Ермак. Противостояние

В общем, прекрасный образец пулемета получился, который можно было с сошками использовать как ручной и в пехоте, и в кавалерии, так как его вес увеличился незначительно. Тем более что на земле его можно было использовать и без коробки гильзоулавливателя.

Стрелок-бомбардир имеет в кабине вращающееся с фиксатором положения кресло, которое позволяет ему разворачиваться на сто восемьдесят градусов и исполнять обязанности как наблюдателя-бомбардира, так и стрелка.

Таким образом, в апреле 1905 года мы имели эскадрилью в двенадцать самолетов, которые опережали свое время лет на двадцать, а то и двадцать пять. А летчики, управляющие «ястребками», натаскивались по методикам и тактикам действий ночных бомбардировщиков в годы Великой Отечественной войны.

Альберто Сантос-Дюмон, перешедший в русское подданство, только бы летать на не имеющих аналогов в мире секретных русских самолетах, первым освоил такие фигуры пилотажа, как «вираж», «спираль», «боевой разворот», «полубочка», «бочка». А когда появился новый мощный мотор ТК-7, то в истории зарождающейся авиации появилась «мертвая петля Сантос-Дюмона».

При этом Альберто оказался не только гениальным летчиком, но и очень хорошим педагогом, который эффективно обучал летным умениям личный состав первой эскадрильи, включая штурманов-наблюдателей и еще шестьдесят пилотов, которые ждали вступления в строй новых «ястребков». При этом все летчики могли выполнять обязанности пилота, штурмана и бомбардира-стрелка.

Нехватка «Ястребов-1» упиралась в производство двигателей для самолетов, но Сандро, с его пробивными способностями, решал этот вопрос. И, возможно, к осени или даже раньше у нас будет первый авиационный полк из трех полнокровных эскадрилий.

Что же касается тактики применения истребителей-штурмовиков, то мне удалось убедить Сандро, что применять самолеты как штурмовики надо будет в ночное время. В противном случае будут большие потери от огня с земли, так как самолеты будут летать на высотах намного ниже, чем дирижабли.

В дневное время «Ястреб-1» должен использоваться как самолет-наблюдатель на большой высоте или как истребитель, если в ближайшее время у противника появятся боевые дирижабли и самолеты. И в крайнем случае – как бомбардировщик при нападении на колонны противника на марше. С большой высоты на открытой местности и с пикирования на лесных дорогах, где кроме бомб можно будет и пулеметы задействовать.

Прицельно бомбить свободнопадающими бомбами из самолета очень тяжело. Тяжелее, чем с дирижабля, из-за большей скорости. Насколько я вспомнил из своего прошлого-будущего, когда разрабатывал для Сандро тактику действия самолетов и дирижаблей, в 1941 году, по данным советских ВВС, более двух третей летчиков ТБ-3 и ДБ-3 даже днем и на полигоне не попадали в цель размером двести на двести метров. А это размер большого стадиона. Низколетящие штурмовики Ил-2 на скорости триста километров в час попадали в площадку сорок на пятьдесят метров не чаще чем в пятнадцати процентах случаев.

Более прицельно можно было бомбить с пикирования. Например, советские И-15, пикируя до высоты триста-четыреста метров, в девяноста процентах случаев попадали в цель размером тридцать на тридцать метров.

Проблемой бомбардировки в годы Великой Отечественной войны было даже не попадание в цель, главное было не зацепить при этом случайно своих. Поэтому советским бомбардировщикам назначались цели не ближе восьмисот метров от собственной – пехоты.

И только У-2 нарезали цели в непосредственной близости от своих войск. Причина была простой – низкая скорость. Биплан летел в три раза медленнее Ил-2 и вчетверо медленнее Пе-2, что позволяло намного лучше прицеливаться. В силу ночного времени полетов он мог спускаться много ниже дневных самолетов. Типичный удар У-2 наносился с высоты четырехсот метров в безлунную ночь и не выше тысячи двухсот метров – в лунную. Поэтому их использовали для ночных ударов даже в Сталинграде. Причем целью назначался конкретный дом, в котором засели немцы.

