скачать книгу бесплатно
– Вот оно что, – сказала Мирей серьезно, но смешинки в ее темных глазах противоречили этой серьезности. – И как же этого «его» зовут, позвольте узнать?
– Матье Дюбоск, – с готовностью откликнулся Ив. – Он отличный рыбак, всегда знает, где прячутся большие рыбы. И в охоте понимает. И почти так же хорошо разбирается в грибах, как Элиан. А еще он через несколько минут придет с нами обедать.
– Ну, мне не терпится с ним познакомиться, – заверила Мирей и отвлекла внимание брата, протянув ему небольшой сверток в коричневой бумаге, перевязанный бечевкой.
Ив присвистнул, обнаружив внутри перочинный нож с роговой рукояткой.
– Только посмотри, какой острый. Фантастика. Спасибо, Мирей.
– А теперь… – Мирей поднялась и собрала охапку похожих свертков. – Идемте раздадим это маме с папой и поможем накрыть стол к обеду.
* * *
Пока все собирали с тарелок последние крошки сочного франжипана и сладкого теста, Элиан оглядела собравшуюся за кухонным столом семью. Она боялась, что этот первый обед на мельнице будет тяжелым испытанием для Матье. Но, отвечая на вопросы Гюстава о сборе винограда и расспросы Лизетт о его доме в Тюле[15 - Тюль – небольшой город на юго-западе Франции в регионе Лимузен.], он не проявлял обычной застенчивости. Элиан уже рассказала родителям, что его мать умерла от большой потери крови (величайшего страха каждой акушерки) после родов младшего брата Матье, Люка.
– Завтра я еду домой поездом, чтобы успеть к празднику[16 - Вслед за Днем Всех Святых 1 ноября отмечается День всех усопших верных. В этот день католики поминают покойных членов семьи, посещают их могилы на кладбищах.]. Мы всегда относим цветы на могилу матери. Я не виделся с отцом и братом с начала сбора винограда, так что хорошо будет обменяться новостями. Они работают на ферме неподалеку от города, в основном разводят скот на мясо и кормовые культуры.
Гюстав наконец отложил вилку, неохотно признавая, что на тарелке больше ничего нет.
– И вы вернетесь на ферму после того, как закончите обучение в Шато-де-ла-Шапель?
Не в силах сдержаться, Матье бросил взгляд на Элиан, сидящую напротив, и его загорелое лицо залилось румянцем.
– Не уверен. Отец хотел, чтобы я посмотрел на работу виноделов, и я увидел, что это очень интересно. Да и этот край мне нравится, так что я могу остаться у Кортини немного дольше. Они уже предложили мне это, так что завтра я скажу отцу. В конце концов, Кульяк не так уж далеко от Тюля… – Он умолк, внезапно осознав, что, возможно, выдал слишком много.
Элиан улыбнулась ему. Больше всех похожая на Лизетт из всех троих детей, она унаследовала материнское чутье и поразительную способность видеть спрятанное в глубине, угадывая сокровенные мысли и чувства людей. Она поняла невысказанную надежду Матье на то, что их будущее будет совместным. Первые робкие искорки взаимной симпатии превращались в нечто гораздо более глубокое, чем дружба, и с каждым днем все крепче связывали их друг с другом.
Она встала из-за стола собрать пустые тарелки. Когда Матье протянул ей свою, на одно мгновение кончики ее пальцев коснулись его руки. Прикосновение было легким, как крыло бабочки, и весомым, как обещание, которое не нуждается в словах. Он поедет домой почтить память матери и возложить цветы на ее могилу, так же как и Мартены посетят маленькое кладбище в Кульяке, чтобы отдать дань уважения предкам. Но когда праздник останется позади, а ноябрь начнется по-настоящему, он вернется и они снова смогут быть вместе.
* * *
Элиан и Мирей оперлись локтями о ворота конюшни и наблюдали за тем, как свинья зарылась носом в кормушку и довольно сопит, выискивая среди картофельных очисток ботву репы.
Элиан почесала палкой за ухом животного.
– Видишь, она уже нас простила.
У них ушел почти час, чтобы найти свинью в лесу, где, как оказалось, она наслаждалась осенними желудями, а потом с помощью ведерка аппетитных помоев убедить ее вернуться в свинарник. Возможно, она предчувствовала, какая судьба ожидает ее с наступлением зимних холодов. Но до того дня она будет получать хороший корм и заботу.
