скачать книгу бесплатно
– Он мертв! – торжественно возвестил учитель.
– Мы можем идти домой? – вновь подал голос председатель.
Он не смотрел на меня, я тоже не удостоил его взглядом.
– Естественно, идите, – спокойно произнес я.
Гавриленок хотел сказать еще что-то, но, так и не решившись, махнул рукой и зашагал обратно в деревню. Остальные жители, перешептываясь, потянулись за ним. Зарайцев и его бойцы, погрузив на телегу тело лейтенанта Петра Будько, тоже отправились восвояси. На поляне возле поверженного оборотня остались лишь я, Ярослава и переминавшийся с ноги на ногу учитель Лихогляд.
– А что будет с Чертычихой и ее девочкой? – спросил он меня, когда все разошлись и вдалеке замокли обрывки разговоров селян.
– Не могу вам сообщить, – я пожал плечами, – и Чертычиха, и ее дочка отныне поднадзорные элементы. Спустя время, вы можете послать в МГБ запрос об их местонахождении, но, поверьте моему опыту, ответа вы не получите.
– Вот как? Но, может статься, девчурка – моя дочка, – голос старика дрогнул.
– И тем не менее…
Мне было искренне жаль его, но сообщать какие-то сведения в подобных случаях нам строго запрещено.
Лихогляд ушел. Утихла, наконец, поскуливавшая, словно собачонка, ведьма Ярослава. Все-таки любила она своего изверга-братца, поэтому я и отправил ее домой. То, что я делал после, надлежало, согласно нашей инструкции, делать в тайне. Но действия эти были не сложные и хорошо отлаженные за время службы. Со времен царизма действия эти не претерпели никаких изменений, и я крепко запомнил их порядок.
Оставшись один, я положил тело Игната в большой дерюжный мешок, что принес Зарайцев, и, обильно полив керосином, поджег его. Как обычно, тело оборотня горело споро и зеленоватым пламенем, так горят впрочем, тела всех представителей бесовского отродья. Закончив, я развеял пепел над лесной поляной и отправился в дом Чертычихи-Конько.
Наутро я увез Ярославу из Граличей и забрал из приюта ее дочь. Обоих я доставил в столицу и доложил о выполнении задания своему непосредственному начальнику Вахтангу Дадуа. Ему же предстояло решать судьбу ведьмы Ярославы и ее незаконнорожденного дитя.
Дадуа распорядился, как всегда, мудро. С ведьмой провели беседу и предупредили о том, что отныне за ней будут неустанно следить офицеры Бесогона. Конько клятвенно обещала завязать с темным прошлым и никогда не баловаться бесовщиной. Думаю, она сдержала свое слово. Во всяком случае, больше мы ею не занимались. Слышал, что Чертычихе с дочкой дали комнату в общежитии. Ярославу трудоустроили на Трехгорку, а ее девочку записали в фабричную школу.
Жизнь простой советской труженицы оказалось ведьме не по нутру. Она начала пить, стала быстро стареть и вскоре умерла, дочь жива до сих пор. Она давно выросла, закончила текстильный техникум, создала свою семью, о темном прошлом матери ничего не знает.
Так и закончилась эта история.
Кстати, сведения о полковнике Юрасине я все же запросил. Был такой офицер, но служил он еще в царской армии. Незадолго до революции воинская часть Юрасина стояла в районе Граличей. Сейчас от места расположения того полка ничего не осталось, лишь заброшенный дом, в котором квартировал полковник со своей молодой женой.
Из архивных материалов следовало, что Юрасин совершил кражу средств из полковой кассы, но был изобличен, не вынес позора и покончил собой. Повесился в собственном доме. В деле содержались показания сослуживцев полковника. Все они утверждали, что Юрасин пошел на преступление из-за своей красавицы жены. Де, именно она мотовка и кокетка довела честного служаку до такого некрасивого поступка, а сама, получив денежки, покинула местное захолустье и исчезла в неизвестном направлении. В деле содержалась старая, затертая до дыр фотография жены полковника. Нужно ли говорить, что на ней Ярослава Конько была изображена в том же самом привлекательном обличье, в коем эта коварная особа являлась и мне в первые часы моего пребывания в Граличах?