Как бомбить в темноте без тепловизоров? А так, как бомбили «ночные ведьмы» и другие ночники. Дело в том, что после недолгой темновой тренировки глаз человека способен видеть даже одиночные фотоны. Эквивалент одного-двух фотонов – это огонек свечи с десяти километров. Типичная высота полета У-2 была достаточной, чтобы различать, как человек внизу затягивается сигаретой.

Известное выражение ночников «летчик должен уметь садиться на аэродром по цигарке командира полка», по сути, не было преувеличением. Передовые аэродромы подскока у этих бипланов были не дальше двадцати километров от противника. Поэтому обозначали их ручными фонариками типа «летучая мышь» – крайне неяркими по любым меркам. Иначе противник просто не дал бы работать ночникам, обстреливая и бомбя аэродром.

Летчики-ночники над полем боя, как правило, получали сектор шириной полтора-два километра, который наблюдали, пока не видели внизу искры из печной трубы землянки, одиночный очаг стрельбы или костерок, разведенный отдыхающим солдатом. Далее тактика различалась.

В одних полках У-2 просто шел на цель и накрывал ее с высоты бомбой. В других – убирал газ и, становясь почти неслышимым, планировал на цель под углом до тридцати градусов. В этом случае, согласно полигонным испытаниям, даже в полной тишине самолета было не слышно, пока тот не снижался до шестисот метров. Штурман, глядя на цель через прорезь-прицел в крыле, осуществлял сброс бомбы. После этого летчик тут же давал газ, но вот цель, выдавшая себя светом внизу, уже не успевала изменить позицию до взрыва.

Вот по таким примерно методикам и обучали воевать летчиков первого военно-воздушного полка Российской империи, командиром которого должен был стать капитан второго ранга Сантос-Дюмон. Альберто не только принял российское подданство, но и поступил на службу в новый вид вооруженных сил, который был только у Российской империи.

Сандро, который сманил и пригласил на службу в Россию Сантос-Дюмона после того, как тот на своем дирижабле «Сантос-Дюмон номер 6» в октябре 1901 года выиграл приз Дойча де ла Мерта, через Николая II пробил ему сразу звание лейтенанта. И за три года за ряд заслуг при строительстве дирижаблей, самолета и их испытаниях, а также за обучение личного состава бразилец дослужился до капитана 2-го ранга, получив его досрочно вместе с орденами Анны и Станислава третьей степени. А за участие в боевых действиях против Японии Альберто был награжден орденом Святого Станислава второй степени с мечами.

Вместе с Альберто из Франции в Россию переехали и его родители. Отец Анри Дюмон, бывший «кофейный король» Бразилии, как и мать, в девичестве из португальского дворянского рода Сантос, имели русские корни и с удовольствием перебрались на родину своих предков.

Что же касается третьего дирижабля, который назвали «Беркут», то за счет новых ТК-7 увеличились максимальная скорость до ста десяти километров в час и крейсерская до восьмидесяти пяти. А дальность полета по топливу составила уже три тысячи километров.

Новая форма дирижабля улучшила его управляемость, а при той же длине и диаметре, как у «Орлана», его полезная грузоподъемность увеличилась до семнадцати тонн и позволяла нести бомбовую нагрузку в пятьдесят 12-дюймовых бомб, каждая весом триста сорок килограммов.

Снаряжены эти оперенные бомбы-снаряды были тротилом и новым, более чувствительным взрывателем. Увеличенная масса заряда и попадание в слабобронированную палубу практически под прямым углом делали каждую попавшую в цель бомбу убийцей любого корабля без исключений. А пятьдесят 12-дюймовых бомб – это носовой залп главным калибром двадцати пяти броненосцев типа «Бородино». Причем прицельный залп. Это обеспечивали неплохой прицел и раздельное бомбометание на небольшой скорости.

В общем, в руках великого князя Михаила Александровича Романова сосредотачивалась реальная боевая сила, которая уже была отмечена орденами Святого Георгия четвертой и третьей степени и званием вице-адмирала. Так что Сандро мог реально стать первым российским адмиралом, награжденным всеми степенями ордена Святого Георгия и быстрее меня. Потому что, несмотря на все требования Ксении и вдовствующей императрицы, Александр Михайлович рвался в бой, и остановить его не получалось ни у кого.

