Psychedelic Babylon

В омерзении я отшатнулся от окна.

– Неприятно? Но это правда наш мир, – тихо сказала Ману-Чим.

– Джа, мы все работаем, чтобы ты чувствовал себя в безопасности!» – прозвучал голос Альфа-матери. Я промолчал и послушно пошёл ужинать. По сравнению с внешним миром, наш, внутренний был не таким ужасным. Вдруг заметил, что кухня стала мне больше нравиться: простенькая, скромная мебель, сверкающая чистотой. Минимум предметов и простые линии, рассчитанные точно под ежедневные потребности жизни. Я, как обычно, опустился за пустой стол, рядом с моими родственниками.

–И что, мы опять в новостях? – Смешливо спрашивал старик, толкая Альфа-мать в бок.

– Сейчас узнаем! – игриво отвечала она.

– Всё! Тихо! Начинается!

Все поймали тишину, и я услышал биение сердец. В воздухе витало волнение, и всё казалось волшебным. Короткие жесты и быстрые взгляды этих людей вызвали во мне тошноту. Нет, они не были противны мне, люди как люди, я понимал их простые жизненные инстинкты, но чувство тошноты отравляло время рядом с ними. Они казались очень хрупкими, сбившимися в месте волей судьбы ради того, чтобы противостоять бездне. А меня притягивала бездна. Мне хотелось направить свой взгляд в любой уголок мира, где не будет их. Но не было ничего вокруг.

С потолка опустился прозрачный экран, похожий на сверхтонкую плёнку. Он медленно выезжал, чтобы спасти наши души. Закрывая собой чёрное окно и стены, он искажал их очертания по обе стороны. Блики на его поверхности дрожали, будто сами по себе. Высокая, нечеловеческая технологичность покоряла нас, и поддавшись торжественному моменту, мы не сговариваясь зааплодировали. Напротив нас сидели наши отражения и улыбались. Их стол был завален разными блюдами, начиная от румяного поросенка в центре стола, украшенного листьями салата, и заканчивая творожными десертами с цветными ягодами. Зазеркальная кухня – просторная, украшенная свечами, и они были одеты, как манекены на витринах бутиков.

– Какая у нас красивая еда! – Обратился Плачемир, положа руку на худое плечо Ману-Чим. Она сделала жест, будто поправляет дорогую брошь на платье, но брошь была только у её отражения. «Спасибо, что оценил, вчера весь день о ней думала, столько сил потратила, представляя каждый вкус». Альфа-мать отправила ей одобрительный взгляд. «Ну что, поднимем бокалы!» – Громко и победно прозвучал Ришелье. По обе стороны экрана одновременно поднялись бокалы.

– За тебя, Альфа-мать! – говорил Ришелье. -Прозвучал радостный писк хрусталя.

После небольшой паузы раздался напряжённый стон духовых инструментов. Мелодия подкрадывалась из тихой пустоты, обещая зацепить за живое. Появился мужской, энергичный голос за кадром: «Ужиная в своём семейном поместье, они получили письмо с загадочной печатью. Что это? Приглашение в лучшую жизнь? Или судебный иск? Может, любовное послание? Давайте посмотрим поближе, как живут звёзды кухонного движения». Камера наезжает на взволнованное лицо Альфа-матери и потом на её руки, открывающие конверт. Все остальные не могут дышать от любопытства. Люди по обе стороны экрана впитывают волшебство момента, понимая, что их жизнь должна круто измениться.

Сцена резко меняется, теперь кухонные жители едут в такси, одетые в дорогие наряды. Огни города проникают сквозь тонировку и ложатся на важные лица. Лица смеются, разговаривают. Джа Дует, похожий на щуплого цыплёнка, скучающе смотрит в окно. Родители его подбадривают и пытаются развеселить, но он, как капризный принц, кривит губу, выражая явное презрение.

– Мы так стремительно несёмся по ночной дороге!

– Да, я чувствую запах нового кожаного салона.

– Машина такая бесшумная, наверное, электрокар?

Зрители пускали слюни, расплываясь в неге созерцания своей жизни. Каждый кадр оживал, отражаясь в их сердцах.

– Джа, ну ты как всегда всем недоволен! – Раздался грубый и пьяный голос Ришелье.

Закадровый голос вновь принялся комментировать: Альфа-мать пригласили выступить с речью в большом зале обсуждений для тысячи рабочих. А остальные члены семейства смогут насладиться её речью, сидя на особых местах прямо около сцены. Так же они смогут выйти на сцену, чтобы поздравить ораторку.

