скачать книгу бесплатно
Может, сдать его валорцам? Если уж они охотятся за любыми вещами, отмеченными красной порчей, то уж на эту штуку накинутся, как ястребы. Может, даже какое-нибудь вознаграждение отвалят?
Ага, держи карман шире! Замордуют допросами – откуда взял. А если даже и расщедрятся на награду – то уж точно не на семь сотен лир.
А если пойти не в канцелярию, а к жрецам Араноса? Нет, туда точно не стоит соваться. Власти у аранитов с каждым годом все больше, а на расправу они еще свирепее, чем валорские гвардейцы. Особенно когда дело касается всяческого колдовства и ереси. Попасться с этим кольцом жрецам – наверное, еще хуже, чем с полными карманами скумы или пороха. Верный путь на виселицу. Хуже, пожалуй, разве что быть обвиненным в связи с повстанцами Балтазара, что засели в пустошах и все еще пытаются свергнуть императора Валора и вернуть независимость городам-государствам. За это, говорят, четвертуют. В Валемире, правда, повстанцев давненько не бывало – их оттеснили далеко на запад, к самому Разлому.
Эх, угораздило его подобрать в лавке Дабера именно эту проклятущую хреновину! Ведь там полно было всякого безобидного серебра!
Барт от досады сбился с мелодии и слишком сильно дернул струну. Лютня жалобно задребезжала.
– Папа ведь запретил тебе играть в торговом зале, – проворчал Бонацио, оторвавшись от своего занятия. – Кто клиентов обслуживать будет?
–Ты видишь хоть одного клиента? – парировал Барт. – К тому же, не забывай – это меня дядя Дон оставил за старшего. Так что давай, раскладывай свои яблоки.
Толстяк обиженно засопел – кузен задел его за живое. Решение папеньки оставить лавку на попечение Барту, который с самого детства только и делает, что шкодит, а не ему, всему из себя послушному и правильному, явно не укладывается в его голове. Мировоззрение Бонацио в эти дни дало глубокую трещину.
Барт вернулся к игре, а заодно и к своим размышлениям.
Стоп! А что, если просто расплавить кольцо? Оно здоровенное – почти браслет. Скорее всего было навершием какого-нибудь посоха. Из него выйдет кусок чистого золота размером в половину ладони. А может, и от игниса удастся избавиться!
Юноша оживился, и мелодия, которую он играл, тоже стала заметно веселее.
Точно! Как же он раньше не догадался! Золото можно будет отнести ближайшему ростовщику, известному симпатичным прозвищем Живодер. Даже учитывая его живодерские расценки, вырученного должно хватить на то, чтобы с лихвой вернуть потерянное.
Вот только как его расплавить? Знакомых кузнецов или ювелиров у Барта не имеется. А если бы и были – ведь пришлось бы делиться. Ну, а связываться с незнакомыми – лишний риск того, что тебя сдадут стражникам или жрецам. Вот как раз за доносы те вознаграждают вполне исправно.
Что ж, придется пробовать самому. Даже если не удастся полностью расплавить кольцо, то хоть вид его можно будет изменить до неузнаваемости. И тогда легче будет потом сбыть его ювелиру.
Все-таки не так уж все плохо. Может, и не зря он наведался этим утром к старому Даберу. Эх, если бы еще кошелек не потерял…
Тренькнул бронзовый колокольчик, подвешенный над дверью. А вот и первые покупатели. Барт вздохнул. Похоже, с музыкой и правда пора завязывать. Впереди – долгий и невыразимо скучный день за прилавком…
… который показался ему вдвойне тягостным из-за постоянного ожидания. Барт и рад бы был отвлечься от мыслей, однако день, как назло, выдался не очень богатым на покупателей, да и те в основном шли к Бонацио. Так что юноша остался один на один со своими опасениями и воспоминаниями об утренней переделке.