«Брюсовы Письмена» (рассказ старшего лейтенанта МГБ Саввы Сорокина)
Последний месяц победного 45-го выдался в Москве вьюжным и холодным. Я блуждал по району возле Сухаревой башни, заглядывая во все дворы и переулки. В этот ночной час я поднял воротник своей шинели и поглубже нахлобучил форменную фуражку.
Холодно! А ночью холодно особенно! Вот так я хожу уже почти три недели по опостылевшей декабрьской стуже. С той самой поры, когда на пороге кабинета нашего шефа Вахтанга Георгиевича Дадуа возник начальник местного отделения милиции майор Фрол Иванович Степанчиков. Я как раз был в кабинете Вахтанга и уже собирался уходить, но Дадуа велел мне остаться.
– Выслушаем товарища майора вместе, – решил начотлдела.
Козырнув, майор уселся за стол и, отказавшись от предложенного ему чая, сразу приступил к делу.
– На территории вверенного мне района действует неизвестное науке существо, – Степанчиков перевел дух, – на секретном совещании всем начальникам отделений милиции было приказано сообщать о происходящих на подведомственных территориях всяких непонятных случаях в ваш отдел. Правильно?
– Именно так, – подтвердил Дадуа.
– Вот я и сообщаю, – майор решительно рубанул рукой воздух, – за истекшие два с половиной месяца на моей территории постоянно происходят странные вещи. Какой-то тип, по виду похожий на некое приведение, пугает припозднившихся прохожих, воет на все голоса в подвалах и на чердаках, да и, вообще, ведет себя омерзительно. Население целого района живет в страхе, а намедни произошел и вовсе из ряда вон выходящий случай. Сменившаяся с дежурства беременная медсестра одной из больниц Ольга Суханова потеряла ребенка и едва не умерла от страха. Ее атаковал некто в темном плаще и капюшоне, надвинутом на глаза. Он вещал нечто нечленораздельное и размахивал испачканными кровью руками. Девушка упала, сильно ударилась, как следствие, у нее случился выкидыш.
Закончив сообщение, Степанчиков с надеждой посмотрел на нас с Дадуа.
– Выручайте товарищи. Это по вашей части. Мне б с простыми урками разобраться. Сотрудников катастрофически не хватает. Люди буквально с ног валяться…, – горестно вздохнул милиционер.
Это было сущей правдой, милиция испытывала сильнейший кадровый голод, а уголовный элемент столицы окончательно распоясался.
– Сделаем все, чтобы нейтрализовать этого типа в капюшоне. Думаю, что нам это удастся, и порядок на вашей территории будет восстановлен, – авторитетно заявил Дадуа майору Степанчикову.
– Вот спасибо! – майор облегченно вздохнул, вскочил, торопливо открыл видавший виды брезентовый портфель и, достав из него стопку исписанных листков, аккуратно положил ее на угол стола, – здесь кое-какие материалы, относящиеся к делу, – пояснил он.
– Изучим, – пообещал Дадуа.
– Обязательно изучите, а мне на службу пора!
Вновь козырнув, майор схватил свой портфель и стремительно выбежал из кабинета. В окно было видно, как Степанчиков выскочил из здания, проворно забрался в служебный «Хорьх» и, рванув машину с места, укатил по направлению к своему околотку.
– Достал майора этот призрак в капюшоне, – невесело усмехнулся я.
– Да, уж…
Дадуа взял со стола пачку исписанных листков, которые оставил майор, и, быстро просмотрев их, взглянул на меня.
– Тут протоколы. Всего шестнадцать случаев. Все повстречавшиеся с призраком показывают одно и тоже. Фантом упоминал что-то о заупокойной службе и невинно убиенных, взмахивал испачканными кровью руками и исчезал, обдав потерпевших волной могильного холода…
– Стандартный набор действий неуспокоенной души, – я пожал плечами и поинтересовался, – каков социальный статус заявителей?
