Записки театрального ребенка

– Не мучай лягушку, – сказала мама, – Она же умрет.

Ждать смерти бедной пучеглазки как-то не хотелось. Пришлось спуститься вниз и выпустить ее в лужу у гостиницы.

Картошка в мундире

Вторая половина гастролей оказалась не такой фешенебельной. Мы мотались по своей области и ближайшим окрестностям, по небольшим городишкам и селам. Жить приходилось в жутких гостиницах или бараках с удобствами на улице.

Меня и до этого чем попало накормить не удавалось, а тут наступил период, когда впихнуть в меня что-то, даже ранее привычное, не удавалось.

Я отказывалась буквально от всего. И ела с удовольствием только черный или серый хлеб, посыпанный солью, который был в пшеничном Казахстане в дефиците. Вареную картошку в мундирах и серую лапшу второго сорта, без ничего! В лучшем случае с крохами потертого сыра.

Такими кулинарными пристрастиями я буквально изводила маму. В маленьких городках был не богатый выбор пунктов общественного питания. И если даже вдруг попадалась какая-нибудь столовка, в ней я ничего не ела.

Как-то раз актерам удалось достать полведра картошки. Этот корнеплод, кстати, плохо себя чувствовал в южных краях и в дефиците был частенько. Всем кагалом решили пожарить картошки. Народ бегал вокруг огромной сковородки и буквально исходил слюной. Мама вынуждена была выпросить три картофелины и сварить их мне в кастрюльке кипятильником. Все ели жареную картошку и мурлыкали от удовольствия. Я же с удовольствием уплетала сваренную в мундире.

В августе у актеров наступил традиционный отпуск. В магазинах овощное изобилие. Мама готовила фаршированные перцы, соте из баклажанов, всевозможные щи и борщи. Я питалась серой склизлой лапшой.

У меня был маленький столик и стульчик, и пока мама готовила, я сидела и ела свою лапшу на кухне.

Как-то раз в кухню зашла соседка тетя Клава, жена монтировщика сцены и знатная кулинарка. Увидев привычную картину, кивнула в мою сторону:

– Что? Опять?

– Да, – вздохнула мама, – Ничего не могу поделать.

Тетя Клава призадумалась и выдала по-простецки:

– Опять лапшу жрешь?.. Эх, Варька, будешь жрать лапшу, у тебя жопа воот такая вырастет, в дверь не пролезешь!

Ее грубоватость была совершенно не обидной. Она добавляла ее суровому житейскому облику определенный шарм. Я внимательно посмотрела на нее и отодвинула тарелку.

Больше проблем, чем меня накормить, не было.

Театр (вступление)

Джамбульский театр от Томского отличался как черное от белого. Тут балом правил «змеюшник». Яростное соперничество, интриги, козни и стукачество в этом храме искусства были нормой.

Наверное, если бы Станиславский в свое время не написал свою знаменитую «Этику» или кодекс поведения актера, которую изучают как первую и главную книгу в каждом театральном училище, актеры плевали бы друг другу в лицо и били морды.

Но «Этику» надо было соблюдать. От этого поведение многих становилось ужасно фальшивым и чересчур подобострастным.

– Здравствуйте, Борис Маркович, – угодливо раскланивались директору театра.

– Добрый вечер, Михаил Фомич, – с натянутой улыбкой приветствовали главного режиссера.

А за глаза примерно звучало следующее:

– Чертов лысый карлик отказался мне оклад повысить!

– Этот дубина Фомич похож на своего бульдога, лишь бы брехать и гавкать.

Вообще клички в театре если прилеплялись к человеку, то намертво. Чаще всего друг друга называли по фамилиям. Если от фамилии получалось найти какое – то производное, то это выглядело примерно так: актриса Пловцова была пловчиха, а актрису Пеструшенко за стебанутость и скверный характер прозвали Пеструшкой.

Интриговали изощренно и беспощадно. Могли «сожрать» режиссера, художника, да любого, если человек становился кому-то не угоден и это одобряла какая-то часть коллектива. Или кто-то не устраивал руководство.

Подлизам повышали оклады и давали звания. Основной костяк рабочих «негров» получал гроши и эксплуатировался беспощадно.

При этом все делали вид, что всё хорошо, чинно раскланивались и рассыпались в комплиментах тем, кто нужен и выгоден.

Стучали друг на друга руководству и друг другу, передавали неосторожно оброненные фразы из курилки. При этом сами признавали и называли театр «змеюшником». Но по-другому жить и творить не получалось.

К театральным детям относились брезгливо и ревностно. Как-то раз, мы, собравшись втроем, я и еще дочки двух актрис, разбегались в фойе. При этом никому не мешали. Одна стервозина это увидела и сразу разнесла слух, что мы дебилки. Хотя впоследствии мои подруги в школе учились скромно, но без проблем. Я же вообще училась на одни пятерки.

За годы, проведенные мной в театре, мне вспоминается лишь один случай, когда пришедшая молодая актриса стала всеобщей любимицей. Ее все, даже самые ярые интриганы, звали исключительно не по фамилии, а ласково по имени – Надюшка.