Свинарник был скорее маленькой пещерой, выдолбленной в стене известняка, сквозь который река тысячелетиями прорезала свое русло. Утес резко поднимался за мельницей и взмывал вверх, образуя опору, на которой, высоко над ними, примостился Шато Бельвю. Древние подземные потоки, большинство из которых давно исчезли, прорезали сквозь пористый камень сеть туннелей по всему региону. Один из таких туннелей служил невидимым мостом между мельницей и шато. По словам графа, когда шато в Средние века подвергалось осаде, тот стал спасительной артерией. Нападавшая армия не могла понять, как предки графа, запертые внутри, много недель живут без еды и воды. В конце концов, они устали от скуки и ушли.
Туннель годами был засыпан с обоих концов, пока Гюстав не убрал камни, закрывавшие вход, чтобы использовать это место для хранения вина. Эту естественную кладовую также использовали после забоя животных, прохлада и темнота в ней создавали идеальные условия для хранения копченого мяса и кровяных колбасок, а также баночек паштета, который Лизетт готовила на зиму. Старая дверь, закрытая несколькими листами рифленой жести, скрывала вход в туннель и делала наружную часть пещеры уютным домиком для свиньи. Та сейчас прилегла подремать на удобной подстилке из соломы.
Мирей вынула из кармана горсть желудей и бросила их в корыто. Они упали со звуком, похожим на стук града, и свинья открыла один глаз.
– Я много по чему из дома скучаю, – заметила она, – но я рада, что меня здесь не будет, когда придет твое время.
Свинья хрюкнула в ответ.
– Трудно представить тебя в Париже – ходишь в красивых платьях и работаешь в изысканном ателье. Думаю, мне бы совсем не понравилось жить в большом городе.
– Да, городская жизнь не для всех, – улыбнулась Мирей. – Одна из учениц уже собрала вещички и вернулась домой в Нормандию. Она ненавидела Париж. Чтобы завести там друзей, нужно время. Странно, что среди такого количества людей можешь быть более одиноким, чем проживая в деревне. Но я теперь подружилась кое с кем из других учениц и мне нравится работа, хотя некоторым клиентам просто невозможно угодить! Может, когда-нибудь ты навестишь меня и я тебе там все покажу.
– Маме не нравится, что ты теперь так близко к Германии. Все волнуются с тех пор, как нацисты вошли в Чехословакию.
– Не беспокойся, в Париже достаточно безопасно. Иначе город не наводнило бы столько беженцев. Лучшее, что можно сделать, это заниматься своими обычными делами. Может быть, вы с мамой сможете приехать вместе. Я покажу вам все достопримечательности. Эйфелева башня невероятная, а церкви просто громадные!
Элиан подумала о маленькой капелле[17 - Капелла – в католицизме домовая церковь в замках и дворцах для частных богослужений.], в которую они завтра пойдут возложить праздничные цветы на могилы предков. Глядя на ее простые выкрашенные побелкой стены и прочные дубовые балки, она всегда ощущала себя в безопасности. На церковном кладбище воздух будет благоухать от насыщенного запаха хризантем, заверяя души усопших в том, что они не забыты и могут покоиться с миром. И хотя еще один год подходил к концу, все напоминало о том, что сезоны сменятся и после зимнего умирания вместе с весной придет возрождение.
Она подумала о Матье, он сейчас должен быть в поезде. Ее сердце забилось быстрее, когда она вспомнила часы, проведенные вместе на берегу реки. С другими он обычно был молчалив, но когда они оставались наедине, он расслаблялся и делился с ней своими надеждами и мечтами. Она улыбнулась, подумав о том, как светились его темные глаза, когда он описывал свою работу на винограднике. Потом она напомнила себе, что сегодняшняя поездка будет для него нелегкой… Как грустно ему, должно быть, возлагать цветы на могилу матери, каждый год с ее смерти.
Мирей как будто прочла ее мысли.
– А Матье – милый. Я рада была с ним познакомиться.
– Он всем нам хороший друг, – кивнула Элиан.
– Мне показалось, для тебя он хотел бы быть не просто другом, малыш, – ухмыльнулась Мирей.
Элиан покраснела, но продолжила старательно чесать шею свинью. Потом улыбнулась в ответ.
– Он мне тоже нравится. Очень. Я чувствую, что…
– Что?
– Что это правильно. Что у нас есть будущее. Я могу представить нас вместе.
– Ну, если ты так чувствуешь, значит, так оно и есть. Я рада. – Мирей с любовью сжала руку сестры.
В этот момент Лизетт открыла кухонное окно. Помедлив минуту, чтобы полюбоваться двумя своими девочками, обменивающимися секретами, она окликнула их:
– Принесете еще дров для камина, когда будете заходить? Ужин почти готов.
Аби, 2017
Моя спальня на чердаке мельничного дома – оазис спокойствия и порядка среди хаоса строительных работ.