– Разный, – Дадуа заглянул в бумаги, – кроме известной нам медички Сухановой, есть жалобы и от других людей. Профессорская чета Пятигоровых, возвращаясь с именин сестры профессора, видела фантома возле дровяных складов. Настройщик музыкальных инструментов Филипухин выполнял срочный заказ дома у известного певца. Мастер мебельной фабрики Шатунов шел со смены домой. Студентка-вечерница Акрамова тоже возвращалась домой после занятий. Работницы камвольно-суконного комбината шли на ночную смену из общежития. Сантехник жилконторы Савушкин торопился по вызову, трубу в соседнем доме прорвало. Все случаи имели место быть в Зарядье. Все граждане видели фантома глубокой ночью и не доверять их словам нельзя.
– Что ж, навещу последнюю жертву, медичку Суханову. Остальные расскажут тоже самое, – я поднялся со своего места.
– Дальше, что делать думаешь, Савва? – поинтересовался Вахтанг.
– Дальше придется обходить район действия фантома. Буду искать с ним личной встречи. Найду его, будет видно, что это за фрукт. Исходя из этого, решу, как урезонить эту персоналию.
– План одобряю, – кивнул Дадуа, – тем более, что в сложившихся обстоятельствах ничего другого придумать и нельзя. Действуй, Сорокин! Надеюсь на тебя.
Я козырнул, вышел из кабинета и с тех пор больше не входил в него. На службу я тоже не являлся. Днем я отсыпался, а ночью вел охоту на призрака. Но так ни разу и не видел его, прошло уже достаточно времени, но таинственный фантом будто исчез….
Встреча с медицинской сестрой Сухановой дала кое-какую пищу для размышлений, но сильно моей задачи не упростила. Проведать медичку я решил на следующий день, после визита к нам в отдел майора Степанчикова. Девушка лежала в своей же больнице, откуда и ушла домой в ту роковую ночь. Заботливые коллеги поместили Ольгу в отдельную палату и разрешили мужу навещать жену в любое удобное время.
Когда я вошел в маленькую, жарко натопленную комнатку, угловатый сутулый мужчина в больших роговых очках сидел возле постели жены. Ольга лежала неподвижно. Ее взгляд был устремлен в потолок. Узкие бескровные губы тихонько шептали что-то одной ей слышимое и понятное.
– Здравствуйте, – козырнул я и достал из кармана кителя служебное удостоверение.
– Оля, это к тебе. Товарищ из органов, – пояснил жене мужчина, заботливо поправляя одеяло.
Несмотря на тепло, Ольга мерзла, озноб бил ее худенькое, как у подростка тело. Она вдруг посмотрела на меня, и я физически почувствовал ее страх.
– Было осень страшно. Он возник, будто из ниоткуда, появился, словно из воздуха. Понимаете?
Девушка приподнялась на больничной койке и смотрела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. Зрачки ее расширились, словно таинственный призрак и сейчас был перед ней, в том темном ночном переулке старой Москвы.
Я молчал, боясь своими расспросами испугать ее еще больше. Однако Ольга сама продолжила рассказ.
– Он передвигался по воздуху, то удаляясь, то приближаясь, он будто парил над землей, и все что-то просил. Буквально умолял…
– Что он хотел?
– Не знаю, – Ольга зажмурилась, словно свет больно резал ей глаза, – мне показалось, что он говорил что-то про заупокойную службу, которую нужно отслужить по невинно убиенным. Твердил, что ему не удалось сделать что-то очень важное.
– Что же он не сделал?
– Не знаю, я не поняла его. Призрак, он все время махал запачканными в крови руками и временами принимался выть. От его воя я почти оглохла, у меня кровь в жилах от ужаса застыла. Я вскрикнула, а он стал медленно удаляться, улетать. Уплывать куда-то в сторону, будто его несло ветром. Потом он исчез, обдав меня таким мертвенным холодом, от которого я тут же потеряла сознание. Я упала, ударилась, и вот, теперь я не смогла выносить ребенка, потеряла его…
Она залилась слезами. Сначала плакала тихо, а потом вдруг разрыдалась. Муж медички смотрел на меня с негодованием, словно это я был повинен в постигшей их беде. Что ж, отчасти он был прав, моей задачей являлось не допустить подобного развития событий. Усмирить возмутителя городского спокойствия следовало намного раньше, пока он не нагадил гражданам, но майор Степанчиков, будь он неладен, добрался до нашего отдела слишком поздно.