Удивительным было то, что единение и примирение даже у самых ярых врагов наступало только, когда говорили о доме. Вы бы видели, как охотно актрисы могли делиться рецептами приготовления блюд или чудесами хозяйственных секретов.

Если у кого-то случалось горе, тоже не злорадствовали. Сочувствовали все и очень искренно.

Но, в остальном, никому не прощался даже малейший промах. Закладывали мужичков с перегаром, на минуту опоздавших, или хотя бы капельку «облажавшегося» на сцене.

Жизнь шла своим чередом. Кто-то добивался себе определенных привилегий, а кто-то пахал от зари до зари.

Про Красную Шапочку

(Часть 1. «Веселая сказка»)

По пыльной степной дороге трясется старенький ПАЗик. Это театральный автобус, который везет артистов на очередной выездной спектакль. В этот раз зрителям из отдаленного поселка везут милую детскую сказку – «Про Красную шапочку».

Детские спектакли для любого провинциального театра – это гарантированный заработок. Во-первых, дети есть везде, они растут, рождаются новые, которым тоже нужны детские спектакли. Во-вторых, малыши – самая благодарная аудитория, и к тому же практически гарантировано массовая. Если взрослые еще подумают, идти ли им на спектакль заезжих актеров или потратить свой вечер на домашние привычные дела, то дети всегда рады зрелищам.

Вот поэтому по дороге, фыркая и дребезжа, тащится эта старая консервная банка. На новое транспортное средство у театра как всегда не находится денег, и терпеливый водитель регулярно латает эту колымагу. Из-за постоянных поломок на дороге, выезжать приходится на полтора или два часа раньше. Конечно, это никого не радует, но что поделать? Зритель не виноват, а актеры люди подневольные.

Зато, запас времени позволяет по дороге осуществлять набеги на окрестности. Например, пощипать в заброшенных посадках одичавшей смородины, облепихи или дикого урюка. Если повезет, настрелять кислых яблок-дичек или еще чего-то, что попадется по пути. Пожалуй, вернуться с выезда без трофеев было огорчительнее, чем «облажаться» на сцене. Впрочем, такого почти никогда не было.

В этот раз по дороге ничего путного не попалось. Зато автобус ни разу не сломался. Расположившись в местном клубишке, артисты пошли в поход, который назывался «Пойти по местному населению». Это значит, что у селян можно купить натурального молока, яиц, кур или деревенского хлеба, такого ароматного и вкусного, с каким не сравнится ни одно городское хлебобулочное изделие.

Но, главной целью похода, как правило, становился местный сельмаг. Это настоящее эльдорадо. Современным «шопоголикам» ни за что не понять то счастье, какое можно было испытать покупателю в годы тотального советского промышленного дефицита.

В небольшом помещении магазинчика продавали все: от рабочего инвентаря, бытовой химии, до одежды и косметики. У сельских жителей повышенным спросом пользовались вещи полезные – резиновые сапоги и галоши, телогрейки и теплые платки. На остальные глупости селяне не тратились. Поэтому на полке магазинчика можно было обнаружить капроновые колготки, импортную модельную обувь на шпильке и даже французскую косметику.

Прочесав село, артисты с чувством гордости и абсолютного удовлетворения, возвращались к месту дислокации. Все ощущали себя счастливыми добытчиками, с радостью рассказывали, что удалось купить и хвалились своими трофеями. За что получали единодушное одобрение коллег.

«Красную шапку» играли с удовольствием. Милая легкая музыкальная сказка, небольшой состав актеров. Всего два мужика – волк, да охотник. Остальные роли исполняли женщины – бабушка, внучка, дядюшка Еж, Белочка, да Заяц. Это было удобно в первую очередь руководству театра. Впрочем, команда подобралась хорошая, поэтому нервы никто друг другу не трепал.

Больше всего утомляла дорога. Многочасовая тряска в стареньком автобусе, который подпрыгивал на каждой кочке, пыль изо всех щелей, летом изнурительная жара, а зимой адских холод. Поэтому, чтобы как-то скрасить столь невеселый путь, актеры любили по дороге травить байки.

В этот раз, пока ехали, одна актриса рассказала смешную историю. Работая как-то в другом театре, они тоже поехали на выезд со спектаклем. По дороге им попалось турнепсовое поле. Это такая кормовая репка. Но, все равно, какая-никакая, а добыча. Поэтому сделали остановку и все желающие надергали себе корнеплодов.

Уселись в автобус, актриса вынула складной ножичек. Очистила турнепс и стала ломтиками отрезать кусочки и с аппетитом уплетать. Ее партнер по сцене и просто приятель, с которым они любили обмениваться шутливыми колкостями, хрумкая турнепсом, ехидненько заметил:

– А тебе плохо не станет?

– Смотри, чтобы тебе плохо не стало!

Все дружно хохотнули и поехали дальше.

