Лууч

скачать книгу бесплатно


– Вполне красноречивое согласие, – заметил Головус и предложил садиться за массивный деревянный стол, стоявший в середине зала. Напротив места, где он сел, был аккуратно выложенный из разных по форме камней камин. В доме было всего два окна, тоже круглые. Они располагались друг напротив друга, вполне достаточного размера, чтобы было светло. Позже Лууч догадался: одно окно выходило на восход солнца, а противоположное на закат. В двери тоже было маленькое окошко, и она располагалась на западе. Так что когда солнце шло своим путём, луч света очерчивал всё помещение по дуге.

На столе хозяин дома выложил большой кругляш сыра, кувшин с молоком, бадью мёда, тарелку, полную разнообразных орехов, среди которых Луучу показался знакомым только лесной орех. Но он был каких-то неестественных размеров, аж со сливу. Потом хозяин извлёк из специального шкафчика вяленую рыбу, овощи и прочую, ранее не известную, разнообразную снедь. Живот мальчика снова напомнил о себе, а его рот наполнился слюной.

– Ну! – вступил Головус, усевшись на самый крупный, резной стул, по-видимому, предназначавшийся главе стола. – Отведай моей кухни, Лууч. Лучшее, что есть для гостя.

После обильной обеденной трапезы мальчик допил остатки молока из фигурной глиняной чашки, следом отодвинул пустую тарелку и выразил благодарность на всех известных ему словах в этой области, а когда закончил, вспомнил – в карманах у него лежат те орехо-фрукты, найденные в месте ночлега. Несмотря на разнообразие фруктов и овощей, хранящихся в доме Головуса, таких, какие он нашел и употребил в пищу, точно не было.

– Вот, смотрите. Может, вы знаете, что это за плоды? Я вчера нашёл их в лесу и съел парочку… Признаться, до поры никогда их не встречал, надеюсь, они не ядовитые, – с этими словами он положил все фрукты на стол.

Откинувшись назад, на спинку стула, Головус в этот момент навалился на поручень и продолжал жевать орехи, взятые предварительно в горсть. Стоило находкам мальчика коснуться стола, он наклонился вперёд, перестал жевать и с нескрываемым интересом уставился прямо на них, на мальчика, потом снова на плоды.

– Откуда они у тебя?! – с каким-то театральным удивлением и усиленным возбуждением спросил мужчина.

– Из леса. Мы недалеко от этого места и встретились, – простодушно и скоро ответил Лууч, а потом резко переменился в лице и с ужасом полным сомнения голосом вопросил. – А что?! Они ядовитые?!

– Отнюдь, мой друг, отнюдь! Это бесценный дар, ты даже не представляешь, как давно я их ищу в этих краях!

Глаза странника и следопыта по имени Головус медленно опустились вниз и сделались стеклянными. Где-то глубоко в них сейчас разгорался огонёк, огонёк воспоминаний… Потом зеницы его заблестели и оживились, он продолжил.

– Четвёртый год я живу в этом доме и каждый день отправляюсь на поиски этих самых плодов – Великого Пробуждающего Древа, но за всё это время мне ещё ни разу не удалось найти их, и тем более самого Древа. Я не из этих краёв и живу далеко отсюда: до моего родного дома, где живёт моя семья, жена и дочь, несколько месяцев пути, – он замолчал, грустно улыбнулся воспоминаниям и продолжил уже без тени улыбки. – Однажды, в моём родном городе Мализерн, в последний день лета, мы втроём пошли на прогулку за черту нашего поселения.

Погода стояла солнечная, и мы ушли далеко от дома, потеряв счёт времени. Был праздник, день Щедрой Сборницы, последний день до скорого сбора урожая. Все жители собирались под вечер и гуляли на виноградной площади с вечера до глубокой ночи, ведь по поверьям, чем длиннее ночь гуляния, тем лучше выдастся урожай, хоть и все понимали, что последний день ничего не решит, но таков был обычай предков. Праздник начинался к вечеру. Когда темнело, разжигались большие костры, множество факелов и ламп, на виноградной площади становилось так красиво, светло и уютно, что на это приезжают посмотреть со всей округи.

Солнце клонилось к горизонту, мы шли назад, но нас всё равно застали сумерки. Это ничего – в родных краях даже в полной темноте невозможно заблудиться, тем более если идёшь по более-менее прямой дороге. Мы уже почти пришли, заслышали голоса собиравшихся на площади местных жителей, даже увидели свечение от сотен огней, сумерки уже совсем сгустились, как вдруг во время перехода последнего ручья вброд до нас донеслось тихое рыдание.

Я сразу определил направление и отправился помочь, оставив жену и ребёнка у самого ручья. В каких-то нескольких метрах, в высокой осоке, лежала темноволосая женщина. Она свернулась калачиком и горестно плакала. Конечно, я сразу успокоил её, помог подняться, взяв её под руки с Миловирой – так зовут мою жену. Все вместе мы отвели её в деревню. Женщина молчала всю дорогу и кого-то мне очень напоминала, но я никак не мог понять кого. Нам пришлось отвести её к себе домой.

Оказавшись дома, мы в первую очередь усадили её в мягкое кресло, положили на плечи плед и дали чашку тёплого молока с разведённым мёдом. Миловира убрала с её лица волосы (как выяснилось при свете, тёмно-рыжие) да попросила мою дочь разогреть ужин для гостьи. За прядями скрывалось чистое, без веснушек лицо и большие чёрные глаза, которые были обращены в одну точку на полу. Её бордовое платье оказалось опрятным, как и тёмно-синие туфли, новенькие, без пылинки, как будто только что надели. Всё это выдавало в ней женщину благородного происхождения. Только я всё не мог побороть чувства, что знаком с ней, но в упор не узнаю. На щеках женщины мы сразу увидели обозначенные блеском дорожки от слёз. На вопросы, как её зовут, где она живет, что с ней приключилось, она никак не реагировала. Чем больше она смотрела на меня, мою жену и дочь, тем сильнее лились её слезы. Я встретился со взглядом Миловиры – и мы благоразумно решили оставить гостью одну, дать отдохнуть и просто прийти в себя. Сами мы зашли в нашу комнату, намереваясь там обсудить, как поступим дальше.

