Следы на облаках. Том 1

– Да?! А что ты имела в виду? Я только и слышу всё время: «Нина то, Нина это»! Сначала от матери, теперь и ты туда же. Кто-нибудь хоть раз спросил, а как Я себя чувствую?

– Прости, Олечка, я просто…

– Нет! Никто не спросил! Конечно! Зачем? У меня же априори всё в норме, да? Я сильная и самостоятельная, а Нина – хрупкое создание, которое нужно непременно опекать. И делать это должна почему-то именно я. Ах да! Как я могла забыть?! Я же её сестра!

Я не выдержала, вскочила и отошла к окну. Так хотелось курить, что внутренности выворачивало. Месяц титанических усилий, чтобы бросить, коту под хвост!

– Олечка, мне кажется, что ты должна, наконец, оставить Глеба в прошлом. Сколько можно тащить этот груз на своих плечах?

– Что? – я даже повернулась. – При чём тут Глеб?

– Я серьёзно. Ты замыкаешься, отталкиваешь сестру, запрещаешь себе чувствовать. Я вижу, как ты мучаешь себя до сих пор. Так нельзя. Ты не виновата в той аварии…

– Я не хочу говорить об этом.

Нет, в самом деле. К чему опять ворошить прошлое? Ненавижу, когда кто-то начинает выражать соболезнования! Я так надёжно похоронила воспоминания в глубинах памяти вовсе не для того, чтобы их снова откапывать.

– А ты послушай ещё раз, – решительно приподнялась Эмма. – Больше тебе никто такого не скажет, а я скажу. Кого ты хочешь обмануть этим своим неприступным видом? Этим напускным безразличием и цинизмом? Себя?

– Я никого не обманываю. Я такая и есть! – фыркнула я, опять начиная злиться, потому что она вот так запросто хочет разрушить надёжное убежище, которое я выстраивала долгие годы, хочет просто взять и выдернуть наружу всю ту хорошо упакованную боль, вспоминать о которой у меня нет ни малейшего желания, ни сил.

– Я знаю тебя, Оля, и вижу, что происходит. Ты молчишь об этом и прячешься, но так не будет продолжаться вечно. Ты не виновата в той аварии! Это была случайность, так бывает. Тебе бы стало легче, если бы ты…

– Так бывает? Серьёзно? Только я виновата, ясно? Я!!! Мы могли остаться у Даниловой, переночевать, но из-за меня он рванул в ночь на этом треклятом мотоцикле!

Всё, хватит! Больше не могу! Прошло четырнадцать лет, но до сих пор перед глазами злое лицо Глеба в тот последний вечер, когда мы приехали на день рождения к бывшей однокласснице Тане Даниловой. Если бы просто однокласснице! Я знала, что они были соседями и выросли вместе в Идыме, а потом родители Тани купили квартиру в Новобержске и переехали туда. Знала, что Глеб ей всегда нравился.

Может, дело было в шампанском на голодный желудок, но на меня что-то нашло, просто потеряла голову от ревности, а Глеб разозлился. Никогда не видела его таким злым. Как подумаю, что те слова, сказанные в порыве гнева, и стали нашими последними словами друг другу… Он сорвался, схватил меня за руку и уволок из квартиры, несмотря на час ночи и протесты Таниных подвыпивших гостей.

А потом… Потом мы неслись по трассе как сумасшедшие обратно в Идым. И уже у самого города что-то случилось. Я не знаю, что. Глеб не справился с управлением, и мы перевернулись. Меня сразу выкинуло на обочину, а Глеб… Его хоронили в закрытом гробу, потому что…

– Знаешь, иногда думаю, что лучше бы я тогда погибла.

– Не смей! – выдохнула Эмма возмущённо. – Не смей так даже думать!

И что это я, в самом деле? Так давно не позволяла себе вспоминать и на тебе!

– Ладно, хватит. Сегодня праздник, а мы о грустном.

– Тебе не удастся так жить вечно, Оля. Однажды ты не сможешь больше прятаться от этого. Однажды придётся смириться.

– Я сказала, хватит! Ты что будешь? Яблоко или мандаринчик?

В десять ровно я, конечно, не исчезла. Доктор Качарян, видимо, забыл обо мне. Зато дежурная по этажу не забыла. Так что около одиннадцати меня всё-таки выставили за дверь. Я обещала Эмме навестить её утром, и мы расстались.

