скачать книгу бесплатно
– Кресов! Вообще-то тебя начальник вызывает!
Глава 2
Следующие десять минут я сидел на скамье для жима, ждал когда приход закончится и меня отпустит. Но и через десять минут, и через пятнадцать, нихрена не изменилось. Нынешняя реальность – теперь моя. Такое пришло понимание. Твою мать! Как обухом по голове стукнуло, когда окончательно дошло, что в «себя» прежнего, я так и не вернусь. Теперь моя грешная душенька вынуждена ютиться в новом странном теле. Додик в отражении зеркала и есть я! Вспомнились вдруг слова из песни Владимира Семеновича: «Хорошую религию придумали индусы – Что мы, отдав концы, не умираем насовсем».
Получается, что я окончательно крякнул в том своем теле? Но почему я не отправился к праотцам, черт побери?! Либо я неправильно прожил предыдущую жизнь, либо новое тело дано для возможности исправить ошибки? Разве такое возможно?
Я всегда относил себя к тем, для кого стакан наполовину ПОЛОН, а не пуст. Так что не хрен сопли распускать, в новом положении, определенно, есть и свои плюсы.
Поднялся, подошел к зеркалу и принялся себя разглядывать. Понятно, слава богу, мезоморф – плечи, хоть и неказистые, но пошире жопы, талия прослеживается, Руки так себе, но не веточки. Не геракл, но мышца среднего пошиба все-таки имеется, и жирок равномерно распределены. Судя по кондициям, прежний телообладатель в зал не ходил (кстати, куда он делся?). Если и ходил, то по большим праздникам… Мышцы явно тяжелее стула ничего не поднимали, к нагрузкам неприученные. Хотя задатки хорошие, надо признать. Поработай с такой заготовкой и выйдет толк. Генетика норм, вроде.
Я послонялся по залу, раздумывая «кто виноват и что делать».. Новые «друзья» ушли, оставив меня куковать одного. Девчонка вовсе сказала, что меня на прием начальник ждет. Что за начальник? Завода походу. Но мы сейчас это дело выясним. Я решил, наконец, выйти из зала и осмотреться. Правда, не успел дверь открыть, как меня тут же облаяли.
– Вы все убрали, физкультурники? – послышался старушечий голос.
Оказался в коридоре посреди которого стоял старенький стол-книжка, герой советских праздников. Одно «крыло» стола оказалось «расправлено», на нем стоял допотопный аппарат – телефон с дисковым набором и стакан с чаем и чайной ложкой.
За столом на табурете чинно восседала старуха с ядреной химией на голове. Она зыркала на на меня как мангуст на змею:
– Свет за собой выключаем и ключи сдаем!
Во как. Я в спор вступать не стал, свет выключил, качалку закрыл. Пошел старухе ключ сдавать – на стол положил.
– Расписываемся, молодой человек! – она подвинула ко мне серую потрепанную амбарную книгу допотопных времен…
Раз надо – пожалуйста, я оставил подпись, и тут же с удивлением бровь приподнял. В строках выше, где другие расписали, стоял год – 1993. Покосился на бабулю.
– Число какое сегодня?
– С утра двадцатое августа было!
Я понял, чего старуха злиться – рядом со столом стоял второй табурет, на нем тазик с вязанием. Носки бабушка вязала, а я такой бессовестный ее от дела важного отвлек и стол занял.
– Год девяносто третий ставить?
– Да хоть девяносто второй!
Старуха обернулась к стене, где висел шкафчик с ячейками. Взяла с одной из ячеек ледериновые корочки бледно-малинового цвета, положила на стол:
– Чего вылупился, умник, пропуск забирай.
Забрал, раскрыл. С пропуска на меня смотрела молодая рожа парня из отражения в зеркале. Нового меня. Выдан на Сергея Ивановича Кресова – фамилия имя отчество полностью с моими совпадают. Уже хорошо. Под печатью «Отдела кадров», цех указан № 4. А вот срок действия окончательно ответил на вопрос о годе. Пропуск был действителен до 31 декабря 1993.
– Кресов, а тебе носочки не нужны вязаные? – вдруг переключила гнев на милость старуха.
Носки мне были без надобности. Так что спасибо, но откажусь. Сунув пропуск в карман спецовки (именно в спецовке обладатель предыдущего тела в зал пришел), я поднялся по крошащимся бетонным ступеням на улицу. Летнее солнце ослепило глаза, ветер разгонял душный воздух. По ощущениям жара под сорок градусов. У нас в городе такого отродясь не бывает. Летом дай бог, чтобы до двадцати градусов ртуть поднималась в термометре. А здесь пекло. Значит, меня куда-то на юг занесло. Да еще и в девяносто третий. Полный абзац…
Оказалось, что качалка находилась в цокольном этаже двухэтажной постройки из красного кирпича. Проходя мимо окна первого этажа, я заглянул внутрь через распахнутые створки. Помещение заставлено потертыми письменными столами с выдвижными ящиками, за которыми трудился народ. Компьютеров и в помине не было, на столах куча бумаг, – стопки папок с надписью «ДЕЛО», к которым были подшиты чертежи. Настольные лампы с громоздкими железными колпаками и ватманы. Народ занимался тем, что обводил чертежи тушью. Сами окна деревянные, открыты нараспашку, краска некогда белая, теперь потрескалась и стала цвета топленого молока.