Все эти мысли пролетели у меня в голове, пока я шел к креслу от порога кабинета. Опустившись на указанное место, подумал про себя, что в последнее время с моей памятью творятся странные вещи. Кроме зависания, когда за короткое время я как бы «проживал» словно во сне большой временной промежуток, я начал замечать, что четче, более объемно и быстрее вспоминаю из прошлого-будущего информацию, которую там читал. А вот ту, что только слышал или видел по телевизору, на мониторе компьютера, наоборот, стал вспоминать намного хуже.

Вот ту же песню «Березовый сок», пока дошел до кабинета, так и не вспомнил в полном объеме, так как я только видел и слышал по телевизору ее исполнение ансамблем «Песняры», а на бумаге текста песни не видел. Зато, пока шел сейчас от порога кабинета до кресла, кроме воспоминаний о самолетах и дирижаблях перед глазами ярко всплыли чертежи РС-82 – реактивного снаряда калибра 82 миллиметра, который можно будет применить для вооружения «ястребков», да и «Катюши» можно будет сделать.

В Рязанском десантном училище я писал курсовую работу по военной истории о применении реактивных снарядов в годы Великой Отечественной войны, а уже на пенсии, вспомнив про нее, ради интереса нашел в интернете чертежи РС-82 и 132-миллиметровых реактивных снарядов для М-13 «Катюши». В курсантские годы такой информации в открытом доступе было не найти. И вот сейчас чертежи РС-82 буквально стояли перед глазами, хоть перерисовывай.

Надо будет срочно подтягивать к их разработке Циолковского, вытаскивая его из депресняка. Константин Эдуардович очень помог становлению нового рода войск в Российской империи своими теоретическими разработками по аэродинамике и своим проектом цельнометаллического дирижабля для строительства нашей серии воздушных кораблей, но из-за своих проблем со здоровьем и из-за самоубийства сына полтора года назад находился в сильно депрессивном состоянии. Не отозвался на приглашение Жуковского к практическому участию в строительстве новой воздушной техники, несмотря на предложенную должность с хорошим окладом. Но вот для разработки реактивных снарядов он точно нам понадобится…

– Что такой задумчивый, Тимофей Васильевич? – прервал мои размышления Сандро. – Ликеру любимого налить?

Увидев, как великий князь потянулся к бутылке с ликером, я покачал головой, после чего, отметив, что и перед Александром Михайловичем, и перед Михаилом Александровичем стоят пустые бокалы, а на столе вместе с бутылкой ликера присутствует и коньяк, и мадера, поинтересовался:

– Что за повод, чтобы с утра пить спиртное?

– Нервы успокаиваем, – ответил регент и криво усмехнулся.

Сандро хмыкнул, после чего, взяв бутылку мадеры, налил шурину в бокал-тюльпан, а потом, поменяв бутылки, плеснул грамм сто коньяка в свой бокал.

– Вильгельм час назад звонил лично, – великий князь показал бокалом на телефон, стоящий на рабочем столе Михаила, который здесь установили после начала войны. – Очень хотел, чтобы мы с помощью дирижаблей разбомбили форты Льежа и сожгли их в «греческом огне».

– И-и?.. – вопросительно посмотрел я на регента.

– И я ему отказал, напомнив, что Российская империя, как и Пруссия в свое время, гарантировала нейтралитет Бельгии. А в предварительной договоренности во время приезда кайзера и он, и Шлиффен утверждали, что Леопольд Второй пропустит без боя германские войска через свою территорию, – раздраженно ответил Михаил.

– И это все? – вновь поинтересовался я.

– Нет, конечно же, – резко ответил его императорское высочество. – Пришлось выслушивать настойчивые доводы кузена Вилли о необходимости помощи российской армии в прорыве германских войск через Бельгию, чтобы разгромить Францию, так как наше Гогландское соглашение напрямую говорит об этом. Но при этом Лондонское соглашение 1839 года – это просто бумажка, на которую не надо обращать внимания. Когда я еще раз отказался применять наши дирижабли против бельгийцев, попросил ускорить прибытие русской армии к границам Эльзаса и Лотарингии, так как там французы начали подвижки своих войск. Также напомнил об атаке дирижаблями французского флота, который, по разведданным германского Генерального штаба, вот-вот придет в Дюнкерк. На это пришлось согласиться. И не спится ему в такую рань.