Думать о том, как и с кем встречать Новый Год, было уже поздно, поэтому просто поехала домой. Вещи после погрома разобрала ещё не все. Понятно, что приготовить к праздничному столу я тоже ничего не успею, да и неохота. Зачем? Бухнула сумки с подарками на пол, а сама плюхнулась на диван в изнеможении, даже свет не включала. Прикрыла глаза и вспоминала наш разговор с Эммой с досадой и даже гневом. Ну зачем? Зачем она опять разворошила этот осиный улей мрачных воспоминаний?

И вдруг мне показалось, что в комнате кто-то есть. Жуткое ощущение присутствия кого-то заставило потянуться к шнурку-выключателю на торшере. Но рука замерла в полете. Я судорожно глотнула воздух.

– Привет.

Напротив, в любимом уютном кресле, сидел человек… Даже не человек, силуэт. Я бы решила, что это снова воры, если бы не голос… Родной, забытый, но до сих пор пронзающий.

– Ты кто? – глупо спросила я, чтобы что-то сказать и не чувствовать себя, как в каком-то голливудском ужастике.

– А ты не знаешь?

– Знаю, – просто ответила я, плохо соображая. – Но… Тебя не должно быть здесь.

– Верно. Но ты сама позвала меня.

– Я?!

Казалось, голова сейчас взорвётся. Когда и, главное, КАК я могла «вызвать» Глеба? Может, всё просто: я схожу с ума? Это бы многое объяснило. Да практически это единственное объяснение!

– Не бойся. Я не настоящий… Точнее, я не совсем тот Глеб, которого ты знала.

– Как это?

– Я – проекция твоего подсознания.

Ещё лучше! Сижу в темноте одна в новогоднюю ночь и разговариваю с проекцией собственного подсознания. Класс! Решительно дёрнула шнурок, и комнату залил мягкий свет энергосберегающей лампы. Конечно, никого в кресле уже не было.

Стоя под теплыми струями воды в душе, я дала себе слово, что утром всё расскажу Эмме. Пусть, в конце концов, объяснит, что происходит. И никаких больше воспоминаний, проекций и снов! Двенадцать часов пробило, когда я стягивала покрывало с кровати. Сил уже не было ни на что. Завалилась спать.

⁂

…Сердце выскакивает из груди. Нужно успеть! Самый уязвимый момент – это когда ты уже не имеешь целого Знака, но ещё не успел скрыться.

Билет в Москву лежит в кармане, но до отправления поезда нужно спрятать части Знака. Вот загодя примеченная пятиэтажка под снос. В стене легко вынимаются два кирпича – я знаю, вчера проверял. Никого нет, хорошо. И вот полдела сделано. Теперь – в Москву. Центру будет интересно узнать, что здесь происходит.

Вещи сложены в спортивную сумку. Паспорт на настоящее имя «Алексей Холмогоров», деньги, ключи от старой родительской квартиры – всё готово.

Чёрт! Они уже ждут меня на вокзале. Аккуратно взяли под руки и потащили в сторонку. Я понимал: нас никто не заметит, никто не обратит внимания, никто не поможет. Звать на помощь бессмысленно. Что тут скажешь? Профессионалы! А у меня остался только один выход… Вернее, уход.

Скорая, захлёбываясь сиреной и мигая тревожными огнями, подлетела к вокзалу за рекордное время, но было поздно. Тело молодого человека погрузили на носилки, тут же вставили в горло трубку, подключили приборы. Потом дверки захлопнулись, машина сорвалась с места, и народ разочарованно стал расходиться…

⁂

…Весёлая толпа гудит, вываливаясь за ворота Кулаевского рынка. Девушка лет двадцати с небольшим держит за руку мальчика, следом за ней идёт женщина с пакетами, её мать. Час пик – люди после работы спешат за продуктами, пока не закрыли торговлю. В небольшом посёлке рынок – единственное место, где можно купить всё и сразу.

И вот толпа разделила их – мать и дочь. Девушка остановилась, но мать внезапно исчезла, слишком быстро, учитывая скорость движения толпы. Пришлось взять сына на руки и повернуть обратно, сквозь гущу затормозившегося вдруг людского потока. Кто-то закричал.

Протолкнувшись, она с ужасом поняла – люди стоят здесь не просто так. Сердце мгновенно сковало холодом. В кругу расступившихся прохожих лежала мама… Мёртвая – от прямого удара в сердце умирают сразу. А нож торчит узорной рукояткой из раны.

