.

– То есть, ты не знаешь?

– Я что-то о Коловращении знаю, но вот всего, боюсь, никто не знает, тем более я.

– А откуда вообще пошло это слово – Коловращение, и ведь кто-то знания собирает, систематизирует, изучает – спросила Вика.

– Есть такое дело, но только таких мало, и они не всегда готовы знаниями делиться.

– То есть ты не можешь нас к ним провести? – удивился Маледикт.

– Не стал бы… Тут не знаешь, как все обернуться то может – ответствовал Готара – Эти ребятки могут оказаться не такими добрыми и пушистыми как я.

– А ты говорил, что тебя попросили нам помочь – сказала Вика.

– Ну, да.

– А тот, кто тебя просил, может как то и их попросить?

– Ага, вот сейчас я приду к нему и скажу – Мол, направь ты знающих людей на подмогу моим подопечным. Вика, тот, кто меня просил – очень влиятельный такой… Это не дух не человек и не оборотень. Я даже не скажу, кто это, но точно знаю одно – я ему не указ.

– А если он уже как- то распорядился, чтоб нам помогли?

– Если распорядился, то помощь вас найдет. Я ж вас нашел – рассмеялся оборотень.

– Готара, а скажи, тебе не сказали, куда нас потом послать? – поинтересовался Маледикт.

– Ну, сколько-то времени вы еще у меня побудете, пока не оклемаетесь. Как минимум сегодня можете спокойно отдыхать, отсыпаться, вас никто не побеспокоит. А вот завтра… если честно, не знаю я, что вам завтра предстоит. Да вы не бойтесь – я вас просто так не брошу, помогу, как могу.

– А если тебе будет велено нам помешать – спросила Вика – или даже… убить?

– Нет, убить вас мне точно не скажут. Да и если скажут, я не стану, что я сволочь какая? Я ведь, даром, что зверь, а тоже чувствую, понимаю, и меня хоть и настойчиво просят, а ведь, если хочу, могу поступить, как считаю нужным.

– А как же Коловращение?

– Хм… задал ты мне вопрос… А кто ж его знает?

– Скажи, а само Коловращение может тебе что-то приказать?

В ответ Готара расхохотался. Отсмеявшись, он ответил – Коловращение никогда не приказывает, это порядок, или строй, суть… Ну в общем это сама суть Бытия, можно наверное, так сказать. Это не Бог, не дух, так что оно никогда не прикажет. А вот куда нас вывести может, или вас – вот это уже вопрос. Чую, завтра что-то прояснится. А пока, думаю, вам стоит отдыхать – силы вам еще понадобятся. Хотите спать-то?

– Да нет… Нет – отозвались Маледикт и Вика.

– Ну, раз нет, расскажите, ребята, что у вас дома то делается? Мне ваша края почти родные, так что уж не поверите, пока по другим мирам бегаю туда-сюда душа вся истосковалась по тем местам. Уж не откажите, а?

И Маледикт с Викой принялись рассказывать оборотню, что у них дома делается, как жизнь, и как обстоят дела. Готара слушал внимательно, не перебивал, лишь иногда задавал вопросы и просил поподробнее рассказать о той или иной вещи. Так они сидели долго – оборотень слушал их жадно, и, казалось, готов был слушать бесконечно.

– Готара – спросил Маледикт – а почему ты так нас расспрашиваешь? Разве ты не можешь там жить, как человек?

– Эх, парень – вздохнул Готара – жить мне среди людей очень тяжело. Оборотнем быть это ж не только в зверя иногда перекидываться. Я же ведь действительно зверем становлюсь в такие моменты – жестоким расчетливым и абсолютно нечеловечным. Среди людей мне не место, уж поверь. А ведь я этого зверя всегда с собой ношу. Да что там ношу! Я ведь сам и есть этот зверь, вот в чем дело. Да и долг мне велит странствовать между мирами. Тут иногда вот могу отдохнуть, потомучто тут тихо и практически безлюдно, и нет никого. Вы меня может, поймете когда-нибудь.