«Мы начали сверху и постепенно спускаемся вниз», – объяснил Тома. Они со строителями создали светлую, воздушную комнату с побеленными известью балками и ванной в уголке. Там старомодная ванна на ножках, в которой я могу вволю отмокать, и деревянная вешалка для полотенец с двумя пушистыми полотенцами от Сары. Она настояла на том, чтобы принести из шато несколько вещиц, чтобы добавить финальные штрихи: потертый, но все еще красивый обюссонский[18 - В местечке Обюссон с XIV века производят всемирно известные ковры и гобелены.] ковер, акварель, изображающую пчелиные ульи под цветущим деревом, и балдахин из москитной сетки, не только красивый, но и практичный, который она повесила над изголовьем кованой кровати. Я смогу закрывать его. И когда ночи станут теплее, я буду оставлять окна открытыми, чтобы прохладное дыхание реки ласково касалось меня во время сна.
Когда я объявила о своем решении покинуть йога-ретрит и провести лето, проживая и работая в Шато Бельвю, Пру сначала была настроена крайне неодобрительно. Но Сара пригласила ее посмотреть, где я буду жить, и Пру явно впечатлилась. Я пообещала регулярно писать ей и рассказывать, как у меня дела, а также убедить ее, что Сара и Тома на самом деле не какие-то рабовладельцы, удерживающие меня против воли.
После первой ночи, несмотря на то, что я была в незнакомой комнате, в чужом доме и чужой стране, я сразу же почувствовала себя как дома. Белые стены спальни излучают спокойствие и безмятежность (даже когда строители нарушают тишину и покой, работая где-то в доме шумными электроинструментами). А от медового цвета половиц слегка пахнет пчелиным воском, и этот запах наполняет мои сны.
Этот дом, твердо стоящий у несущейся мимо реки, чьи воды взбиваются в пену, каскадом ниспадая над плотиной, излучает какое-то тихое постоянство. Огромное мельничное колесо больше не вращается, хотя Тома сказал – запустить его снова было бы не так уж трудно.
– Здесь всего несколько десятилетий назад еще мололи муку, – сообщил он. – Попроси Сару рассказать тебе историю семьи, которая здесь жила. Сейчас-то все выглядит мирно, но в годы войны эта область была оккупирована нацистами. Здесь до сих пор остались следы того времени. Может быть, раны немного и затянулись, но они никуда не делись.
После этих слов я оглядываюсь вокруг, глядя на грациозные ветви ивы, полощущей в воде зеленые пальцы, на группу древних зданий, чьи кремовые каменные стены купаются в лучах июньского солнца, и на заводь под пенящейся плотиной, где скользят ярко-голубые стрекозы. Сложно представить себе в этом месте что-либо кроме гармонии. Но, стоя там, я провожу ладонями по рукам и чувствую не до конца зажившие рубцы от собственных ран, которые я прячу под рубашкой. Я знаю не хуже других, что иногда нужно заглянуть поглубже, чтобы узнать настоящую историю места. И человека.
И тут мне вспоминается кое-что, сказанное Сарой, когда мы переносили мои вещи в мельничный дом. Ставя на пол свою маленькую сумку с пожитками, я сказала задумчиво:
– Забавно, правда? Какие разные дороги привели нас сюда, совсем из разных мест и с разным прошлым.
– Знаешь, Аби, – улыбнулась она, – все мы таскаем за собой что-то из прошлого. Может быть, это как раз то, что есть общего у всех людей, то, что нас объединяет. Когда узнаешь эти места немного лучше, ты начнешь замечать. – Ее глаза потемнели и казались невероятно глубокими. – Есть в этом уголке что-то особенное. Он с давних пор притягивал к себе людей. Не только туристов и приезжающих на йога-ретриты, но паломников и всяких других. Местные говорят, здесь сходятся в одной точке три очень древние силовые линии. А еще в этой области три реки: Ло, Гаронна и Дордонь. Три паломнических дороги в Сантьяго-де-Компостела[19 - Город в Испании, конечный пункт паломнического Пути святого Иакова.], идущих с севера, тоже встречаются здесь. Кто знает? Называй как хочешь, но, может быть, и есть что-то, что приводит людей в это место именно тогда, когда им это нужнее всего. – Она бросает на меня хитрый взгляд. – Как бы там ни было, я рада, что наши дороги пересеклись именно сейчас.
Стоя сейчас у реки, я снова касаюсь шрамов под рукавами и думаю, что я тоже.