Вечеру, казалось, тоже не будет конца. Барт долго ворочался на койке в своей каморке, прислушиваясь к звукам, доносящимся с нижнего этажа и с улицы. Было уже темно, но в доме Твинклдотов ложатся поздно. Хорошо хоть самого дядюшки нет – тот мог и до полуночи корпеть над своими амбарными книгами.
Наконец, уверившись, что все крепко заснули, Барт отбросил одеяло. Лежал он одетым, так что, достав из-под тюфяка зловещее кольцо, сразу отправился вниз, на кухню. Только там, в большом очаге, можно было надеяться оплавить эту штуковину – даже ночью там было полно горячих углей.
Проклиная, на чем свет стоит, скрипучие ступени и половицы (раньше и не замечал, что они такие шумные), Барт почти на ощупь пробрался во владения толстухи Мэм.
Очаг действительно был еще полон углей, освещающих часть комнаты не хуже свеч. Барт присел, с сомнением заглядывая в топку. Подбросил щедрую порцию угля, стал дожидаться, пока он разгорится.
Сидеть рядом с очагом было жарко, и он отодвинулся подальше. Достал кольцо, в очередной раз поглядел на угловатые руны. Эх, главное – с углем не переборщить! Кольцо должно основательно оплавиться, но не потечь.
Решил начать постепенно. Подцепил кольцо кочергой и аккуратно поместил его в самую середину пламенеющей кучи.
– Та-ак… Осторожненько… Потихонечку… – беззвучно лепетал он одними губами, подбадривая себя. Под аккомпанемент гулко колотящегося сердца стал наблюдать.
Кольцо быстро почернело. Обгорело? Барт потянул было кочергу назад, но потом заметил на черном фоне красноватый проблеск отблеск. Та-ак… Руны! Снова проявились – яркие, багровые, как раскаленная лава. Запульсировали – сначала медленно, потом все быстрее….
Проклятье!! Ну почему бы этой штуке просто не начать плавиться?!
Вдруг заскрипели половицы у лестницы. Тяжелые неспешные шаги. Мэм! Барт дернулся, и кольцо соскользнуло с кочерги. Хлопнулось прямо в огонь, подняв целый сноп искр.
Барт зашипел, как рассерженный кот, бормоча под нос такие грязные ругательства, что и портовые грузчики застыли бы в изумлении. Принялся ворошить кочергой угли, пытаясь выудить кольцо.
Шаги приближались. Точно, это Мэм! Идет сюда!!
Барта едва не разорвало пополам от двух противоположных порывов – броситься вон из кухни или же попытаться выхватить кольцо из очага. Он в ужасе засеменил на одном месте, как загнанная в угол курица.
Это промедление едва не стоило ему жизни.
В очаге вдруг жахнуло так, будто туда бросили целый картуз пороха. Угли разметало по всей кухне. Несколько из них больно ужалили Барта по ногам, насквозь прожигая штаны. Пламя в камине, которое после взрыва вроде бы должно было лишиться своего источника – наоборот, вздыбилось единой волной, выплеснулось за пределы очага.
Бросаясь наутек в дальний конец кухни, к дверям черного хода, Барт еще успел расслышать испуганные женские крики.
А когда оглянулся, то вовсе забыл обо всем на свете. Замер, явственно ощущая, как нечто будто бы схватило его за кожу на затылке и потянуло так, что брови, волосы, и даже уши зашевелились, поползли вверх, а челюсть, наоборот, бессильно ухнула вниз. И было из-за чего.
Из очага, медленно протискиваясь сквозь узкий проход, выползало сотканное из пламени щупальце. Вернее – червь с широко разинутой пастью, окаймленной длинными языками пламени. Гул огня все нарастал, сквозь него едва пробивались крики Мэм и возгласы со второго этажа – там, видно, тоже все проснулись. Немудрено – бесплотный огненный дух ревел, как бешеный бык, силясь выбраться из очага.
Бесплотный ли? Приглядевшись, Барт с ужасом увидел, как края топки, обложенные полированным камнем, трескаются, выпирают наружу под напором вполне осязаемого тела. Да и очертания чудовища, поначалу едва угадываемые в пламени, постепенно становятся все отчетливее.
