Стакан

Отложив ложку, Айрис твердой рукой схватила горлышко бутылки Свена и направила его в свой фужер, не дав трясущемуся и подпрыгивающему Пятихату пролить ни капли мимо.

Едва Свен успел выпить вино, как в дом вбежали запыхавшиеся Трехручка и Бальтазар.

– Помогите! Нужно запереть дверь, – бешено вращая глазами, заголосил Силагон. – За нами гонятся сумасшедшие!

– Дело дрянь, тут сплошь психи агрессивные попадаются, – подтвердил Трехручка, утирая пот с зеленого лба.

– Следи за своим поганым языком. Ты в моем доме находишься, – нахмурилась Айрис.

– Погоди, Арюня, в СВОЕМ доме я сам с наглецами разберусь, – заявил Свен, и тут же получил от жены удар ложкой по лбу.

– У тебя и мозгов-то своих нет, кусок жира проспиртованный. В этом доме я хозяйка, а ты только жрешь, пьешь, да спишь.

– Позорить меня вздумала? Слезки потом не лей, сама напросилась, – Свен с утробным рычаньем набросился на жену. Сцепившись в клубок, хозяева принялись кататься по кухне с такой скоростью, что Халфмун и Бальтазар еле успевали уворачиваться от них. Трехручка же вскарабкался на печь и, воспользовавшись суматохой, хлебал варево и котла ложкой, оброненной Айрис. В это время в дверь дома начали колотить, снаружи послышались крики: «Пятихат, старый кобель, делиться надо! Выходите, девчонки! Вам от нас не уйти!».

– Чем вы местным насолили? Опять Трехручка с ними в свои игрушки играл? – запрыгнув на стол, спросил Полулунок.

– Мы не сделали ровным счетом ничего предосудительного, смею утверждать, – забившись в угол и прикрывшись скамейкой, ответил Силагон. – Я и Трехручка, поскольку нам не спалось, предприняли небольшой променад по округе, в ходе которого приметили компанию молодых аборигенов, распивающих вино чрезвычайной ароматности. Трехручка поинтересовался, не будут ли юноши так любезны, и не поделятся ли с нами дивным напитком. Реакция оказалась совершенно неожиданной и в корне противоречащей духу гостеприимства.

– Понятно. Вино украсть пытались, – нахмурился Халфмун.

– Да не успели мы. То есть, не собирались мы ничего красть, – сказал Трехручка. – Парнишки как нас завидели, как-то уж больно странно обрадовались. Заулыбались так гаденько, языками цокать стали, пальцами щелкать, бутылками на макушках своих трясти и жесты всякие жестикулировать. Говорят: «О, какие красотули. Идите к нам, девчули, стаканчики свои хорошенькие подставляйте. Винишка выпьем, познакомимся поближе, да потанцуем в разных позах». Бальтазарчик сперва купился на приманку ихнюю, подошел поближе, дурачок. Но как его один из тех мужичков за стакан цапнуть попытался, так и смекнул, что ноги уносить надо. Свора парнишек там с десяток или больше морд, да у каждого та морда поперек себя шире, ручищи огроменные и брюхо, что у господинчика Пятихата. Мы бежали, бежали – еле добежали.

– Хочешь сказать, что тебя и Бальтазара приняли за девушек? – на лестнице, ведущей с чердака, появилась Селия, а следом за ней и Кратис.

– Я, ваше мамзельство, хочу поскорее свалить из этой чудненькой долиночки. А говорить о том, за кого нас посчитали… да у меня ядерная отрыжка больше желаний вызывает, чем такие беседы.

– Вздор. Ни один мужчина не мог бы настолько ошибиться, будь он даже слеп и безумен. Мужчины знают, как должна выглядеть женщина. Сейчас я вам это продемонстрирую, – перепрыгнув через продолжающих драться, царапаться и кусаться Айрис и Свена, Селия решительно направилась к входной двери.