Понятно, конструкторское бюро. Очевидно, что я на крупном промышленном предприятии. Рядом со зданием КБ стояла кара, выкрашенная в желтый цвет, на ней погружены стопки чертежей, в архив везти. В кабине кары спал водила, сложив руки на руль. Будить товарища я не стал, сон это святое. От бюро отходила дорога с потресканным асфальтом, из трещин торчали сорняки, а само покрытие местами присыпали гравием, чтобы ямы скрыть. Асфальт витиевато вел к другой, более крупной дороге, куда лучше залатанной. Прямо сейчас по ней ехала «девятка» болотного цвета, из окон которой «Ногу Свело» блажило:
…Рамамба Хару Мамбуру
Рамамба Хару Мамбуру…
Ясно. Я проводил взглядом «девятку» со старыми советскими номерами. Следом приметил мужичка, копошившегося в клумбе с рассадой. Вот сейчас все узнаем. Подошел к клумбе, ногу на забор поставил, на колено оперся и спросил так, чтобы мужичок не подумал, что я пошутить решил.
– Отец, а как наш завод по бумагам называется? Мне заявление писать.
Мужичок не отреагировал и я решил, что он вопрос не расслышал, повторил. Тот повернулся, завидев меня едва заметно вздрогнул. Глаза выпучил. Показал, что не слышит. Мужик глухонемой. Принял, понял – отваливаю. По «ихнему» я был не в зуб ногой, но некрасиво будет уходить не попрощавшись, поэтому я махнул мужичку рукой и улыбнулся.
– Серега!
Я обернулся, услышав свое имя, и увидел за спиной еще одного мужика, только помладше глухонемого, лет тридцати на вид. Он сидел на корточках у входа в здание, расположенного рядом с КБ. Курил, щурясь от сигаретного дыма. Кто он, такой понятия не имею, но он меня очевидно знает.
– Ты че, заблудился?
– Солнце голову припекло, – ответил я, подходя к мужичку поближе.
Руку подал.
– Ты че, с дубу рухнул, виделись же, – удивился мужик, но руку из приличия пожал.
– Говорю припекло, запамятовал. Жарко сегодня.
– Сегодня жарко? – мой собеседник хмыкнул. – Вчера да, мозги плавились, а 35 градусов для Ростова – вполне себе рабочая погода. Ты давай это, прекращай ныть, пфу, – мужичок выдохнул дым «Примы» без фильтра, табак прилипал к губам и он его сплевывал. – Тебе еще сменное делать. Инструмент нашел у Прасковьи Никитичны?
– Неа, – я то и знать не знал, что инструмент какой-то ищу. – Не нашлось.
Похоже, что мой предыдущий обладатель этого тела свинтил в рабочего время в качалку под предлогом «найти инструмент». Пришлось соврать, чтобы себя не выдавать. Так то я понятия не имел, кто такая Прасковья Никитична.
– Ну я тебе говорил, что она не даст, развертки на вес золота, что с советских времен осталось. Ладно, придумаем что-нибудь, в тележках дырки ковырять под болты это тебе не тоже самое, что в качалках под запрессовку подшипников. А прикинь, я краем уха слышал, что нас еще раскладушки делать заставят в следующем квартале, – вздохнул мужик. – Будем блин зарплату раскладушками получать, чует моя жопа… Курить будешь?
Достал пачку «Примы», протянул мне.
– Бросил, – я не курил в прежней жизни, если не считать баловства в юношеские годы, и в новом теле тоже не собирался начинать.
– Когда ты блин успел… точно голову припекло, – мужичок потушил окурок, сверху поплевал и выкинул в ближайшую клумбу, похожую на ту, в которой глухонемой возился.
– Короче, попробуем развернуть сверлом, хрен бы с ним. К инструментальщику сходи – он тебе как надо сверло посадит. И да, ты к начальнику ходил?
– Нет, – пожал я плечами.
– Смотри, он уже два раз спрашивал, где ты шляешься, к себе вызывает.
– Зачем?