Такси встало на парковке у главного входа.

– Это солевые шахты? – Задрал голову Плачемир. Над ним возвышалось грандиозное стеклянное здание в форме кокона.

– Да, вот где мы все трудимся! – ответил ему Ришелье, оказавшись так же у подножия солевых шахт.

– Умопомрачительная архитектура, ну что, пойдёмте во внутрь. – Альфа-мать поманила всех за собой, поднимаясь по гигантским ступеням парадного входа. Камера выхватывала каждое лицо крупным планом, а потом показывала спину человека и как его силуэт уменьшается, растворяясь в зеркальных дверях. Последним в здание вошёл Джа-дует. Их провожали к залу организаторы выступления. Острые каблуки Альфа-матери цокали по гладкому полу, и это был единственный звук в тишине. Из цоканья создавалась мелодия, и в кадре показывали разных рабочих, которые поворачивают голову на этот звук, отрываясь от своих дел. Они ещё не видели своего лидера, но знали, что это идёт она. Иногда в кадре показывали завистливых коллег, ненавидящих Альфа-мать, и обсуждающих её за спиной.

Сплошной звёздный свет пустых коридоров сменился уютной темнотой зала обсуждений. Эхо голосов послушно утихло, когда на сцене появилась Альфа-мать. Её представили: «Эта женщина борется за мир! И содержит семью из восьми человек! Она толкает пламенные речи и уже покорила наши сердца! Встречайте Альфа-Мать!»

Услышав град аплодисментов, Альфа-мать растерялась, но старательно делала вид, что раскованна и достойна: «Немного умственного труда – и вот я здесь, стою перед вами. Каждый из вас может оказаться на моём месте, если вы начнёте трудиться вдвое усерднее!» Она открыла рот и зависла. Картинка застыла и дёрнулась. Потом показался человек в чёрном балахоне, как на том баннере. Он нагло подошёл к ней сзади, пока она беспомощно стояла с открытым ртом. У неё торчал длинный чёрный хвост, как у кота сфинкса, только намного длиннее. Хвост тянулся по сцене и связывал зрителей с ней. И это стало понятно, когда человек в чёрном приблизился и сильно рванул её хвост. Потом он посмотрел в камеру прямо на меня. Он был жив – я это понял. Казалось, мои родственники его совсем не видят. Они будто оцепенели, потеряв вожжи реальности. «Пойдём, я покажу тебе!» – он обратился ко мне прямо с экрана.

– Что покажешь?

– Выход.

Вместо красочного изображения появилась квадратная кошечка, какающая радугой. Самодовольное лицо Альфа-матери почернело от гнева, глаза её стали растерянными и квадратными, как эта кошечка.

– Как это понимать?

– И что, кина не будет?

Мужья негодовали.

– Меня ограбили, ясно как день! Наверное, эта мышь Дриада! Завтра донесу на неё в солевых шахтах, разразится скандал, и я верну украденное, и ещё сверх того получу! – она была решительна и оптимистична.

– Да, зря только я столько разных блюд вообразила, – уныло прозвучала Ману-Чим.

Альфа-мать, разочарованно смотрела на окружающих: «Ладно, кто ещё чем порадует? Я же не одна тружусь в солевых шахтах?» – ловко отвела она огонь от себя. В воздухе кухонного пространства повис груз недоумения: как же они теперь будут обсуждать события в мире и своих коллег по работе? А как мужья будут опрокидывать стопку со слезами? А как же бодрый подзатыльник сыну? Вечер шёл не по сценарию. Старики, отцы и матери семейства перевели взгляд на единственного сына, ощутив желание чему-нибудь его научить, но его не было на месте.

– И не смотри так на меня, он только что был тут, – отшатнулся тощий мужчина от напора сильной женщины. Остальные две женщины и мужчина окружили его, растерянно оглядывая кухню.

– Джа Дует вчера выказывал сомнения в нашем труде и мире, а сегодня исчез? – костлявая Ману-Чим устало опустилась на дырявый диван. Она была неприметной, грустной женщиной с тупым взглядом и дрожащими руками.

– Все мои поучения – как об стену горох! Сколько раз было сказано ему, чтобы не пялился в окно, и вот?.. – поддержал её тон один из отцов.

– Там снаружи он даже не успеет опомниться, как умрёт. Там всё такое запутанное и сложное, да ещё и ветер этот вечный, он разносит всё словно песок, и ничего не видно, сосредоточиться нереально. Я вот под страхом исчезновения туда больше ни ногой, – отвечал своим родным молодой мужчина по имени Плачимир, опустившись на скрипучий диван рядом с Ману-Чим.