– Мне на мгновение показалось, что ты планируешь отворить эту дверь, разделяющую нас и тех молодых людей. Я всецело уповаю на твое благоразумие, но считаю нелишним на всякий случай попросить тебя не… – договорить Бальтазар не успел, потому что Селия рыком распахнула дверь.

– Доброго утра, мальчики, – выйдя на крыльцо, Селия улыбнулась и сладко потянулась под прицелом дюжины глаз.

– Это еще что за чучело? Прочь с дороги! Мы хотим красоток, которые тут прячутся! – загалдели молодые жители Виноградной Долины.

– Что?! Это я девушка, я красотка! – задыхаясь от ярости и едкого винного перегара, струящегося от парней, воскликнула Селия.

– Брехня. У тебя на башке черт знает что, а у тех красоток были премиленькие стаканчики. Хватит нам бутылки заговаривать. Убирайся прочь, уродина!

– Кратис! Ты слышал, как они меня оскорбили? Немедленно убей все этих безмозглых болванов! Оторви им головы, выдави глаза, разбей бутылки, переломай все кости до единой, сейчас же! – с крика Селия перешла на оглушительный визг.

– Господа, произошло досадное недоразумение, – протиснувшись в дверной проем, Кратис осторожно обнял Селию одной рукой, а другой зажал ее рот.

– Ого, вот это дама! Просто блеск! Смотри, какие формы! Есть за что подержаться! – вид Ясносвета произвел на парней сильнейшее впечатление.

– Я и мои друзья не хотим никаких осложнений и конфликтов. Мы крайне признательны уважаемым Пятихатам за ночлег, но сейчас для нас пришла пора покинуть Виноградную Долину, – продолжил Кратис, но молодые винограднодольцы его не слушали.

– Почему ты прячешь свой стаканчик, детка? Не скромничай! Я уверен, что он такой же очаровательный, как твоя мордашка! Покажи стаканчик, и я плесну в него отменного винца!

– Прошу вас прекратить это… это… это неуважительно, – смутился Ясносвет, удерживающий извивающуюся и мычащую Селию.

– Расчехляй скорее стаканчик, да подружек своих выводи! Мы вас всех уважим!

– Немедленно уходите отсюда. Оставьте нас в покое для вашего же блага! – Кратис начал терять терпение.

– Девчонка нам угрожает! Слыхали, ребята? Надо ей урок преподать, чтобы знала, как дерзить! Вылечим и ее, и всех красоток! Хватит болтовни! Заходим в дом! – окружив крыльцо, плотные широкоплечие и круглопузые парни, потирая кулаки и ухмыляясь, пошли в наступление.

– Кратис, уноси Селию. Я их задержу, – сказал Халфмун. Он не верил, что сможет победить в этой драке, но гибель во имя спасения любимой девушки казалась Полулунку не таким уж плохим исходом.

Когда Халфмун был готов первым нанести удар по ближайшей пухлой физиономии, раздался строгий голос: – Отто Глиногрязь, Людвиг Пустосуп, Гонзо Шерстомех и все остальные! Что это вы тут затеяли, а?

– Ничего, тетушка Дина. Совсем ничего, честное слово. Мы тут просто играли в… в… в ни во что, – при виде маленькой сморщенной женщины все парни, как один, потупили глаза, спрятали руки за спину и принялись задумчиво ковырять землю носками своих ботинок.

– А мне так видится, будто бы вы вином с утра нагрузились, а теперь чужестранок донимаете, которых Пятихаты приютили, – прищурилась Дина. – Все вашим матерям расскажу, так и знайте.

– Нет, не надо маме говорить! Мы не пили никакого вина, честно. И девчонок вообще не трогали. Просто познакомиться хотели, подружиться и поиграть.

– Хворостины с вашими задами подружатся на весь месяц вперед, когда мамки об играх этих узнают, – пообещала Дина. – А теперь кыш отсюда, шантропа.

