Камень выбрал тебя!

– Отпусти ее, Надэль, отпусти – и я буду с тобой. Только с тобой! Умоляю…

Надэль задумалась, и, кажется, ее истерика прекратилась.

– Ты прав, – спокойно, слишком спокойно, ответила она. – Я отпущу ее, и мы будем вместе – ты и я, и никого больше…

С этими словами она толкнула Наташу с обрыва.

Уже позже, вспоминая все происходящее, Ромка и сам не понимал, как ему удалось перенести летящую с обрыва Наташу в ту часть озера, где находилась резиденция их так называемого сообщества, туда, где месяц назад был бал. Он просто глядел на нее, и вспоминал то, что произошло с ним. Как он завис в воздухе – а потом оказался здесь. Это сработало. Наташа упала на абсолютно сухой пол пещеры. Она, конечно, ударилась, но не смертельно. Рома упал рядом с ней на пол, Надэль уже была в своем фонтане. На шум прибежал один из козлоногих официантов. Он удивленно оглядел пещеру и убежал. А через несколько минут здесь собрались почти все хранители. Начался долгий, нудный и совсем неприятный процесс разбирательства произошедшего, грозящий перерасти в казнь. Поскольку Наталья была без сознания, говорившие не стеснялись в выражениях.

Казнь! Как ни прискорбно, но решение хранителей (исключая, разумеется, Рому) было единогласным. Хранители, а также все, кто причастен к Черному Камню, не должны раскрывать свой секрет людям. Тем более калечить их, вместо того, чтобы оберегать…. Надэль же, из – за глупой ревности, нарушила и то, и другое. Она молчала, когда ее вытаскивали из фонтана. И даже когда палач положил ее голову на березовую чурку – она не проронила ни слова. А вот Ромка не молчал! Он кричал (в который раз за этот безумный вечер), он умолял, он требовал, он просил сделать с ним все, что угодно. Он согласен был понести любое наказание, только чтобы помиловали Надэль. Он злился на нее за то, что она хотела убить Наташу, но в душе он злился также и на себя – за то, что причинил столько боли двум женщинам, любившим его.

Главный хранитель (в душе любивший Ромку как родного сына) выслушал его с суровым видом. Он кивнул остальным, затем что – то прошептал палачу. Через секунду топор палача опустился на чурку. Брызнула кровь, и полетели на пол роскошные рыжие волосы…

Наташа.

Когда Наташа очнулась, была почти полночь. Она лежала на берегу, над ней склонился Ромка. Удивительно, но за несколько часов он будто постарел на десять лет. Наташа с трудом подняла правую руку, и провела ей по его голове, на которой, при свете полной луны, были отчетливо видны седые волосы.

– Что случилось? – спросила Наталья. Сама она никак не могла вспомнить, что произошло.

– Ты упала с обрыва. Случайно.

Наташа невольно покосилась на высокую скалу.

– Нет, Наташа, не с нее, – мягко, даже заботливо сказал Роман. – Вон с того маленького обрыва. Нахлебалась воды, конечно. Я тебя вытащил.

– Спасибо, – Наташа с трудом поднялась и попыталась поцеловать Рому. Но тот отстранился.

– Наташа, я не люблю тебя. Нам надо расстаться.

– Но почему? – удивилась она.

– Почему я тебя не люблю? – голос Романа стал резким. – Потому что сердцу не прикажешь. Почему я бегал за тобой несколько лет? Потому что ты тогда была королевой. А сейчас? Сейчас, когда я тебя добился, ты всего лишь жалкая собачонка, бегающая за мной по пятам. Прошу тебя, только не устраивай публичных сцен, а лучше совсем уезжай отсюда. Так будет лучше для всех…

На этих словах голос Романа дрогнул. Он ненавидел себя, ненавидел всей душой за эти слова, но понимал, что это единственный выход. Договор с Хранителем был таков: Наталья должна уехать. «Она все забудет. Почти все… – говорил Хранитель, когда они остались с Ромой наедине. – Она еще встретит кого – нибудь, еще устроит свою жизнь. Здесь, вблизи озера, зная о нашем секрете, она оставаться не сможет». «А если она все забудет, – настаивал Ромка. – Вы же можете сделать так, что она все забудет, но останется здесь! Я не хочу причинять ей боль…». «Ты уже причинил боль. Двоим. Троим, если считать тебя самого. А здесь, рядом с камнем – она очень быстро все вспомнит, даже если стереть ей память. Ты должен сделать так, чтобы она уехала. Ради нее. И ради нас».