– Как? Ты хочешь сказать, что мы…

– Да нет, что ты! Вы не оборотни, вы бы это сами бы почувствовали и вопросов бы не было. Вы вот какая-то новая часть Коловращения. Или нет? Трудно сказать. Но что не оборотни это точно уж поверьте.

– А как бы мы почувствовали, что мы оборотни?

– Помнишь, я говорил, что мне среди людей не место? Так вот, это не потому, что меня люди гонят. Может узнали бы, и прогнали. Но я и сам не могу или, может, не хочу среди людей оставаться. Когда ты зверь это не только делает тебя жестоким, ну вы же видите, с вами я не жестокий, очень даже добродушный – хмыкнул Готара – зверь он иначе, чем человек живет. Зверь он такой, в своих действиях и желаниях не ограничен, хотя желания у него иные, чем у людей. Чтоб понять, что зверь чувствует, надо зверем быть, или оборотнем, хотя бы. Это не животное в таком простом понимании – что поесть, поспать, да попить. Это иное, глубинное чтоли. Свобода? Знаете, сложно сказать, свобода это или нет. Зверь он такими категориями не пользуется. Это что-то абсолютно чуждое человеку. Так жить бывает сложно, бывает и проще чем человеку – потому как ты не человек, но тут уж… В общем, я с этим живу. Я этого не просил, но живу, знаете, привык уже.

– А как же ты стал оборотнем? – глядя на Готару, спросила Вика.

– Как… Подожди, дай мне вспомнить… Это было очень давно, Вика. Тогда я еще жил в краю седых лесов, где густые еловые леса порою застилал туман, и каждое утро роса выступала на широких еловых лапах, там я и жил. Я жил уединенно ото всех, поэтому многие считали, что я, мягко говоря, странный. Но, тем не менее, меня уважали и ценили за мои знания о лесе, и том, что можно в нем найти полезного, а чего стоит опасаться. Стоит отметить, что мы были мирным тихим народом, тогда еще у нас не было такого технического совершенства, как, скажем, у вашего народа. Тем не менее, мы жили и не жаловались на судьбу. Вероятно, тогда еще мы не познали того, что дает техника, и просто не испытывали потребности в технических новшествах. Но, вернусь к рассказу обо мне…

… По лесной дорожке, озаряемой утренним солнцем, шел рослый парень, одетый в простую домотканую рубаху и штаны. Он шагал, бдительно осматривая заросли – лес был диким и надо было держать ухо востро, если хочешь жить, даже на такой дорожке, которая протоптана людьми, и на которую должны бояться выходить лесные звери… Но станут ли они её бояться? Да, многие бояться человека, но далеко не все. Шедший по лесу великолепно знал об этом – еще бы, ведь он считался в Седолесье лучшим знатоком леса. Постепенно он вышел к небольшой деревне, огороженной частоколом из толстых бревен. Здесь жили его друзья, родственники, но сам парень предпочитал жить в одиночку, в лесной чаще.

– Эй, Готара, привет, решил наведаться сюда? – приветливо, с легкой насмешкой отозвался от ворот дюжий детина, заметивший приближение парня.

– Да, Дратор, пришел вот. Не могу же только со зверьем водиться – по привычке беззлобно огрызнулся тот, к кому обратился Дратор.

Готара неплохо знал Дратора и не питал сомнений насчет напускного радушия последнего. В Седолесье все великолепно знали, что лесной отшельник Готара – лучший знаток лесов. Даже седые старики терялись, видя как хорошо Готара осведомлен о свойствах лесных трав, а опытные охотники поговаривали между собой, что если Готара в отряде – то добыча куда богаче. Не раз он приводил из леса заблудившихся детей.