Оцепенев от ужаса, Барт задержался на пороге. Успел разглядеть все в подробностях – до каждого уголька, тлеющего на деревянных половицах, до каждого язычка пламени, пляшущего на боках червя, до каждой струйки дыма, поднимающейся от уже вовсю горящих предметов мебели. Картина эта врезалась в мозг, будто раскаленное добела клеймо.
Под грохот обвалившегося камина и треск ломающихся потолочных балок он вывалился на задний двор. Пробежал по инерции на другую сторону, с размаху встретив ладонями стену склада.
Пламя охватило весь дом неожиданно быстро, будто стены были заранее пропитаны горючим раствором. Жадные огненные языки вырывались из окон второго этажа, отдельные сполохи возникали даже на крыше. Мелькнула мысль о пожитках, которые остались там, в его комнатке на чердаке. Одежда. Лютня. Перечитанная много раз книга про Архипелаг, на которую он копил многие месяцы…
Барт тут же ужаснулся этим мыслям. Там, в огненной западне, гибнет вся его семья, а он думает о каких-то шмотках!
Может, кому-нибудь все же удастся спастись?
Из окна кухни вырвался сноп пламени, мгновенно превратился в огненного червя. Он успел вырасти по меньшей мере втрое, будто подпитываясь от бушующего вовсю пожара. Чудовище взвилось на дыбы, как рассерженная кобра, поводило в стороны безглазой мордой.
Да ведь чудищу нужен он, Барт! Оно его высматривает! Эта мысль подействовала на юношу как удар хлыста. Он опрометью бросился прочь от горящего дома, понесся, не разбирая дороги, сквозь ночь.
Что же он наделал? Что же он наделал?!
3
Год 237-й от Разлома. Где-то на южном побережье
Когда ты молод, дерзок и еще не успел получить от судьбы пару увесистых затрещин, жизнь кажется этакой нескончаемой портовой ярмаркой. Все испытания в ней сводятся к лазанью по скользкому столбу за сапогами или метанию жестких войлочных мячей в фанерные мишени. Ты по-хозяйски расхаживаешь между рядами, побрякивая серебром и медью в потертом кошеле и примеряясь, какое из испытаний тебе под силу. Не хочется ведь выставлять себя на посмешище, да и денег попусту лишаться – тоже.
И даже если ты последний голодранец, и монет в твоем кармане едва ли хватит на пару печеных яблок, легко расхаживать по этой ярмарке, торгуясь почем зря с лоточниками, подмигивая молоденьким торговкам сладостями и чувствуя себя хозяином жизни. До поры, до времени. Пока, наконец, нечто не ткнет тебя носом в грязную и жесткую, как булыжная мостовая, действительность.
И вот ты уже чумазый, голодный и без гроша в кармане скорчился в вонючем закутке под палубой, в котором хранятся запасные снасти, и только и ждешь, что кто-нибудь из матросов вытащит тебя оттуда за шкирку, как паршивого котенка. Юный Твинклдот провел в этом томительном ожидании много часов, пока усталость не взяла своё.
Так и прошла ночь – из тех, что скорее изматывают, нежели дают отдых. Барт завис на зыбкой грани между сном и бодрствованием, не чуя жестких канатных витков, служивших ему ложем, но чутко ловя каждый скрип утлого суденышка, каждый вздох ветра за бортом, каждый всплеск волн. Воздух в крохотном чулане, где он нашел прибежище, насквозь пропитан запахом рыбы и прелой древесины – впрочем, как и везде на корабле. Доски палубы над головой то и дело скрипят под тяжелыми размашистыми шагами матросов, временами можно расслышать чьи-то отрывистые окрики, состоящие в основном из ругательств.
Эх, выбрать бы для побега более солидную посудину. Но, как назло, той ночью это был единственный корабль, собирающийся отчаливать. А Барту было мало просто спрятаться. Он хотел бежать, бежать как можно дальше.