Наташа жалобно смотрела на Рому.

– Уходи, Наташа. Прошу тебя.

Наташа, всхлипнув, поднялась. Медленно, покачиваясь, прошла несколько шагов. Затем вдруг побежала. Возле камня она вдруг запнулась.

«Ну же, – подумал Рома. – Если она упадет на камень, если ее кровь коснется камня, быть может, это все исправит! Быть может она станет хранительницей, и ей незачем будет уезжать. И не зачем будет врать ей…».

Но она не упала, а лишь со злостью пнула этот чертов камень, и побежала дальше. На следующий день Наташа уехала из города.

Роман.

На душе у Романа еще никогда не было так гадко. Он сидел в дворницкой сторожке и уныло рассматривал Главного Хранителя. Вместо чая они сегодня пили коньяк.

– Объясните мне, почему я должен был это сделать?

Хранитель грустно поглядел на Рому.

– Если бы она осталась здесь, она – рано или поздно все вспомнила бы. А это поставит под угрозу весь наш мир. К тому же опасно было бы оставить их двоих рядом, мало ли что еще придет в голову Надэль. Правда, ты мог бы и не заступаться за русалку…

– Не мог. Я не смог бы. Она поступила плохо, желая убить Наташу. Но…. Но ведь это все из – за меня! Это была истерика влюбленной женщины…

Старик при этих словах ухмыльнулся.

– Но ведь она необычная женщина?

– Да чего там необычного! Ну, хвост, ну – поет хорошо…. Она меня любила, я не простил бы себе, если бы ее казнили.

– Ты ведь знаешь, Ромка, что ты мне теперь как сын. Стал как сын, за один только месяц. Хотя, честно сказать, я приглядывался к тебе несколько лет. А Надэль я знаю уже лет шестьдесят. И люблю ее, как родную дочь. Непутевую, порой легкомысленную, но все же добрую и искреннюю, всегда зрящую в корень дочь. Я как мог смягчил наказание. Ради вас обоих.

– Как она?

– Как…. Плачет уже три дня. С отрубленным пальцем и обрубленными волосами. Молчит и плачет столько, что ее слезы скоро затопят весь бальный зал. И не поет. Возможно, и никогда уже не запоет…Что – то сломалось в ней.

Старик с надеждой посмотрел на Рому.

– Сходи к ней, а? Может она с тобой заговорит? – он вздохнул. – Иди, ты нужен ей. А за остальное не переживай, на ее красоту поклонники найдутся.

Роман послушно встал и вышел, так и не поняв, к какой из двух женщин относится последняя фраза. И все же уже у двери он обернулся.

– Хранитель! А почему мне не назначили никакого наказания?

– Твоя совесть – вот твое наказание. Я знаю, она у тебя есть. И она будет мучить тебя всю твою оставшуюся, очень долгую жизнь. Ты не смог справиться с данной тебе силой – и за месяц сделал несчастными сразу двух женщин. А сумеешь ли ты сделать счастливой хотя бы одну?

Надэль сидела в фонтане, прислонившись лбом к его каменному боку. Лицо ее было безжизненно, кожа бледна, а волосы, обрубленные топором, ужасно взлохмачены и все еще испачканы кровью.

Рома сел на край фонтана.

– Прости меня, – еле слышно сказала она. – Я – ревнивая дура. Я испортила жизнь и себе и тебе. И ей! – из ее глаз вновь полились слезы, и Роме стало безумно ее жаль. Он погладил ее по голове, а затем, нагнувшись, поцеловал в лоб.

– Я хочу проверить, какими талантами ты меня одарила. Ты доверяешь мне?

– Да, – тихо всхлипнув, прошептала Надэль.

– Тогда садись на край фонтана и закрой глаза. Только не открывай, пока я не скажу.

Надэль послушно села и закрыла глаза. Роман, нежно окутав ее покрывалом, достал ножницы и начал стричь. Видимо, Надэль все же, по полной наградила его талантами, так как получилось хорошо. Закончив, он взял в руки зеркало и спросил:

– Тебе нравится?

Надэль с удивлением рассматривала свою новую прическу. Волосы стали еще короче, но ей, удивительным образом, это шло. Она кивнула.

– Скажи, – спросил Рома. – Ты полюбила меня после того, как дала мне эту красоту и обаяние, и все остальное?

Она покачала головой. Затем махнула рукой по воде, отчего та покрылась рябью, и в воде Рома увидел то, что произошло чуть больше месяца назад, но казалось, что в далекой прошлой жизни.