Но такое мастерство и осведомленность рождали вполне понятную зависть… Зависть, которая нередко перерастала в ненависть. Еще бы, быть столь умудренным опытом и быть обставленным каким-то мальчишкой! Снискать славу неподражаемого охотника, и при этом осознавать, что какой-то сопляк читает лес, будто раскрытый пергамент! Косо смотрели на Готару и девушки – вроде симпатичный, здоровый парень, а живет где-то в лесу. Родичи уже давно не привечали Готару, так он и жил – редко появляясь в деревне, но помогая сельчанам, чем мог, терпимый, но не любимый. Так и теперь, он шел по деревне, чувствуя на себе косые неприязненные взгляды. Ладно – подумал он – вот у волхва спроведаюсь, и уйду.

Каким же привлекательным был его лес, его дом для него в такие моменты, когда он входил в этот суматошный и такой странный и непостижимый мир людей! Уж куда проще и понятнее было со зверями – звери всегда были честны и открыты с ним, не всегда ласковы, но свою нелюбовь звери являли ему прямо и открыто, не стараясь прятать её за показным радушием. Да он и не пошел бы в деревню, но ночью, к нему явился его друг волк, и говорил с ним во сне. Он говорил, как человек, и он сказал ему, что волхв в деревне хочет что-то сказать ему, что-то важное. Он сказал ему еще, что мир его изменился, что более он не будет прежним Готарой. После слов друга волка, парень проснулся. В его домике было темно, лишь из за ставень пробивались лучики рассвета, не солнца, но уже чувствовалось, что небо светлеет. Как он это чувствовал, Готара не мог сказать, просто чувствовал и все, может так, как чувствуют звери, как друг волк? Кто знает…

Снаружи шел дождь, и некоторое время парень лежал, слушая стук дождика по крыше. Потом он встал, откинув шерстяное одеяло – подарок одной из девушек в Седолесье, которая относилась к нему немного добрее, чем все остальные. Он прошел босыми ступнями по прохладному полу к двери, и распахнул её, впуская внутрь утренний свет и влажную свежесть воздуха с редкими каплями дождя. Так он стоял и смотрел, лишь позволяя свету касаться его и чувствуя как ветерок бросает ему дождинки в лицо, под неустанный стук дождя по листьям деревьев. Невдалеке громыхнула молния, озарив округу ярким светом. Готара стал понимать, что то, что он увидел сегодня ночью, было не просто сном, что друг волк приходил к нему во сне не из пустой прихоти. В нем действительно что-то изменилось. Капли дождя, льющие с небес, казались ему током крови в его жилах, ему казалось, что теперь он понимает не только животных, но ему стало теперь понятно, о чем шепчутся деревья, которые омывает дождь. Они не говорили как люди, но они шептались между собой, именно как это могут делать деревья под шумом ветра, когда громко, а когда чуть слышно шепча опадающими листьями, засыпая, когда приходит осень. Возле дома Готары чуть шелохнув кусты, мелькнула серая тень – друг волк! Этого волка Готара видел редко, и чаще мельком, будто бы он был не в лесу, а в его мыслях. Он никогда не пытался найти его или последовать за ним, но он чувствовал, что что-то связывало их двоих, и поэтому звал его друг волк.

После того, как друг волк убежал от стен дома Готары, тот еще долго стоял на пороге, смотря, как занимается заря и восходит солнце. В этот день он делал привычные повседневные дела, но умом все возвращался к своему сну и вновь и вновь ощущая мир частью себя, будто бы кровь мира – его кровь, а дыхание мира насыщает его, как его собственное. Это было удивительно и необычно, такого Готара не испытывал никогда. Вечером его вновь посетило ощущение того, что друг волк рядом, и он словно бы ощутил его нетерпение тем, что Готара медлит, и еще не на пути в Седолесье. Настала ночь, когда Готара собрался и несмотря, на то, что вокруг стемнело, и он хорошо представлял себе, какие опасности могут подстерегать его в дикой чаще ночью. Но он чувствовал, что должен идти, и идти скорее. И он шел в ночь, слыша, как кругом изредка потрескивают сучки под лапами бродящих по лесу в ночи зверей. Но вместе с тем, он понимал, что ему не грозит опасность, будто бы друг волк бежал впереди него, прогоняя всех недругов, всех зверей, всех злых духов с пути Готары. К рассвету он вышел на натоптанную дорожку, которая соединяла лесную деревню Седолесье с другими деревнями и городами, что лежали далеко от родного леса. И вот утром он вошел в Седолесье, чувствуя себя более чужим, чем он ощущал себя ночью, в дикой чаще леса. Сцепив зубы, сдерживая раздражение, которое часто охватывало его, когда он попадал под этот ливень неприязненных и неодобрительных косых взоров, он шагал к дальнему дому, на стенах которого были искусно вырезаны изображения солнца, луны, звезд, зверей и людей – дом волхва. Кроме той девушки, что выткала в свое время одеяло ему в подарок, волхв был единственным человеком, который уважал Готару, и не испытывал неприязни или ненависти к его умениям и талантам. Волхв был уважаем в деревне, так как же обойтись без человека, который и чары наложит, и с духами поговорит, когда в том необходимость будет. Старик давно видел что-то особенное в Готаре, и может быть, лишь его дружба с волхвом спасала юношу от полного остракизма со стороны деревенских.