Повторять два раза ей не пришлось. Парней как ветром сдуло.

– Вы уж простите их. Они хорошие мальчики, просто ума еще не набрались, вот на подвиги их и тянет, – Дина улыбнулась.

– Спасибо, – пробормотал Халфмун, которого до сих пор бил озноб. – Бальтазар, Трехручка, Кратис, уходим. Очень-очень быстро уходим.

Виноградную Долину путешественники покинули бегом, то и дело оглядываясь. Говорить никому и ничего не хотелось, только Селия, свешиваясь с плеч Ясносвета, возмущалась, пока не охрипла: – Ничтожные карикатуры на людей. Уродливые твари с заплывшими жиром мозгами. Подлые задоголовые поросячьи отрыжки в соусе из козлиных соплей и тухлого винного уксуса, достойные пожирания личинками гнилостных навозных жуков. И ты, Кратис! Как ты посмел затыкать мне рот?! Нет, определенно, в мире нет ничего отвратительнее и тошнотворнее мужчин.

9

Когда Виноградная Долина осталась далеко позади, путники позволили себе перейти с бега на шаг.

– Скажи, Халфмун, не мог бы ты вести нас к нашей высочайшей цели как-нибудь так, чтобы мы больше не попадали в столь неприятные населенные пункты? – спросил Бальтазар.

– Чтобы в пункты не попадать, нужно не по дороге шпарить, как мы сейчас, а через леса, болота, а еще лучше – через горы маршировать, – вместо Халфмуна ответил Трехручка. – Ты, конечно, как хочешь, но обе мои ноги криком кричат, что за ради удобной ходьбы можно другие неприятности и потерпеть.

– Раньше я всегда полагал птиц существами крайне ограниченной привлекательности – эти перья, клювы, когтистые лапы, дурная манера испражняться на что ни попадя. Но сейчас я начал испытывать определенное уважение к их способности взмывать в воздух и беспечно перелетать к месту назначения, нисколько не беспокоясь о том, каковые особенности присущи проносящимся под ними топографиям, – Силагон запрокинул голову и мечтательно посмотрел на небо. – Истинно говорю вам, умей я летать, то был бы уже во владениях кудесника, дожидаясь вашего скромного прихода, мои пешие друзья.

– Ишь, размечтался, – фыркнул Трехручка. – Ты и пешком-то топаешь, как табуретка колченогая – того и гляди развалишься. Думаешь, махать руками-крыльями легче, чем окорока переставлять?

– Оставлю твое желчное высказывание без комментариев, так как одна суть ясна до полнейшей очевидности – людям летать не дано, стало быть, и рассуждать об этом можно лишь в философском ключе, понимание которого тебе едва ли подвластно, – сказала Бальтазар, одарив Трехручку полным презрения взглядом.

– Ты это вон тем господинчикам скажи, – Трехручка махнул рукой в сторону поля, тянущегося вдоль дороги. Посмотрев туда, Халфмун и его спутники увидели трех человек, приближающихся к ним по воздуху. Летуны скользили на высоте около метра над землей головой вперед, согнув ноги и прижав руки к бокам.

– Они нас явно заметили, – с досадой сказал Полулунок. – Кратис, будь готов защитить Селию, а я выясню, кто это, и чего им надо.

Стараясь шагать как можно тверже и не показывать волнения, Халфмун направился навстречу летящим людям.

– Приветствую вас! Мы мирные странники, впервые оказавшиеся в этих землях, – прокричал Полулунок, подняв над головой раскрытые ладони. На незнакомцев его слова никак не подействовали. Не меняя высоты, скорости и направления движения, они пролетела мимо Халфмуна в такой близости, что он смог хорошо разглядеть всех троих. Одетые в просторные белые одежды, летуны походили друг на друга, как капли воды. Из их безволосых макушек торчали одинаковые цилиндрические стаканы, а гладкие лица с закрытыми глазами не выражали ни каких эмоций. Полулунок подумал, что настолько безмятежными не выглядят даже спящие младенцы. Он был готов к чему угодно, только не к встрече с летающими мертвецами. Мороз пробежал по коже юноши. Стряхнув оцепенение, Халфмун поспешил к оставшимся позади спутникам.

