Как я стала счастливой

Он об их мечте не знает, поэтому тщательно готовится к своей: постоянно ест сельдерей и тыквенные семечки и занимается спортом на спортивной площадке во дворе, он мужественен, но уязвим. Он уязвим хотя бы тем, что у них с женой есть дочь, с которой он пылинки сдувает. И пыль эта летит на жену, у которой ревностная аллергия на его бесчеловечную заботу, поэтому она ищет утешения в мантрах. Этот конфликт его не колышет, его беспокоит, что когда-нибудь придет день и дочь займется сексом с каким-нибудь мужиком.

В нашей семье никто так никогда не любил своих детей. Всем было фиолетово, как я иду домой в темноте вечера через мрачный парк. Так уж повелось, в нашей семье никто никому не скажет доброго слова. Добрые слова воспринимались как проявление слабости. А все, особенно отец, хотели быть сильными. Но по мне, так по жизни он был мудак и слабак. Я предчувствовала это, но никак не могла понять, в чем подвох, потому что по жизни он был человеком спортивным и сильным. Мать, кажется, так и не поняла, что вся сила в добрых словах и в теплых объятиях.

Эго. Мужик без щедрости – все равно что баба без женственности.

– А щедрость это и есть сила. Как нам с сестрой не хватало добрых слов. В доброте сила. Звучит действительно наивно, но, как ни странно, работает. Если это будет чистосердечное признание. Все, что ты им расскажешь, может быть использовано против тебя в самый неподходящий момент. Я все время задаюсь вопросом, почему этим людям не дали ни капли доброты. Даже в самом страшном фильме есть борьба добра и зла, здесь же нет откровенного зла, но все недобрые, поэтому и бороться не с кем, разве что со своими детьми.

Раньше после сестры надо было делать проветривание, она дымила как паровоз.

– Нельзя столько курить и оставаться замужем, – как-то сказала я ей, понимая, что курево – это всего лишь ее внутренний конфликт, это тлеющий огарок, которому не суждено разгореться.

– Хорошо, я разведусь, – как-то уверенно ответила мне сестра. Бросила мужа и тут же бросила привычку жаловаться. Чувствую, скоро бросит работу и начнет писать книги.

Сестру тоже нельзя было назвать доброй, она бы приняла это за лесть. Яблоко от яблони недалеко упало, тем более что яблоко это покусал какой-то никудышный Адам. Наследственность, тяжелая наследственность, ничего не поделаешь. Люди злы, пока не скажешь им доброго слова.

– Что-то ты устало выглядишь, – обычно бросает она мне в дверях.

– Зато ты красотка. Как тебе удается?

Вот так просто я ставила ее на место. Добротой. Она улыбается, хотя видно, как ей это тяжело.

– Не раскисай! Улыбнись! Кислые все на одно лицо.

Это была своеобразная разминка, дальше разговор шел в обычном ключе. И ключ этот заключался в чистоте воды, которую мы лили, чтобы разогнать муть собственных умозаключений:

– Представляешь, вчера приезжала ко мне бывшая свекровь с внуком пообщаться. Или свекровь не может быть бывшей? Ну не суть, так вот, они там на кухне делали баурсак. Знаешь, такой десерт из татарской кухни?

– Нет.

– Что-то типа чак-чака, только крупнее.

– Понятно. Я занималась своими скучными делами, между тем на кухне у них было очень весело. Они болтали о чем-то и смеялись.

– И что?

– Ну, нормальная мать начала бы ревновать.

– А ты?

– Я обнаружила, что меня больше не злит чужой смех. Правда, чудо? Я совершенно перестала завидовать.

– Теперь ты само совершенство.

– Да, но не сама, конечно, при помощи твоих волшебных книг. Я поняла: совершенные люди тем и отличаются, что никому никогда не завидуют.

Вообще, моя сестра всегда хотела стать журналисткой или писательницей, она даже научилась печатать вслепую, думала, что ей это поможет, но этого оказалось мало, а в ее случае, возможно, даже и вредно, потому что было сделано еще несколько неудачных движений вслепую, что отпечаталось в личном деле.

Личная ее жизнь была скудна, и ее хватало только на пару абзацев, а описывать чью-то чужую жизнь она не могла из моральных соображений – все равно что проникать в частные владения. Ей приходится лицемерить на нелюбимой работе. На самом деле ее там держит только один молодой паренек, который работает у них курьером. Она влюбилась в него случайно. А дома только неудовлетворенность, только неуд за поведение некому было поставить. А иногда так хочется. Нет ничего страшнее неудовлетворенной женщины. Неудовлетворенность – это как пасмурная погода, она застилает все, она не только дома, она на улице, она в магазине, она даже во сне, потому что просыпаешься неудовлетворенным – опять не выспался. Живешь в спальном районе, а выспаться не с кем.

Если дела идут так себе, не надо идти по инерции, нужно дать им постоять, отдохнуть. Дальше они пойдут с другим настроением и, возможно, совсем в другом направлении.

Жизнь по инерции проходит быстро и незаметно.

Март. 16.40

Я раскачивалась дольше сестры. Она развелась решительно и раньше. Я следом. Но потом, после расставания с Артурчиком, конечно, должна быть работа над собой. Реабилитационный период.

Сначала анализ: почему так тянет к абьюзерам. Мой отец был из них. Об этом я узнала уже позже. Типичный нарцисс, который любовался только собой, а всех остальных выставлял ничтожествами, которые должны быть ему вечно благодарны и быть на посылках. Как я и предполагала, все из семьи. С отцом я общалась редко, в остальное время он был груб и давил морально, не было физических травм, но зато психологический перелом на переломе, и все закрытые. Я таскала это в себе с самого детства, до тех самых пор, пока не стала жить отдельно. Я привыкла, видимо, поэтому мне на свободе не хватало рабства. Я подсознательно искала надзирателя и нашла. Избавившись от одного абьюзера, я тут же нарвалась на другого. Я искала поддержку, а нашла давление.

Мама сломалась еще в молодости, как его любимая игрушка, она не сопротивлялась, прикрываясь от отцовских оскорблений фразой: его все равно не изменить. Матери мои женихи не нравились, она все время твердила свое любимое: ты слишком быстро раздвигаешь ноги. Хотя это было не так, просто для меня тайна первой ночи потеряла свое значение в одиннадцатом классе, уже не было ничего таинственного в сексе. Я не считала его чем-то сакральным и тайной за тремя трусами. Единственный, кто понравился матери, – это Артурчик. Он ее ослепил, впрочем, как и меня.

В детстве я сильно переживала, когда родители ругались, я боялась, что они разведутся. А теперь я думаю, лучше бы развелись. Может быть, мама тогда не стала бы такой же, не прогнулась бы под самолюбие отца и не приняла бы его линию мракобесия. Она не смогла защитить свою дочь, конечно, ей легче было встать на сторону мужа.

– Ты не любишь меня.

– Я знаю.

Попросту говоря, она не смогла полюбить меня, как любит своего ребенка мать. Где-то в душе моей остался шрам, будто шрам от горки в перепадах отцовского настроения, на которой мне приходилось кататься. Я поглаживала этот невидимый рубец и спрашивала себя ту, из прошлого:

– Как ты докатилась до такой жизни?

– Я люблю кататься.

Это было большим чудом, что я докатилась до другой жизни.

Эго. Людей губит скромность. Когда из них прет, а они не дают этому выйти. Тебя тоже губила застенчивость. Ты всегда жила как за стеной. Ты всегда была скромнее, чем можно себе представить. За стеной в твоей душе всегда сидел сторож, контролирующий, до какой степени тебе можно раскрепоститься. Не чувства работали на тебя, а ты на них. Ведь единственная работа всех человеческих чувств – появляться в обществе, как бы замкнуто этот чел ни жил. Появляться действительно сложно, гораздо сложнее, чем пропадать, за этим – огромная борьба. Тем, кто хочет чего-то добиться, приходится бороться с собственной неуверенностью. Вот и займись уже наконец.

– Обязательно, вот только зачеты приму у студентов.

– Поставь им всем автоматом, расстреляй эту рутину, освободи время для себя. Представь, что твое время сейчас сидит в камере, освободи его. Ну как тебе еще объяснить?

– Да не могу я так.

– Я понимаю, сознательная очень. Если хочешь знать, твой Артурчик – он никогда бы не подкатил к тебе, будь ты просто глупой блондинкой, никакая глупость не заставила бы его это терпеть.

– Жаль, я не оказалась глупой блондинкой, тогда бы я меньше анализировала и больше полагалась на интуицию.

– Нашла на кого полагаться. Я помню, как ты забеременела. Артур, узнав, такую мину скривил, что я сразу тебе сказала «только не с этим», твое тело повторило вслед за мной.

– И я потеряла ребенка. Я так корю себя за это.

– Ты же вроде делала прививку от кори?

– Смейся, смейся. Мне тогда пришлось услышать о себе такое!..

– Так он выражал свою радость. Не хотел он никаких детей. Ты до сих пор не можешь понять, что я спасал тебя от этого козла. Мне казалось, на этом ты поставишь точку, нет, снова была запятая.

– Видно, мне было мало. Позже я услышала о себе отвратительные вещи. И это был край.

– Вещи, вещи. Теперь я понял, для чего тебе нужен был мастер по стиральным машинам. Ты хотела снова чистую совесть, ты хотела отстирать с нее пятно.

– Да, мне хотелось заполнить эту пустоту.

– Когда же ты уже научишься говорить «нет»!

Я не сразу поверила, что главное, чему должен научиться человек, это вовремя говорить нет. Я хорошо помню, что в детстве говорила нет постоянно, беззаботно, безответственно, бесконечно, без задней мысли, что могу кому-то этим нет навредить, включая себя. Потом проходим через сад и школу, где нас учат хорошим ответам. За полосой бесконечных компромиссов теряется личность. Никакие институты не помогут потом обрести ее вновь. Многие так и остаются отличниками и хорошистами. Я же всю взрослую жизнь снова училась говорить нет, пока жизнь не превратилась в один сплошной отказ.

Для одних жизнь – это сплошные соглашения, это сплошное да, для других – бесконечный отказ, нет. Я выбрала второе. Я никогда не любила суп.

Не бойся говорить нет, в этом нет ничего такого страшного, скоро ты научишься получать от этого удовольствие.

Я поняла, что мое нет – это граница, на расстоянии которой меня никто не сможет достать. Говоря нет, я перестала бояться нарушить желания и чувства других. Их обиды – это их проблемы. А мое нет – это просто пограничник, который стережет границы дозволенного, защищая мою свободу и мой выбор.

Книга вторая

«Не дура»

Или как я встретила себя на пути к своему человеку

– И долго ты еще будешь искать своего мужчину?

– Лучше всю жизнь искать своего человека, чем вечно бояться потерять чужого.

Я поняла свою главную ошибку: я рассматривала каждого нового парня как потенциального мужа. Я постоянно рисовала плюсики, пыталась доказать самой себе, что с этими его вредными привычками или недостатками я справлюсь, я их исправлю. Я врала сама себе.

Я все еще была ребенком, не готовым строить отношения.

Надо было закрыть пару-тройку гештальтов, чтобы перейти на другой уровень. Казалось, я сидела в пустой комнате с открытыми дверями и ждала, пока кто-нибудь их закроет.

Родители, родители – надо было с ними что-то делать, чтобы не думать о них то и дело. Эти думы мешали, груз на душе, который тянул ко дну и не давал гордо поднять голову, выпрямить спину и пойти прямо к своей мечте. Тяжелый камень преткновения словно прицеп, который волочился сзади и не давал набрать скорость.

В это воскресенье я простила всех, даже тех, кто не позвонил вчера.

Надо было простить, я их простила в одно из воскресений, но воскресла не сразу. Сначала я простила, но пыталась общаться, продолжая принимать яд, но уже дозированно.

Нельзя целовать нелюбимых, можно отравиться.

Я продолжала травить себя пусть родными, но по-прежнему токсичными людьми. Как будто я продолжала им доказывать, что вот же я перед вами, как на духу, чистая и добрая, продолжая объяснять этим людям, что я их дочь.

Эго: Мать жалко, думаю, тебе все же надо ее простить, а для этого попытаться понять, что она сама жертва, оказалась под давлением этого тщедушного самца, который по факту оказался не альфа. Он ее главный ребенок, я имею в виду отца. Может, она его действительно любит? Ведь риск полюбить козла есть у каждой.

– Да вроде как простила, но меня до сих пор мучает один вопрос: родители. Будто не они меня родили. Почему они меня не слышат?

– Они глухи.

– Я все еще не могу поверить, что они глухи. Я давно уже живу далеко, а они так и не слышат.

– Боюсь тебя разочаровать: за все это время они слышать лучше не стали.

– И что теперь делать?

– Однажды я полюбила себя, и жить стало легче. Просто полюби себя.

– Что делать с родителями?

– Простить и перестать общаться – вот ключ к светлому будущему.

Как только я это сделала, жить стало легче, сразу освободилось столько времени и места для новых мыслей.

Мои ожидания – мои проблемы

Эго. Ты слишком многого хочешь. Твои ожидания – твои проблемы. У меня нет ни надежд, ни мужчин, ни переживаний. Я свободна и счастлива.

– Я тоже. Я избавилась от ожиданий несбыточных мечт. Эти ожидания тоже всегда отвлекали от настоящих целей, не давали взять ответственность на себя. Сказки меня испортили, они навязали идею фикс про прекрасного принца. В сказках только балы и свадьбы, романтический танец не может быть вечным, потом приходит время настоящих отношений, про которые волшебная история обычно умалчивает. Только начав жить с принцем, начинаешь понимать, что нет никаких прекрасных принцев, это все девичьи грезы, потом бабские воспоминания, только бы свалить с себя ответственность за свою жизнь.

Эго. Мир открывается, как только ты перестаешь кого-то ждать, чего-то ждать, потому что ожидания, как правило, не оправдываются, как потом приходится оправдываться людям за свое бездействие. Сколько там уже на часах? С ума сойти! Очнись, тебе уже скоро тридцать. Надо вовремя ложиться спать, если хочешь выглядеть на двадцать три.

Ожидание – это дверь, через которую уходят время и молодость.

Я прикрыла дверь, чтобы не сквозило.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.