Не успели мы проронить и слова, как раздался звон бьющейся посуды. Я выскочил обратно и увидел мою девочку на полу… Рядом лежал поднос с разбитой тарелкой и её содержимым, «знакомой» незнакомки нигде не было, точно она испарилась. Припал к дочери – та лежала без чувств, с открытыми глазами, а взгляд был невидящий, точно чем-то затуманенный. Миловира, вбежавшая следом, увидев обмякшую дочь в моих объятиях, вскрикнула и бросилась к нам, но вдруг совершенно из ниоткуда появилась та рыжая незнакомка и сверлящими чёрными глазами уставилась прямо на неё. Вмиг глаза моей красавицы-жены тоже затуманились, ноги подогнулись, и она осела на пол, там, где была. В бешеной ярости я вскочил и, не владея собой, направился прямо к рыжей. Молниеносно вынес обе руки, чтобы схватить её, хорошенько тряхнуть и бросить о пол, даже коснулся кружевного платья, но пальцы прошли насквозь. И тут она словно исчезла, как будто её и вовсе не бывало в моём доме.

На этом рассказчик затих. В его выражении лица Лууч уловил глубокую печаль и наряду с этим полное спокойствие, некую отрешённость от произошедшего. Выходит, он имеет огромную внутреннюю силу, раз уже четвёртый год не опускает руки. Тем временем Головус вновь как будто ожил и продолжил.

– С тех самых пор мои любимые жена и дочь лежат на двух ложах в главной комнате родового дома. Глаза их постоянно двигаются, точно что-то всё время видят, а когда приподнимаешь им веки, понимаешь, что глаза эти невидящие, на них словно пелена из тумана, и всё это время они видят грёзы, бесконечные сны, мечты и видения. И нет средства в этом мире другого, способного вернуть человека из мира грёз, кроме как плоды Великого Пробуждающего Древа, но только чистый душой человек способен отыскать их в бесконечных просторах Синтейевского леса.

– Неужели не нашлось за всё время никого, кто способен пробудить их ото сна, доктора там или человека, владеющего гипнозом, или ещё чем в сходной сфере? – спросил Лууч, зачарованный рассказом.

– Не всё так просто, мой маленький друг. Конечно, первую неделю я приводил в дом всех местных эскулапов, но не было от них никакого толку, голубушки мои просто лежали, дышали и не реагировали на происходящее в комнате, даже на порошки и резко пахнущие препараты. Ни музыка, ни шум, ни лёгкие щипки или похлопывания по щекам не дают абсолютно никакого эффекта, хотя даже румянец остаётся! Это страшнее летаргического сна. Само собой, за ними постоянно ведут наблюдение, следят и ухаживают по очереди мои знакомые сиделки, – хозяин дома почесал подбородок и следом отвечал дальше. – Потом приезжали издалека хвалёные и известные лекари, были и шарлатаны, но были и настоящие чаровники, только в итоге всё равно разводили руками.

А однажды, на второй месяц моих мытарств, заехал я в одну маленькую деревеньку прямо посреди леса. Дороги даже толковой нет мимо неё, а та, что есть, почти не утрамбована и местами заросшая, так что приходилось слезать с лошади и искать её временами. Показалась, значит, посреди леса домишка одна, затем другая, ну я и поехал в их сторону. Дай, думаю, дорогу узнаю, к городу Верхалу, мне там рекомендовали одного местного целителя, да сам на ночлег остановлюсь, если пустят. Коня тоже не мешало бы накормить, но в таких малых поселениях часто чужаков не пускают на ночлег, да ещё и с собаками прогнать могут.

Деваться некуда, в лесу темнеет быстро. Подъехал к ближайшему дому, спешился, постучал в дверь, слышу, внутри заёрзали, но открывать не стали. Отошёл, взял коня под уздцы, подхожу к следующему дому, в окнах тоже свет не горит, не успел у двери оказаться, вижу, на окнах шторы задёргивают. Развернулся и уже верхом последовал меж домов до самого конца деревни, домов-то немного, десятка два. А там поперёк единственный дом стоит, он же и последний, а в окнах слабо мерцает жёлтый свет, последовал к нему. Пока шёл в других домушках, по пути два раза дверью хлопали да шумели засовами – затворялись от меня, стало быть.

Я приблизился к единственному жилищу, источавшему свет, оглянулся: первых домишек уже не видать, так темно стало, так ещё и туман появился внезапно. Обернулся, вынул ноги из стремян, опять спешился, сделал пару шагов в направлении двери – и тут мне навстречу вышел седой старик с горящей стеклянной лампой в руке. Он приподнял голову на меня, ростом он был как раз на голову ниже, посмотрел и молвил:

– Заходи, добрый сын, весь вечер жду тебя.

Дал мне масляную лампу свою и молча указал на стойло справа. Дымок сначала зафырчал, но стоило мне взять его, отвести в стойло, – тут же затих и занялся зерном.

Туман уже загустел, как кисель, в полной темноте не стало видно абсолютно ничего. Приятная на ощупь цепь в ладони и тяжесть, на которой висела лампа, внушала уверенность, а мягкий свет озарял туманную тьму на пару шагов вокруг. Я закрыл ворота и вышел наружу. В этот момент меня охватил липкий страх, причины как таковой сразу определить не удалось, но я чувствовал всем своим существом: мне не стоит отходить даже на пару ярдов от дома. Там, где только что стоял Дымок, из темноты донёсся шорох, потом подобие множества маленьких шагов… Я вовсе не из пугливых, но когда шорох сменился скрипучим лязгом, я, прислушиваясь к советам добросовестной интуиции, за пару мгновений попал на крыльцо, а оттуда внутрь дома. На этом шум сразу прекратился, а старик уже стоял в проходной с подсвечником с пятью горящими свечами и мягко улыбался мне. Его одеяние длиной до пола покрывало великое множество толстых верёвок, нитей, завязок и кожаных шнурков.