Михаил поглядел на бокал в своей руке и выпил содержимое как холодную воду в жаркий день.

– Хорошо хоть жениться не заставил, – усмехнулся Сандро и так же лихо, как шурин, расправился с коньяком, после чего, даже не поморщившись, продолжил шутливым тоном: – Дядюшка Вилли просто спит и видит любимую племянницу своей жены принцессу Александру-Викторию замужем за Мишей.

– Тебе бы все шутить, Сандро. А кайзер, действительно, очень хочет, чтобы этот брак состоялся. Даже пригласил в ближайшее время хотя бы на пару дней приехать в гости, чтобы очно познакомиться с Александрой, – как-то удрученно произнес регент.

– А вы что ответили, Михаил Александрович? – поинтересовался я.

– Сказал, что подумаю. Не до свадьбы сейчас. Война закончится, будем этот вопрос решать. Хотя по портрету и фотографиям, которые привез дядюшка Вилли, девушка как минимум симпатичная. И как партия для брака мне очень подходит. Но это все после войны. Тем более что мне еще нет двадцати восьми, – пошутил регент.

Я про себя усмехнулся юмору регента. Впервые проблема женитьбы военнослужащих прозвучала еще в петровские времена. В 1722 году в Регламенте об управлении Адмиралтейства и верфи пункт 17-й гласил: «Запрещается гардемаринам без указа жениться под штрафом три года быть в каторжной работе. А в Коллегии Адмиралтейской не позволять жениться ранее двадцати пяти лет. И чтоб о том было подлинное свидетельство, дабы в летах подставы и фальши не было».

Царь Петр считал, что офицер флота, на обучение которого тратились государственные деньги, вначале должен сформироваться как военный человек и специалист, чтобы приносить пользу державе. А уж потом думать о своих личных интересах.

В 1764 году указ «О возрастном цензе на брак» распространили на офицеров пехоты и кавалерии. Александр II в декабре 1866 года утвердил положение, по которому офицер имел право подавать командиру части прошение о разрешении вступить в брак по достижении двадцати трех лет. Но при этом не достигшие возраста двадцати восьми лет для получения разрешения должны были предоставить имущественное обеспечение брака. Имущественным обеспечением могла быть собственность жениха или совместная с невестой, и она должна была приносить чистого дохода не менее 250 рублей в год. Так называемый денежный реверс мог состоять как из недвижимой собственности, так и из процентных бумаг всех родов, принимаемых казною в залоги вообще. И это была немалая по тем временам сумма, соответствующая полугодовому денежному содержанию командира роты.

Александр III в 1888 году увеличил размер реверса до 300 рублей для тех офицеров в возрасте от 23 до 28 лет, чье денежное содержание в виде жалованья и столовых денег составляло меньше 1200 рублей в год. А в 1900 году поднял до 500 рублей. И я считаю это правильным решением, так как на сто рублей в месяц с учетом роста цен за прошедшие годы и отсутствия у большинства офицерских семей собственной жилплощади достойно по статусу офицерской среды семье даже из двух человек без дополнительного дохода прожить было очень сложно. А при наличии детей, можно сказать, невозможно.

Я на Машеньке женился в полные двадцать восемь, имея за душой куда больший реверс для материального обеспечения брака. Но все равно мне бы потребовалось разрешение командира и согласие офицерского собрания того подразделения, в котором я бы проходил службу. По Положению закона о браке офицеров Русской императорской армии 1873 года, «благопристойным брак может быть признан лишь в том случае, если невеста хорошо воспитана, безукоризненной нравственности и происхождения, не могущая уронить достоинство и положение жениха».

Разрешение на брак мне давал лично Николай II, он и императрица были моими посажеными отцом и матерью на нашей с Машей свадьбе. Так что с этой стороны у меня проблем не возникло. Как не возникнет и у регента. Его императорское высочество под все эти положения и требования не попадает, так что Михаил просто пошутил.

– Кайзер сильно давил? – спросил я, прервав новую волну своих размышлений и воспоминаний.