– Чем ты их так уел, что они по ветру угнали? – спросил Трехручка.

– Ничем. Они нас не заметили… как будто, – Халфмун нервно сглотнул ком, вставший в горле. – Нужно двигаться дальше. Чем скорее, тем лучше.

– Не заметили МЕНЯ?! Да что творится с мужчинами в этом мире? – воскликнула Селия.

– Я не уверен, что они мужчины, – сказал Полулунок.

– Мог и не говорить, – буркнула девушка. – Среди вас нет ни одного настоящего мужчины, так откуда вам знать, как они выглядят.

– Если все обитатели здешних территорий столь же бесконфликтны, как те, которых мы видели только что, то я против таких существ не имею никаких возражений, какого бы пола они ни были, – заявил Бальтазар.

Следующие три дня путешествия прошли спокойно. Дорога под ногами оставалась ровной, в полях по обе стороны от нее Кратису и Халфмуну неизменно удавалось поймать вдоволь дичи, а ручьи встречались достаточно часто, чтобы воду не приходилось экономить. В разговорах никто не упоминал о странной встрече, лишь Полулунок время от времени опасливо оглядывался, словно ожидая внезапного нападения.

На четвертый день Халфмун заметил впереди башни неизвестного поселения. Они были так далеко, что казались не толще ежовых иголок. Но их вид вызвал у Полулунка то же чувство липкого страха, что и летающая троица.

– Пора сходить с дороги, – сказал он своим спутникам. – Она уводит нас в сторону от цели.

– Странное дело, – прищурился Трехручка. – Дорога-то шпарит – прямее некуда, и звездочка, на которую ты каждую ночь таращишься, туда же показывает. Глазки удивленные не делай, давно уж я смекнул, как ты, дружочек, курс вынюхиваешь. Так что давай-ка начистоту выкладывай, с чего нам вдруг в кусты нырять?

– Завести нас в болота и там бросить задумал! – ахнул Бальтазар. – Чтобы в одно лицо все желания загадать! Ну и ну, вот так Халфмун. Какая черная подлость, низкая неблагодарность и возмутительное коварство. Что за аспида, источающего яд, пригрели мы на нашей чистосердечной груди!

– Не думала, что тебе удастся меня чем-то удивить, Халфмун, – процедила Селия. – Но можешь принять мои поздравления, я поражена твоей низостью.

– Полулунок, немедленно объяснись, – потребовал Ясносвет.

– С ума вы все спятили, что ли? – еще больше, чем то, что Трехручка разгадал его ориентир, Полулунка задела легкость, с которой все поверили в его злой умысел. – Впереди город. Судя по башням – большой. Я не знаю, какие люди в нем живут, и как они относятся к чужестранцам, поэтому и предложил обойти город стороной.

– Надо же, как удобно – город! – воскликнул Бальтазар. – Ты лжешь весьма искусно, но я раскусил тебя. Ты НЕ предлагал обойти город, а обманом пытался увести нас с дороги. Что скажешь на это?

Прежде чем что-то сказать, Халфмун ударил Силагона кулаком под дых так, что у того чуть глаза из орбит не вылезли: – За языком следи. Если вам всем так хочется попасть в этот город и на собственных шкурах проверить, не принято ли у местных сдирать с чужаков шкуры – бобер с вами, идите по дороге. Я же поступлю так, как считаю нужным. Желаю вам удачи. Быть может, еще свидимся.

Стиснув зубы, Полулунок спрыгнул с обочины и решительно направился в сторону леса, виднеющегося за полем.