– Хорошо, что не пошёл на шум, – заметил старик. – Разувайся, у меня тепло, ковры, да располагайся, в ногах правды нет.

Внутри дома, под потолком, были развешаны причудливые конструкции самых разнообразных, а порой и совсем гротескных форм: в одной узнавалась птица, но странная, с человеческим лицом. Все они выполнены из каких-то верёвок, перьев, бусин, веток и прочих мелких деталей, разглядеть которые, проходя мимо, не удалось. Вместо пола в некоторых местах росла трава, настил просто-напросто отсутствовал, там лежали плоские камни. Старик велел ступать по ним и ни в коем случае не мять траву. Дойдя до основной жилой комнаты, он представился как Унтшар, предложил чаю и посоветовал оставаться минимум до восхода солнца, за что я его тут же поблагодарил. Мне велел располагаться по-турецки на резной скамье прямо напротив стола.

– К чужакам всегда относятся с подозрением, – объяснял старик, занимаясь посудой у открытого огня в печи. – Но основная причина – это обыкновенный страх перед опасностью, только что ты и сам в этом убедился. Ночью все жители Норсклы, так называется наша деревня, запирают двери, ставни и ворота, тем более не зажигают свет, чтобы не привлечь внимание.

Чай к этому времени был готов, и хозяин поставил его к прочим снастям на стол. Между нами стояли две крупные чаши, доверху наполненные ароматным травяным настоем, рядом с полным подносом выпечки.

– Есть у нас в лесу, сразу за еловой рощей, болото, много там пропало людей, опасные топи… Сначала за ягодами ходили, потом просто смельчаки, но никто не возвращался. Гиблое место. С тех самых пор туда ни ногой, все уже о нём знают, да только как люди перестали ходить к болоту, болото стало приходить к ним само, – рассказал старик главную новость.

– Значит, свет привлекает «лишнее внимание», – процитировал я его и, с опаской глядя на даже не закрытые деревянные ставни, потянулся за топором за спиной. – Что же это такое было? Болото?

– Охладей, Головус, – осёк меня Унштар по имени, которого я ему доселе не говорил. – В мой дом без моего на то согласия никто войти не сможет. Лучше отведай угощенья, как подобает гостю, да расскажи, что привело тебя ко мне в столь поздний час.

Во время еды я внимательно рассмотрел загорелое лицо старика: скулы широкие, а слегка раскосые глаза разного цвета – один был зелёный, другой серый. Казалось, он смотрит на тебя то одним, то другим, причём внимание перескакивало с них поочерёдно, в то время как другой глаз, свободный от зрения, становился точно стеклянным. Волосы, седые до пояса, охвачены лентой по лбу и заплетены в подобие кос. Накидку он снял за столом и сидел в серой холщовой рубахе. Мы закончили поздний ужин; он подкинул в печь пару поленьев, и я подробно рассказал ему, куда направляюсь и что случилось с моей семьёй. Стоило мне закончить рассказ, он тут же наполнил наши чаши новой порцией ароматного отвара и сам завёл речь.

– Миловира и Вильгельмина здоровы и проживут долгие годы, а в грёзах или нашем мире, зависит только от тебя, – Унтшар сразу произнёс имена моих жены и ребёнка, хотя я их ему тоже не называл. – Есть одно снадобье – плоды Великого Пробуждающего Древа – встретить его просто так невозможно, специально искать не получится тем более… Плоды его пробуждают ото сна, а если человек не пребывает в грёзах сновидения, не спит наяву, даруют отведавшему их ясность и возможность видеть сокрытое от большинства. Суть вещей предстаёт в ранее не известном ключе, отчего жизнь отведавшего их круто меняется. Встретить Древо может только чистый душой человек, и не каждому оно явит себя, а тому, кто изо всех сил стремится найти его. У тебя будет выбор: отведать мудрости через плоды и проникнуть во многие потаённые тайны или дать их своей жене и дочери, потому что только одна возможность предоставляется человеку, повстречавшемуся с Древом. В ответ на мою скромную услугу я расскажу тебе о месте, где ты сможешь найти это Древо, далее всё зависит от тебя и твоей судьбы.

Он мне подробно описал, как выглядит Великое Пробуждающее Древо, и показал его плоды, правда не такие свежие, как у тебя, а сушёные, так что теперь я их не перепутаю ни с чем. Но за долгие годы я не встречал ничего подобного.

– Однако плоды подействуют только в том случае, если ты собственными руками собрал их с Древа, – оно должно дать как бы свое благословение. Или их должен собрать человек, знающий твою проблему и желающий бескорыстно помочь тебе с ней. В ином случае, если бы, например, я нашёл их у кого-нибудь и попробовал купить для тебя, или ты их купишь у меня или возьмёшь в дар, пользы от них будет не больше, чем от горсти орехов.

В этот момент я хотел достать всё немалое содержимое своего кошеля и высыпать на стол в знак благодарности, но как только я повёл руку к поясу отвязать его, он одним взглядом остановил меня, словно этим я бы обидел его до глубины души и изрёк:

– Ты и твоя семья приходили ко мне в сновидении две ночи назад. Сегодня я тебя ждал и специально зажёг лампу у окна, чтобы ты наверняка пришёл на свет в мой дом.

Тут снаружи дома прозвучал скрежет, похожий на то, как если бы человек недюжей силы взял вилы и провёл ими по стене дома, собираясь таким образом выгнуть в обратную сторону зубья. На этот раз я, не дожидаясь, ловко выхватил топор и привстал в изготовке, норовясь достойно встретить любого, кто проникнет в дом. Противный слуху скрежет перенёсся на стекло; по моей коже пошли мурашки, потом что-то ухнуло и с глухим ударом приземлилось на крышу дома. Но Унштар и глазом не повёл, а только поднёс указательный палец к губам, дунул на него и, раскручивая по спирали, поднял руку вверх, шепча «шшнемм, сннга, уссним». Затем нечто, запрыгнувшее на крышу, дико завыло на всю округу, отчего у меня моментально застыла в жилах кровь… Следом оно будто скатилось с грохотом на задний двор и упало наземь. После этого я до самого сна не притрагивался к топору и чувствовал себя всецело защищённым в стенах домашней неприступной крепости.