И вот теперь Готара подошел к жилищу волхва, куда звал его друг волк, и где должно было ему открыться странное изменение в самом Готаре, и в чем его цель и суть.

Подойдя к двери, Готара постучал.

– Войди, Готара, я тебя ждал! – донесся из-за двери хриплый голос волхва. Его друг знал, кто подошел к его двери, что было немудрено, ведь он волхв. И, что самое важное, волхв ждал его, а значит, что все сомнения Готары, в том, правдой ли был его сон, развеялись как утренний туман под золотыми лучами солнца.

– Даргус – из молодых людей только Готара позволял себе называть волхва просто по имени, а ведь этого не могли себе позволить и многие старики в деревне, даже те, которые были старше, чем волхв – я пришел, мне был сон.

– Знаю, парень, знаю – проговорил волхв – и также я знаю, что последует за твоим сном. Все свершиться сегодня вечером.

– А что именно?

– То, что должно, друг мой Готара. Пока же ты должен будешь сделать одну вещь.

– Какую?

– Сходи к Дарике.

– Но зачем?!

– Я уже пожил на свете, парень, и многое открыто моим глазам не только, потому как я волхв, но и просто потому, что я старый человек, которое многое повидал в этой жизни. Скажу тебе, что после этого вечера, ты больше не увидишь Дарику, никогда. Так что повидай её теперь, пока ты можешь это сделать.

– Даргус… но почему?

– Узнаешь, Готара. А пока ступай. Иди, не бойся, я понимаю тебя, иди.

Ошеломленный, Готара положил свою сумку, на пол и вышел из дома волхва, направившись к дому, который был так хорошо ему знаком – дому, где жила семья Дарики. Лишь подойдя к её дому, он подумал, что, возможно ему следовало остаться и помочь волхву в его приготовлениях. Но, потом он представил себе усмехающееся лицо старика, если он вернется к нему, не повидав Дарику. Волхв сказал ему «Повидай её», а значит, это то, что старик считает нужным.

Итак, он подошел к дому, и услышал, как звонкий девичий голос напевает веселую песенку, и сердце его бешено заколотилось – он узнал её голос, голос Дарики!

Он обошел дом, и вышел к лицевой её части, к той, что выходила к речке, что протекала через весь лес. И у реки он увидел её – рослую, с него ростом, с толстой косой, перекинутой сейчас через плечо и увидел её дивные сияющие голубые глаза. Дарика увидела его и рассмеялась, стирая копоть с лица – она была кузнечихой, что было так необычно для девушки, что делало её похожей с Готарой. Но все же её деревня принимала куда как легче, чем его. Ведь бывали в свое время в деревне девушки-кузнецы, да и работа у неё всегда выходила на славу. Немалую роль в принятии деревней Дарики играла и её красота, равной которой было немного девушек в деревне. А то, что Дарика была не только кузнечных дел мастером, но и вообще рукодельницей хоть куда, недаром, теплым одеялом, что она выткала, Готара согревался холодными лесными ночами, все это делало её невестой хоть куда. Но все же она привечала у себя нелюдима Готару. Между ними не было ничего, что обычно бывает между парнями и девушками, но все же многие шептались, о том что же будет, когда они поженятся – то ли Дарика из Седолесья уйдет, то ли этот чудак, черт лесной наконец за ум возьмется.