Девушка обмякла, но кто-то успел подхватить её и малыша, а через пару минут подъехала скорая…

⁂

…Больничные коридоры опустели. Время – полночь, весь персонал собрался у телевизора. Из ординаторской слышен бой курантов, а затем – залп шампанского и радостные возгласы, поздравления.

Эмма шла медленно, как во сне. Каждый шаг давался с трудом. Она мучительно старалась избавиться от чувства вины, но тщетно. В голове пульсировало: «Выход только один, только один»… Вот и технический этаж. Здесь вообще никого нет, некому её остановить. Правда, досадная задержка – дверь заперта на висячий замок. Но ничто не должно помешать уже принятому решению, принятому окончательно. Даже на душе как-то стало спокойней.

Эмма взяла в руки замок и повертела, понимая, что без специального инструмента от него не избавиться. Но внутри созрела парадоксальная уверенность, и пожилая женщина решительно рванула железяку на себя. Вопреки ожиданиям и логике, металл с пронзительным звоном лопнул, как хрупкая льдинка. Дужка упала и разлетелась на осколки, замок выскользнул из ослабевших пальцев и тоже не выдержал столкновения с бетонным полом.

Это немного привело Эмму в чувство. Она словно только что проснулась от тяжёлого сна, с ужасом обнаружив себя не в палате, а неизвестно где. Как она сюда попала? Последнее, что вспоминалось, – как подошла умыться к раковине и мельком глянула в зеркало, в глубине которого сверкнули странные красные огоньки, похожие на глаза.

Впрочем, просвет в сознании длился всего несколько секунд. Затем плотный серый туман снова окутал Эмму, буквально взял в плен. У неё не было сил сопротивляться. Она слишком устала.

Дверь поддалась легко, без усилий. Эмма вышла наружу, на техническую террасу, в больничном халате и тапочках. Здесь давно не ступала нога человека, и слой снега достигал щиколотки. Но она не замечала холода.

Внизу от злых порывов ветра качался фонарь, жалобно поскрипывая. Где-то вдалеке во дворах кто-то запускал петарды. Над городом стоял гул радости и веселья. Вот он, Новый год. А у Эммы ничего больше не осталось… Ни подруги… Ни любви… Ни жизни…

⁂

…Донимающая трель назойливого будильника вонзилась в мозг, доставляя крайнее неудобство, и очередной странный сон рассыпался на кусочки, оставив мерзкое ощущение в груди. Я с трудом разлепила глаза и поняла, что это не будильник, а телефон надрывается на столе в другой комнате. Машинально глянула на часы – около пяти утра… Какого чёрта?!

– Алло?

– Ольга Марковна?

Сначала даже не сразу узнала голос доктора Качаряна, всё ещё пыталась сосредоточиться на реальности, а это было нелёгкой задачей, учитывая тот факт, что по голове словно трактор проехал.

– Арен Давидович? Что случилось?

– Мне очень жаль, – неловко замялся он, явно подбирая слова, – ваша тётя…

– Что с ней? – сердце вдруг забилось как сумасшедшее.

– Она… умерла… только что…

– Как? – глупо спросила я.

– Она покончила с собой. Мне очень жаль.

⁂

В шесть утра первого января город выглядел, как после бомбёжки. Пластиковые стаканчики, перекатываемые ветром по мостовой, обильно засыпало густыми снежными хлопьями. По улицам ещё шатались самые стойкие, в хлам пьяные, снегурочки (а может, снежинки), зайчики и деды морозы. Безбожно фальшивя хриплыми голосами «в лесу родилась ёлочка…», они расползались по переулкам и подворотням.

А мне казалось, что я всё ещё никак не очнусь от кошмара. Сначала мама, да ещё так нелепо и глупо. Теперь Эмма. Это вообще бред! Она не могла просто встать, проскользнуть мимо дежурной, подняться на восьмой технический этаж, взломать замок и шагнуть с закрытой террасы вниз. Что-то знакомое цапнуло память и снова исчезло, не дав себя осознать. Будто я это видела. Или ждала.

Но я бы заметила вчера что-нибудь, какие-нибудь симптомы… А может, я не заметила? От этой мысли тошно. А я даже не знаю, с кем поговорить об этом. Я вообще не понимаю, что происходит. Нет, стоп! Надо остановиться. Ещё чуть-чуть и такими темпами я просто сама скоро сдамся в психушку, потому что уже больше не могу, не вынесу…

Глава 5. Тайная жизнь Анастасии Тураевой

Нина

Идым встретил нас противным холодным ветром с колючим снегом. Вот что за свойство этого города: куда бы ты ни направился – ветер дует в лицо! Даже пойдёшь в обратную сторону, он тут же услужливо сменит направление, чтобы ты гарантированно получил свою законную порцию снега в физиономию.

