Когда Богам не всё равно

– Как ты, дочка?

– Слава Господу батюшка. Вы как?

– А что мы! Как видишь, всё так же. Вы просто, или по делу какому?

– Я, соскучилась, и по делу. Разрешишь Агафону работу подкинуть?

– Чего не разрешить? Разрешу.

– Я оплачу всё – вмешался Андрей

– Поди, опять что-то удумала.

–Удумала, сделаю принесу. Только к Агафону не за этим. Мне лекарский нож нужен и другие ухватки.

– Лекарский… – Протянул отец и переглянулся с Преславой.

Андрей прищурился, прочистил горло, привлекая внимание и сказал:

– У меня недавно, один дружинник, на охоте с лошади упал, да на сук ногой напоролся. Бабке лекарке показали, она пошептала да домой отправила. Ранка маленькая, да болела. После ногу разнесло, и жар начался. Другому лекарю показали, он тоже не помог. Вечером я Дарье рассказал, она велела привезти его. Вскрыла ему ту рану, засопожником, а там гной, стала вымывать, от туда, щепа вышла. Сейчас лежит вон, жрёт, в три горла.

– Это да, покуда, в теле щепа оставалась бы, гнить не перестало. Молодец дочка. А ты откуда умеешь раны чистить?

Все заинтересованно смотрели на меня – спасибо муженёк! – Ну и ладно, если нужно врать, говори полуправду!

– А я людям раны и не чистила ранее.

– А кому чистила?

– Корове.

Рядом затряслась Преслава, Захар спрятался под стол, Андрей опустил лицо на грудь, покраснел и плечи его затряслись, потом прочистил горло и выпрямился. Отец не стал скромничать и громко заржал, и сквозь смех спросил:

– Это та корова, которая в прошлом году, у вас в монастыре сдохла?

– Сдохла она, от того что матери настоятельнице ровесницей была, а может и старше.

Новый дружный хохот наполнил зал, уже ни кто не пытался сдерживаться. Дождавшись, когда все просмеются, я продолжила:

–Вот вы зря смеётесь. Корову лечить тяжелее, чем человека. Человеку объяснить можно, попросить потерпеть, скрутить и держать, на худой конец, а то скотина не разумная, и сильная, как даст! Долго лететь будешь. Жизнь она всем мила, хоть скотине хоть человеку, и даётся только один раз.

– Шибко ты, умная у меня. – Посерьёзнев сказал отец.

– Прости батюшка.

– Та, что там! – махнул он рукой, и притянул к себе тарелку с сухофруктами. Я пригляделась, это был мелкий урюк, высушенный прямо на косточке.

– Батюшка, а вы косточки сажать не пробовали?

– Кого? А, эти. Я не пробовал, Герасим сажал. Они проклёвываются, но потом засыхают.

– Хм. Не выбрасывай.

Сказала, разглядывая уже чистую косточку. Отец серьёзно кивнул. Преслава встала и вышла, я проводила её глазами. Хотелось конечно, её расспросить, но она вышла на улицу, вдруг ей плохо, а тут я, со своими расспросами.

– Что там, с платками твоими? – Перебил мои мысли отец.

– Вяжу потихоньку.

– У нас тоже, девки, навязали уже, только что с ними делать!? Нет времени искать, кому их продавать.

– А ты Забаву к этому делу приобщи, она тётка бойкая. Только попроси её сильно не ломить, пусть лучше, большим количеством зарабатывает.

– То верно, про Забаву я и не подумал.

– Если Забава за дело возьмётся, ещё и успевать не будете. Ты сейчас ещё девчат сажай учиться.

Отец посмотрел скептически и хмыкнул.

– Не каждому даётся, дело это.

Я криво усмехнулась.

– Батюшка, а ты девицам за каждую готовую шаль, по пять режек давай, увидишь те, что умеют сразу в скорости прибавят, а те, что не умеют, в ученицы проситься будут.

– Это они так потом, соберут и откупятся. Потом сами будут, такие платки продавать.

–Тут батюшка ты не прав. – Отец с Андреем внимательно смотрели на меня, а я продолжила:

– Вот смотри, чтобы выкупится, ей нужно скопить на выкуп, потом и жить же где-то надо, и есть что- то, пока она купит шерсть, обработает и свяжет. Это одно. Ещё продать надобно, чтобы , не обманули, или не отобрали вообще. С продажи опять платить, за жилье, да снедь. А ещё – это здесь они, под Приславиным приглядом, не болтаются без дела. Когда, сама себе хозяйка: то с соседкой поговорила, то женихаться начала, не до вязки ей будет. И самое главное вот что – ты же жену свою знаешь?

Отец недоумённо свёл брови, типа – это тут причём?