Вот над фонтаном склонился заплаканный, прыщавый, неловкий и угловатый, ужасно неуверенный в себе юноша, решивший лишить себя жизни из – за того, что его толкнули в лужу. Вот рыжая русалка, всем сердцем пожалевшая его, сделала его таким, каким он хотел стать…

– За что же ты полюбила меня? Ведь я был такой…

– Ты был добрый, смелый, с чистой душой. Я ведь не человеческая женщина, я смотрю не глазами, а сердцем, в самую суть!

– У меня к тебе три просьбы. Исполнишь?

Надэль, печально улыбнувшись, кивнула.

– Во-первых, убери это, пожалуйста, – он показал на изображение на воде. Оно тут же исчезло. – Просьба вторая: ты разрешишь мне тебя поцеловать?

Глаза русалки теперь горели счастьем, и она радостно кивнула.

– А какой будет твоя третья просьба, – спросила она, сияя.

– Спой мне.

И она запела…

С тех пор прошло 15 лет.

Роман.

Было морозное зимнее утро. Роман Викторович вяло диктовал студентам лекцию, глядя в окно на занесенный снегом двор. Снег никто не убирал. Старый дворник (а по совместительству – Главный Хранитель) умер уже полгода назад. Нанимали других дворников, но они не работали дольше двух месяцев, последний уволился, прям под новый год, и теперь эта вакансия пустовала, а снег – не понимая этой проблемы, продолжал засыпать все вокруг.

Итак, утро. Сонный Роман Викторович диктует лекцию, сонные студенты вяло записывают, а по дорожке, ведущей к училищу, бодро шагает раскрасневшаяся от мороза эффектная блондинка. О том, что она блондинка, говорят белые, успевшие покрыться инеем локоны, выбившиеся из-под шапки. Черная норковая шуба, небесно – голубая шапка из ангоры, и элегантная, несмотря на сугробы снега, походка. Роман смотрит на нее в замерзшее окно, и ее лицо кажется ему знакомым. Вернее, так – лица ее Роман Викторович никогда и не забывал!

К тому времени с Надэль они поддерживали только дружеские отношения, правда – весьма теплые, почти родственные. Ее волосы отрастали медленно, ни как у человеческих женщин, и спустя десять лет стали чуть ниже плеч. Лет через пять после описанных событий Роман заметил, что Надэль стала прохладнее к нему относиться. Еще через год – начала петь рыбакам – дачникам, приходившим порыбачить на их озеро. Нет, она их не топила. Но, после ее песен, домой они возвращались мечтательными, витающими в облаках, и еще несколько месяцев не могли спуститься с небес на землю, к своим насущным потребностям и проблемам. А год назад русалка увлеклась молоденьким хранителем, таким же робким и неуклюжим, каким когда – то был Роман. И на этой, как показалось Роману даже красивой ноте, они с Надэль окончательно расстались.

– Познакомьтесь, Роман Викторович, мой новый заместитель – Наталья Львовна. Бывшая ученица этого училища. – Декан – пожилой усатый дядька Егор Алексеевич работал здесь уже несколько лет. Он не имел отношения к Хранителям, не знал о волшебных свойствах озера, но Роману Викторовичу он, пожалуй, нравился. – Так что по всем вопросам – это, пожалуйста, к Наташеньке.

Наталья смотрела на Романа холодно – вежливо, будто видела его впервые. Не помнит? А как же тогда она оказалась здесь? Неужели случайность?

– Наталья. – Она протянула ему руку и улыбнулась.

–Р-рома. Роман… Викторович. Можно просто Роман…. Извините… – он выскочил из кабинета, не в силах справиться с волнением.

Наталья.

Наталье всегда нравились эти места. Этот город, это училище, где она проучилась два курса, так его и не закончив… Природа вокруг него, лес, особенно красивый осенью, когда желтые листья засыпают все вокруг… Километрах в шести от училища, если по тропинке пойти в лес, будет чудесное, но почему – то пугающее ее озеро, почему – Наталья так до конца и не вспомнила.