На рассвете, за завтраком, старик описал мне подробно ещё раз, как выглядит Великое Древо и дал один сушёный плод его наудачу. Заодно поведал о местах, в окрестностях которых велел мне продолжать поиски, близ деревни Малахони, – это именно те места, в которых я сейчас живу и встретил тебя. Взамен же попросил об одной услуге: сходить на то самое болото, проклятое всеми, у кого не вернулся с него родственник, друг или просто знакомый. Да не просто сходить. С собой он дал мне полный мешок мёртвых птиц и грызунов! Каким образом он всё это насобирал, я уточнять не стал.

К мешку приложил подробную словесную инструкцию, что мне с этим чудом делать, когда приду. Из всех знающих и умеющих людей, что мне советовали, ни один не смог помочь, и у меня просто не было иных вариантов, кроме как внимать советам мудрого старца Унштара. Диковинный случай встречи с этим стариком вязался странным образом с тем, что я искал, ведь внутренне я чувствовал, что это как раз правильный выбор, и я иду по своему пути. Точно так же и твой путь свёл тебя со мной. Понимаешь, Лууч, этот непростой старик дал мне надежду, тот призрачный шанс, за который я ухватился двумя руками!

Ухватился двумя руками, закинул на плечо и понёс на болото и злополучный мешок с мёртвыми зверьками. Утренний туман заволок всю видимость. Во все стороны от дома старика петляли дорожки. Чуть углубившись, они сначала таяли, а потом и вовсе пропали. Следы-то я хорошо различаю, да вот туман стал подобен молоку, в аккурат заполняя всё пространство, даже под ногами. Дыханием я чувствовал его влажность. Несмотря на достаточное количество одежды, он всё равно проникал до самой кожи, похищал моё тепло.

Унштар уверил утром за чашей горячего настоя с ложкой мёда, что в лесу безопасно уже сейчас, а когда станет ещё немного светлее, он отправит меня и покажет нужное направление позади своего дома. С его указания я сразу взял направление и уверенно пошёл вперёд, куда он мне показал. Чем дальше я удалялся от дома, тем сильнее клубился треклятый туман, его плотность буквально скрывала даже самые близкие деревья и кусты, и мне пришлось замедлить шаги, чтобы лбом не встретиться с деревом. Направление я по-прежнему уверенно представлял, несмотря на любой туман или темноту, это у меня врождённое.

Замелькали с близкого рассмотрения ёлки, а потом кроме них совсем ничего не осталось – чёрные, как сажа, с острыми ветками. Я переживал, что одна из них порвёт мой мешок и придётся собирать ношу руками. В какой-то момент под ногами легонько зачавкало – низина. Сапоги мои не пропускают воду благодаря специальному охотничьему составу из нескольких видов смол и воска. Да вот уже и весь путь из маленьких луж превратился в сплошные омуты с редкими кочками и островками суши. В некоторых местах мне приходилось идти по колено, а то и по пояс в воде. Показались первые берёзы во мху, сгнившие, как и всё на этом болоте. Тьма рассеялась, и в лёгкой полутьме стали видны берёзы с лёгким голубоватым отливом – такой цвет им придавали желеобразные грибы, поросшие от основания до середины ствола. В голове прозвучали слова старика: «Дойдёшь до голубых берёз – начни искать крупные островки суши». Вынимая из мутной воды колени, я последовал к ближайшему островку, закинул мешок с половину моего веса и следом взобрался сам.

Отдышался, осмотрелся. Место подходящее, дальше следовали всё примерно такие же островки, а вода собиралась в основном в малые и большие непроницаемые омуты. Снял с плеча моток верёвки, достал нож и порезал её на разной длины куски. Средний отрезок, на уровне груди, привязал двумя концами за стволы более-менее прочных берёз. Следом развязал мешок, резко отпрянул от ударившего по ноздрям запаха, сдержал рвотный позыв. Надел кожаные перчатки, привязал первую тушку птицы за лапу, и так на каждую верёвочную растяжку от трёх до семи тушек, в зависимости от расстояния между деревьями на каждом островке. К этому времени туман немного разрядился. Немного забирая вправо, как велел Унштар, мне удалось подвесить около двух дюжин растяжек – жутко это, должно быть, смотрелось со стороны!

Заканчивая последнюю растяжку, я услышал невдалеке плеск воды, именно в том месте, где я начал вешать эти жуткие и отвратительные гирлянды. Не сильно отвлекаясь, занялся последней растяжкой. Мешок заметно опустел и стал почти невесомым по сравнению с тем, каким был в самом начале. Плеск повторился в тот момент, когда я вывалил оставшееся содержимое ноши наземь, – мне оставалось подвесить ещё четыре тушки. Повторился ещё раз, и ещё, и ещё… Я бросил остатки верёвки, мешок и кинул в сторону дохлую речную крысу, что держал в руках. Естество моё запросилось обратно, и я не стал мешкать ни минуты. Достал приготовления старика – стеклянные колбы и пару тряпичных кулей. Зачерпнул из соседних омутов мутной, почти чёрной, густо пахнущей торфяной воды да набрал под завязку в кули вьющейся травы с голубыми цветочками в один и корней оранжевых болотных цветов в другой.

Плески воды участились. Водяной «плюх». Совсем близко. Вскочил на ноги. Вдогонку участившимся плескам добавился хруст костей, хрип и словно жужжание, напоминающее «Взжжиррррззз». Присмотрелся – там что-то маячило, как будто прыгали собаки и пытались ухватить мерзко пахнущие подвесы. Только сейчас, с платком на лице, я ощутил чуть ли не кожей, какое сильное зловоние распространилось на всю округу, что наверняка и привлекло местных обитателей, встречи с которыми сейчас мне меньше всего хотелось.