– Ага, мы помним, как ты плутал между трёх районов, а ветер всё разносил перед тобой. Не понимаю, чего ты хотел там найти? У нас же тут всё есть, мы же самодостаточные, осознанные люди, и у нас тут райская стабильность и определённость, ну была по крайней мере, – грустно опустил взгляд на пустой стол отец по имени Решелье.

Плачемир ответил, так же скользнув взглядом по пустому столу: «Что искал? Что искал? Рынок идей искал!» – обиженно повысил он голос, после чего семья начала издевательски смеяться. Так, как все в этом районе понимали, что путь на рынок идей для них закрыт. Хоть среди рабочих солевых шахт время от времени проскальзывали мечтательные байки о земле обетованной, исполняющей мечты, все отчётливо понимали, что им там делать нечего. Это место, если оно и существует, коварно и порочно, там на каждом углу разврат и обман. Оно испытывает тебя и показывает самые тёмные стороны души, при этом заманивает всё глубже и глубже в мир желаний.

– Если даже Плачемир потерялся между трёх улиц и как зомби плутал до рассвета, то что же будет с Джа? – Ману-Чим прикрыла лицо рукой. Она озвучила метущиеся мысли всех собравшихся в помещении. Остальные были умнее и не выказывали своих страхов.

Альфа-Мать была самой умной, она склонилась над Ману-Чим и ответила ей: «Послушай, если он шатается по ветреным улицам, а не сидит с нами, это его выбор, может, у него подростковый кризис? Знаешь, как у всех у них в этом возрасте. Мы сейчас не сможем на это повлиять, он может исчезнуть, обратившись в пыль от ядовитого, неонового света, а может вернуться более крепким орешком. На всё воля рынка!» Лица семейства помрачнели от осознания необратимости и фатума.

Они молча смаковали услышанное, а Альфа-мать нервно думала о том, что будет завтра рассказывать на выступлении своим коллегам. Возможно, она обернёт всю ситуацию себе на пользу и станет звездой скандалов, и тогда ей не придётся тесниться в общей кухне с этими…людьми и не придётся тесниться в солевых шахтах. И тогда уж она сама сможет проверить, насколько правдивы байки про рынок идей.

Тело и сознание.

– Труженики потребления, опомнитесь и спросите себя: чего я хочу?

– Бог мёртв! А значит, всё дозволено! А значит, ты должен создать свою вселенную.

– Мой долг – держать этот мир и нести жизнь за пределы разумного. – Шумящий голос диктора оторвался от времени и пространства и заполнил собой весь горизонт. Звуки чужой речи топили меня переливами вибрации. Щекотливый шум проникал и отражался от моего тела. Все ощущения стали как звучащая волна. Я почувствовал лёгкость и плавность своих движений. Единственное, что держало меня за горло, – это страх. Подобно режущей верёвке, он связывал меня с родительским домом, а голос диктора растворился, став мощной гравитацией, сводящей с ума.

– Ты умрёшь в чудовищных муках, и никому не будет до этого дела. Эти люди забудут тебя, а другого ничего нет. – Мои мысли встали непробиваемой стеной, и они были тотальны и ясны. Я поднялся вверх, как пузырь воздуха, и прилип к этой стене. Она давила на меня и не давала прохода. Я начал дёргаться в пустоте, желая вернуться назад. Кругом стояла непроглядная тьма. Мои попытки, маленького жука, были нелепы. И я чувствовал грандиозные волны смеха, понимая, что смеются надо мной.

– Обратно тебе тоже не вернуться! – пришла мысль в голову.

– И время тут такое, каким ты его помнишь.

– Что делать? Есть я со своим страхом смерти, и есть безвыходность. Кажется, я застрял. – Решил я и стал раскручивать своё тело. Моя новая физика естественным образом откликалась на усилия воли. В обычном мире тебя скорее толкают раздражители, и ты двигаешься, а тут тебя толкает отсутствие всего.

Как вихрь, я пронзил стену, и гравитация перестала давить. Я летел в неизвестность, содрогаясь от экстатического ужаса. Новое пространство было отравлено моим экстазом, искривляясь в угоду мне. Я познал свободу и захотел упасть и разбиться. Падал очень долго, ничего не встречая на своём пути. Чтобы упасть, надо расслабиться и оставить всё как есть.