Наталья трижды была замужем, последний раз – крайне неудачно и болезненно для нее. А год назад она развелась – сил уже не оставалось терпеть. Минус муж и минус квартира (лишилась по своей же глупости). Плюс: расшатанные нервы и бесконечные кошмары, снившиеся ей теперь каждую ночь. И ледяная пустыня в душе. Тогда, идя после развода с загса, ее лицо было холодно – спокойным, но в душе она рыдала (она уже давно привыкла не показывать никому своих чувств), и не кому было ее утешить. Сначала она гуляла по городским улицам, потом – вдоль какой – то реки, к которой она пришла, погруженная в свои мысли. И так ей было тяжело и противно, что она подумывала уже – а не утопиться ли ей, как вдруг…. Это была песня, какая – то непонятная, на древнем языке, которого Наталья никогда не слышала. Сначала она была грустной, в такт Натальиному настроению, потом – словно тянула ее к небесам, утешала и гладила, а под конец сделалась легкой и радостной. Наталья так и не увидела того, кто ее пел, но с тех пор она больше не чувствовала себя одинокой.

Иногда, когда Наталье вновь становилось грустно, голос пел ей во сне. Тогда же появились и другие сны: реалистичные, пугающие. Будто кто – то хочет столкнуть ее с высокой скалы в воду, затем толкает ее, и она летит, летит и … просыпается вся в поту. Сны эти были разрозненными кусочками, никак не собирающимися в один пазл. Вот она – отличница – вдруг бросает училище и уезжает из города. Родители так и не смогли понять ее поступка. Не понимала его и сама Наташа. Педагогическое училище она все – таки закончила, уже в другом городе. За ее спиной шептались – во всем виновата несчастная любовь. А была ли она? Вроде бы да. Да! Ведь был же смешной Рома, ждавший ее у дверей вместе с остальными, имен которых она уже не помнила. Да, а ходил он в очках, смешной вязаной жилетке и со старым, порыжевшим от времени портфелем. А в портфеле он хранил что – то ценное, поскольку из рук его старался не выпускать. Все это Наталья начала вспоминать после развода, а точнее – после той странной песни, которую она услышала на реке. Еще больше она вспомнила, когда вновь вернулась сюда. Больше – но не все. А вспомнить все вдруг сделалось ее идеей фикс! И какой же все – таки смешной этот Роман Викторович. И как же он похож на ее Ромку!

Роман.

Ничто не предвещало беды, но она случилась! Книга, та Книга, которую он до сих пор хранил в порыжевшем портфеле, а сам портфель не выпускал из рук, пропала! Пропала! Плевать на репутацию, плевать на смертную казнь! Но ведь он подвел всех! А если с помощью него их мир разрушится? Что тогда будет? Все хранители так привыкли к покою и безмятежности, у них так давно не было никаких проблем, что они вообще забыли, для чего они нужны. И вот пришла беда! Только бы она не попала в злые руки! Роман уже понял некоторые тайны книги: например то, что она могла воскрешать. А также – исцелять. А так же – убить. Эти знания пришли к нему сами собой, но практиковать их он не пробовал. Теперь он в панике обшаривал все полки, все уголки в своем кабинете, так как дома он все это уже сделал. Наконец пришла пора сознаться себе и остальным – книга пропала, и где ее искать – неизвестно! Близился час казни.

Надэль.

А было ей – ни много ни мало – двести девяносто восемь лет. Молодая и хорошенькая рыжая русалка, пережившая пятерых Главных Хранителей. Лишившаяся своих роскошных длинных рыжих волос (уже, впрочем, изрядно отросших) и одного пальца (который, увы, уже никогда не отрастет) из за собственной глупости. И испортившая жизнь своей сопернице – молоденькой еще (а по сравнению с Надэль – совсем крошке) девушке. Об этом Надэль переживала все эти годы, хотя с Романом они этого не обсуждали. Всю свою долгую жизнь Надэль провела в фонтане – но этим вовсе не тяготилась. На балу она всегда была главной, ей прислуживали козлоногие официанты, но главное – она могла перемещаться в любые водоемы, будь то собственное озеро, самая далекая река или кружка с чаем. К тому же здесь, вблизи училища, у нее были свои глаза и уши, о которых никто (кроме, кажется, Романа) даже не догадывался, а ведь догадаться о том, кто это – было очень просто!

Она тайком следила за жизнью Натальи, и в последние годы – глядя на ее третьего мужа, пьющего и дебоширящего, вечно изменяющего ей – очень жалела ее. Это она позвала ее к реке, это она пела ей тогда, и потом, во снах. И это из – за ее песен Наталья вновь вернулась сюда, начав вспоминать то, что было. Плохо это или хорошо, Надэль еще не решила, но искренне хотела Наталью поддержать. И, возможно, исправить то, что она сделала.

Роман.