– Батюшка, женщины все похожи. Если ты, Преславе будешь каждый день, давать по пятьдесят режек и скажешь – Копи! – Сколько она накопит?

– До первого торга. Потом придёт без диньгов, зато в бусах и счастливая.

– Зачем тогда мне, им по пять режек платить? ремесленники иные, меньше зарабатывают. По две режки хватит.

– Ну, батюшка, это ты хочешь и рыбку съесть и … косточками не плеваться. Зарабатывая, дай заработать другим. Плохо что ли, если у тебя девки, с хорошими приданными будут, за ними мужики к тебе в закупы придут, а люди это всегда хорошо, земли у тебя много, найдёшь куда приставить.

– Да. Голова у тебя дочка… Вся в меня! – гордо сказал отец и сам засмеялся. – Порадовала, но и дум подкинула старику, эко завернула.

– Батюшка, это кто здесь старик? Я смотрю, Преславе нездоровится, нам братика или сестричку ждать?

– И правда, уж несколько дней нездоровится ей.

Он удивлённо посмотрел на меня, будто я могу знать.

– Она что не говорила?

– Нет.

– Тогда «Ой»! – я повторила коронное движение, Захара прикрывая рот обеими руками. – Может я ошиблась?

–Посидите, я сейчас…– Сказал отец и быстро направился на выход. Огляделась, в зале были только мы с Андреем, когда успел смыться Захар, я даже не заметила.

Отец вернулся быстро, с широкой улыбкой он кивнул, подтверждая, в ответ я широко улыбнулась. Поздравлять с беременностью, здесь не принято.

– А где Ивашка?

– На верху, спит, наверное.

– Я посмотрю.

Оставив мужчин, отправилась к младшему братишке. Иван не спал, он одной рукой складывал деревянные бруски, а палец второй ему заменял соску. Зацеловав младшего, спустилась в зал.

– Батюшка, пойдём к Агафону сходим.

– Пойдёмте.

Во дворе, к нам присоединился Захар. Оставив старших позади, мы с братишкой ушли в перёд и шептались о тренировках и приёмах.

У Агафона всё прошло как по маслу. Даже с зажимом, он быстро ухватил мысль. Оказалось что он, работает не один, есть и литейщик, и ученики.

Вернувшись, мы уединились с Преславой, немного пошептались, обсудили токсикоз и предположения о поле ребёнка.

– Батюшка твой, дочку просит. Говорит – без дочки дом, не дом. – Я, грустно улыбнулась.

Прощаясь, будто частичку от себя отрывала. Крепко обняв всех, села в повозку. Подняв воротник повыше, хотелось спрятаться. Ещё не доехав до дома Андрея, меня начала есть тоска, по дому. Вспомнила тишину, одиночество, в его доме и сердце сжалось. Ощутила себя одиноким, брошенным ребёнком, который подглядывает за чужим счастьем, в окна.

Андрей.

Андрею, очень понравилось, дома у Никиты. А как светилась его жена! Сейчас она закуталась и глазки потухли. Сравнив обстановку, отчего дома Дарьи, со своим, он понял, как ей тяжело. Тут он вспомнил, как он комнату Даше показывал, будто место, как собаке указал. Сам заморозил, сам отогрею – подумал он, – у нас дома, она тоже улыбаться будет.

Заходя в дом, Даша грустно осмотрела, дом и двор, Андрею это не понравилось.

– Да что он сделал такого, что она смотрит с такой обречённостью!? Ни чего же? – Но совесть, подкидывала, как Даша старалась, с первых дней, и семью его обхаживала, своими руками им готовила, а с ней даже словом ни кто не обмолвился. Да и он сам, только на ночь в свою горницу и забирал, а после, отправлял обратно, не ворковал, как полагается с молодой девицей. Так захотелось себе по морде дать. Подошел Трофим.

– Боярин, баня готова.

Андрей кивнул. Это хорошо, он заранее распорядился, чтобы баню топили. Он жену отогревать будет.

Даша.

Приехав в дом Андрея, я сразу ушла в свою комнату. Думала, поездка к отцу мне пойдёт на пользу, но нет, на душе стало только паршивее. Наверное, гормоны шалят, месячные скоро, потому-что сама по себе, я не истеричная, но сейчас, хочется закатить истерику с громким плачем в голос. Меня сюда отправили, хорошей женой быть,– от этой мысли ком встал в горле, а в глаза начали собираться слёзы. Легла на кровать, свернувшись, приготовилась хорошенько прореветься. Как, на зло, именно сейчас я понадобилась мужу. Он вошел без стука, здесь вообще ни кто, не стучал в дверь. Резко встала и опустила лицо, не хотела, чтобы он видел, что я здесь реветь собралась.