– Эй, лесной житель, какими судьбами тут? – засмеялась Дарика, искренне порадовавшись появлению Готары.

– Да вот, Дарика, пришел с тобой повидаться – проговорил он, не в силах отвести глаз от милых его сердцу черт её лица.

– Ну, видайся. А что смурый такой? Ты меня вот живую-здоровую вроде видишь, или с тобой что случилось? – озабоченно проговорила она.

– Да нет, что ты, Дарика, все нормально со мной!

– А к волхву что опять ходил, чай, не просто так? Уже все Седолесье на ушах стоит, мол, лесной черт к волхву пошел.

– Дарика, можно подумать, что я редко к нему хожу.

– Знаешь, нечасто! Тем более раз уж редко появляешься, и то больше в праздники обычно приходил, а с волхвом ты обычно на улице видишься, как и все, даром, что разговариваешь ты с ним больше других. Что случилось-то, выкладывай, а то ж на тебе лица нет!

Тогда Готара вздохнул, и предложил ей сходить к речке, и там уже объяснить все подробнее. А после они уселись на бережку, и Готара поведал ей все – и о том, как друг волк во сне являлся, и о том, как он себя чувствовать странно стал.

– Да уж, странно все это – проговорила Дарика – знаешь, подумала бы, что этот твой друг волк – дух злой, так ведь ты к нашему волхву пошел, и он все подтвердил, а уж наш волхв злого-то духа сразу почует, да и зла он никому просто так не сделает, тебе тем более. А что ж вечером-то будет?

– Не знаю, волхв мне только одно сказал.

– И что?

– Что после этого вечера я тебя больше не увижу – медленно проговорил Готара.

– Как?! Чтоже с тобой произойдет-то?! – воскликнула девушка.

– Не знаю, Дарика, не знаю. Вот только знаю, что не увидеться нам с тобой больше и все.

– Куда же ты денешься? – медленно проговорила она.

– Не знаю…

– Знаешь, тут мамка моя говорила, что мол то что ты в лесу живешь, то не по людски, до добра не доведет. Может так оно и есть? Может, тебе можно еще отойти как-то, Готар? Остался бы тут, в Седолесье, ты ж здешний, хоть и чертом лесным стал. Тебя бы тут приняли потихоньку…

– Да не приняли бы меня, ты ж знаешь. Я у здешних старост и у главы охотников как кость в горле. Не нужен я им. Многие надеются, что я когда-нибудь в лесу сгину. А кто-то и рад, что я в чащобе живу, и сюда не прихожу почти.

– А мои отец с мамкой ох уж как меня стращают, чтоб я тебя больше не привечала тут. Но ты меня знаешь, кто ж меня отговорит, коли мне чего сильно захочется – попробовала Дарика улыбнуться, но грусть все равно оставалась в её глазах, так как она сердцем понимала, что уйдет Готара, как пить дать уйдет дорогой, куда другим хода нет.

– Теперь все это в прошлом, Дарика. Дело не только в словах волхва, но и в том, что я это сердцем чувствую…

– И я тоже – ответила она.

Некоторое время они сидели, и никто не решался нарушить молчание. Каждый из них понимал, что вечером они расстанутся навсегда. И каждому из них хотелось сказать другому о том, что лежало у них на сердце. Но нужных слов не находилось, а потому, оставалось лишь молчать, слушая как бьется сердце сидящего рядом, самого дорого, самого близкого на свете человека. Потом она положила свою руку на его. Готара в порыве схватился за её ладонь обеими руками, сжав её, понимая, что он никогда не был так добр к Дарике, как она того заслуживала. Всегда ему казалось, что тайком она посмеивается над ним, что она с ним играет. Но теперь уже никакие сомнения не застилали его взор, и Готара понимал, что она для него прежнего – самый дорогой в мире человек. А теперь прежний старый Готара уходит, а вместо него явиться… кто? Никто не знал об этом, не знал и сам Готара, но он знал, что сейчас он должен быть с Дарикой, только так и не иначе. А потом, когда сумерки опустятся на землю и ночь закроет своими крыльями небо… Кто знает, что произойдет тогда?