– Я ж откуда знаю. Вот у Ильича и спросишь, только варежку особо не разевай, он сегодня не в духе. С заводоуправления прямо на нашей планерке мастеров звонили, и шею ему мылили. Какие-то там соревнования намечаются, хрен пойми что, – мужичок отмахнулся. – Тут всерьез подумываешь о том, что зубы на полку положить, а им соревнования…
С этими словами он поднялся, смахнул пот со лба, потянулся, широко зевая.
– Ладно, хватит штаны протирать. Давай дуй к Ильичу в кабинет, а я пока в инструменталку за сверлами схожу.
Я проводил его взглядом. Мужик похоже мастер производственного участка, на котором работал прежний обладатель моего нового тела. А я, судя по тому, что речь о развертках и сверловке – слесарь. Получается, что я нахожусь в Ростове-на-Дону, на дворе 1993 год, лето. В Ростове я пару раз приезжал на соревнования по молодости и хорошо запомнил, что крупных промпредприятий в городе всего два: «Роствертол» и «Ростсельмаш». Я либо там, либо там. Ну хоть какая-то конкретика появилась. По хорошему следовало имя своего мастера узнать, но это выглядело бы через чур подозрительно. Успеется.
Постояв еще с минуту и поглазев на пекущее летнее солнце Ростова, я решил наведаться к начальнику. Уже второй человек говорит, что меня вызывают на ковер. Надо бы сходить и разузнать что по чем в нашей Белокаменной. Заодно выведать немного больше по месту и ситуации, в которой я оказался. Сейчас я себя чувствовал слепым котенком и не понимал, что делать дальше, требовалось больше информации. Ответов я получал куда меньше, чем возникало вопросов в голове.
Пошел в цех, в этот момент глухонемой выковырял из клумбы окурок, брошенный мастером, и раздосадовано всплеснул руками. Ага, свиньи, не говори.
Заходя внутрь, сразу понял, что снаружи, где «припекает», на самом деле даже прохладно. Внутри цеха как будто случилась экологическая катастрофа – жара, как в Сахаре и душно. Пушки, установленные в рядах только гоняли прелый воздух туда сюда. Майка под спецовкой тотчас взмокла и прилипла к телу, горло пересохло. Работать в таких условиях казалось совершенно невозможным, но рабочие с понурыми лицами пахали, им то не привыкать.
В цехе оказалось довольно чисто. На входе стояли контейнеры, забитые под завязку стружкой. Причем сбор раздельный – дюраль в один контейнер, сталь – в другой. По левую сторону от широкого центрального прохода шло три ряда. В первом ряду стояли станки токарей, следом шли фрезеровщики и последним слесарный ряд. По правую сторону шли помещения с железными дверями и табличками «ГОСК», «МАСК». У одной из таких стоял мой мастер, наполовину просунувшись в окошко, вмонтированное прямо в дверь. Инструменталка, а мастер сверла выбивает. Помимо условного «первого этажа», здесь имелся и второй. На него вела лестница с металлическими ступеньками. Там вдоль нее тянулись другие кабинеты.
Не успел толком оглядеться, как передо мной вырос еще один мужичок. Этому было лет сорок, нос острый, вставные зубы куполами блестят. Судя по тому, что держит в руках фрезу – фрезеровщик.
– Серюня, сообразим на троих? Михалыч зовет.
– Откажусь, – я вымерил нового собеседника взглядом.
Куртка спецовки вокруг пояса рукавами повязана, майка как у меня пропотевшая с кучей мелких дырочек – от раскаленной стружки. На ногах ботинки с просверленными для вентиляции отверстиями. Он вылупился на меня и, судя по тому, что его глаза в кучу сбились, работяга уже успел на грудь принять и хочет поверху догнаться.
– А чего так, ты че уже вмазанный, почему отказываешься? – искренне удивился он.
– Не хочется просто, голова болит.
Я похлопал собеседника по плечу и внушительно кивнул, прямо давая понять, что тема с алкоголем закрыта.
– Мне Витька технолог сказал, что ты штангу на себя уронил. Ты как? Оклемался?
– Жить буду, – подтвердил я, отвесив улыбочку.
Сам для себя отметил, что Витька, судя по всему мой коллега, язык за зубами не может держать и уже всем о случившемся растрепал. На заводе ведь как – что знает один, то знают все. Ну а если я в нерабочее время ходил в качалку упражняться, а он контору спалил, то неудивительно, что меня начальник в кабинет вызывает. Теперь чуточку яснее стало и понятно хоть чего ожидать. Спасибо фрезеровщику.
Я думал дальше у мужичка спросить, как к начальнику идти, когда откуда-то сверху послышался вопль раненого кабана.
– Кресов твою мать! – прихрюкивая, орал мужик в мешковатом сером костюме, слюни аж в разные стороны летели.
– Это начальник? – я покосился на фрезеровщика.