«ВЖЗЖЖИРРЗЗЗЗ…!» – раздалось сбоку от меня, и я развернулся к направлению звука всем телом. От увиденного у меня похолодело всё внутри. Из чёрной воды прямо мне в глаза уставилась мерзкого вида тварь серо-бурого цвета. Вероятно, это было только головой… Белков в глазах не было вовсе, сплошные мутно-зелёные круглые глаза со сливу, и сразу под ними раскрытая пасть с плотным рядом множества тонких, но острых зубов. Тварь подплыла ближе, залезла на край островка и предстала во всей красе.

Продолговатое тело размером с полено постояло на тонких, коротких клешнях, оценило шансы и, слегка разогнавшись, прыгнуло в мою сторону. Недолго думая, я реактивно выхватил этот самый топор и, уйдя в сторону с траектории полёта твари, с короткого маха параллельно земле рубанул ей в пасть. Затрещали ломаемые зубья, жвало треснуло, и верхняя часть головы повисла на кончике топора, уродливое тело продолжило полёт и плюхнулось в омут с другой стороны островка. Не успели круги разойтись, на том же месте, вильнув плавниками, заплескались такие же твари… Вероятно, они принялись поедать собрата.

Со словами: «оно мне надо?!», я что было сил, рванул в сторону ближайшего островка, оставив последнюю гирлянду недовешенной. Обернулся на ходу и увидел, как те создания уже выбрались на сушу и грызут плоды моей работы. Несложно было догадаться, что приманил всех этих созданий именно тяжёлый дух с гирлянд. Глядя, как уверенно они чувствуют себя в воде и на суше при, казалось бы, неудобном строении, я вспомнил, по каким местам только что шёл в воде. По спине пошёл холодок, волосы на голове задвигались, и показалось даже поменяли цвет на пепельно-белый.

Ободрённый местной фауной, я помчался по всем попадающимся клочкам суши, по-прежнему, как велел старик, забирая вправо и делая крупный полукруг по местности, намереваясь попасть точно в спасительную еловую рощу. Налегке ноги напружинились, усталости и тяжести от промокшей холодной одежды, как и не бывало, местами, где суша кончалась, мои прыжки достигали завидной длины, чего прежде за собой я никогда не наблюдал. Но все мои старания по выбиранию маршрута всё равно сходили на нет.

Впереди был последний рубеж из очень маленьких и редких кочек, поросших болотной невыразительной травой. Сдержать вес взрослого человека они точно не смогут, разве что мелких зверьков, коих тут и не водилось по известным причинам. Сплошная застоявшаяся мутная вода. Мои опасения прервал очередной плеск воды где-то далеко сзади. Большинство омутов, судя по всему, сообщались между собой под водой, потому как с пяток тварей пустилось за мной вдогонку, не вылезая из воды. Самые шустрые преследователи раньше всех успели отведать принесённых гостинцев от старика, вдобавок враз дружно застрекотали, но мне уже было не до них.

Холодная вода ударила в лицо сильными брызгами. Вода не успела сомкнуться плотным кольцом вокруг коленей, как у меня открылось второе дыхание, ноги понесли меня с такой быстротой, будто воды вовсе не было. Из-под сапог вылетали водоросли, частицы ила, мутные брызги. Вскоре вода достигла живота – лишь в этот момент все движения завязли, скорость упала. Моё преимущество таяло, как масло на раскалённой сковороде. Земля окончательно ушла из-под ног; вплавь дело пошло лучше, но перспектива встречи с преследователями на глубине уверенности совсем не придавала, скорее наоборот. Яростно гребя, я даже вспомнил детство, как с мальчишками на скорость плавали через реку… В этот раз ценой победы была жизнь, а не право называться главным пловцом. Берег с уже милыми голубоватыми берёзами, поросшими мхом, маячил в спасительной близости.

Назад не оглядывался, не слышал и не видел ничего, что происходило сзади, из-за собственного шума, но интуитивно чувствовал – опасность близка. Вот уже так близко, вот же он берег, рукой подать, как вдруг из воды стало подниматься нечто объёмное и гладкое. По показавшимся из воды мутным, но очень тёмным зелёным глазам стало очевидно: за мной гнались малые детки… Настоящее чудовище с уродливой длинной шеей, определенно их родитель, выросло из болотной мути прямо перед самым носом на пути к спасению. Жуткого вида челюсти на приплюснутой голове оскалились и зачавкали. Жабры, присоски, выпученные глаза. Ракоподобная архитварь с высоты в несколько метров, не говоря о самом туловище, скрытом в воде, недвусмысленно, плотоядно смотрела на меня.

Носок сапога упёрся в илистое, мягкое дно. Пара шагов. Прибрежная отмель. Хитиновые клешни, не такие как у мелких сородичей, а огромные, с голову грузовой лошади, пощёлкивают и двигаются в мою сторону. Топором тут не отмашешься, особенно стоя по пояс в воде. Нога согнулась в колене, рука заскользила по правой ноге, погрузилась в сапог, вытащила тяжёлый нож. Мощный мах из-за плеча. Лезвие проходит между почти дотянувшихся до меня клешней, архитварь не успевает моргнуть (если вообще на то способна), а острое жало массивного ножа легко проникает в мутный и вязкий глаз монстра. Клешня сильно и судорожно бьёт по воде, лопнувший глаз фонтанирует слизью во все стороны. А я из последних сил толкаюсь о дно и, проплыв короткий отрезок, который кажется вечностью в миниатюре, оказываюсь на мягкой почве, среди прекрасных голубых берёз.

Самый шустрый из остальных потомков раненного в глаз чудища выскакивает следом за мной, но вместо жилистой плоти в челюсти получает дюжий удар в ещё не сплюснутую макушку обухом топора. Хруст разбитого черепа не останавливает остальных, нападающих следом, но этого и не нужно: махать топором тут – всё равно, что колоть годовалых бычков башмачным гвоздём. Всё оставшееся разъярённое семейство в сборе: примерно около дюжины особей, включая самого крупного раненого, бросается следом за мной. Но куда им с такой скоростью, на тонких ракообразных конечностях за напуганным двуногим, бегущим галопом по чаще густого леса?!