Маленький зал сельского очага культуры был забит под завязку. В первых рядах сидел сам председатель колхоза с супругой. Пьеса была незамысловатая. Молодая девушка знакомится с парнем, они влюбляются и решают сыграть свадьбу. Жених знакомит девушку с родителями и в это время приезжает капитан дальнего плавания, который давно уже добивался руки юной красотки.

Капитана играл как раз тот приятель. Его выход был во втором акте. Моряку сшили белоснежный китель морского офицера, а вот на брючках видимо решили сэкономить. И взяли для этого тонюсенький белый штапель. Так как актер ни разу не присаживался на сцене, отглаженные брючки смотрелись ничуть не хуже натуральных, из сукна.

Наступил второй акт. Капитан появился на сцене с подозрительно зеленоватым оттенком лица. Буквально через пару реплик он тихо прошипел коллегам – «Мне плохо!»

Выражение его лица свидетельствовало о том, что это явно не шутка. Чтобы спасти товарища, актеры начали быстро проговаривать свои реплики, на ходу сокращая текст.

Зал как-то сразу заворочался и зашушукался, видимо переспрашивая друг у друга, что и кто сказал. И тут встал директор колхоза, рослый видный мужчина, с шикарными пышными усами и, повернувшись в зал, рявкнул:

– Эй, там, на галерке, а ну, тихо! А то плохо слышно.

У морского офицера уже лезли глаза из орбит. Наконец, спектакль доиграли, дали занавес, и бедолага, подхватив руками штаны, метнулся за кулисы.

В сельском клубе все удобства были естественно во дворе. И человек в белом кителе рванул на улицу. Занавес открылся, актеры раскланялись, зрители осыпали их бурными овациями и стали расходиться по домам.

Естественно всех актеров интересовало, как там их коллега? Успел или нет? И высыпали на улицу. Вокруг клуба скакали восторженные мальчишки и с удовольствием разносили по деревне радостную весть:

– Артист обосрался! Артист обосрался!

Понятно, что эти пацанчики никогда не заморачивались этикетом и благозвучным подбором слов. Они орали вполне понятное и простое для них слово.

Во дворе клуба, у колодца стоял несчастный поникший моряк. Коллеги прямо из ведра плескали ему воду в оттопыренные штаны. Хохотали все! Даже сам оконфуженный начал посмеиваться. Наконец, актеры потянулись в гримерки.

В это время по сцене ходила пожилая актриса и внимательно приглядывалась к дорожке из кругленьких жидких лепешечек, которая тянулась от сцены за кулисы. Видимо у старушки был насморк и запаха она не чувствовала. Склоняясь к лепешкам, дабы искренне выяснить их происхождение, она недоуменно спрашивала:

– Это что, джем? Это джем?

Разгримировывались уже в истерике. Только хохот утихал, как кто-то вновь кидал фразочку:

– Это джем?

И все начиналось по новой.

Вот такая история была рассказана по пути участникам «Красной шапочки». Все от души смеялись, и дорога показалась менее утомительной.

Каким бы легким и веселым не был спектакль, когда актеры его играют в сто пятый раз, он все равно становится скучным для них. Поэтому, часто, чтобы как-то развлечь себя и коллег, артисты начинают баловаться. Зрителям зачастую это даже не заметно. У «театральных» это называется «расколоть партнера». То есть незаметно его рассмешить так, чтобы человек выбился из образа и начал гомерически хохотать.

Кстати, почему-то именно на сцене труднее всего сдержать смех. А «раскалываться» на сцене запрещено. Это считается признаком непрофессионализма. И, тем не менее, артисты часто не могут удержаться от соблазна повеселиться над коллегой, которому приходится выкручиваться, чтобы затолкать смех вглубь себя.

На сей раз спектакль «Про красную шапочку» прошел под знаком «Джема».

– А с чем это у тебя пирожки, Красная шапочка? – спрашивает Волк.

– С джемом – хитро улыбается шапочка. И Волк начинает раздуваться и краснеть как сеньор-помидор.

В следующей сцене Волк уже мстит коварной девчонке.

– Ай, я тебя боюсь, ты меня съешь – пищит Красная Шапочка.

Волк вальяжно разворачивается и произносит протяжно:

– Да не буду я тебя есть, от тебя джемом пахнет.

Радостные коллеги давятся от смеха за кулисами, а у Шапочки, почти что, слезы выступают на глазах.

Так в разных вариациях еще некоторое время проявляли свое остроумие актеры, пока не произошел один случай.

(Часть 2. «Страшная сказка»)

И вновь старенький ПАЗик колесил по дороге, фыркая и вздыхая на ухабах. К своим маленьким зрителям ехала милая добрая сказка «Про Красную Шапочку».

На этот раз путь проходил по горному перевалу. Автобус трясся и монотонно карабкался вверх по нудному затяжному серпантину. Справа отвесная скала, слева обочина, и за ней, чуть поодаль, глубокий склон, уходящий куда-то вниз. На очередном витке ПАЗик два раза чихнул и замер. Водитель привычно вышел из автобуса, открыл капот и начал в нем копаться.