От автовокзала до нашего с Тимкой двора метров пятьсот, и их мы преодолели чуть ли не бегом – хотелось побыстрее в тепле оказаться. Тимкин дом – первый по курсу, и Крылов клятвенно пообещал завтра, прямо с утра, заявиться в гости, велел при малейших подозрениях звонить ему на сотовый.

Я поправила лямки рюкзака и направилась в свой подъезд. На лестнице встретила тётю Люсю, поговорила о погоде, природе и между прочим поинтересовалась, не было ли подозрительных шевелений у нашей квартиры. Нет, ничего и никого. Видимо, убедившись, что Знака в квартире нет, таинственные грабители утратили к ней интерес. Но, учитывая, что я вернулась, нельзя исключать слежку и попытку повторного нападения. Тем более что они теперь точно знают, что Знак у меня. Половина Знака. Интересно, где вторая половина? И что это вообще за артефакт такой? Нужно поискать у мамы материалы – в кабинете полно старинных книг и её тетрадей. Придётся всё это перелопатить.

И зеркала… Они могут быть порталами. У мамы в кабинете было одно большое зеркало, всё ещё закрытое покрывалом. Старинное, красивое, осталось от бабушки, и мне очень не хотелось стучать по нему молотком. Ладно, пороюсь в тетрадях, может, найду там какой-нибудь способ «повесить замок» на эти «ворота».

С другой стороны, если они могут гулять через зеркала, то зачем взломали дверь? Может, порталы открываются только из нашего мира? Или они должны точно представлять пункт назначения, а что находится в квартире им было неизвестно?

Имеет смысл для начала прошерстить мамину библиотеку, а потом, если что-то будет беспокоить, уйду ночевать к Крыловым. Тимкины родители вполне примут версию, что я не могу одна оставаться в этой квартире ночью, после того что случилось. На похоронах тётя Лариса, Тимкина мать, от меня не отходила, боялась, что мне плохо станет. Переживала. Всё-таки мы с её сыном друзья с детского сада, выросли вместе, и она ко мне очень хорошо относится. А как она обрадовалась, когда узнала, что Крылов заполучил меня в качестве соседки: «Нин, ты за ним хоть присмотришь, а то он даже покушать забывает, сидит часами в компьютере». Да и отец, Александр Владимирович, ещё с моим отцом дружил. Короче, не выгонят.

Осторожно осмотрела дверь, сунула новенький ключ в замок, повернула. Вроде всё нормально – ничего не заедает, следов взлома нет, даже ниточка, что я прилепила внизу косяка, – на месте, не оторвана от двери. Значит, никто без меня её не открывал.

Тихонько, на цыпочках, вошла в квартиру. Тишина. Вещи там, где я их оставила. Покрывало на зеркале висит, как и висело, я помню, его не очень ровно накинули – значит, порталом тоже никто не пользовался. Уф! Я бросила рюкзачок на диванчик и сама опустилась рядом. Сейчас отогреюсь, попью чаю, и начну изыскания.

Чайник засвистел на плите. Достала чашку, сыпанула заварку, плеснула кипяток и уселась за широкий круглый стол на кухне, разложив перед собой мамины тетради.

Наша старая кухня и этот деревянный стол (кажется, тоже от бабушки) всегда мне нравились. Наверно, кухня – самое просторное помещение в нашей идымской квартире. Здесь у нас была и гостиная, и приёмная, и тусовочная, и многое другое. А для меня кухня была ещё и единственным «своим» местом, так как мне приходилось коротать здесь часы, пока Ольга с Глебом запирались в жилой комнате.

Я отхлебнула чай и принялась за не очень свежие булочки (видимо, прошлогодние), что мы с голодухи купили с Тимкой в палатке рядом с остановкой. Но мой голод и чтиво, обещавшее быть увлекательным, помогли не заметить их специфический вкус.

Первая тетрадь в потрёпанной картонной обложке. Пожелтевшая от времени клетчатая бумага сплошь исписана маминым мелким почерком. Только пролистав пару страниц, я вдруг осознала, что текст написан не по-русски. Такого языка просто нет. Я понимала его, могла читать, могла даже что-то сказать – но не имела представления, что это за язык. С моим профессиональным знанием древней истории в памяти не всплывало ни одного народа, который использовал хотя бы похожую знаковую систему. Больше всего это походило на арабскую вязь, но читался текст, как русский, слева направо, да и знаки, хоть и похожи, но другие.