Когда я вернулся с выполненным заданием, старик дал мне карту со всеми указателями и метками, как добраться в место, где мы с тобой сейчас находимся, с убедительным напутствием искать Великое Пробуждающее Древо в этих краях. Так я и нашёл тебя, вернее, ты меня.

При всём при том – утро ночи мудренее. На этом и закончим мой рассказ, завтра нас ждут с тобой занятные дела, тихой ночи, Лууч.

– Тихой.

Глава 4

Лууч проснулся не то от крапающего по капюшону раннего дождя, не то от нахлынувшего предчувствия некоторых событий, напрямую связанных со вчерашним днём, обернувшимся теперь ночёвкой на макушке массивного дерева. Возможно, его разбудило яркое сновидение, вернувшее его в далёкое, уже кажущееся не своим детство. Оно напомнило, как он попал в этот мир. Спина и ноги затекли от беспрерывного лежания в толстых, плотно переплетённых ветвях, обросших мхом и вьюнами. До его слуха донеслись шаги, а вернее, шум от передвижения группы людей.

Семь, нет, девять человек. Идут слаженно, в такт, сплочённая команда. Судя по силуэтам, все с короткими арбалетами наготове. Хитрецы. Так ходят охотники. Охотники за головами, в данном случае за моей. Пошевелился неторопливо, повернул голову в сторону приближающихся утренних гостей. Утренний сумрак, туман, густая крона листьев – ничего не видно ни с одной стороны, ни с другой. Да и кому взбредёт в голову искать кого-то на змеином дереве, прозванном так за свою способность притягивать к себе на ночёвку всех ползучих гадов с округи, в том числе ядовитых и очень ядовитых? С детских лет водилась за мной особенность странным образом понимать змей и им подобных, а главное, ладить с ними, ну а после плодов Великого Пробуждающего Древа чувства только обострились.

Вода стекла со складок плаща и попала на лицо. Холодная влага взбодрила и сняла остатки сновидения окончательно. Плащ очень вовремя был приобретён давешним вечером в городе Вулверс-Сорфа при Королевстве Его Величества Акриустиана за весомую, но оправдавшую себя сумму в пять золотых гултсов. Изумительно хороший плащ! Всю ночь калачиком лежал под дождём на сырых холодных стволах, а проснулся в тепле и абсолютной сухости.

Наёмники – древнейшая профессия, люди рождаются, умирают, и кому-то нужно помогать умирать, тут-то и приходят они, люди – волки. Всё просто, никаких иллюзий, я или они. Шли за мной от самого Вулверс-Сорфа. С парой хороших следопытов. Медленно идут, в темноте потеряли след, но рассвета не дождались – видать, много им обещано за мою голову. Дождался, пока прошли подо мной и удалились ярдов на шестьдесят. Всех нас встретил по-лесному влажный утренний сумрак. Я плавно приподнялся и беззвучно потянулся, разминая мышцы. Снял с плеча лук, достал одну стрелу, положил паз на блёклую тетиву, взглядом поймал силуэт самого последнего идущего охотника. Как говорили древние, лучшая защита – это нападение.

Полный вдох, выдох. Благодаря усилию мышц взвёл оружие и спустя три удара сердца мягко отпустил стрелу. Особенностью накануне купленного вместе с плащом лука, по легенде продавца, была его бесшумность. Символы, начертанные по всей его поверхности, тщательно скрадывали выстрел, позволяя оставаться стрелку незамеченным. Дуги вернулись в исходное положение, так же беззвучно вошла стрела между лопаток охотнику, отчего последний стал заваливаться в кочки со мхом. Оперение следующей стрелы уже щекочет щёку. Выстрел. Идущий впереди наёмник получает такую же смертельную порцию на завтрак в спину и, пройдя по инерции пару шагов, падает на колени, брякнув тяжёлым арбалетом оземь. Идущий слева от него напарник что есть прыти разворачивается на месте и, подняв арбалет к плечу, находит меня взглядом, но уже слишком поздно: стрела проходит насквозь его голову через глазницу.

Не интересуясь, что с ним будет дальше, неимоверно быстро приседаю. Надо мной просвистывает пара болтов, один застряёт в стволе, точно там, где была сейчас моя драгоценная голова. В спешке покидаю ночное прибежище и прыжком оказываюсь на соседнем молодом дереве без сучков. В обнимку со стволом скольжу вниз, ещё три болта проносятся тут и там, заставляя вжать голову в плечи и уповать на растущую скорость земного притяжения. Добрые влагозащитные сапоги из обработанной по всем правилам тёмной замши лучшими ремесленниками вышеупомянутого города – смачно врезаются в мягкий дёрн. За цену в три гултса в них по лучшим мостовым дворца ходить, а не землю топтать в лесу… Перекат вправо и назад. Бегу нагнувшись в три погибели под защитой травы и мелкого кустарника высотой по грудь в противоположную сторону от преследователей. Отбежал ярдов на семьдесят, опустился на колени, сделал несколько глубоких шумных вдохов-выдохов, закрыл глаза, затих, весь обратился в слух.

Шелест продолжающего идти моросью дождя окутал всё своим мерным шёпотом. Лес просыпается, делает первый вдох, хладная свежесть обдаёт лицо и руки. Как приятно просто дышать! Донеслось пение птиц. Голосистые переливы тут и там разносятся со всех сторон, будят других лесных жителей. Чуть впереди притаилась куропатка. Такая у них натура – сидеть до последнего, пережидает, когда уйду. В паре шагов растягиваясь ползёт змея с ночной охоты, возвращается в нору. Осторожная двуногая поступь. Один чуть впереди всех, самый медленный шаг. Двое чуть поодаль, по сторонам, за ним, прикрывают, надо полагать. Ещё двое неслышимо крадутся вместе дальше всех. Последнего не слышно вовсе, затихарился, видать, главный у них.