Элиан, 1939
День после Страстной пятницы был единственным, когда на мельнице растапливалась древняя печь для хлеба. У всех теперь были удобные современные плиты, а у кого-то и новая электрическая. Но в семье Мартенов существовала традиция, передаваемая из поколения в поколения: печь плетеные буханки хлеба к Пасхе в настоящей дровяной печи.
Матье стал у них частых гостем, проводя все свободное время с Элиан. В последние месяцы их нередко можно было увидеть работающими рядышком в огороде у реки, они расчищали остатки зимних растений и готовили землю к весенним посадкам. В эти пасхальные выходные он пришел помочь Иву с Гюставом развести огонь и довести печь до нужной температуры. На кухне Элиан, напевая про себя, помогала матери и Мирей, снова на несколько дней приехавшей из Парижа, месить тесто для хлеба, а потом плести из него буханки. Они еще какое-то время будут расстаиваться в тепле у плиты и только потом их посадят в печь.
Весна всегда была одним из ее любимых времен года – сезон новой жизни и новых начинаний. За стенами сада в шато пчелы теперь каждый день вылетали из ульев, блаженно собирая нектар с грушевых цветов, белой пеной рассыпавшихся над ними.
Как-то на прошлой неделе граф вынес в сад стул и свои принадлежности для рисования и начал рисовать эту сцену. «Это время всегда кажется таким полным надежд», – бросил он, пока Элиан собирала молодые листья салата ему к обеду, хотя оба они знали, что в этом году весну омрачают новости, идущие из-за восточных границ страны.
Мирей рассказала, что Париж заполняют беженцы, стекающиеся из Австрии и Чехословакии, которые теперь оккупированы нацистами. Элиан приходили в голову мысли о том, каково это – проснуться однажды и обнаружить, что твоей страной управляют захватчики.
– Неужели ты не боишься, что следующим станет Париж? – снова спросила она сестру.
Мирей решительно покачала головой и еще раз хорошенько стукнула тесто об стол.
– Не посмеют! Подумай, какая будет реакция. Франция и ее союзники не станут сидеть сложа руки и не позволят немецкой армии взять и пересечь границу. В парижских газетах каждый день пишут о политических и дипломатических усилиях, которые прикладывают, чтобы остановить это безумие. В конце концов они победят: никто не хочет еще одной войны по всей Европе. Но мне жаль беженцев, – продолжила она. – У нас в ателье сейчас работает одна. Она из Польши, ее зовут Эстер. Она ждет ребенка. Представьте, насколько она должна была быть в отчаянии, чтобы оставить дом в таком положении, взяв всего лишь немного вещей. Ее муж в польском воздушном флоте. А иногда видишь целые семьи, часто с маленькими детьми. Париж теперь ими битком набит. Поговаривают, могут закрыть французские границы, чтобы больше не приезжали.
Лизетт закончила мыть посуду, накопившуюся в раковине, и вытерла руки тряпкой.
– Как бы я хотела, чтобы ты вернулась домой, Мирей, хотя бы пока все немного не поутихнет. Мы беспокоимся о тебе.
– Не волнуйся, мам. Думаю, Париж не опаснее любого другого места во Франции. Я люблю работу в ателье и получаю хороший опыт, занимаясь настоящей модой. Здесь у меня не будет таких возможностей. Так что в ближайшее время я останусь там. Я всегда смогу приехать домой, если худшее действительно произойдет.
В дверном проеме появился Матье, его огромная фигура на мгновение заслонила солнечный свет.
– Гюстав говорит, печь готова, – сообщил он. Он подошел к Элиан и заглянул ей через плечо, посмотреть, что она делает. Она повернулась и бросила ему в рот кусочек сладкого теста, а потом поцеловала в щеку. Он обнял ее и притянул к себе, но вспомнил, где находится, и сконфуженно взглянул на Лизетт.
Та ласково улыбнулась ему с другого конца кухни.
– Мы с нетерпением ждем возможности познакомиться завтра с твоим отцом и братом, Матье. Так славно, что они могут побыть с тобой на Пасху, и так любезно со стороны Кортини пригласить нас всех на обед.
– Знаю, – улыбнулся он своей застенчивой улыбкой. – Я тоже этого жду. – Почувствовав себя увереннее, он снова одной рукой обнял Элиан. – Они удивлялись, чем это я так занят в винном погребе, когда в виноделии особо нечего делать, что не могу чаще их навещать. Я сказал им, что меня занимала подрезка винограда, но, пожалуй, они начинают что-то подозревать!
– Думаю, сейчас они не только подозревают… – рассмеялась Мирей. – Тюль не так уж далеко от Кульяка, чтобы до них не доходили сплетни!
