скачать книгу бесплатно
Скарлетт замерла, спагетти прилипли к ее подбородку. Ее пухлые щечки были заляпаны томатным соусом, а может, она покраснела. Широко раскрытые карие глаза, обрамленные длинными ресницами, смотрели вопросительно и удивленно. Потом она встала, убрала за собой тарелку и, не говоря ни слова, поднялась в нашу комнату. Мама вернулась за стол, даже не обратив внимание на отсутствие младшей дочери.
Той ночью Скарлетт не плакала в подушку, но после того, как погас свет, она еще долго лежала без сна (когда восемь лет спишь с кем-то в одной комнате, то понимаешь это по дыханию). Я забралась к сестре в кровать, крепко обняла и прошептала ей на ухо:
– Если хочешь, завтра все будет по-твоему.
Думаю, именно тогда наши роли изменились. Именно тогда я поняла, что мне нужно заботиться о Скарлетт. Потому что во всем мире у нее больше никого нет.
* * *
После трех недель работы в «ЭверДрим» жизнь вошла в рутинную колею. Это пошло мне на пользу. Как Джереми Миллер и говорил, моя работа носит чисто административный характер. Кристоф поручает мне простые задачи, такие как подбор страхования для сотрудников, подключение телефонной линии, закупка офисных принадлежностей. Я слежу за его расписанием, веду корпоративную документацию, отвечаю на телефонные звонки и оплачиваю счета. Я занята, у меня не остается времени на рефлексию, что меня более чем устраивает.
Оставшиеся у меня успокоительные я принимаю только в крайнем случае. Снотворное принимаю на каждый третий день, а в остальные два сплю по несколько часов. Я очень устала, но пока держусь. Благодаря терапевту из Нью-Йорка у меня есть запас таблеток, который обошелся мне в кругленькую сумму. Я пытаюсь придумать выход и экономлю таблетки с бережливостью белки, готовящейся к зиме.
На работу я прихожу в девять утра. Я всегда прихожу первой. У меня дресс-код: костюм, блузка. Это дают о себе знать годы работы в банке. В тринадцать-ноль-ноль я выхожу купить сэндвич, который потом съедаю на рабочем месте. Каждый день Кристоф приглашает меня пообедать с ним, Виктуар, Реда и – иногда – Джереми, который кажется таким же «общительным», как и я. Каждый день я вежливо отказываюсь.
По субботам я хожу в прачечную, покупаю продукты, занимаюсь уборкой, говорю с Анджелой по скайпу и вожусь с Дэвидом. По воскресеньям – изучаю французскую систему бухгалтерского учета с помощью книг, которые мне посоветовали в книжном магазинчике на площади Сен-Мишель.
Один минус: мне никак не удается отмазаться от приветственной вечеринки. Сначала я упомянула о воображаемом визите к врачу, потом о дне рождении и новоселье. Кристоф каждый раз переносил вечеринку. В его смеющихся глазах, скрытых за хипстерскими очками, не было ни малейших следов раздражения из-за моих неприкрытых попыток саботировать данное мероприятие. В конечном итоге я сдаюсь: мне неловко, что из-за меня встречу постоянно откладывают.
Когда Кристоф выходит из своего кабинета, я сосредоточено читаю учредительные договоры компании. Он одет в джинсы и ярко-желтую толстовку, на которой черными буквами написано: «Не мечтай о жизни, живи мечтами!»
– Вперед, эвердримеры! Вечеринка не ждет! – с энтузиазмом выкрикивает он в никуда.
– Я сейчас, – говорю я, – только устав дочитаю.
– Хорошо, только не задерживайся! Мы пока возьмем напитки.
– Тебе что-нибудь заказать, Алиса? – спрашивает Реда, поправляя бейсболку, которую никогда не снимает.
– Нет, спасибо. Я приду и сама закажу.
Они уходят, и эхо их шутливых разговоров постепенно стихает вдали.
Возвращаюсь к своему занятию. Финансовая структура компании не такая, какой я себе не представляла. Почти все акции «ЭверДрим» принадлежат Джереми, у Кристофа всего девятнадцать процентов. Решив провести небольшое расследование, выхожу в Интернет и выясняю, что раньше Джереми Миллер был старшим разработчиком в Гугле, но в последние годы он занялся бизнесом, разработал несколько проектов и инвестировал деньги в пару-тройку успешных стартапов. В статье на сайте TechCrunch написано, что разработка мобильного приложения, помогающего общаться детям с аутизмом, принесла Джереми целое состояние.
Ума не приложу, почему такой блестящий разработчик объединился с таким неудачником, как Кристоф, и почему заинтересовался «ЭверДрим», проектом, в прибыльность которого мне верится с большим трудом. Более того – без существенных доходов или привлечения новых средств компания продержится на плаву не более шести-семи месяцев. Я упомянула об этом Кристофу, но тот заверил меня: беспокоиться не о чем! К тому времени мы все будем миллионерами!
Я волнуюсь при мысли о вечеринке, которая затянется неизвестно насколько, о сюрпризе, который обещал нам Кристоф, и обо всевозможных непредвиденных обстоятельствах.
Я не умею справляться с непредвиденными обстоятельствами, не говоря уже о сюрпризах.
Выключаю компьютер и оглядываю опустевший опенспейс. Моим коллегам удалось сделать свои рабочие места по-настоящему «своими». У Виктуар на столе фотография ее парня, крем для рук, зарядка для телефона и пачка «Твикс». У Реда – кружка с надписью «Я люблю Нью-Йорк», целый ассортимент чая марки «Кусми» и блокнот «Молескин», украшенный красной наклейкой Всеобщей конфедерации труда. Виктуар с Реда ушли, но следы их присутствия остались. У меня сжимается сердце при мысли: а ведь когда-то я была творческой девушкой с настоящей целью в жизни. Разбрасывала вещи как попало, могла забыть о встрече, опаздывала, любила, мечтала, жила на всю катушку…
Вспоминаю письмо Анджелы. Сколько раз она просила меня сходить к психотерапевту или хотя бы психологу? Я хотела объяснить, что мне нужен не психолог, а священник или сам Бог, который отпустит мне грехи… но даже Анджеле я не могла рассказать всей правды. В конце концов она сама записала меня к психологу, чтобы понять причину моих панических атак и дать имя моим неврозам. Анджела оплатила три сеанса и выкроила время, чтобы сходить со мной. Она – самая уравновешенная женщина, которую я когда-либо встречала! – пыталась понять, как мне помочь. Это она объяснила, что я прибегаю к определенным ритуалам, чтобы справиться со стрессом, и что мне нужно учиться жить без них. Это она посоветовала найти дорогую моему сердцу вещь, с которой связаны приятные воспоминания, и прикасаться к ней, когда чувствую приближение кризиса. Я выбрала браслет. Благодаря Анджеле мне стало лучше, но потом прошлое выплыло наружу, и мне пришлось бежать на другой конец света. Анджела всегда принимала меня с распростертыми объятиями, она смогла вернуть мне то, что я потеряла: ощущение, что я – часть семьи.
– Ты закончила? Я собираюсь закрыть офис.
Подпрыгиваю от неожиданности. Джереми Миллер стоит передо мной, поигрывая ключами. Я даже не заметила, что он не ушел с остальными. После собеседования мы ни разу толком не разговаривали. Джереми направляется к выходу, и я догоняю его, на ходу застегивая пальто. Дожидаюсь, пока он запрет двери в наш опенспейс и, смущенно откашлявшись, говорю:
– Я хотела… Я хотела извиниться за свое поведение после собеседования. У меня кое-что случилось, я была на взводе… Я понимаю, что Кристоф, видимо, нанял меня без твоего согласия, но теперь мы работаем вместе, и… В общем, извини меня.
– Хорошо.
Джереми убирает ключи в карман и направляется к лифту. Я растерянно следую за ним.
– «Хорошо» в смысле «никаких обид, проехали»?
– «Хорошо» в смысле «я никогда не обижаюсь на людей за то, что они говорят, что думают. Даже если они неправы».
Теперь я понимаю, почему они с Виктуар сработались вопреки отсутствию у нее речевого фильтра.
– Значит, ты никогда не лжешь? – с любопытством спрашиваю я.
Джереми нажимает кнопку лифта и пожимает плечами:
– Я никогда не обманываю. Когда я что-то говорю, то всегда отвечаю за свои слова.
Он бесстрастно скользит взглядом по моему лицу, и у меня возникает ощущение, что он знает: я, в отличие от него, обманываю и лгу.
Мы молча идем к бару, расположенному прямо напротив «Спейса». Воздух сегодня влажный, люди сидят на террасе за маленькими круглыми столиками, установленными рядом с уличными обогревателями. Коллеги поджидают нас внутри с бутылкой вина, тарелкой сырной нарезки и мясного ассорти, стоящими на скатерти в красно-белую клетку. Как по-французски… Делаю фото, применяю к нему первый попавшийся фильтр и выкладываю в соцсетях, чтобы Анджела на той стороне Атлантики поняла: у меня все прекрасно, я поладила с коллективом. Чтобы она перестала думать, что мне нужна помощь психотерапевта.
– Садись, Алиса, – говорит Кристоф, приглашающе выдвигая табурет.
Узнаю звучащую на фоне песню и прислушиваюсь. В подростковом возрасте я знала ее наизусть. Как там звали эту группу? Не могу вспомнить…
– Алиса?
Возвращаюсь в реальность и понимаю, что Виктуар протягивает мне бокал вина. Отшатываюсь, задевая рукой бокал. Вино проливается на сырную тарелку.
– Прошу прощения… Я не пью, поэтому…
Чувствую на себе любопытные взгляды коллег. Ничего удивительного, учитывая мою странную реакцию.
– Вообще не пьешь? – удивленно спрашивает Виктуар.
Молча качаю головой. Реда и Джереми принимаются вытирать вино бумажными полотенцами. Следует им помочь, но я не могу, потому что, спрятав руки под столом, сжимаю тонкую цепочку браслета, как спасательный круг.
– Я тоже не пью, – мягко говорит Реда. – Заказать тебе стакан воды, Алиса?
– Да, пожалуйста.
Реда уходит, и тема разговора за столиком меняется. Слушаю краем уха. Кладу на хлеб кусочек сыра конте и впиваюсь в него зубами. Вкусно. Я чувствую, как расслабляюсь. В девять вечера Кристоф встает:
– Я оплачу счет. Время сюрприза!
– Я лучше пойду, – говорю, когда он возвращается к столику, – я немного устала и…
– Покинуть корабль? И речи быть не может! Это все равно что поддаться посредственности! Ты должна помочь нам защитить честь «ЭверДрим»!
Кристоф говорит с невиданным пафосом, но глаза его блестят, как у мальчишки на Рождество. Не проходит и четверти часа, как мы оказываемся в крохотном темном полуподвальном помещении, готовые столкнуться с худшим изобретением человечества после атомной бомбы, а именно – с караоке.
– Это паршивая идея, – говорит Виктуар.
– Вместо причитаний лучше сходи за выпивкой! – кричит Кристоф, запрыгивая на скамейку. – Предупреждаю: у меня saturday night fever! Пришло время раскачать эту вечеринку! Джереми, мы первые! Начинаем!
– Мечтай, – бормочет Джереми.
Реда, который сопротивлялся, но не так активно, как Джереми и Виктуар, выхватывает у Кристофа из рук каталог с песнями и восклицает:
– Ну хорошо! Я готов принести себя в жертву!
Жертва, о которой идет речь, дается ему легко. Включается первая песня, звук выкручен на полную катушку. Реда поворачивает бейсболку задом наперед. Я не знаю, куда деться. Конечности словно парализует. О том, чтобы петь, не может быть и речи.
Джереми сидит в углу, что-то печатая на телефоне, а Кристоф с Реда горланят песню Бритни Спирс «Baby One More Time», да еще с таким французским акцентом, что не разобрать ни слова.
– Алиса, ты следующая! – кричит Кристоф, движения которого напоминают брачный танец эпилептической курицы, наглотавшейся амфетамина.
– Нет, я не могу, я очень плохо пою…
Мои слова тонут в царящей вокруг какофонии, и никто не обращает на них внимания. Просто прекрасно. Виктуар, чье презрение к караоке испарилось после того, как она вернулась с выпивкой, включает новую песню и сует микрофон мне в руки.
– Песня «Wonderwall» группы «Оазис»! Только не говори, что не знаешь эту песню!
Сжимаю пальцы вокруг микрофона, после предыдущих исполнителей он горячий и липкий от пота. Звучат первые гитарные аккорды. До чего знакомые… Голова кружится. Такое ощущение, будто я упала лицом в воду. Только не эта песня! На грудь словно давит тяжесть всего мира. Микрофон выскальзывает у меня из рук.
– Мне нехорошо…
Цепляясь за остатки ясности, нахожу в себе силы выбежать из помещения. Задыхаясь, поднимаюсь по лестнице и бросаюсь к двери, которая ведет на улицу. Ледяной воздух действует на меня, как пощечина.
– Вы в порядке? – спрашивает прохожий.
Не отвечая, оседаю на землю. Меня колотит дрожь. По лицу льются слезы, которых я даже не чувствую. Прикосновение к браслету не помогает. Дышать по счету не получается.
– Алиса! Что случилось, Алиса?
Голос Кристофа доносится до меня приглушенно, словно сквозь толщу воды, в которой я тону.
– Я умираю, я… нечем дышать.
Я знаю, что будет дальше: Кристоф мне не поверит. Скажет, что это все у меня в голове, что я не умру. Захочет, чтобы я встала. От осознания того, что меня не понимают, мне становится еще хуже. Воздух словно затвердел, я не могу сделать ни вдоха. Грудь горит изнутри от недостатка кислорода, легкие судорожно сжимаются. Перед глазами плывут черные пятна. Моя последняя мысль: я умру здесь, на этом незнакомом тротуаре в 3623 милях от дома…
* * *
Я находилась в полубессознательном состоянии, пока на меня не надели кислородную маску. Мешок с цементом по-прежнему давил мне на грудь, но каким-то чудом струйка воздуха просочилась в легкие. Я была в машине скорой помощи, Кристоф сидел рядом. В своей желтой толстовке он казался особенно бледным.
Что случилось дальше, вспоминается с трудом – то ли потому, что я была в шоке, то ли потому, что мне дали успокоительное. Не знаю. Меня привезли в больницу и направили к психиатру, который задавал стандартные вопросы. У меня уже были панические атаки? Когда они начались? Как часто случаются? Сильные ли? Принимаю ли я какие-либо лекарства? Не хочу ли пройти курс терапии?
Мои ответы были относительно правдивыми и достаточно реалистичными, чтобы уйти с рецептом. Я положила его в бумажник с большей осторожностью, чем купюру в пятьсот евро, и выбросила в первую же мусорную корзину номер психотерапевта, с которым обещала связаться. Меня отпускают около семи утра. Выхожу в серый больничный коридор, по которому суетливо снуют люди в белых и зеленых халатах, и натыкаюсь на Кристофа. Синие круги под глазами и растрепанные сильнее обычного волосы прекрасно иллюстрируют его тревогу. При виде меня он резко встает:
– Алиса! Ты в порядке?
Я одновременно и тронута, и смущена тем, что Кристоф ждал меня здесь всю ночь.
– Да-да… тебе не следовало оставаться. Я в порядке. Всего лишь небольшая паническая атака. Со мной такое редко.
– О… это хорошо.…
Кажется, Кристоф не знает, что ответить. Он нервно проводит рукой по волосам, взлохмачивая их еще сильнее.
– Есть кто-нибудь… Кто-нибудь, кто может приехать за тобой?
– Я возьму такси.
Кристоф молчит.
– Мне очень жаль, что я доставила столько неудобств, – продолжаю я. – Я буду на работе не позже девяти.
Он колеблется, явно подыскивая слова, и от тревоги у меня пересыхает в горле. Я на испытательном сроке. Вдруг сейчас меня уволят? Кто захочет работать с человеком, который слетает с катушек, заслышав песню «Оазис»?
– Вчера была пятница, – говорит Кристоф. – Сегодня не нужно приходить на работу. Тебе явно требуется отдых. Пойдем, я отвезу тебя домой.
– О, не стоит, правда. Я…
– Это приказ, Алиса, – отрезает он.
В понедельник прихожу на работу ни свет ни заря. Это лишнее, но я ничего не могу с собой поделать, потому что ужасно нервничаю. Это ж надо было устроить истерику на глазах у коллег! Тот единственный раз, когда кризис настиг меня на работе, стоил мне той самой работы. Я всегда строго разделяла личную жизнь и работу и не общалась с коллегами – только с Анджелой, которая сидела за соседним столом…
Джереми, Кристоф и Реда прибывают один за другим и здороваются коротким «Привет, как дела?». Как и каждое утро. Вот только короткая пауза, сопровождаемая пытливым взглядом, позволяет предположить, что сегодня этот вопрос не риторический. Я как ни в чем ни бывало киваю. Виктуар немного более навязчива.
– Как поживаешь, Алиса? – спрашивает она, складывая самокат. – Когда тебя выписали?
– В субботу.
– У моей подруги тоже были панические атаки. Хочешь, узнаю номер ее психотерапевта? Он ей очень помог, да и красавчик к тому же. Похож на Джона Сноу из «Игры престолов».
Пока я подыскиваю слова, чтобы объяснить, что у меня нет ни малейшего желания рассказывать о своих проблемах двойнику Джона Сноу, из кабинета выходит Джереми:
– Виктуар, ты сделала модуль загрузки фото, про который я тебе говорил?
У меня в голове мелькает мысль: «А может, Джереми сейчас специально пришел, чтобы положить конец этому неловкому разговору?»
Виктуар небрежно отвечает:
– Нет, я хотела попробовать по-своему, но ничего не получилось. Надо было тебя послушать.
– Да неужели! – вздыхает Джереми. – Иди сюда, я покажу, что делать.
К моему облегчению, Виктуар встает, берет под мышку ноутбук и исчезает в стеклянном кабинете.