А пока они сидели у мирно шумящей речки, разговаривали о чем-то, смеялись, шутили, и просто смотрели друг другу в глаза, не в силах оторваться друг от друга, от того, что они отбросив все сомнения и заботы, теперь рядом, вместе. Со временем небо стало темнеть, примеряя ночные одеяния, и уже ночные птицы запели под ветвями седого леса. Седолесье уже готовилось ко сну – ночные сторожа зажигали факелы, родители собирали по улицам расшалившихся детей, а Готара и Дарика все были вместе, на берегу речки, не в силах оторваться друг от друга. Наконец, они встали и пошли в кузницу Дарики. Войдя в кузницу, Дарика зажгла светец, а после стала что-то искать в большом дубовом ящике.

– Готара, возьми это, пожалуйста – протянула она ему украшенный гравировкой кинжал.

– Спасибо.

– Не за что, я сама это сделала, специально для тебя. Пусть мы и не увидимся больше, но я хочу, чтобы ты его взял.

Прикрыв глаза, сдерживая скупые слезы, Готара взял из её протянутой руки кинжал. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. И тут, словно бы обрушилась разделяющая их стена, они бросились друг к другу, и тогда и совершился их первый поцелуй. Никогда до этого ни Дарика не касалась уст мужчин, ни Готара уст женщины. А то, что произошло после поцелуя, скрыла тьма, окутавшая внутренность кузни после того, как порыв сквозняка погасил светец.

А после они вышли на улицу. Готара взглянул на Дарику, крепко сжав в руке её подарок, и увидел, что в глазах её стояли слезы. Потом она снова поцеловала его.

– Иди – тихо произнесла она – прощай, Готара…

И он пошел к дому вохва, а потом и побежал, потомучто, если бы он промедлил бы хоть мгновение, то уже не смог бы идти дальше. И уходя, он чувствовал, как по щекам Дарики текут слезы, и не в силах был осушить, ибо его влек зов на дорогу.. куда?

Наконец, Готара подошел к дому волхва. Когда он вошел, то увидел, что волхв сидит за столом, а на столе горят свечи, освещая разложенные перед ним пергаменты.

– Рад тебя видеть, друг мой! – приветствовал он вошедшего.

– Я попрощался с Дарикой – медленно произнес Готара – что происходит, Даргус?

– Ты ступаешь на иной, особый путь, Готара. На этом пути ты не сможешь быть человеком, и, увы, ты будешь одинок.

– Но почему? И почему на этот путь ступаю именно я?

– Так заповедано, так должно, Готара. Это решать не мне.

– А кто? Кто решил это?

– Ты.

– Не может быть – выдохнул пораженный Готара. Но после шока от слов волхва к нему пришло понимание. Он вспомнил о том, как он бежал от людей, как лес принимал его как сына, и как звери и духи лесов становились его новой семьей. Люди оттолкнули, но и сам он отвернулся от них, а что произошло раньше – Готара не знал. Но то что и он сам сделал так, что стал «чертом лесным», как называли его в Седолесье – теперь он понимал это ясно и четко, будто бы это было начертано болью на его сердце. Так оно и было – и его сердце ныло от разлуки, и он сжал в руке кинжал, ощущая, как лезвие врезалось в его ладонь, и кровь заструилась по руке, капая на пол.

– Я умру? – зачем-то спросил Готара.

– Нет, друг мой, ты не умрешь. Но иногда ты будешь мечтать об этом, особенно в первое время.

– Да что такое. Даргус! Скажи мне, в чем дело?!

– Успокойся, Готара. Ты стал одним из тех, кто участвует в Великом Коловращении, на так, как это делают все.