«Что это за язык?» – подумала я.

«Измерение Крастолл», – услужливо подсказал внутренний голос.

«Что это за измерение?»

Голос пристыженно замолчал. Видимо, и так сболтнул лишнее. Ладно, разберёмся без тебя. Главное – не язык, а смысл написанного. А содержание тетради больше всего смахивало на конспект, торопливый, но выведенный очень тщательно, прилежно.

Я притащила из кабинета чистый блокнот, ручку и решительно села за перевод. Нужно же будет Тимке показать! И чем дальше, тем больше повествование смахивало на старинную сказку или какую-то забытую легенду. Непонятно только, зачем мама её так старательно переписывала, да ещё на языке какого-то Крастолла? Через два часа кропотливой работы из-под моей руки вышло следующее произведение:

«Краткая история. Стражи Измерений.

…Ради победы в войнах люди обращались за помощью в Высшие и Низшие миры, и те дали им Звёздное оружие. Но оно было разрушительно, а управлять им дано только его создателям. Итак, в войну вступили жители Высших и Низших частот, и началась война ангелов и демонов. И когда война завершилась, Земля напоминала выжженную пустыню. Невидимый свет много лет после того продолжал губительное действие, убивал и менял растения, животных и людей. Люди страдали от голода и болезней, их осталось мало. Тысячи поселений были сожжены или потоплены гигантскими волнами, а оставшиеся влачили жалкое существование.

«Свет» не мог без боли и сострадания смотреть на то положение, в котором оказались люди по их вине. А «Тьма» не могла больше существовать, питаясь от людей, так как тех осталось слишком мало.

И собрались тогда Силы «Света» и Силы «Тьмы» Восьми Частот, и решили, что война нанесла ущерб и тем и другим. И решили они, что мир людей станет «Серой Мерностью», где равно властны и «Тьма», и «Свет», и обе силы могут пользоваться этим миром, сохраняя баланс. Людям же предоставляется право выбора: служить «Свету» или «Тьме», и никто не может лишить их этого права.

Силы «Тьмы» и Силы «Света» договорились более не применять Звёздное оружие, ибо последствия для всех оказались ужасны. И чтобы не искушать людей, была воздвигнута Завеса, отделившая «Серую Мерность» от остальных частот, дабы люди не могли больше обращаться за помощью ни к «Тьме», ни к «Свету» напрямую, а сами искали свой Путь.

«Свет» и «Тьма» могли теперь лишь направлять людей, но только тайно, ибо обнаружить себя означало нарушить Договор и показать людям Завесу.

Однако несмотря на строжайший запрет, нарушение Договора случалось часто. «Тёмные» приходили в мир людей за жизненной силой. «Светлые» – стремясь вывести заблудших к «Свету» раньше назначенного срока. И те и другие не щадили жизни воплощённых ради достижения своих целей.

Люди пребывали в неведении, ибо Завеса не давала им увидеть Истину. И стали появляться среди людей те, кто наделён даром узреть сквозь Завесу. Они перемещались по частотам с той же лёгкостью, с какой перемещается ветер в пространстве. И люди эти служили то «Тьме», то «Свету». Они нарушали Договор о том, что «Серый мир» должен развиваться по своим законам и оставаться нетронутым.

Так продолжаться не могло. Тогда великие маги Восьми миров собрались в «Зоне Вне Мерностей» и постановили организовать защиту Завесы и «Серой Мерности» от незаконных посягательств. Для этого в мире людей была создана «Стража Измерений». И в помощь им были созданы невиданные предметы Силы, призванные помогать Стражам перемещаться между мерностями и следить за выполнением Договора на всех частотах. Судьбу же самых серьёзных нарушителей Закона решал Трибунал Восьми.

Стражи воплощались, затем возвращались домой на исходную частоту и снова воплощались.

Но самая важная работа – работа в «Серой Мерности», ибо здесь Стражи несли службу на передовой. И много подвигов совершали они, и «Серая Мерность» смогла выстоять и удержать свою независимость, ни утонув во «Тьме», ни выйдя к «Свету», как и было задумано ранее…»

Уф! И это примерный пересказ, на самом деле текст длиннее и изобилует оборотами и словами, аналогов которым в нашем языке просто не существует.