– Было дело. Это он умеет хорошо делать. Если от бомбардировки фортов Льежской крепости и поездки в Германию пока удалось отбояриться, то темпы мобилизации в Польше и Виленском крае придется ускорить, – ответил регент, поставил бокал-тюльпан на стол и потянулся к вилке, а затем ею к тарелке с холодными закусками из ветчины, телячьего языка и – печени.

Судя по всему, их высочества, включая императорское, решили совместить успокоение нервов спиртным с небольшим завтраком. А нервы, видимо, Вилли поднял хорошо, так как я впервые видел, чтобы Михаил пил спиртное с утра, да еще под закуску. Обычно он достаточно редко смаковал вечером по окончании тяжелого рабочего дня грамм сто охлажденной мадеры с сухофруктами: курагой, инжиром или яблоками. А тут, смотрю, в бутылке чуть на донышке осталось, а вчера было больше половины.

– А стоит ли ускорять темпы мобилизации? Это не так просто сделать, – произнес я, – с учетом того, что поляки и литовцы очень недовольны воинским призывом и как могут уклоняются от мобилизации. По последним данным процент уклонистов составляет уже четверть от запланированного количества набора в экспедиционную армию.

– Тогда придется направить в Германию кадровые части из Польши, – довольно резко произнес регент. – Мы не можем не выполнить свои обязательства.

Ему очень не нравились мои мысли и советы по затягиванию исполнения союзного долга. В душе он был рыцарем без страха и упрека, абсолютно не готовым поступаться своей честью. Но вот реальная действительность заставляла его постепенно приучаться к мысли, что в большой политике хороши все средства.

– Я бы не стал этого делать, – неожиданно произнес Сандро. – Ты просто, Михаил, не до конца понимаешь, какая сейчас ситуация в Царстве Польском. Там все держится уже даже не на казачьих нагайках, а на штыках и саблях верных присяге войск. Я не знаю точно, сколько во время восстания погибло поляков, но много. Георгий Антонович, введя военное положение, не церемонился, приказывал рассеивать толпы манифестантов огнестрельным и холодным оружием. А когда восставших поляков поддержали английские «добровольцы», решительно использовал против них все имеющиеся у него военные силы, пленных при этом не брали. Недаром Георгий Антонович получил прозвища Скалон Кровавый и Дракула. Похлеще, чем «Муравьев-вешатель» будет. Но обстановка там до сих пор напряженная. Я, когда уезжал из Варшавы, столько ненавидящих взглядов от местных видел, что мурашки по коже пробегали.

– Михаил Александрович, мы же и планировали на военном совете мобилизацию резервистов для большинства пехотных частей экспедиционной армии провести в Польше и Виленском крае, чтобы горючий материал убрать из империи в Германию. Там немцы не позволят вести какую-то пропаганду. А если мобилизованными заменить кадровые части, отправив их в Германию, то мы, считай, своими руками вооружим поляков и литовцев, – вставил и я свои пять копеек. – Хватит и того, что 1-й кавалерийский корпус в составе 13-й и 14-й кавалерийских дивизий из Варшавы в экспедиционную армию переводим.

– Как бы они тогда в мобилизационных лагерях бунтовать не начали, – как-то нерешительно произнес Михаил.

– Вокруг учебных лагерей кадровые части стоят. А скоро туда Сводный кавалерийский корпус прибудет, а в нем Уральская, Забайкальская и Кавказская казачьи дивизии. Против казаков поляки не забалуют. Да и Павел Карлович, как и генерал Скалон, человек решительный, – попытался успокоить шурина Сандро.

А я же мысленно порадовался за генерал-лейтенанта Ренненкампфа, который был назначен командиром Сводного корпуса из-за его блестящего проведения операций во время Китайского похода и во время боевых действий Русско-японской войны. За последние успехи на военном поприще Павел Карлович был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени и золотым оружием с надписью «За храбрость», украшенным бриллиантами.

А на должности штаб-офицера для особых поручений при штабе корпуса состоял Деникин Антон Иванович, который за отличие в делах против японцев был произведен в полковники и награжден орденами Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантами и Святой Анны 2-й степени с мечами.