Падение – это искусство, которому надо учиться. Я падал и смотрел на высокие небесные дали, уходящие спиралью, пронзённые звёздами. Великолепно! – Моё слово проступило вместе со слезинкой.

– В твою слезинку смотрятся звёзды и узнают себя! – Внезапный женский голос остановил падение.

Я стоял на чёрной колеснице, запряжённой ничем, и смотрел на странное, женское существо. Лицо её наполовину скрыто за чёрным стеклом шлема, ласково смотрело вперёд, а на голове высился кокошник, символизирующий чёрные лучи солнца. А спина скрывалась под лёгкой, полупрозрачной вуалью. Никакой одежды, кроме странного головного убора, на ней не было. Ещё я обратил внимание на длинные, глянцевые перчатки, в которых её пальцы казались особенно эротичными. Она расслабленно держалась за передний борт колесницы и едва улыбалась очень красными губами.

Я был потрясён её образом и пытался представить, а как же выгляжу я? Мысль, что непременно плохо, заставила меня смущаться.

–Посмотри на себя, тебе повезло! – Она протянула мне зеркало. Я опасливо заглянул в него и увидел вместо себя бесконечные руины и пепел. Множество трупов лежали друг на друге, и между ними закончилась ядерная война. Я мог заглянуть каждому в лицо, и каждый крепко спал в самодовольстве. Среди них был он, тощий, неказистый маленький уродец с белесыми волосами и серой кожей по имени Джа-Дует. У него красовалась дыра в башке, но он всё равно проснулся.

Фея смерти протянула ему руку: «Джа, позволь мне избавить тебя от раны». – Её рука коснулась виска, но Джа резко оттолкнул нежную кисть и отвернулся.

– Не хочу, я люблю эту рану!

– Ну, тело твоё. Поднимайся, ты должен встать. – Обнажённая фигура в короне статуи свободы таяла в плотном воздухе. С неба падал пепел, а далёкий горизонт затянулся розоватым ядовитым туманом. Запах горечи и гари окутал единственного, кто проснулся. А она была так невозмутима, как богиня.

– Что произошло? – спросил Джа-Дует.

– Мира больше нет, и время его закончилось.

– Они все мертвы?

– Не совсем, их тела как вечные сосуды. Они не могут разбиться и исчезнуть. Тут нет разложения.

– Но они изуродованы.

– Их уродует долгий сон. Примерно такой, как был у тебя.

– Мои родители?

– Они тоже тут, и их счастье в том, чтобы без следа исчезнуть с этой земли, переехав в город грёз. Но земля не отпустит их.

– Им бы упокоиться с миром. – Склонился над ними юнец.

– Воистину! Это труднее, чем кажется. Вместо покоя человек выстраивает вокруг себя трудности и бьётся головой о стены, утверждая: «У меня нет выбора!» – А выбора действительно нет, и это страшно.

– Покой для покойников! – взбодрился Джа-Дует, шагая за Феей Смерти.

– Когда покойник смиряется, он оживает для вечности.

Джа смотрел на мёртвых людей и видел вместо трупов музейные экспонаты. Они больше не лежали на разломах асфальта вповалку, а были грамотно расставлены или рассажены, каждый на своём месте. Вот сгорбленная, рыжая затворница склонилась над маленькими камушками. А вот морщинистый мужчина в белом халате стоит за трибуной, его халат всё сильнее и сильнее сморщивается, а он всё стоит и стоит.

Джа-Дует заметил, что всё меняется, если долго думать об этом.

Наступил вечер, а наш блудный сын слонялся по развалинам города. Цепь желтушных бараков была разорвана огромными чёрными дырами. Каменные бездны рваными краями приглашали юношу. Он коснулся завитков арматуры, похожих на древние символы, и шагнул в мир застывшего разрушения. Пыльный, горький воздух раздражал глаза. Мелкий пепел всюду кружил, оседая на битых стёклах.

Он мог видеть лестничные пролёты с дырами вместо ступеней и разорванные, мятые ленты перил. На одном из этажей манекенами стояли окоченевшие фигуры подростков. Некогда они суетливо поджигали бычки сигарет. Один застыл в пол оборота, пялясь прямо на Джа-Дуета. Мертвецкая тяжесть взгляда заставила сильно вздрогнуть. Джа обернулся. У противоположной стены, весь белый от извёстки и пыли, сидел парень, потерявший себя от пускания по вене. Его лицо было соткано из вселенского блаженства и украшено блевотиной.

Кого-то он мне напоминает! – произнёс парень, вглядываясь в съеденную фигуру. У его ног лежали бабочки, их было много.

«Как они тут оказались? Почему не рассыпались?» – Джа поднял одну, и она обратилась в пыль.

В воздухе витал дух подростковых мечтаний, трагично смешанный с ядовитым запахом гари и сажи. Джа коснулся мёртвых лиц подростков и лёгким движением стряхнул с них копоть.

Проходя сквозь бетонные дыры в стенах, он путешествовал из комнаты в комнату, нарушая индустриальную логику.

Фея смерти тянула его глубже в самое сердце спящего города. Его окружали застывшие глаза уверенных людей. Обнажённые, без стен и крыши, мертвецы стояли в деловитых позах, лелея свои пожитки.

В мужском, тусклом взгляде читалось: «Враг велик и невидим, им может стать каждый, нужно защитить себя и свой кусок хлеба!» – Он стоял жирный и голый в своей ванной, зажав лейку в руке. А ванная, как белая лодка в океане бетонных осколков, села на мель. На его мясистых плечах синели татуировки: на правом – лицо Данилы Багрова, а на левом – лик чудовища из фильма «Чужой».

Фея Смерти смахнула с него слой пыли. Джа-Дует не хотел прикасаться к этому экспонату. Он смотрел на его татухи, как под гипнозом, кривя лицо от отвращения.

– А если их тоже заставить проснуться?

– Нет, человек должен сам хотеть этого. Ты хотел выйти за пределы и вышел.

– Но как так вышло? Где я теперь?

– Ты должен был выйти.

Узкая улочка оказалась непроходимой из-за железных фонарей, искажённо торчащих из-под груды бетона. Джа-Дует активно перешагивал завалы чужих жизней, не уставая удивляться хрупкости бытия. Он привык к раскуроченным домам, к заводам, которые сложились как карточный домик, к разорванным мостам с торчащими перемычками, к перевёрнутым камазам, сдавленным в гармошку, и к пыльному ветру, свистящему между стёклами.

Щемящее чувство жалости к миру развеялось, он был влеком Феей смерти, и казалось, что ещё немного, и она покажет ему рай. Её красота казалась вечной среди руин. Движения были плавными, медленными, но точными и лёгкими. Ему хотелось так же, хотелось идти за ней за горизонт. Тем более что сам он совершенно не знал, куда идти.

«Знаешь, твоя красота преображает всю эту катастрофу. Мне так больно видеть, я бы не хотел просыпаться, если бы знал, что будет так, но рядом с тобой даже это кажется мелочью, всего лишь отжившим миром. Ты станешь для меня другим миром.» – мечтательно смотрел за горизонт Джа-Дует.

– Как мне тебя звать? – решил обратиться он к своей спутнице, но её не было.

Он растерянно оглядывался по сторонам, быстро моргая и часто вздыхая. Разруха предстала перед ним как дичайшее чудовище, пожирающее всё разумное. Только одиночество осталось после карнавала. «Что мне делать? Я не могу умереть, а жить тут как? Я один, я брошен.» – мысли опустили его на колени, он закрыл лицо руками и начал орать, как потерпевший: «Я хочу сдохнуть! Слышишь ты, мразь! Почему смерть ушла от меня?» – так он истерил, пока ему не надоело, а после опустил взгляд вниз и увидел клочок бумаги.

«Это послание, недавно бывшее лозунгом, потом рекламой, но сейчас это точно выверенная по тебе пуля. Будь уверен, ты схватишь её, как ни старайся увернуться.» – Да, возможно, у меня дыра в башке из-за пули? Хотел бы я схватить её вновь, чтобы всё закончилось. А если это моя вечность? Вдруг однажды я застрелился и теперь проклят? Может, я должен восстановить цепь событий, и тогда всё кончится?» – от каменных мыслей у него заболела голова, подступила тошнота. После пробуждения он стал по-другому ощущать своё тело. Прежней тревоги и смертности не было, но была тянущая усталость. Когда Джа о чём-то думал, образ пробирал его до костей, и всё увиденное жило в нём своей жизнью.

– Хочешь фокус? – человек в цветастом пончо и плетёном сомбреро протянул руку к уху нашего страдальца.

– Что? – Джа округлил глаза, а незнакомец достал из-за его уха пулю.

– Вот, это твоё! Встань! – он протянул руку, чтобы поднять Джа с колен.

– Что это? Правда пуля? Она была в моей голове? Как она там оказалась?