– Жалкий трус, убегающий, поджав хвост. Невероятно, что я могла всерьез думать о том, чтобы когда-нибудь подумать о нашей свадьбе, – донеслись до Халфмуна слова Селии. Ему страстно захотелось провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе или превратиться во что-нибудь, что не способно ни думать, ни переживать. Но вместо этого Полулунок лишь ускорил шаг.

До леса Халфмун добрался уже в густых сумерках. Устроив привал, он попытался заснуть, но роящиеся в голове мысли упорно отгоняли сон: «Моя миссия – спасти мир. И она по-прежнему важна, даже если Селия этого не оценит. Я должен. Я сделаю. Я спасу. А потом… сяду возле дома волшебника и буду ждать Селию столько, сколько понадобится. Она придет, я все ей расскажу, и она все-все поймет. И мы будем жить долго и счастливо. А если она не дойдет? Чушь, как ей не дойти, Кратис не позволит… Дурацкий Кратис и так уже слишком много себе позволяет. Как бы она и он… Нет, этому не бывать. Я должен быть с Селией. Так отчего же я не пошел в треклятый город? Струсил? Нет! У меня есть миссия – спаси мир. Она важнее, чем Селия. Я не могу рисковать. Но когда я спасу мир…».

С первыми проблесками рассвета Полулунок вскочил и, ругая себя самыми грязными словами, побежал обратно к дороге. После мучительной бессонной ночи он больше не боялся ни летающих людей, ни опасностей неизвестного города, ни провала своей миссии. Единственным желанием Халфмуна было снова оказаться рядом с Селией.

Не чуя ног, Полулунок мчал до тех пор, пока не уперся в высокую крепостную стену с закрытыми воротами.

– Впустите меня! – срывающимся голосом крикнул Халфмун.

В створке ворот открылось окошко, из которого на юношу посмотрело сморщенное седобородое лицо.

– Откройте немедленно, – засунув голову в окошко, скомандовал Полулунок.

– Суета грех есть, ибо и добродетель без взвешенных раздумий к итогам плачевным приводит, – глядя Халфмуну прямо в глаза, сказал старец. – Прежде чем я приму решение, впускать ли тебя в Иероманополь, ответь на мои вопросы. Ты согласен?

– Да. Только скажи, через эти ворота проходили странники – девушка с тремя мужчинами? – выпалил Полулунок.

– Что? – изумился старик. – Странники? Нет, конечно же, мой первый вопрос совсем не такой. Сперва я хотел спросить тебя о… девушке, которая… Тьфу ты! Святые негодники! Ты меня с толку сбил, мальчишка. Все вопросы из головы вылетели.

– Тогда так ворота отпирай, да поживее.

– Не годится, – привратник замотал косматой головой. – Мне Его Святейшество лично указало на невозможность прохода детей Создателя нашего до получения от них правильных ответов.

– Так что же теперь делать?

– Пойду в святилище, помолюсь часик-другой, глядишь, и вернется ко мне благословенное знание, а ты пока тут помолиться можешь.

– Сейчас же отпирай ворота. Не то на кладбище отправишься, а не в святилище, – Халфмун просунул руку в окошко и ухватил старика за бороду.

– Убийство грех есть великий, – сообщил привратник. – А ослушаться наставления Его Святейшества под угрозой смерти – еще большее злодеяние, потому как является малодушием, недостойным верующего. Нет ответов – и прохода нет.

– Хорошо же, – Полулунок дернул старика за бороду так, что тот гулко стукнулся лбом о ворота. – Вспоминаешь вопросы?

– Отрицаешь ли ты упование на коврик Создателя… Принимаешь ли ты морковку, как завещал нам… Остаканиваешь ли ты вино испитое… Нет, все не то, – огорченно вздохнул привратник. – Ответы помню, а вопросы – как будто и не знал их никогда.

– Так тебе же от меня ответы и нужно услышать. Правильно?

– Да, но…

– У меня безупречный план. Выкладывай ответы, я тебе их скажу, ты меня впустишь в город, и мы расстанемся друзьями, не наделав никаких грехов.