В этот момент на столе зазвонил телефон, и Михаил с Сандро с каким-то напряжением посмотрели на него. Потом регент поднялся из-за чайного столика, подошел к рабочему столу и поднял телефонную трубку.

– Слушаю, – произнес он.

Мы с Александром Михайловичем прислушались, но разобрать, что говорил собеседник Михаила, не удалось. Доклад между тем продолжался, так как за все это время регент произнес пару слов.

Сандро плеснул себе в бокал еще грамм пятьдесят своего любимого «Камю», я же, взяв вилку, положил себе в тарелку несколько кусков вареного языка и пару пирожков. После чего налил еще горячего чая, бросив в чашку несколько кусочков сахара. Нормально, как это принято, позавтракать не успел. Было еще очень рано, Машенька с Васильком крепко спали, поэтому перехватил только стакан чая с парой бутербродов, которые мне смогли организовать на кухне Приоратского замка.

Михаил Александрович продолжал слушать, а я решил подбросить топлива в свою топку. Когда удастся пообедать сегодня – неизвестно, а пирожки в Гатчинском дворце готовили очень вкусно, особенно мясные. Один из которых я уже уничтожал, для разнообразия вкуса добавляя отрезаемые кусочки говяжьего языка и запивая сладким крепким чаем. Вкуснотища!

Когда я покончил с двумя пирожками и четырьмя кусками языка, регент положил трубку на рычаги и с мрачным видом вернулся за стол. Сев в кресло, взглянул на нас, смотревших на него с вопросительным видом.

– Куропаткин звонил. К нему только что прибыл генерал-майор фон Хелиус, – произнес регент и замолчал.

Данный германский генерал был прикрепленным к военному министру Куропаткину личным представителем кайзера. Хелиус должен был обеспечивать быструю связь Вильгельма с военным министром и регентом Российской империи. Прибыл он в Россию второго апреля с рекомендательным письмом от кайзера и большой группой германских офицеров, которые должны были развернуть и обслуживать телеграфное оборудование для связи с германским Генеральным штабом и кайзером.

Как удалось выяснить, до недавнего времени Хелиус был военным атташе в Риме, а до этого служил адъютантом у кайзера. На эту должность фон Хелиус попал после совместной службы в гусарском полку с будущим императором, где они стали друзьями. В рекомендательном письме Михаилу «дядя Вилли» назвал генерала своим очень хорошим другом, которому можно всецело доверять.

Я и Сандро молча ждали, когда Михаил продолжит.

– Пока мы разговаривали с кузеном Вилли, французы в пять утра по берлинскому времени начали наступление в Верхнем Эльзасе. Как сообщил фон Хелиус, по предварительным данным французы силами 7-го пехотного корпуса в составе 14-й и 41-й пехотных дивизий и 8-й кавалерийской дивизии с двумя полками пехоты из гарнизона Бельфора пересекли границу и нанесли удар в направлении Мюльгаузена. Также фон Хелиус сообщает, что в германском Генеральном штабе не понимают, зачем французы так поступили. Этих сил слишком мало, чтобы развить какой-то успех. По данным германской разведки, тридцати пехотных батальонов, тридцати эскадронов и ста двадцати полевых орудий не хватит даже плацдарм удержать на тридцатикилометровом фронте на левом берегу Рейна до подхода основных сил, не говоря уж о наступлении в глубину германских территорий. Прикрывающие границу немецкие части начали отход к переправам через Рейн, где оборудованы оборонительные позиции, ибо главной задачей германцев в Эльзасе было не пропустить противника за Рейн. Туда же уже направлены дополнительные силы. День-два – и французы лишатся своего локального превосходства и будут вынуждены отойти назад или к Вогезам[1], а значит, вся операция превращается в какую-то демонстрацию.

Регент замолчал.

Паузой воспользовался Сандро и спросил:

– Хелиус что-то предложил или попросил в связи наступлением французов?

– Пока просто довел информацию и, так же как и кайзер, попросил ускорить прибытие русской экспедиционной армии к границам Эльзаса. Военный министр сейчас займется этим вопросом. Какое-то сумасшедшее воскресное утро. Ладно, давайте завтракать. Позже обсудим сложившуюся обстановку, – произнес Михаил, садясь за стол.

Глава 2