В пещере было шумно и тревожно, как бывает в те дни, когда предстоит что – то страшное. При виде Романа большинство находившихся здесь опускали глаза. Роман их не осуждал. Он знал, что произойдет этой ночью, и знал, что большинство из хранителей за него переживает. Сам же он переживал только за книгу.

Главный Хранитель долго и нудно читал речь (Рома знал, что тот его недолюбливает, и это чувство было взаимным). Наконец приговор был оглашен – под вздохи собравшихся. Палач принес чурку, не использующуюся уже много лет. Надэль, все это время что – то тихо бормотавшая, с сосредоточенным лицом крутившая хвостом по воде, словно исследуя окрестности, вдруг закричала:

– Стойте! Я увидела ее! Я сейчас ее позову.

На русалку устремились десятки глаз, а она вдруг запела, и через минуту в зале, с книгой в руках, появилась Наталья…

Наталья.

Постепенно пазл в ее голове сложился в единую картину. Вспомнила она и Рому, ставшего теперь импозантным Романом Викторовичем, и сказочную русалку, пытавшуюся убить ее (на которую она, впрочем, совсем не злилась и теперь вовсе не боялась ее). Вспомнилось и то, как Роман бросил ее в тот вечер, и как она бежала от озера вся в слезах. Оказалось, что боль в душе не утихла, несмотря на прошедшие годы. Она часто вспоминала их с Романом встречи, их разговоры и все, что было после них. Вспомнилась ей однажды и старая потрепанная книжечка, которую она увидела мельком у Ромки. Книжечкой этой он дорожил как огромным сокровищем. Любопытство, охватившее Наталью, не давало ей покоя. Однажды она тайком пробралась в его кабинет, обшарила все книжные полки, заглянула в ящик стола, потом заглянула в угол между шкафом и стеной и – о чудо – там нашелся тот самый старенький портфель, а в нем – та самая книжечка, которую Наталья тут же спрятала себе под блузку. Она хотела узнать – что же в ней написано – но прочитать так и не смогла, а вернуть – так и не успела…

Итак, Наталья появилась в зале с книгой в руках, и с интересом оглядывала все вокруг. Теперь уже допрашивали ее. Нет, она не планировала воспользоваться книгой и подчинить себе мир (А что, так можно было?). Нет, она не планировала причинить вред Роману, и даже понятия не имела, какими последствиями обернется для него пропажа книги. Главный Хранитель смотрел на нее хмуро, с недоверием, и Рома чувствовал, что все может закончиться печально. Неожиданно (и, надо сказать, очень активно) ее вдруг принялась защищать Надэль. Она гневно била хвостом по воде, говорила, что ни Роман ни Наталья ни в чем не виноваты, что законы Хранителей (как и некоторые из Хранителей) давно уже устарели, и даже угрожала, что если Наталью или Романа казнят, она каждую ночь будет являться в снах старому хранителю и петь страшные и мерзкие песни до конца его жизни (почему – то Роман был уверен, что это не метафора).

Ей удалось разделить мнения собравшихся надвое: одни считали, что Наталью надо либо казнить, либо стереть ей память, дабы никто из людей не узнал их тайны. Другие же были уверены в том, что Наталья должна примкнуть к их кругу – ведь на это был знак свыше уже дважды.

– Но ведь камень не выбирал ее! – протестовали первые.

Наконец, Главный Хранитель принял решение. Наталью подвели к камню и маленьким серебряным кинжалом укололи палец. На камень полилась ее кровь. Она не кипела и не шипела, как было в случае с Романом и всеми остальными, но все же въедалась в него – нехотя, словно делая одолжение – образуя причудливые загогулины.

– Решение принято, – объявил Главный Хранитель. – Она остается среди нас. Она будет вхожа в наш круг, будет знать нашу тайну и хранить ее вместе с нами. Но – без привилегий. Так сказать – запасной игрок. На всякий случай. Так решил камень!

Надэль.

– Кушай, мой сладкий! Любишь свежую рыбку?

Надэль, сидя на большой коряге, торчащей из озера, кидала рыбу облезлому рыжему коту, сидевшему на берегу. Этот кот, как и десяток других, были ее глазами и ушами на земле, непригодной для ее русалочьего хвоста. Русалка радовалась тому, что все закончилось хорошо. Но все же ее очень опечалило то, что из пещеры Роман и Наталья вышли порознь, как чужие люди. А ведь когда – то они так сильно любили друг друга…

Ева.