– Звучит, вроде бы, разумно, – старик задумчиво почесал голову. – Ответы, кои надлежит выбрать благодетельному чаду, чуждому ереси и кривого мышления, нашептываемого лукавыми приспешниками…

– Давай ближе к ответам.

– Нет, да, нет, да, да, – пробормотал старец.

Продолжая сжимать в кулаке бороду привратника, Халфмун в точности повторил ответы.

– Сияющий свет истины снизошел на тебя! Да возрадуется наш Создатель, что юноша столь благочестивый и чистый душой ступит во град Иероманополь! – от широкой улыбки лицо старика сморщилось еще больше. – Сейчас же, будь так добр, отпусти мою бороду, чтобы я смог отпереть ворота.

– Теперь ты можешь мне сказать, проходила ли здесь девушка в сопровождении здоровяка, зеленого уродца и длинного тощего парня? – спросил Полулунок, пока привратник возился с замком и засовом. – Или ты и это позабыть успел?

– Я никогда ничего не забываю, мальчишка. Конечно же, я помню этих добрых путников. Они вошли в Иероманополь э… пару лет назад, да.

– Как пару лет?! – изумился Халфмун.

– Точно так и было. Я все прекрасно помню, как будто это случилось только вчера.

– Может, это и было вчера?

– Добро пожаловать в Иероманополь, – старик навалился на створку ворот и, кряхтя, сдвинул ее ровно настолько, чтобы Полулунок смог протиснуться внутрь. – Проходи и ступай дальше, куда направлялся, да поможет тебе Создатель. И нечего меня отвлекать пустопорожней болтовней. Я тут стою на службе государственной важности, если ты не заметил.

Ступив за ворота, Халфмун оказался на широкой улице, по обеим сторонам которой громоздились суровые здания из серого камня, похожие на замки. Над каждым зданием возвышалось по несколько остроконечных башен со шпилями, украшенными одинаковыми четырехконечными звездами. К удивлению Полулунка, сама улица не была вымощена ни камнем, ни засыпана гравием – под ногами чавкала жидкая грязь. По этой грязи, старательно огибая лужи и ямы, деловито сновали горожане, одетые в серые мешкообразные хламиды, бегали босые полуголые дети и лениво прохаживались тощие облезлые собаки. Возле некоторых домов, словно не замечая грязи и сырости, сидели и лежали люди, с ног до головы замотанные в лохмотья все того же вездесущего серого цвета.

Халфмун несколько раз к ряду пытался заговорить с прохожими, но в ответ на свои незамысловатые приветствия получал лишь мрачные, равнодушные, подозрительные, злобные, осуждающие или презрительные взгляды, брошенные исподлобья. В самой гуще кипящей уличной жизни, Полулунок ощутил себя настолько одиноким и беспомощным, что взвыл в голос: – Что ж это за город такой?!

– Первый раз в Иероманополе, сынок? – хриплый голос, который услышал Халфмун, исходил из-под самых его ног. Опустив взгляд, на дне бурой лужи он увидел горку тряпья, из которой на него смотрела пара человечьих глаз.

– Да. Я ищу своих товарищей. Вы видели девушку в компании мужчин? – выпалил юноша, и тут же, смутившись собственной невежливости, добавил. – Простите… В смысле, доброго вам дня.

– Коль приберет меня Создатель до вечера, то и день добрым выйдет, – произнесло существо в луже. – Что до твоих товарищей – мне есть, что рассказать. Только прежде вытащи-ка меня отсюда.

Наклонившись, Полулунок ухватился за мокрые лохмотья и без труда поднял собеседника на вытянутые руки – тот оказался почти что невесомым.

– Да не размахивай ты мной, как флагом, – шикнуло существо. – От тебя и без того ересью на квартал разит, так что лучше не нарывайся. Замотай рясу вокруг меня поплотнее, перекинь через плечо, да ступай по улице прямо, будто мешок с картошкой несешь.

Халфмун послушно выполнил все наставления своего нового знакомца и, стараясь не столкнуться ни с кем из горожан, заскользил вперед по дорожной грязи.

– Вам удобно? – шепотом поинтересовался Полулнок.

– Бывало лучше, но и хуже тоже случалось, – донеслось из мешка. – Причем, чем хуже – тем чаще и случалось. Думаешь, я – мастер Сухотруб, в луже ради большого удобства оказался?

– Печально это слышать, но…

– Да ты не печалься. У тебя-то хоть руки и ноги есть, не то, что у меня, – перебил Халфмуна мастер Сухотруб.

– Я хотел бы узнать, что вам известно о моих спутниках, которых…

– Узнаешь, непременно узнаешь, – заверил Сухотруб. – Но прежде неплохо бы тебе понять, в какое чудесное место ты, сынок, забрел, и как тут себя вести положено. Слушай внимательно, да иди все прямо, пока не увидишь храм с большим зеленым глазом на фасаде. Не видал еще такого – с глазом?

– Нет, но…

– Тогда ноги переставляй, уши подставляй, да запоминай, что тебе Сухотруб в них лить будет. Первым делом, если прожить хочешь дольше, чем пару часов, сам первым ни с кем не заговаривай – только взгляды кидай, полные подозрения. Почувствуешь, что опасность близка, тогда в соседа пальцем тычь и кричи, что есть мочи: «Держи еретика! Хватай предателя Создателя нашего! Вяжи преступника, в просветление благодатное неверующего! Руби сквернеца, против Куделафия Окстийского злобствующего!». Запомнил?

– Да, но… – Халфмун хотел сообщить, что вышел к высокому зданию, на стене которого красовалась огромная четырехконечная звезда с изображением таращащегося зеленого глаза в центре.

– Хорошо, – не дослушав, Сухотруб продолжил свою речь. – Если схватят тебя монахи-инквизиторы, кричи еще громче: «Создатель наш, вино в своем стакане сотворяющий, верую в тебя и в наместника твоего земного – святейшего Куделафия Окстийского! Люблю тебя и Куделафия со страстью непреодолимой! Рабствую истово перед тобой и перед солнышком Окстийским, небушком нашим, хлебушком и родителем ласковым!». Разумеешь?

– Долго мне еще перед глазастым домом стоять?

– Вот те на! Я и забыл, как быстро можно передвигаться, когда ноги есть, – Сухотруб удивленно присвистнул. – Ступай от того дома по улочке, что влево и чуть выше забирает. Иди, пока в каменную стенку не упрешься, да слушать меня не забывай. Коли крики не помогут, а помогают они редко, – тут уж напрячься придется. Улучи момент, когда монахи на что-нибудь отвлекутся, вырвись из их хватки, да беги прочь. Только смотри, не слишком быстро мчись. Поймать-то снова тебя все равно поймают, это не вопрос. Однако если они сильно утомятся во время погони, то сперва ноги тебе открутят, а потом жилы из тела по одной вытягивать станут. Но ежели все правильно сделаешь, могут сжалиться и прямо на месте упокоить. Усек?

– Стенку вижу – чуть выше моего пояса.

– Вот-вот! Она, родимая. Верным путем движемся, – обрадовался мастер Сухотруб. – Швыряй меня за стенку, да сам следом перелезай.

– Что дальше? – Халфмун легко перемахнул через стенку, не снимая с плеча мешка с Сухотрубом.

– Иди от стены вверх к макушке холма. Там дерево должно стоять. Видишь?

– Голое и обугленное?

– Оно самое. Давай прямо к нему. И вот еще что – если вырваться из рук монахов не сумеешь и упокоения на месте не получишь, то придется от скверны очищаться. Устроят тебе такую процедуру, что надолго запомнишь…

– На этом холме нет ничего, кроме дерева, – сказал Полулнок.