Даю подойти поближе первым трём. Не поднимая век, приспосабливаю лук. Стрела наготове, ещё пара шагов… Наконечник уже смотрит в сторону ближайшего хитреца. Пора. Стрела, раздвигая и срезая стебли травы, разбивая капельки воды на своём пути, устремляется в путь.

– Аммм… – доносится тихий стон и сочный звук попадания в бедро.

Охотник падает в траву, но – какая выучка! Стоически замолкает. Лук в сторону. Смещаюсь перекатом вправо. Один болт прощупывает пространство, в котором я только что находился, но, не найдя живой цели, с чавканьем глубоко заходит в землю. Бросаю горсть земли в куропатку. Птица, получив заряд сырой земли, бранится на весь лес и издаёт одни только ей понятные крики ужаса и возмущения, взмывает ввысь с неимоверной быстротой. Нащупываю на бегу эфес меча. Не высовываясь выше уровня травы, в несколько длинных скачков оказываюсь лицом к лицу с перезаряжающимся горе-охотником. Длинный резкий мах – и остриё меча рассекает горизонтально грудь арбалетчика. Он судорожно дёргает короткий меч на поясе, но сила жизни уходит из его руки, из тела, из глаз; взгляд меркнет, тело падает назад.

Меч в сторону. В этот же миг руки достают из широких кармашков на поясе метательные звёзды, по штуке в каждую. Мгновение затишья, и я взмываю что есть прыти вверх, со всей пронырливой точностью. Кидаю их с двух рук в нацеливающихся на меня охотников. Звёзды раньше вонзаются в горло, в лоб двоим ближним от меня бойцам. Камнем падаю вниз и с изящностью ящерицы бегу зигзагами, сильно пригибаясь на последнего стрелка. В руках уже холодят пальцы звёзды. Мелькаю над травой одной головой и тут же маятником уклоняюсь в сторону, метнув при этом одну звезду, затем сразу вторую. Ловкач прикрывается арбалетом, не обращая внимания на торчащую из ложи первую звезду, ловко заряжает новый болт, но с уже вошедшей в плечо второй. Незначительная, на первый взгляд, рана даёт о себе знать, когда он взводит оружие. Лицо искривляет боль. Задержка в долю секунды – и последняя моя в наличии звезда жирной точкой подводит конец поединку, точно прилетев ему в область сердца.

В полной тишине и сосредоточении, словно на охоте, доползаю до оставленных меча и лука. По ходу движения занимаясь несложными рассуждениями, прихожу к выводу, что я остался один. В горячке боя совершенно потерял даже примерное местонахождение! Присел на пару минут. Прилёг. Минуло ещё немного времени. Так можно всё утро пролежать. Мечты-мечты… Аккуратно приподнялся, обшарил тела, попутно выудив у них кожаные кошели с монетами и ссыпав всё в содержимое в два из них, ибо в один не влезло, затем проследовал в молодой, но густой ельник, выпрямился в полный рост и спустя несколько мгновений приметил знакомый силуэт, примостившийся спиной к деревцу. Бедняга качественно перебинтовал себе полбедра невесть откуда взятыми зелёными тряпками. Там, где нога была оголена, кожа отдавала нездоровой синевой и чёрными венами. Виновница торжества – сломанная стрела, поблёскивая синим наконечником, лежала рядом. Заряженный арбалет он пристроил на здоровой ноге. Обойдя его полукругом и подкравшись, что было нетрудно, учитывая его натужные хрипы и отвлечённое внимание, я плотно приставил к его горлу изогнутый засапожный кинжал.

– Хххкк… – односложной реакцией ответил раненый наёмник.

Глаза его забегали, внутреннее чутьё уверенно твердило: это конец. Я не стал выжидать театральную паузу и выдал:

– Хочешь жить – говори. Кто такой, куда шли, откуда и зачем?

– А смысл, бродяга? Мой исход очевиден.

– Отнюдь, твой исход куда более страшен, чем если бы я применил этот клинок по назначению, – парировал я, забирая его амуницию и устраиваясь с его же взведённым арбалетом напротив. – Видишь, какой необычный цвет приобретает твоя нога? По глазам вижу, что да, можешь дальше не отвечать. Так вот, наконечник стрелы, которую ты бесцеремонно испортил в моё отсутствие без моего на то разрешения, был намазан ядом всем мало-мальски образованным господам известной змеи под названием «Синяя мерзавка». Вижу-вижу по морщинам на лбу, ты с ней заочно знаком, а значит, не удивлён своим симптомам: онемение конечностей, жар, холодный пот в три ручья, сменяющийся ознобом, лихорадочное состояние… Но это только пока. Яд имеет коварное свойство – оставлять в живых свою жертву, но оставлять парализованной, пока смерть не наступит естественным путём в результате многодневного обезвоживания, например, или чего похуже, беря в расчёт особенности данной местности с её многообразием флоры и фауны.

Ужаленный моей стрелой охотник прислушался к ощущениям. Самые страшные ожидания и опасения подтверждались болезненными ощущениями во всём теле. Я тем временем продолжал нажим.

– Твой бравый командор бросил всех вас, речи об отмщении и быть не может, посуди сам: пока он доберётся до города, пока объяснит ситуацию, пока соберёт новую команду, пройдёт пара дней. Меня тем временем днём с огнём будет не сыскать, да и дадут ли ему, так глупо потерявшему восемь человек, собрать новую команду? Голову оторвут да повесят на позорный столб. Остальным в назидание, – моя речь имела бы больший успех, если бы его сознание не стало плавать на тонкой границе между реальностью и полной отключкой от боли, переполнявшей его мышцы и органы. – Или я ввожу тебе противоядие, которое растёт у меня под ногами, и даю уйти целым и невредимым, не беря в расчёт рану на ноге. Твоя смерть мне уже не нужна. Слово честного человека.

Я добро улыбнулся, не зная наверняка, что в итоге может возыметь успех: сила убеждения или моё природное обаяние.