Всё это, конечно, очень интересно, но понятнее не стало. Например, что значит «исходная частота»? Откуда люди воплощаются в «Сером мире»? Что такое «Завеса», и как она выглядит? Где находятся эти самые частоты? Почему их восемь плюс наша девятая, точнее, я так понимаю, наша – как бы нулевая, а дальше либо «темнее», либо «светлее». Ну, и напоследок – зачем маме сказка про каких-то Стражей? Уже думаешь, что «чудесатее» некуда, – так поди ж ты, новые чудеса!

Так. С этим понятно, точнее, ничего не понятно, но ответить на мои вопросы пока невозможно. Отложим в сторону. Вторая тетрадь в красной клеенчатой обложке вся заполнена подробным описанием ритуалов. От схем, вычерченных строго по линейке, рябило в глазах, а подписи к ним то на русском, то на латыни. Я полистала и не нашла ничего интересного, но в конце тетради наткнулась на любопытную иллюстрацию.

Здесь был тот же язык, что и в предыдущих конспектах. Этот, как его… Язык Крастолла. Мне пришло в голову, что мама использовала его в качестве шифра. А на рисунке – подробное изображение моего кулона. К собаке специальным замочком крепится кошечка, причём кошечка, видимо, серебряная. Так вот ты какая, вторая половинка! Как я поняла, сам замок магический. Стерженёк, которым скрепляются части, существует только для удобства совмещения двух половинок. Ниже – какая-то схема, и описание ритуала Разъединения.

Я вспомнила, что видела что-то подобное, и вернулась в кабинет. Так и есть – вот на этом блюде и был проведен ритуал Разъединения. Значит, мама разъединила Знак и отправила мне одну его часть. Тогда где вторая? И почему она не отправила мне обе части?

Квартиру обыскивать смысла нет – предыдущие посетители её уже перерыли достаточно тщательно и не нашли ничего. Значит, вторая часть где-то спрятана. Не дома. На этот вопрос ответа тоже нет.

Третья тетрадь оказалась журналом посетителей. Пролистала. Не нашла ничего интересного. Выписала на всякий случай имена за последние три недели до смерти, вдруг кто-то из них был человеком, который вынудил маму составить завещание и разъединить Знак.

Хотела убрать уже всё на место, но заметила несколько бумажек, вложенных между страницами. Газетные вырезки и записка торопливым маминым почерком. Несколько строк: «Людмила Краснова (Дрима) – 28 ноября, Алексей Холмогоров (Кён) – 4 декабря, Анастасия Тураева (Лана) –?» Газетные вырезки кое-что пояснили:

«НОВОСТИ НОВОБЕРЕЖЬЯ».

«Алексей Холмогоров, 26 лет, пропал 4 декабря. На вид 25-27 лет, среднего роста, крепкого телосложения, лицо европейского типа, русые волосы до плеч, прямые. Глаза серо-зелёные. Одет в чёрный пуховик, синие джинсы, вязаную чёрную шапку, чёрные кожаные ботинки. При себе имел спортивную сумку тёмно-синего цвета. Ушёл из дома в Новобержске 4 декабря и до этого момента его местонахождение неизвестно».

Фотография. Я всмотрелась в это лицо. Сердце ёкнуло, словно я его знаю и знаю очень давно, но не помню, где и при каких обстоятельствах мы познакомились. А внутри уверенность, что знакомы мы очень и очень хорошо. Бред! Я взяла в руки другую вырезку.

«ЗНАМЯ КОММУНИЗМА» – районная газетка посёлка Кулаево, первая страница: «Убийство на рынке. Вчера прямо среди бела дня на Кулаевском рынке была убита известная гадалка Людмила Краснова. Самое странное в этом жутком происшествии то, что при большом стечении народа свидетелей самого убийства не нашлось. По словам очевидцев, она внезапно оказалась лежащей на земле с ножом в груди. Ведётся следствие. По предварительным данным, мотивом убийства могла стать профессиональная деятельность гадалки, также рассматриваются версии личной неприязни. Следственные действия…»

Фотография женщины под статьёй: красивая, немного грустная блондинка. Я отложила вырезки в сторону и задумалась.

То есть получается, мама подозревала, что будет следующей? Как иначе объяснить вопросительный знак в записке напротив её имени? Ох, дело-то сложнее, чем кажется. Кто все эти люди? Что с ними случилось? Как они связаны с мамой? Вопросы, вопросы, вопросы…