– Тебя надо спросить, я просто мимо проходил, думаю, дам фокус покажу.

– А зачем?

– Я фокусник, это моё ремесло.

– Круто.

– Почему ты жив? Это тоже фокус?

– Я всегда жив, даже когда мёртв.

– Ты не видел тут даму без одежды?

– Видел!

– Правда?

– Да, через аллею много таких, бездыханно лежит на земле.

– Нет, моя дама двигалась и говорила, она не человек, а что-то вроде Феи смерти. Она меня пробудила и исчезла.

– Вот как? На выпей! Вид у тебя такой… не очень.

– Назови своё имя, не хочу пить из рук незнакомца.

– Бритва.

– Меня зовут Джа-Дует.

– Ха, твоё имя написано на футболке.

Джа опустил голову вниз и с удивлением заметил красную надпись на белом фоне: just do it.

– В натуре! – Ему стало весело, вообще в компании этого фокусника было легко и весело.

– Выпьешь?

– А давай! Только расскажи, что это?

– Очень классная штука! Это типа Егермейстера, но там есть немного порошка из чак-руны. Вообще это настойка на травах.

– Звучит интересно! – Джа бестрепетной рукой принял металлическую флягу, повертел в руке, разглядел гравированный портрет жабы и сделал глоток.

– Ну держись, поезд отправляется.

Голос Бритвы эхом догонял сознание Джа, которое обожгло горло и текло по пищеводу в желудок, сжигая всё нахрен. Вместе с огнём, поселившимся в его теле, к нему вернулась жизнь. Новая жизнь, жаждущая испытаний. Никакого опьянения, только ясный взгляд.

Его завораживало, как сильный ветер раздувает мир на пылинки и то, как они сталкиваются друг с другом и исчезают в ярко-алом свете. Очертания архитектуры, скудной и убогой, всё время менялись, будто таяли, и в таянии знакомые дома и мосты ожили и превратились в мерцающих монстров. Джа это будоражило, и он решил, что не станет прежним.

Рядом с ним, помимо Бритвы, образовалась ещё парочка человек. Бородатый мужчина с чёрными, длинными волосами и миловидная девушка готической наружности. Этим людям нравилось гулять по мировой разрухе, среди пылевых вихрей. Они умели покидать свои тела и путешествовать по Вавилону. Джа не мог уловить их очертаний, слишком зыбкими они казались. Никто никого не видел, но ощущал.

Глаза стали чесаться, созерцая прах мира. «Да сколько можно? Когда ты уже исчезнешь?» – обращался он ко всему, что видит, но конца реальности не было. Его друзья шумящим эхом проносились сквозь пустые улицы, мимо проводов и маленьких, кубических домиков, сшитых из старых агитационных плакатов. Путь сам вёл их, и дух захватывало от быстроты и лёгкости.

Он впервые почувствовал себя хорошо среди разорванной реальности, которую так боялись все жители города. Он научился чувствовать разные страхи и просачиваться сквозь них.

– Как зовут того героя, за чей счёт мы гуляем? – оглянулся один из идущих.

– Джа-Дует!

– Кто тебя так назвал?

– Не знаю, это название было моим с самого начала.

– Меня зовут Негатив. И мы с тобой уже виделись, когда я вырвал хвост у твоей мамы.

– Ты? Как ты оказался в её фантазиях?

– Я маг Хаоса. Я показал тебе выход.

– Капец, столько вопросов. – Джа замедлился и попытался заглянуть в лицо Негативу, но ничего не получилось. Лицо попутчика размывалось и рябило. «Очень мерзкое чувство, когда пытаешься на чём-то фокусироваться», – подумал Джа, протирая свои глаза. Сквозь электрический шум он смог различить широкую улыбку с гнилыми остатками зубов.

– Ветер крепчает, двигаем в моё убежище. – Бритва махнул рукой, мы последовали за ним в маленькую дыру бетонного забора, подсвеченную странной иллюминацией.

Огромное искусство – прошмыгнуть внутрь, не попав под ядовитые лучи света. А если попадёшь, они растворят тебя без остатка.

Неоновые лучи разных цветов служат для тех, кто вышел из солевых шахт и свободно перемещается по открытому пространству, сигналом маяка. Без них легко заплутать и угодить ненароком в чей-нибудь личный мирок. А то и вообще разлететься на песчинки, забыв о том, кто ты. Тут всё постоянно разрушается без топлива определённости. Джа был заворожён ночными, ядовитыми огнями: «Как странно, что раньше я их не видел?»