скачать книгу бесплатно
Двигатель, похожий на «Медузу»,
Ни в питье, ни в пище не нуждался,
Но форы выдавал всему Экибастузу
И ключиком на десять разбирался.
Который год на хуторе спеют ананасы,
А Кузьмич завёл себе гарем;
Всё превращалось в цветущие пампасы,
Которые бывают во время перемен.
«Медуза» за секунду испаряет лом,
А на десяток километров лампочки горят.
В энергетике случится перелом,
Когда об этом все заговорят.
Спалили Кузьмича студенты-практиканты,
Они на хутор забрели в поисках фольклора.
Они вели себя, как оккупанты,
И то, что они видели, дошло до прокурора.
«Медузу» разобрали и изъяли,
От объяснений отказавшись наотрез,
А Кузьмича втихую расстреляли.
Вот так не состоялось чудо из чудес.
Мода
Моя дама – нарочито грустная,
Потому что нечего надеть,
А в исполнении тоски – до того искусная,
Что и самому хочется реветь.
У неё с нарядами – полная разруха:
Мода снова шкуру поменяла.
Теперь что было год назад – срам и показуха,
Вот барышню мою грусть и обуяла.
Выщипала брови, губы накачала,
На ляжках розы в красном цвете наколола,
И грудь на пять размеров больше стала,
А задницу отклячила для общего прикола.
Теперь всё это никуда не влазит,
Даже в старый адидасовский костюм.
А если мини с декольте, то бабушек колбасит:
Наши бабушки не любят сладенький изюм.
Умеют у нас барышни закатывать концерты,
На них уже ни силы, ни терпения.
Когда-то красота требовала жертвы,
А теперь настырно вымогаются вложения.
Возможно, что от бедности разврат,
И в прошлогоднем она точно сказочное чудище.
И если не засунуть ни перед и ни зад,
То, может, подойдёт монашеское рубище?
Моралистам
Наш колхозный конюх, колченогий дед Хома —
Неизвестной войны доброволец —
Всегда шарашится с собакой по кличке «Кутерьма»
И хвастает, что он – орденоносец.
Хотя у нас в колхозе каждый знал,
Что он был затаившийся троцкист
И прошёл не фронт, а Беломорканал,
А то, что наболтал – художественный свист.
Но был в колхозе и реальный медалист,
Которая рекордные надои выдавала,
К ней даже сватался районный активист,
Но только она дважды отказала.
Она была идейной комсомолкой
И, конечно, неприступной моралисткой,
Но точно не какой-нибудь кошёлкой,
Только может быть чуть-чуть идеалисткой.
Каждую субботу к концу вечерней дойки
Мы прятались в чапыжники у дальнего колодца,
И за полчаса до вечерней зорьки
Нам очень потаённое увидеть удаётся.
Она вытаскивала ноги из резиновых сапог
И нас сахарными ляжками дразнила.
Вот такой у нас случился педагог,
Она, похоже, нас давно уже спалила.
Из-под телогрейки вываливала груди
И долго полоскала их в колодезном ведре,
А мы захлёбывались в этом абсолюте,
Как тонут новички в карточной игре.
В сумерки ушло виденье чародейское,
Застегнув под горло телогрейку.
Пусть будет так, ведь дело-то житейское,
И ценой всего в одну копейку.
Мультфильм
Она сидела на скамеечке в оранжевых колготках,
У неё колени были словно апельсины,
А у меня в кошёлке две бутылки водки,
А на мне штаны из серой мешковины.
У неё в глазах глубинная тоска,
Она была как Сонная Лощина.
А у меня ещё два плавленых сырка,
И на роже двухнедельная щетина.
Ещё и солнце не пришло в зенит,
А мы расположились по-людски перекусить.
Мимо голый пробежал, наверно, трансвестит,
Но нам такие не мешают жить.
Она представилась мадам Бонасье,
А я, конечно, страстный д’Артаньян.
Но только по злой воле кардинала Ришелье
У нас всего один занюханный стакан.
И она спросила после первого стакана,
Знаком ли я с текущими расценками.
Но я, как персонаж любовного романа,
Всё рвался закусить её коленками.
Всё это подобно муляжу,
И тут совсем не порнофильм.
А если кто не понял, подскажу:
Пред вами антистрессовый мультфильм.
Мы
Мы где-то обосрались, а где-то перебдели,
Вот такое всё оно – в подтекстах.
Но мы не все ещё песни допели
И не на всех проявились рефлексах.
Мы свои правильно загулы понимали,
Но, может, не всегда помнили финалы,
Потому про нас бесстыдно врали —
Про кухонные драки и сексуальные скандалы.
Мы в полном пролетарском понимании
И с его обычным лексиконом
Внушали всем: чтоб оставаться в процветании,
Нужно дружить с гегемоном.
Мы себя не оскверним деньгами:
Это с буржуйского тумана.
Мы на мир смотрели советскими глазами
Через подзорную трубу гранёного стакана.
Мы и чёрным хлебом будем сыты,
И будем верны своему комдиву:
Ещё не все диктаторы добиты
И только мы несём мир всему миру.
Мы – имя существительное и местоимение,
И кругом одно лишь пролетарское пространство,
И одно лишь истинное мнение:
Вот такое оно и есть – мировое мессианство.
Нашенские
Кому-то в руки восход, кому закат по ногам,
Чьи-то песни нарасхват, а кто-то просит в долг,
А нам мудро рассуждать – совсем не по годам,
И не надо в нас искать рассудительность и толк.
Мы найдём свои заборы и овраги,
И мало будем строить, больше разрушать.
Простите рыцари плаща и шпаги:
Нас не учили лирой созидать.
Мы на других играем инструментах,
Мы схоронили лирику и схоронили физику,
А самим хотелось жить в моментах
И настырно ретушировать заплёванную вывеску.
Мы были в новобранцах и даже в ветеранах,
Нам наплевать, где всплыть, и плевать, где тонуть —
В бурных океанах или в водочных стаканах.
Нас приучили приобнять и тут же оттолкнуть.
Тосты и призывы в праздник Первомайский
Для нас звучат откуда-то извне,
Вроде в гости заявился Бендер-Задунайский
И нашептал, что истина в вине.
Мы, конечно, нашенские парни,
И готовы к разным перипетиям.
Мы уживёмся и в овчарне, и на псарне,
За что спасибо дорогим учителям.
Не повторяется такое никогда
Она со школы полюбила хулигана,
Он казался рыцарем без страха и упрёка.
На районе не было круче донжуана,
И она к нему сбегала с последнего урока.