– А кто ж еще, Хрюшкин, чтоб у него на лбу вырос…
* * *
Вход в кабинет Хрюшкина стерегла секретарша. Молодая девушка, занятая в разгар рабочего дня тем, что подпиливала ногти маникюрной пилкой. Красотка брюнетка в белой блузке, и в приталенной юбке строго фасона, не оставила своего занятия, даже когда мы с начальником зашли внутрь. Только мимолетно зыркнула на меня через свои очки, но поняв, что перед ней обычный работяга, мигом потеряла интерес.
– Любочка, зайчик, сделай кофе, – бросил Хрюшкин, вытирая клетчатым носовым платком взмокший лоб.
Судя по всему, у начальника с секретаршей имелся собственный мирок, где они занимались чем угодно, но не рабочими вопросами.
– Никита, Кресову тоже делать?
– Обойдется этот тунеядец, – зло буркнул начальник и обернувшись ко мне, показал, что я могу заходить внутрь кабинета. – Вперед.
Внутри царила прохлада. Работал кондиционер – новенький БК 1800 морозил куда лучше всяких Самсунгов. Такие аппараты работали и тридцать лет спустя, причем зачастую без дозаправки фриона. Ясно стало из-за чего начальник Хрюшкин решил сидеть в кабинете в пиджаке. Пока работяги сдыхали от жары в цеху, начальник мерз в свое удовольствие в кабинете. Считал, видимо, что пар костей не ломит…
Практически всю площадь кабинета занимал стол для совещаний с графином песередине и стульями по бокам. На один из них мне и было предложено присесть.
– Секундочку подожди, – Хрюшкин взял с подоконника газету «Советский спорт» и услужливо подстелил мне под задницу, чтобы я своей спецовкой стулья не пачкал.
– Вот теперь садись.
Пока я усаживался, начальник подошел к холодильнику «Минск», который ютился в углу. Открыл, вытащил пузырь запотевшей «Столичной». Из верхнего ящика комода достал рюмку и плеснул в нее водяры. Кстати, я заметил, что на пиджаке начальника приколот значок с надписью «СССР Ми 24» и нарисован вертолет. Понятно теперь, мы на «Роствертоле», комбайнами здесь даже не пахнет. Интересно девки пляшут…
– Тебе не предлагаю, Кресов. Не заслужил.
– А я и не прошу, Хрюшкин, – безобидно ответил я.
Начальник как-то побледнел после сказанного мной, галстук ослабил, пуговицу верхнюю на рубашке расстегнул.
Хлоп.
Водки закинул за воротник, следом за сигаретами полез – тоже в комод, только во второй ящик. Этот товарищ, в отличие от моего мастера, курил красный «Мальборо». Вслед за пачкой сигарет, на столе появилась табличка, тоже из комода, прежде убранная. Теперь начальник ее на стол как бы между прочим поставил. Я глазами – раз, и по табличке скользнул.
Рюшкин Никита Ильич, начальник цеха № 4
Неудобно получилось… видимо работяги, показывая свои чувства к начальнику, вставили в его фамилию лишнюю букву – «Х». И вместо Рюшкина, Никита Ильич превратился в Хрюшкина. Ну дыма без огня не бывает, просто так фамилии никто не коверкает.
Хрюшкин (я решил от трудового коллектива не отбиваться и продолжил про себя называть начальника через «х»). Никита Ильич закурил. Положил локти на столешницу, подбородок на ладонь упер и глубоко сигаретой затянулся.
– Кресов, ты охренел? – выдал начальник. – У тебя завтра событие важное, а ты значит съехать решил?
Какое событие, куда съехать? Я не нашел, что ответить. Решил послушать Хрюшкина дальше. Пока очень не похоже на профилактический втык от начальника подчиненному. Здесь явно что-то другое.
– По травме съехать собрался, козел? – первую сигарету начальник докурил, потушил в бронзовой пепельнице и достал из пачки вторую.
– Уважаемый, по порядку давайте, и тон сбавьте, а то ведь раз козел, могу забодать, – наконец, ответил я.
Хрюшкин покраснел, посинел, глаза выпучил, резко встал из-за стола. Затянулся, за раз половину сигареты спалил и ко мне подошел.
– Ты че из себя возомнил, чучело огородное, – продолжил распыляться он, слюни в разные стороны опять летят. – Я же тебя как шавку за забор выки…
Не договорил.
У меня аперкот самим собой вылетел. Кулак под дых Хрюшкину воткнулся и согнул начальника пополам. Терпеть не могу, когда варежку кто-то разевает и на личности переходит.
– Кхе-кхе-кхе, – Никита Ильич закашлялся, пятясь к столу.
Своей увесистой задницей смел пузырь «Столичной» и пепельницу с окурками. Но крепкий какой – сигарету из пальцев не выпустил.
В кабинет вдруг зашла Любочка с подносом, на котором стояла чашка кофе.