– Извините, мы примем все необходимые меры…
Я шагнул к двери и успел услышать брошенные с горечью слова. Они ударили мне в спину, словно пули пистолета ТТ.
– На что мне теперь ваши меры?! Они запоздали! Мне нужен ребенок, мой ребенок! Понимаете?! – кричала обезумевшая от горя женщина.
Не дай вам Бог пережить то, что пережила эта худенькая женщина. Ее полный горечи и укоризны взгляд преследует меня даже в сейчас, в глубокой старости. И хоть прошло столько лет, я отчетливо помню выражение ее глаз. И не забуду их до конца своих дней, коих осталось совсем чуть-чуть.
Еще я навестил начальницу местной жилкоторы гражданку Фриду Савельевну Кац. Крикливая и властная женщина с большой вавилонской башней из крашеных стрептоцидом волос на маленькой яйцевидной головке моментально примолкла, увидев перед своим носом красную книжечку моего удостоверения. До этого она ретиво распекала здоровенного пьяного в дым детину с разводным ключом, который торчал из левого кармана заношенной до дыр телогрейки. С моим появлением разнос подчиненного в миг закончился.
– Воет, воет, по всем подвалам и чердакам кто-то воет и плачет. Житья от него никому нет. Зайдешь – нету никого. Выйдешь – вытье и нечленораздельные причитания начинаются заново, – испуганно проведала она, хлопая густо накрашенными ресницами.
– Шум идет из какого-то конкретного подвала или чердака? – поинтересовался я.
– Нет, страдает вся округа. Нечисть озорует по всему нашему району, – ответила Кац.
– Ясно, – я повернулся уходить, но пред этим строго погрозил Фриде Савельевне пальцем, – надеюсь, вы понимаете, что наш разговор должен остаться между нами?
– Конечно, конечно! – Кац послушно кивнула своей вавилонской башней.
Сказать, что встречи с этими двумя такими разными женщинами мне совсем не помогли, значит погрешить против истины. Кое-какую пищу для размышлений они мне все же дали. Днем я набросал карту района, где безобразничал призрак, и выявил несколько проблемных мест. Район был большой, и их оказалось довольно много. Целых шесть!
В одном доме купец второй гильдии Прохоров в пьяном угаре насмерть забил собственную дочь, принесшую в подоле от какого-то смазливого приказчика. Самого приказчика вскоре нашли зарезанным в канаве, возле лавки, где он продавал прохоровские скобяные изделия.
Еще в одном месте муж, кавалерийский поручик застрелил неверную жену и ее служанку, помогавшую своей хозяйке в ее любовных шашнях.
В меблированных комнатах купца Петрилова, которые нынче были превращены в склад «Оптпуштогра» проигравшийся в карты коллежский регистратор с горя устроил пожар с большим количеством человеческих жертв.
Было еще несколько эпизодов с кровавыми развязками. Я просмотрел все имевшиеся в нашей ведомственной библиотеке подшивки старых газет. Но больше ничего интересного не нашел. Что если безобразит кто-то из тех давнишних злодеев? Вот только кто?
Все свои документальные изыскания я проводил днем, отрывая драгоценное время ото сна. Ночью же блуждал по району, ища встречи с фантомом. Так прошло почти три недели. Сегодняшняя ночь обещала быть особенно трудной. Во-первых, было довольно холодно, столбик термометра застыл на минус девятнадцати еще днем, а во-вторых, я сильно простудился, беспрестанно кашлял и чихал, что довольно сильно изматывало. Наверное, у меня был жар, но заменить меня было некем. Другие сотрудники нашего отдела выполняли иные, не менее ответственные задания.
В кармане шинели лежал заряженный серебряными пулями наган, а в кобуре ждал своего часа ТТ. однако, я был уверен ни один, ни второй ствол мне не помогут. Фантомы – персоналии неординарные, их спецприспособлениями не возьмешь, их вообще не возможно устранить с помощью нашего оружия. Это вам не оборотни, упыри, или злобные ведьмы, да лешаки. С приведениями нужно обязательно договариваться. От опыта и мастерства бесогона зависит, уйдет ли мятущаяся душа в мир мертвых, или же продолжит пугать живых.