Ева лежала на кровати, укрывшись одеялом с головой. Голова немного побаливала, но в остальном она чувствовала себя прекрасно. Она блаженно потянулась, и вдруг обнаружила, что свой спортивный костюм, не самый чистый после утреннего события, она так и не сняла. Ну и пусть. Вставать ей совсем не хотелось. Насти в комнате не было, что тоже не могло ни порадовать ее.

Отношения с Настей как – то сразу не заладились, с самого заселения в общежитие. Ева была простой и неизбалованной, из обычной деревенской малообеспеченной семьи, никогда не знавшей достатка. Настя тоже была из деревенской семьи, но – очень обеспеченной семьи, избалованной (по крайней мере, так казалось Еве). Своим напористым и взрывным характером она могла сравниться с цунами. Сама же Ева была (как ни стыдно ей было это признавать) пассивной, вялой и пугливой. В общем – бесхребетной. Поэтому Настя толкнула ее? Или это не она? Не могла же Ева сама…

Наступил вечер. Ева встала с кровати и расчесалась. Недовольно оглядев себя в зеркало, она заплела свои длинные русые волосы в косу. Спортивный костюм она так и не снимала. Сменив спортивный костюм на джинсы и теплый свитер, она накинула сверху болоньевую жилетку и вышла на улицу. В голове ее при этом сладко пел голос Романа Викторовича: « Вечером одевайся теплее…» Почему – то эти загадочные слова грели ее не хуже свитера.

Какое – то шестое чувство тянуло ее к озеру. Она шла туда целеустремленно и очень быстро, сама не понимая – зачем. Но, когда до озера осталось несколько метров – она остановилась, не решаясь идти дальше.

Вдоль берега прогуливались Наталья Львовна и Роман Викторович. И, кажется, они ссорились. Впрочем, увидев Еву, они тут же замолчали. Роман быстро подошел к ней и взял ее за руку.

– Наконец – то, – сказал он. – Пойдем скорее, нас уже ждут…

Он улыбнулся, как всегда очень обаятельно. Наталья Львовна криво усмехнулась.

– Куда мы должны идти? Зачем? Кто нас ждет? – спросила Ева Романа Викторовича.

– Ты скоро сама все увидишь. Не волнуйся, все будет хорошо. – Он с нежностью посмотрел на Еву. – Большинство тебе будут рады.

Наталья при этих словах громко фыркнула. Они поднялись на высокий обрыв. Ева шла между Романом и Натальей. Когда они подошли к краю обрыва, она посмотрела сначала вниз, потом, вопросительно, на Романа.

Роман вновь взял ее за руку. Наталья Львовна – за другую.

– Прыгай! – крикнул Роман. – И ничего не бойся!

И они прыгнули.

Ева будто попала в сказку! Бальный зал в пещере был великолепен! С потолка свисали гирлянды в виде змей и кореньев. В каждой из гирлянд горело по полсотни свечей. Странное козлоногое существо с подносом в руках, остановившись перед ними, предложило взять по бокалу. Роман Викторович галантнейшим образом протянул бокал сначала Еве, затем – Наталье. Затем – взял сам. Козлоногий ушел, а к ним подошли две прекрасные дамы, с пышными прическами и в бальных платьях.

– Новенькая? – спросила у Романа первая.

Он кивнул.

– А вы замечали, Роман Викторович, что ближе к полнолунию камень всегда выбирает молоденьких девиц, – весело спросила у него вторая, пожилая дама в бордовом платье. И, не дожидаясь ответа, добавила. – Так было и со мной, много лет назад. Здравствуй, Евочка!

Ева с изумлением узнала в ней одну из их преподавательниц.

– И тебе здравствуй, Каролина Георгиевна, – сказал, улыбнувшись, Роман. – Главный уже здесь?

– Все уже здесь. Ее ждут.

Они прошли в другой зал. Люстра здесь висела только в центре зала, как раз над большим черным камнем – точь-в-точь таким же, как тот, на который утром упала Ева. Вокруг камня собрались люди – человек десять в черных мантиях, на головах у них были капюшоны, так что Ева не могла разглядеть – мужчины это или женщины. Позади них стояли разодетые дамы и несколько мужчин во фраках. Наталья Львовна встала рядом с ними. Роман остался стоять рядом с Евой. Все взоры были устремлены на них. Вперед вышел один из тех, кто был в мантиях. Он снял капюшон. Его лицо было старым, сморщенным годами, но взгляд оставался твердым. Прищурив глаза, он с минуту разглядывал Еву. Затем сказал: