скачать книгу бесплатно
Меня ребята слёзно не просили
За их невзгоды в тряпочку рыдать.
Но всё, на что идут мои усилья —
Боль бытия за близких передать.
Про то, как жизнь мы прожили однажды
Вдали от вожделенных берегов.
Когда иной из нас уже не скажет,
То мой черёд ответить за него.
Не дай Господь мне спиться, оступиться,
Уйти в маразм и горькую глушить
И расшвырять всё то, что по крупицам
Сокровищем легло на дно души.
Представляю, как будут
меня хоронить
Представляю, как будут меня хоронить
И какие слова обо мне говорить.
Наблюдая за всем с катафалка,
Мне впервые себя станет жалко.
Кто со мною был нем, зажурчит как ручей:
«Он был наш» – скажет всем, хотя был я ничей,
Кто-то скажет, возможно, некстати:
Ты и здесь обогнал нас, приятель.
Пробежит по застывшему телу озноб,
И испариной лёгкой покроется лоб
Под бумажкой, как тронут на убыль
Поцелуи, но только не в губы.
А с любимой скандал выйдет наверняка:
К ней навстречу моя устремится рука…
Впрочем, чаша сия нас минует,
Пусть другой её в губы целует.
Пролетит по толпе сожаления шквал
Среди тех, кто при жизни меня уважал,
А как схлынет волна огорченья,
Место скорби займёт облегченье.
Не ценил я себя за свой взбалмошный нрав.
То, что умер – вспылил, оказался неправ.
Тем, что счёт прекратил дней рождений,
Дал я поводы для осужденья.
Что до срока ушёл – мне поставят в вину
Должники, обо мне огорчённо вздохнув…
Знать бы, скольких людей я расстроил,
Срок отъезда меня б не устроил.
В мир загробный без права возврата билет
(Ведь у смертных и права подобного нет)
Приобрёл бы, но с датой открытой
И сидел бы в глуши не обмытый.
Я из жизни не раз выходил подышать,
И со мной погулять отлучалась душа,
Видно ей оболочка от тела
Словно рубище осточертела.
Наконец-то душе быть в стихии своей.
Вместе с нею и мне вниз смотреть на людей,
Созерцая в толпе их печальной
Тех, в ком раньше души я не чаял.
Своих бывших подруг наблюдал бы с небес,
С кем любовь на ногах перенёс, как болезнь.
Слава Богу, недуг тот на деле
Оказался не слишком смертелен.
Чтоб себя рассмотреть сквозь житейскую муть,
Хорошо иногда умереть на чуть-чуть,
О тебе, что болтают, послушать —
Да услышит, имеющий уши!
Чем хулою покойнику зря докучать,
Лучше что-то приврать или просто смолчать…
Скажет кто-то, какой я хороший,
Промолчит же значительно больше.
Тот, кто мог бы сказать про меня всё, как есть,
Много раньше пропел лебединую песнь,
Как бы ни было это печально.
Я его извиню за молчанье.
Скоро мы, полагаю, увидимся с ним
И волшебною влагой себя окропим.
Всем живая вода будет кстати,
Мёртвой нас и при жизни окатят.
В измерении новом начнём жить с нуля,
По вселенной промчимся в простых жигулях…
Ведь случаются разные сказки,
Снова выпьем, коль друг не в завязке.
А скорее я сам вместе с ним завяжу,
Горизонт преступив, заступив за межу.
На том свете не те интересы,
Чтоб гуляли мы с ним, как балбесы.
Даже если при жизни ты умер давно,
Всё кривлянье твоё – лишь немое кино.
Про себя, но со света иного
Я живущим скажу два-три слова
От лица бедолаг, бишь моих корешей,
Тех, кто в мире имущих – «рукав не пришей»,
С кем мы шли, куда нас не просили…
Жаль, о дне их не оповестили.
Извинение я попрошу у друзей,
Что от них утаил день кончины своей.
Кабы знал, что мой ангел замыслил,
Приглашенье б заранее выслал.
Содержание было б из нескольких слов:
«Приезжайте на встречу. Покойный Белов.
Не скажу, где вас встречу, милейший,
Сам не знаю маршрут свой дальнейший».
Но, хотелось бы думать, живой я пока,
По привычке валяю во всём дурака,
А насколько серьёзно – про это
Я узнаю уже с того света.
Я объект неопознанный
Как попал я сюда, говорить мне об этом не хочется,
Шар стеклянный по случаю загнан в ворота футбольные,
Микрокосм не у дел, переживший своё одиночество,
Ампутированная ступня, связь прервавшая с голенью.
Лиц не видеть вокруг – шанс единственный был на спасение,
Через форточку я дважды в день выбирался на улицу.
Приходящих врачей понимая благие намеренья,
Как бычок в писсуаре я был, что уже не раскурится.
Мир висел предо мною шаром новогодним на ниточке,
Выметать мишуру приготовилась старая нянечка.
Проклинал вся и всех, выбирая слова неприличные,
Атрофической язвой своей озабоченный дядечка.
Медсестру узнавал по рукам её, пахнущим водочкой,
Мы врастали друг в друга, сплетаясь похожими мыслями,
И на утке больничной катались мы с ней как на лодочке,
Где по очереди в облаков отражение писали.
Дилижанс, типа Шаттл, пролетел мимо без опоздания,
До его возвращения были какие-то дни ещё.
Собирал я в копилку как мелочь остатки сознания,
Чтобы мог дать на чай я швейцару при входе в чистилище.
Удавиться меня приглашал сам Вийон за компанию,
Хлороформ предлагая для кайфа отдельно от воздуха,
Мне весло протянула спортсменка из гипса в купальнике,
По нему я попал в городской парк культуры и отдыха.
Прописался портвейном, как водится, с выздоровлением.
С вами я, дорогие мои изваянья убогие,
Урны, постеры с вывеской пошлой для ознакомления,
Но сказать не могу задержусь в нашем парке надолго ли.
Снова Шаттл пролетел полный душ, чем-то очень встревоженных.
Помашу я им, вроде как свой, но отставший от поезда,
Микрокосм не у дел, в городской парк культуры заброшенный
Ни собою, ни кем-то другим я объект неопознанный.
Свой день, как милостыню нищим, раздал я весь
Свой день, как милостыню нищим,
Раздал я весь,
И по пустым карманам свищут
Норд-норд, зюйд-вест.
Промозглой сырости и стужи
Ветра те злей
И душу выдувают хуже,
Чем суховей.
Знакомые, друзья, любови,
Весь день с утра
Стою у ваших изголовий,
Как медсестра.
Но милосердной своей долей
Не возгоржусь.
Обременительной неволи,
Скорей, стыжусь.
Мой день, разорванный на части,
На лоскуты,
Житейские низводят страсти
До суеты.
В моей душе метут метели
Который год.
Мне все ветра осатанели,
Зюйд-вест, вест-норд.