Я шел по улице, как вдруг из подворотни донесся истошный женский крик.
– Помогите! Грабят, убивают, последнее отнимают!
Этого еще не хватало! Я бросился на помощь. Забежав в подворотню, увидел двоих типов в куцых блатных клифтах, на головах, несмотря на мороз, кепки-восьмиклинки, особенно почитаемые у столичной шпаны.
Их жертва, припозднившаяся миловидная женщина средних лет в лисьей шубе и каракулевой шапке-таблетке в ужасе застыла, облокотившись о стену дома. Ее белое от ужаса лицо было похоже на посмертную маску. Времени – два ночи. Окна дома темны, жильцы спят, а если даже и не спят, никто не выйдет, все боятся блатарей. Телефонов в квартирах нет, на вызов милиции рассчитывать нечего.
Двое молодых парней лет семнадцати чувствуют свою безнаказанность. В руках одного из них финка, которой он свирепо размахивает пред самым лицом жертвы.
– Часики, денежки попрошу, шубку и шапочку снимайте, гражданочка, – нагло ухмыляясь, заявляет он.
– А сама пусть на снег ложится, позабавимся, с ней, зема! – вожделенно поглядывая на жертву, добавляет его дружок, – ложись, лярва! Будешь ласковой, жить оставим! – бросает он испуганной женщине.
Та, трясясь от страха, выполняет все приказания.
– Стоять, сволочи! Руки в гору!
Я выхожу на освещаемый тусклой лампочкой участок, в руках у меня ТТ. Парни испуганы.
– Перо на снег кидай, живо – приказываю я тому, кто с ножом.
– Понял, сей момент бросаю, только не шмаляй, начальник, – бормочет он
Он смотрит куда-то мне за спину и вдруг его лицо начинает дергаться, по губам текут слюни. Старый, как мир, прием, меня таким не проймешь. Я оглянусь, а он метнет финку точнехонько мне в шею.
– Т-т-там, – он заикается, брызжет слюной и тычет пальцем куда-то в проулок.
Его друг тоже начинает дрожать всем телом.
– Нечистый, нечистый! – орет второй уркаган, усаживаясь задницей в сугроб.
Женщина теряет сознание и медленно оседает в снег. Я оборачиваюсь и отчетливо вижу Его!
Призрак весь колеблется в лунном свете. Его лицо закрыто капюшоном плаща. Видна лишь черная борода и оскаленный в страшной ухмылке рот. Кисти рук, испачканные кровью, сильно дрожат, и от этого фантом кажется еще ужаснее. Он приближается ко мне, но я стою, не шелохнувшись. В первый момент главное не показать своего страха и выстоять, тогда призрак теряется и становится менее агрессивным.
– Ты кто такой? – спрашиваю я зависшего в метре от земли фантома.
– Заупокойную отслужить, невинно убиенные не дают покоя! – завывая на все лады, начинает он свою речь, потихоньку двигаясь по направлению ко мне и обдавая меня страшным могильным ходом, от которого, кажется, останавливается сердце.
– Кто ты? – не отступая ни на шаг, вновь спрашиваю я.
Но призрак начинает кружиться на месте. Его завывания становятся все громче, слов не разобрать, звучат лишь надсадные стоны, перемежающиеся с всхлипами и глухими хрипами, похожими на рыдания. Капюшон с его лица падает, и становятся видны грубые, словно высеченные топором черты лица. Большой нос, тяжелый заросшей жесткой бородой подбородок, крупные, искусанные до крови губы и огромные безумные глаза, горящие желтым дьявольским огнем.
Я смотрю на него, не отрываясь, и призрак начинает отдаляться, он уплывает куда-то назад, быстро уменьшаясь в размерах. На улице слышится цокот копыт. Конный милицейский патруль из подведомственного майору Степанчикову отделения.
– Сюда! – властно кричу я.