Судя по тому, как изрядно болтает шхуну, они уже покинули тихую бухту Валемира. То, что корабль в открытом море, должно было обрадовать Барта – теперь, даже если его и найдут, уже не страшно. Сойдет в ближайшем порту. Не выбросят же его за борт, в конце концов.
Хотя, даже последний вариант Барта бы не огорчил. Стыд, ужас и чувство вины пожирали его изнутри. Скорчившись в три погибели на бухтах толстого троса, он мелко дрожал и почти безостановочно плакал. Сказать, что ему было плохо – все равно, что сказать, что повешенному вдруг стало трудно дышать.
Трудно, невыносимо трудно в семнадцать лет осознавать, что жизнь кончена. Что ты остался один на целом свете, собственноручно погубив собственную семью. Что сказали бы ему дядя и кузены, вернувшись из недолгого плаванья к обугленным останкам особняка и свежим могилам родных? И что сказал бы им он? Смог бы взглянуть им в глаза?!
Нет, пусть уж и его считают погибшим. Он никогда больше не вернется в Валемир! Или вернется только когда искупит свою вину. Хотя, чем её можно искупить?
Пожалуй, если бы он и вправду сейчас умер, это принесло бы ему только облегчение.
Однако судьба, похоже, не собиралась преподносить ему такой подарок, так что пришлось задуматься, что делать дальше.
Как ни странно, голода Барт почти не чувствовал, лишь слабость и легкую тошноту. А вот что давало о себе знать в первую очередь – так это жажда. Одновременно с этим организм требовал и избавиться от ненужных жидкостей.
Юноша прислушался. Наверху царило заметное оживление – матросы топотали по палубе туда-сюда, оживленно переговариваясь. Судно заметно кренилось на левый борт, видимо, разворачиваясь.
Проблему с переполненным мочевым пузырем Барт, отбросив сантименты, решил прямо в чулане, рассудив, что здесь все равно сыро и пахнет не ахти. Затем немного размялся – насколько это позволяли размеры его убежища. Сучил ногами и руками, напрягал их, будто пытаясь раздвинуть стенки своего чулана. Одеревеневшие от долгой неподвижности конечности начали понемногу отходить. Вскоре Барт основательно запыхался. Зато и согрелся немного.
Снова прислушался к доносящейся снаружи перекличке матросни. Судя по отдельным выкрикам, которые удалось расслышать вполне явственно, судно готовилось причалить к берегу. Недолгим вышло плаванье – чуть больше суток.
– Пожалуй, оно и к лучшему, – шепотом рассудил юноша. – Сыт я по горло этим корытом!
Встав на корточки, он уперся головой в дверцу чулана – она была наклонной, даже не дверца, а скорее крышка, как у большого короба. Да, собственно, закуток этот и отличался от короба только тем, что его нельзя было сдвинуть с места, поскольку задней стенкой ему служил левый борт судна, а верхней – палуба.
Барт осторожно выглянул наружу. Чулан располагался в самом углу кубрика – пространства между грузовым трюмом и верхней палубой. Здесь, как на любом судне, хранился сухой провиант – кули с мукой, крупой и овощами, бочонки с пресной водой. Тут же был сложен и весь скарб кока – котлы, чарки, весы.
Здесь сейчас темно – свет проникает только из приоткрытого люка, ведущего на палубу. Но Барт достаточно просидел в потемках, чтобы глаза успели привыкнуть и к такому освещению.
– Вроде бы никого, – прошептал он, подбадривая сам себя. Высунул голову наружу, заглядывая на противоположный край прохода, идущего через весь кубрик. Там, как он заметил еще когда пробирался на корабль, располагаются каюты – одна большая, для команды, и несколько поменьше.
Не разглядев ничего подозрительного и там, юноша выбрался из своего укрытия. Ослабевшие ноги так и норовили подогнуться, чему способствовала и неслабая качка. Барт, вихляя, как перепивший сапожник, и хватаясь за что ни попадя, чтобы удержать равновесие, кое-как пробрался на противоположный край кубрика. По пути, впрочем, успел пошарить в мешках с припасами. Наиболее свежими оказались яблоки, загруженные, похоже, в Валемире. Тщательно протерев парочку рукавом рубахи, Барт тут же сжевал их вместе с косточками, не обращая внимания на червоточины и помятые бока.
– Да уж, яблоки на голодный желудок – не самая лучшая идея, – проворчал он под нос, чувствуя, как заурчало в животе.
Но искать еще что-то не было ни времени, ни желания. Он и так уже умудрился опрокинуть мешок с капустой, две большие кастрюли и целую кучу какой-то мелкой утвари. Шуму было столько, что Барт мгновенно покрылся холодным потом, ожидая, что вот-вот сюда спустится кто-нибудь из команды – посмотреть, в чем дело.
Он миновал общую каюту для матросов. Дальше, сразу за переборкой, оказалась лестница, ведущая к люку, что располагается в центральной части палубы. За лестницей – поперечный, от борта до борта, проход с четырьмя дверями – кают и чуланов. Каюта капитана и некоторые другие помещения располагаются еще ближе к корме, на юте, и пробраться туда можно только через палубу. Впрочем, Барт туда и не собирался.
Он прошмыгнул мимо лестницы и свернул налево. Там обнаружилось небольшое закрываемое плотной ставней оконце, через которое Барт, собственно, и проник на корабль в Валемире.
Повозившись с тугой защелкой, Барт приоткрыл иллюминатор и сразу же увидел приближающуюся полоску каменистого берега – серого и унылого, без единого зеленого пятна. У длинного потрепанного причала сиротливо ютилась пара рыбацких лодок со спущенными парусами. Чуть в стороне можно было разглядеть небольшой поселок, наполовину скрытый скалами. Еще одна лодка медленно шла на веслах совсем рядом со шхуной, и один из рыбаков, выпрямившись на корме и сложив руки рупором, что-то кричал, похоже, отвечая на вопрос со шхуны.
Громко загремела якорная цепь, и до Барта донесся тяжелый всплеск. Та-ак. Стало быть, ближе подходить к берегу не будут. Как же выбраться-то? Видно, придется искупаться…
Барт поежился от одной мысли о холодной морской воде и огляделся. Пора было что-то решать, пока его не застукали. Вот только что ему делать на берегу? Карманы пусты, как и желудок, и пока что не предвидится возможности наполнить ни то, ни другое. Разве что прихватить что-нибудь с корабля. Только что? Не ржавую же утварь! Вернуться в кубрик и пошарить в вещах матросов?
Барт еще сильнее поежился – уже от мысли, что с ним будет, если кто-нибудь спустится-таки сюда и застукает его за столь неблаговидным занятием. Нет, туда лучше не соваться.
Барт проверил ближайшие двери. За первой оказался чулан, подобный тому, в котором он провел последние сутки – забитый всяким хламом. За второй – маленькая каюта с деревянными нарами вместо койки, абсолютно пустая. За третьей – еще одна, такая же…
О! А здесь, похоже, кто-то живет! Барт сразу заметил два больших дорожных мешка, выглядывающие из-под накрытой соломенным тюфяком койки. Он замер на пороге, чувствуя, что цепенеет, а колени начинают предательски подгибаться.
– Смелее, смелее! – подбодрил он сам себя. – Чего развел нюни! Времени мало!
Будто получив пинка под зад, он заскочил в каюту и вытянул из-под койки ближайший мешок. Впился ногтями в тугой узел.
«Ну вот, ты уже и вор!» – мелькнула запоздалая мысль, но Барт отогнал её. Да, вор. По сравнению с тем, что он натворил прошлой ночью, это так, мелкие шалости. Как же низко ты пал, Бартоломью Твинклдот!
Запасная одежда, дорожная чернильница с плотно завинчивающейся крышкой, увесистая книга в черном переплете, куча каких-то бумаг, продолговатый тяжелый сверток, туго перемотанный бечевкой. Кошелька нет.
Барт только было взялся за второй мешок, как снаружи громко скрипнул открываемый люк и раздались тяжелые шаги на лестнице.
Сердце его скакнуло к самому кадыку и замерло. Барт тоже словно окоченел, стоя на коленях и вцепившись в узел второго мешка.
– Да, это Вальбо, дон. Как и договаривались.
– Наконец-то. К счастью, путешествие оказалось недолгим. Это не корабль, а вонючий клоповник!
Услышав этот голос, Барт поначалу не поверил своим ушам. Он слишком часто вспоминал ту сцену в лавке Хорька, пока лежал в чулане, и воображение, похоже, сыграло с ним злую шутку. Нет, этого не может быть. Только не это! Только не…
– Ну, дык… Не привыкли мы благородных господарей перевозить, – с заметной обидой прогудел капитан. – И я не виноват, что раньше не получилось отплыть. Нужно же было починиться. А шлюпку вам сейчас приготовят. Прислать кого-нибудь, чтобы помог вещи погрузить?
– Сам справлюсь.
–Ну, как знаете, дон. Если что – я буду на юте.
– Поторопись со шлюпкой, капитан!
Барт едва не взвыл. Это точно он. Его голос! Верзила в черном балахоне из лавки Дабера!!
Барт, наконец, вышел из оцепенения и бросился вон из комнаты. Но, едва показавшись на пороге, тут же отпрянул назад. Черный, все в том же балахоне с глухим капюшоном, стоял на лестнице, спиной к нему. А вот говоривший с ним верзила в потрепанном кожушке и помятой шапке-треуголке, похоже, заметил движение в трюме и настороженно вытянул шею.
– Что за пакость? Погодите-ка, дон…
Следующие мгновения растянулись для Барта на целую вечность. Впрочем, надо отдать юноше должное – в критические моменты он умел действовать четко и не поддаваться панике.
Он подхватил с пола найденный сверток – в нем могло оказаться что-нибудь ценное. Хотя, в общем-то, выбор у Барта был невелик. Не кальсоны же ношенные с собой уносить! Присел на корточки и, когда на пороге появился капитан, щукой нырнул между его широко расставленными ногами. Оказавшись у него за спиной, резко выпрямился, подтолкнув капитана под зад, да так, что тот не удержался на ногах.
Опрометью бросился по проходу к приоткрытому оконцу – пользоваться лестницей и, таким образом, столкнуться с Черным, ему вовсе не хотелось. Одно резкое движение – и ставня, прикрывающая оконце, распахнута настежь. Крепко зажав в зубах уворованный сверток, Барт с ловкостью, о которой в обычной ситуации и мечтать не мог, одним махом протолкнул себя в узкое окно – спиной вперед, ухватившись за верхнюю кромку. Подтянул ноги, оперся правой о нижний край оконца, готовясь оттолкнуться и прыгнуть в воду.
Но тут в левую лодыжку впились чьи-то цепкие, как клещи, пальцы.
Барт заорал – точнее, замычал, все еще стискивая зубами добычу – и отчаянно взбрыкнул, отталкиваясь от борта. Оставив в руках преследователя свой левый башмак, неуклюже шлепнулся в воду. Вверх взмыла целая туча брызг, будто за борт бросили бомбу.
Расслабившись, Барт некоторое время медленно шел ко дну. Подождав, пока мимо проплывет обросший ракушками борт, поднырнул под килем и вынырнул с другой стороны корабля, стараясь всплывать медленно и у самого борта, хотя легкие едва не разрывались от нехватки воздуха.
Вынырнув, перехватил сверток в руку и некоторое время глубоко дышал, прислушиваясь к крикам, доносящимся сверху. Хотя пока никто не свешивается с бортов, высматривая беглеца – это лишь дело времени. Сейчас Черный проверит свою каюту, обнаружит пропажу, они с капитаном выскочат на палубу…