– Твоя взяла, – из последних сил молвил почти шёпотом охотник. – Я рядовой боец из клана наёмников «Серые волки». Вышли за тобой вчера, из своего логова в Вулверс-Сорфа, как только ты покинул трактир «Медленный шторм». Шли за твоей головой, за живого назначена награда пять тысяч гултсов, за мёртвого три. Главное условие – голова должна быть в сохранности. Это всё, что ты хотел знать?

Сказав это, наёмник закашлялся, так как во рту у него пересохло от длинной тирады.

– Имя главаря?

– Вольдер, – уже просипел боец. Глаза закатились, а на бледном лице проявились чернеющие сосуды.

Я неторопливо отложил на всякий случай его не шибко дорогое охотничье оснащение: арбалет, короткий меч и короткий боевой топорик. Огляделся, под ногами насобирал мелкие листья душисто пахнувших мелких зелёно-голубых цветов, зовущихся ряской. Получили они своё название за яркий цвет и повсеместное произрастание, подобно своему прародителю – болотной тине. Намял горсть собранных листьев в ладонях до состояния кашицы, уложил одной рукой пленника на спину и закапал выдавленный сок ему в открытый рот. Вытер одну руку о его повязку и своим кинжалом вспорол её, укладывая другой рукой остаточный жмых по всей поверхности раны.

В его походной сумке отыскал немного воды и сушёную рыбу, всё оставил раненому. Оружие разложил на траве, поодаль, но чтобы он его увидел, когда очнётся. Вроде бы всё. Надавил ему большими пальцами на надбровные дуги, растёр. Вскоре спасённый пленник очнулся.

– Как я и обещал, ты жив. Через пару часов уже сможешь подняться и сделать себе костыли, чтобы доковылять до ночи обратно в город. Если нога дорога, обмотай чем-нибудь рану поверх сырой накладки из листьев. Твоё снаряжение в целости и сохранности, потом заберёшь. А вот тебе на эскулапа, как прибудешь обратно, – слова я подкрепил брошенными в его сторону поднятыми у покойных бойцов увесистыми кошелями, и он тут же словил их на лету – вот что значит хватка наёмника! – Это тебе на первое время, ты же ведь понимаешь, что не следует возвращаться к своим после всего случившегося. Вольдер списал тебя, как расходы, возможно, изменил сценарий своего поражения, а если ты объявишься со своей историей, очевидно, кому первому из вас не поздоровится.

На лице бравого охотника за головами, совсем недавно намеренного не брать меня живым, проступили сразу две эмоции: благодарность и недоумение. В целом они напомнили детское выражение, когда ребёнок над чем-то вдумчиво размышляет, но до конца не понимает природы явления. Убрать эту жёсткую проступающую бородку с лица, закрыть шрамы – и выяснится, что вполне себе суровый наёмник внешне за мгновение помолодел лет на пятнадцать. Я заулыбался про себя такой особенности собеседника, но, не выразив эмоций, продолжил.

– Теперь, как видишь, наши пути диаметрально расходятся, мне пора.

После моих слов его лицо стало уж совсем выразительным. Пока я вставал и собирался уходить, его губы подёргивались, как нити паутины, натянутые ползущим за мухой пауком, будто он хотел что-то сказать, но не мог по непонятным никому причинам. Я уже отошёл на достаточное расстояние, но тут разобрал произнесённое им тихое «спасибо», хотя мне могло и показаться. Чего только не услышишь в утреннем лесу, когда так радостно поют все птицы вокруг, а листва на деревьях шумит, сливаясь в унисон, подобно шелесту волн о песок и гравий на берегу очень крупных озёр. Где ничто не важно, а заботы уходят далеко за горизонт, открываются новые виды на жизнь, только на другую жизнь, не эту… Ведь момент единения с природой, где только ты и абсолютная, непостижимая её глубина, лучше любых мечтаний и ожиданий!

Но не о том я размечтался. По крайней мере, с текущим раскладом отвлечение на подобные темы притупляет чувство опасности. Расслабляться некогда, пока за мной гоняются все, кому не лень. Следующий шаг – найти лошадь, припрятанную на другом конце леса в лачуге, бывшей когда-то охотничьим домиком. Не буду медлить. Упущенный главарь наёмников мог оставить по выходу из леса парнокопытное, и даже целую упряжь, что делает его ещё более опасным противником, если мне не удастся разорвать приличную дистанцию между ним и новой сворой приспешников, жаждущих лёгкой наживы.

Глава 5

Только за окном стало светать, мальчик проснулся, спрыгнул с высокой даже для взрослого кровати в отведённой ему на ночлег комнате, потянулся, широко зевнул и, потирая глаза кулачками, выглянул в круглое окно. Солнечные лучики тут же забегали по его лицу.

Вышел на кухню-гостиную. Ноздри защекотал свежий запах нарезанных спелых и сочных фруктов. Свет заливал комнату через восточное окно. Падая на стол, он создавал длинные причудливые тени зверей от глиняных чашек, тарелок, кувшинов, самих выполненных в форме разных животных.

– А вот и ты, мой юный друг. Запрыгивай скорей за стол! Как только лучи солнца падут вот на эту картину, мы пойдём к шаману. А пока приятного аппетита.

Головус указал рукой на картину, где изображено было поле с растущими хаотично молодыми деревцами в белом цвету, скорее всего вишнями. Затем он пододвинул к мальчику крупную кружку в форме козы, у которой вместо ручки своеобразно загнулись «рога», отчего держать её было в руках особенно удобно. В ней оказался чай из ароматных трав и сухофруктов неизвестного происхождения.

– Угуммм, – ответил ему Лууч, кивая с полным ртом.

Он поглощал дольки чудного фрукта, напоминающего по вкусу нечто среднее между переспелой алычой, кокосом и гранатом. Разумеется, ничего подобного он не пробовал в жизни.

– Смотрю, тебе понравились ягоды райского дерева, – улыбаясь во все белые здоровые зубы, ответил Головус. – Ну, последую твоему примеру.