– Верно, тесто уже достаточно расстоялось. – Чтобы сменить тему, Элиан приподняла уголок салфетки, закрывавшей тесто от залетающих в дом сквозняков.
– По-моему, то что надо, – улыбнулась Лизетт.
– Тогда вот, Мирей, ты отнеси один, а ты, Матье, этот. Пора им в печь.
* * *
Было утро пасхального воскресенья. После церковной службы колокола, молчавшие со Страстной пятницы, затрезвонили во всех деревушках, радостно возвещая, что Христос воскрес. Одетые в лучшую праздничную одежду, Мартены поехали в Шато-де-ла-Шапель в соседней коммуне[20 - Наименьшая административно-территориальная единица во Франции.] Сент-Андре. В подарок они везли золотистый плетеный хлеб и ведерко яиц, которые Элиан покрасила натуральными красками, собранными в кладовой из зимних растений: желтая от луковой шелухи, темно-розовая от свеклы и лазурная от листьев краснокочанной капусты.
Было достаточно тепло, чтобы выпить аперитив[21 - Как правило, слабоалкогольный напиток, подаваемый перед едой, чтобы вызывать аппетит и улучшить пищеварение.] на улице. Кортини были радушны и гостеприимны и особенно рады разделить свои вина с друзьями и соседями. Под раскидистыми ветвями грецкого ореха, на которых только начинали распускаться новые зеленые листочки, стоял накрытый стол с тарелками паштета, оливок и маленьких редисок, а также вереница винных бутылок.
Матье представил Мартенов отцу и брату. Оба они сначала были не менее молчаливы, чем сам Матье. Но позднее, когда полилось вино и они оказались в центре веселой компании, они расслабились и стали разговаривать гораздо больше. Люк болтал и обменивался шутками с Ивом и сыном месье Кортини, Патриком, а месье Дюбоск вступил в оживленный разговор с Гюставом и месье Кортини о состоянии французского сельского хозяйства и достоинствах механизации по сравнению с использованием лошадей. Матье и Элиан держались за руки под столом и наблюдали, как между их семьями завязываются новые связи.
Наконец все встали из-за стола, сытые после обильного и сочного жареного барашка, запитого лучшим красным вином месье Кортини.
– Так скажите… – обратился месье Дюбоск к месье Кортини. – Значит, вы сделаете винодела из моего старшего сына?
– У него отличные способности, и он надежный работник и в погребе, и на винограднике. Я с радостью оставлю его, если он захочет.
– Я рад это слышать. Ну, а ты что скажешь, Матье? Хочешь заниматься виноделием вместо того, чтобы вернуться на нашу ферму к скоту и полям?
– Я… Я не уверен, папа. Я знаю, что летом буду нужен вам, чтобы помочь с урожаем. Но мне правда здесь нравится. Нравится работать на винограднике. Изучать, как делают вино… – заверил он и замолчал, не в силах сказать что-либо еще. Элиан мягко сжала его руку под скатертью.
Месье Дюбоск бросил на сына проницательный взгляд из-под густых бровей и улыбнулся.
– Не волнуйся, сын, я вижу, что это место пошло тебе на пользу. Ты многому учишься и взрослеешь. Я благодарен всем добрым людям, ставшим тебе друзьями. – На этих словах его темные глаза обратились на Элиан. – Если месье Кортини готов оставить тебя, тогда я, пожалуй, найду кого-нибудь в Тюле для помощи с урожаем. И посмотрим, что будет дальше.
– Превосходно! – хлопнул в ладоши месье Кортини. – Это требует стаканчика чего-нибудь особенного, чтобы отпраздновать. Кажется, в погребе есть бутылка арманьяка…
* * *
Ночью, когда сестры лежали в своей спальне на чердаке, слушая мягкие возгласы сов, Мирей прошептала:
– Элиан? Ты спишь?
– Нет.
– Хорошая была Пасха, да?
Элиан не сразу ответила.
– Одна из лучших.
– Я рада, что вы с Матье так счастливы. Вы правда подходите друг другу.
– Его семья кажется приятной, да ведь?
– Конечно. Люк и Матье завтра идут с Ивом ловить рыбу. Они уже сдружились. И я заметила, что месье Дюбоск тебя одобряет, хоть он и неразговорчив. Теперь понятно, откуда это у Матье!
Когда они уснули под звуки журчащей реки, полоски лунного света, прокравшиеся в окно, осветили довольную улыбку на лице Элиан.
Аби, 2017
Сара перебирает на кухне тряпки для уборки, раскладывая их в три пластиковых ведра, но отвлекается, чтобы представить меня деловитой на вид женщине, появившейся в дверях, и говорит мне:
