Мой (не)любимый дракон. Оковы для ари

– Но можешь ею стать, если продолжишь испытывать мое терпение, – отрубил жестко, словно я и правда по статусу занимала место где-то между служанкой и рабыней. А может, и того ниже.

Стало горько, горько до тошноты. Я надеялась, что со временем он успокоится и сумеет меня понять. Но о каком понимании может идти речь, если мы даже такой пустяковый конфликт не в состоянии разрешить.

И все из-за твердолобости некоторых экземпляров.

– Пошел ты знаешь куда!

– Только после того, как ты пойдешь к себе.

Оттолкнула, вырываясь из рук Ледяного, тоже ледяных, и сказала, отступая:

– Вижу, Герхильд, ты делаешь все возможное, чтобы чувства, что сейчас испытываешь ко мне, стали взаимными.

Он ничего не ответил. Только усмехнулся чему-то и, знаком подозвав стражника, велел проводить ее лучезарность. Потому что сама лучезарность может ненароком заплутать в коридорах замка.

Из последних сил сдерживая слезы, рванула прочь, слыша за спиной быстрые шаги провожатого. До самого вечера занималась тем, что выдумывала, куда бы послать его гадство. Интересное, как оказалось, занятие. И даже подарок Герхильда – прибывшая на закате Мабли – не смог потушить полыхавшее в душе пламя.

Но хотя бы со мной теперь была верная служанка. Та, которая, в отличие от Ледяного, меня поддерживала и понимала.

Глава 9

– Вот так, почти готово. – Мабли закрепила эннен и бережно расправила вуаль, молочной дымкой окутавшую головной убор. Отошла на пару шагов, желая полюбоваться результатами своих стараний, и восхищенно выдохнула: – Ах, ваша лучезарность, мне кажется, после замужества вы стали еще краше!

– Давай лучше не будем о наболевшем, – мягко напомнила девушке.

Со вчерашнего дня моя теперь уже старшая камеристка пребывала на седьмом небе от счастья. Нет, жизнь в доме бургомистра ее вполне устраивала и хозяйка, по словам Мабли, попалась замечательная. Щедрая и совсем не требовательная. Но Мабли все равно скучала. По службе при дворе, по эсселин Сольвер (я не стала уточнять, по которой), по Снежку. Имя Леана в разговоре ни разу не прозвучало, но судя по тому, как они сегодня с утра шептались, едва друг к другу не прижимаясь, уверенные, что никто их не замечает, по юному пажу Мабли скучала в первую очередь. Единственное, что омрачало радужное настроение девушки – это известие о смерти Блодейны и тревога за будущее Сольверов.

– А вдруг его великолепие решит их наказать?

– Пока что его бессердечие наказывает исключительно меня. – Приложила к груди сапфировое ожерелье со струящимися в ажурной оправе каменьями. Оно идеально подходило к платью из темно-синего бархата и колпаку с вуалькой. – Эррол Ритерх до сих пор знать не знает, что я не настоящая Фьярра, поэтому его вроде как не за что наказывать. Если верить старейшинам, это страшная государственная тайна.

– Но ничто не мешает Ледяному по-тихому разобраться с его светлостью, – весомо заявила девушка и ловко справилась с застежкой украшения. После чего потянулась к раскрытому ларцу, в котором хранились сапфировые сережки-грозди из того же комплекта.

Если честно, меня судьба Сольверов тоже тревожила. Не то чтобы я переживала за князя… Но к дочерям его (всем, кроме Фьярры) испытывала искреннюю симпатию. Надеюсь, Герхильду хватит ума и сострадания (впрочем, в последнем сомневаюсь) пощадить ни в чем не повинных алиан, нуждающихся в опеке отца.

Не прошло и часа, как я была готова к праздничному мероприятию, которое по традиции устраивалось в честь окончания затворничества ари. Будет пир, бесконечные тосты – за меня и ледяного диктатора – а также песни, пляски и шумные пожелания долго царствовать, жить не тужить и как можно скорее подарить империи кронпринца, а тому много-много братиков и сестричек. Щекотливая при сложившихся обстоятельствах тема.

Придется полвечера торчать за пиршественным столом, улыбаться и делать вид, что все у нас с Герхильдом расчудесно. А вторую половину сидеть рядом с тальденом на троне и смотреть, как водят хороводы придворные.

Тоже притворяясь. Что я счастлива. Что я Фьярра. Продолжать играть навязанную роль. Теперь навязываемую мне Скальде и советом старейшин.

Последние с утра пораньше заявились всей своей братией. Дружно распяли меня взглядами, после чего принялись методично вдалбливать, что должна держать язык за зубами.

– Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы по Адальфиве пошли слухи о возможности перемещения душ между мирами. Представьте, что тогда начнется! – жестикулируя, словно дирижер в оркестровой яме, озвучивал прописные истины мой горячо «любимый» старейшина Тригад. – Каждый второй, если не первый, маг пожелает попробовать, рискнуть, поставить на кон все, лишь бы приподнять завесу мирозданья. Нам не нужны волнения и нелепые смерти.

– Согласна. Поэтому я и не собиралась ничего никому рассказывать.

– Но наш долг все же предупредить вас, ваша лучезарность, – произнес советник с таким видом, словно не поверил ни единому моему слову.

– Что ж, вы выполнили свой долг и теперь с чистой совестью можете возвращаться к делам государства. Не смею больше задерживать и отнимать у вас, господа, бесценное время, – попрощалась максимально вежливо, намекая, что магам не стоит задерживаться.

Перед тем как уйти, старейшины поклонились. Но поклонились с таким видом, словно этим действием оказывали мне величайшее одолжение, а изображать тут реверансы и книксены по-хорошему следовало фальшивой императрице. В идеале – в ногах у магов валяться, бить себя в грудь и слезно заверять, как сильно раскаиваюсь.

Все как-то дружно позабыли, что режиссером и постановщиком всего случившегося выступала морканта, а я была подневольной актрисой. Куклой на шарнирах, которую при помощи шантажа дергали за ниточки.

От старейшин и узнала, что вечером состоится скромный сабантуйчик для придворных. Человек на сто – не больше. Меня настоятельно попросили выглядеть и вести себя надлежаще статусу лучезарности, после чего наконец удалились с высоко поднятыми головами.

Остаток дня провела за общением с фрейлинами и подготовке к пиршеству. Ближе к вечеру «топ-модели» сменили наряды на более яркие, затканные экзотическими птицами и райскими цветами, богато расшитые серебром и жемчугом. Головные уборы, как и платья, тоже сверкали. Но ярче всего сияли глаза девушек. Для каждой это был первый бал при дворе императора. Первая возможность себя показать и на других посмотреть. Заценить благородных эрролов, не обремененных узами брака, и наметить для себя потенциальных кандидатов в избранники.

В сопровождении разряженной свиты я отправилась в Аметистовую залу, получившую такое название из-за старинных гобеленов, на которых были вытканы лавандовые поля под закатным небом, и витражей, в узорах которых преобладали сиреневые и фиолетовые оттенки.

Этот зал был меньше тронного, но ничуть не уступал ему в роскоши. Длинный стол расположился между двумя рядами колонн, подпиравших стрельчатые своды. Кованые люстры пламенели зажженными свечами, и над тяжелыми канделябрами пугливо трепетали язычки пламени, выхватывая из вечернего полумрака многочисленные яства, дразнящие своими видом и запахами.

Мое появление придворные встречали стоя. В тишине, нарушаемой редким шепотом. Я шла под аккомпанемент из стука собственных каблуков. Руки, сжимавшие ткань платья, дрожали и покрывались испариной. Весь вечер и добрую половину ночи провести бок о бок с Герхильдом и при этом оставаться пай-девочкой – испытание не для слабонервных. А у меня нервы в последние время как раз-таки очень… слабые. Особенно когда их начинает трепать мне Скальде.

К моему облегчению, очень быстро вниманием собравшихся завладели фрейлины. Дамы встречали императорский «шлейф» откровенно завистливыми взглядами. Мужчины – тоже откровенными. Но только без зависти. Я так и чувствовала, как по залу разливаются флюиды восхищения, восторга, вожделения. Каждому неженатому эрролу (да и женатым ловеласам) не терпелось поближе познакомиться с красавицами.

Тальден сидел в своей излюбленной позе – вальяжно развалившись в кресле с бокальчиком чего-то крепкого. В расстегнутом темном камзоле, открывавшем кипенно-белую рубашку. Герхильд мазнул по мне коротким взглядом, словно художник по холсту кисточкой провел. Но, видимо, чем-то этот «холст» ему не понравился, раз он оперативно переключился на обмазывание взглядами моих фрейлин.

И даже когда я опустилась рядом с тальденом в глубокое кресло, он продолжал бесцеремонно изучать рассевшихся по правую от меня руку прелестниц.

– Смотрите, слюной не захлебнитесь, ваше великолепие, – почувствовав укол ревности, не то прошептала, не то прошипела, подавшись к благоверному.

Знаю, знаю, должна была совладать с собой, стиснуть зубы и смолчать. Но рядом со Скальде было сложно держать в узде эмоции, замуровывать в лед чувства.

– Не захлебнулся бы, если бы жена не глотала первое, что ей предложат, рискуя собственным здоровьем. Только чтобы со мной не встречаться.

Ой. Кажется, Хордис попался. И я вместе с ним.

Лихорадочно оглядела Аметистовую залу. Обнаружив среди застольщиков душку-мага, улыбающегося и пышущего здоровьем, облегченно выдохнула. А потом вдохнула, на свою голову, и чуть не подавилась воздухом. Когда заметила взгляд, каким его бесцеремонность награждал нежную блондинку Эйвион.

Зачесались руки схватить первое попавшееся блюдо – да вон хотя бы жаркое из чего-то там в глиняном горшочке – и увенчать этим горшочком голову Герхильда. А глаза залепить кружочками моркови, чтобы перекрыть визуальный доступ к кудрявой болонке.

– Значит, вон она какая, месть за то, что не хочу становиться инкубатором для твоего наследника?

– Если под инкубатором подразумевается та, которая выносит моего ребенка, то ты в любом случае им станешь, – самоуверенно пообещали мне на ухо.

Я как раз смотрела на молочного поросенка с запеченным яблоком в пасти и мечтала заткнуть им рот его хамству. Яблоком. Но можно и поросенком, чего уж там.

Тальден подал знак, и придворные принялись звенеть кубками, дружно греметь столовыми приборами под звуки виол и лютен. Ужин начался бодро. Зазвучали тосты, полились вина, зал наполнился смехом и веселыми возгласами.

Веселились все, кроме будущей императрицы. Ну и Ледяного. Но он в принципе веселиться не умеет. А улыбался в последний раз – искренне, заразительно – кажется, на нашем свидании в Рассветном королевстве. А потом были посещение Храма Весны и источник Юны. В который я, испугавшись, так и не заглянула. И вот теперь пожинала плоды своей трусости.

– Вы, кажется, из Тервильского княжества, эсселин?… – закончив шептаться с седобородым магом, снова переключился на фрейлину Скальде.

Я подавилась вином и лишь неимоверным усилием подавила в себе желание плеснуть тем, что осталось, в Герхильда.

– Эйвион Алаур, ваше великолепие, – смущенно представилась девушка.

Тальден откинулся на спинку кресла, не прерывая зрительного контакта с моей подопечной. Которая и так постоянно краснела, по поводу и без. А от внимания Ледяного и вовсе приобрела свекольный оттенок. Потупилась смущенно, но не без кокетства. А после… томно улыбнулась своей тарелке.

Я же постаралась сосредоточиться на собственной посуде и даже, делая заинтересованный вид, стала прислушиваться к эрролу Корсену, который с жаром доказывал коллеге-старейшине, что состязания на Алом турнире уже давно пора разнообразить новыми необычными испытаниями. И непременно разрешить зрителям делать ставки. Мол, азарт только подогреет интерес к этому долгожданному мероприятию.

И пока я смотрела на затейника-мага, Скальде продолжал интересоваться детством, отрочеством и недавней юностью белокурой скромницы.

К сожалению, интерес его великолепия заметила не только я. Кашлянула, намекая, что пора закругляться, потому что на нас все пялятся. Ноль реакции.

– Издеваешься?

– О чем это ты? – прикинулся дурачком тальден.

Очень подходящая ему роль.

– На нас же все смотрят!

– Ты, Аня, – императрица. Привыкай к вниманию.

– Предлагаешь привыкнуть и к тому, что в моем присутствии будешь раздевать кого попало взглядом?! – прошептала одними губами, хоть очень хотелось выкрикнуть это в драконью физиономию. А потом поставить в своем выступлении большую и жирную точку – пощечину. Ну или две «точки». Хотя чего уж мелочиться, можно и целое «многоточие».

– Извини, увлекся, – отхлебнув вина, типа покаялся Герхильд и пообещал с усмешкой: – В твоем присутствии больше не буду.

Я честно пыталась проглотить обиду вместе с перепелкой под ягодным соусом. Перепелку с горем пополам проглотила, а вот обидой подавилась. И с улыбкой (уж какая получилась), чтобы со стороны смотрелось, будто о чем-то приятном воркую с благоверным, негромко проговорила:

– А если издеваться начну я? Беря пример с дорогого супруга. Смотри, чтобы потом не пришлось гадать на кофейной гуще, задаваясь вопросом, твой это ребенок или какого-нибудь из придворных.

Отблески пламени отразились в глазах дракона. Или в них заполыхало пламя его собственное. Бесовское такое.

Впрочем, долго раздумывать над этим не стала. Поднялась, прежде чем тальден не выдал очередную провокацию.

Придворные, замолкая, тоже встали.

– Это был чудесный вечер.

А также, надеюсь, единственный и неповторимый. В том смысле, что больше никогда не повторится.

– Но я в последнее время себя неважно чувствую, а потому вынуждена вас покинуть. Мне нужен отдых.

Взглядом велела фрейлинам выметаться из зала, чем явно обломала надежды эсселин Алаур на парочку танцев с драконогадом. Благо Герхильд не пытался меня удержать, иначе бы скандала точно было не миновать. Лишь бросил напоследок, приподнимая кубок:

– За здоровье ее лучезарности! Чтобы скорее… хм, поправилась. Нам… мне на радость.

Мысленно обрушив на голову тальдена гору посуды, а заодно и ночные горшки со всего замка, ушла от греха подальше.

* * *

Я все-таки отвоевала для себя кусочек свободы и личного пространства, в котором так нуждалась и которого с появлением в Ледяном Логе фрейлин у меня почти не осталось. Его великолепие великодушно (правда, не с первого раза) разрешил своей ари по утрам и вечерам выгуливать саму себя в парке. Вроде как выпускал любимую (или не очень) собачку порезвиться на лужайке.

По окрестностям замка я бродила одна. Ну или в компании Снежка. Иногда к нам присоединялась Мабли. Ее присутствие не было в тягость. Наоборот, приятно провести время с тем, кто знает тебя настоящей. Принимает такой, какая есть. Поддерживает и не перестает подбадривать.

– Драконы, они ведь звереют от обмана. И с этим уже ничего не поделаешь, – философски рассуждала девушка, сонно позевывая, рукой касаясь первых проклюнувшихся шелковистых листков. – Не забывайте, тальдены – не просто люди. В каждом сильно́ животное начало – их магическая суть, которая и восстает против лжи. Вспомните про древние ритуалы, что проводили первые тальдены и алианы по завету глав родов. Чтобы стать ближе друг к другу, быть едиными. Для драконов важно доверять своим половинам, с которыми они делятся самым ценным – родовой силой. В те времена даже незначительная ложь считалась предательством. Это заложено глубоко в их душах и сердцах. Вам и самой довелось на себе почувствовать, каково это – быть под воздействием чар. Легко ли было противиться любовной связи? Вот так и его великолепию сложно противостоять магии, что впитал с молоком матери. Поверьте, ваша лучезарность, он тоже страдает и переживает.

– Хреновые у вас ритуалы, – подытожила мрачно и, вздохнув, добавила: – Я все понимаю. Вот только не представляю, как достучаться до Скальде. Сколько будет продолжаться эта его борьба с завихрениями в голове и сколько еще раз, пока будет копаться в самом себе, успеет меня ранить? Мы ведь так даже ни разу нормально и не поговорили. Он просто меня к себе не подпускает!

И в сердце свое ледяное тоже не пускает.

В ответ Мабли не то вздохнула, не то зевнула, а скорее, все вместе. Было раннее утро. Придворные в этот час еще сны досматривали, а жаворонкам-старейшинам и слугам было некогда разгуливать по императорским паркам. Поэтому мы с Мабли наслаждались тишиной, нарушаемой лишь шелестом ветра, и красотами пробудившейся после долгой зимы природы. На деревьях уже вовсю набухали почки, которые кое-где успели раскрыться, радуя глаз малюсенькими листочками. Погода стояла прохладная, и тем не менее в воздухе упоительно пахло весной. И солнце, медленно плывя по небу, разгораясь, целовало в щеки первым робким теплом. Заставляло жмуриться и идти дальше, постепенно удаляясь от замка, отбивая всякое желания в него возвращаться.

Было странно видеть ледяные статуи на фоне зеленеющих кустарников. Но ари и не думали таять. Прекрасные и печальные, они все так же источали тоску и холод. Являлись безмолвным напоминанием о том, что императорский род по-прежнему проклят.

– Как подумаю, что вы могли стать одной из них…

Мабли поежилась, обхватила плечи руками, а шагнув вперед, что-то сдавленно пропищала.

Я проследила за ее взглядом и попятилась, не желая быть обнаруженной. Потянула назад и растерявшуюся служанку. Вместе мы укрылись за широким стволом дерева и замерли, почему-то даже перестав дышать.

Неподалеку возвышалась ледяная красавица, обласканная лучами неспособного растопить ее солнца. За покойной ари белела беседка из грубого камня, в которой коротала время Эйвион… в компании Герхильда.

Мабли сдавленно всхлипнула, расстроенная увиденным, а молодые листочки клонившегося к нам дерева посеребрило узорами инея. Сложно контролировать силу, когда в висках оглушительной пульсацией отдается одно единственное желание – вот прямо сейчас пополнить императорскую коллекцию еще одним смазливеньким экспонатом.

Все эти дни я пыталась поговорить со Скальде. Увидеться с ним в надежде пробиться через броню из холода и отчуждения благоверного. И забрало ледяное приспустить, чтобы не смел под ним от меня прятаться. Но его великолепие то был страшно занят сверхважными делами и не мог уделить внимание совершенно неважной мне, то и вовсе уезжал из замка. А вот для эсселин Алаур время нашел. И даже маску холодной отрешенности ради нее с лица стащил.

Заныло сердце, зажатое в тисках ревности.

Эта была та самая беседка, в которой Ледяной подарил мне цветок Арделии. Как сейчас помню его и меня – нас, сидящих друг к другу так близко. В тишине, которая не казалась неловкой. Которую не было желания нарушать. Наоборот, хотелось продлить ее и мгновения этой близости.

Беседка та же, а действующие лица поменялись. Эйвион улыбалась, кокетливо хлопая ресницами. Краснела (свекла недоделанная) и, томно закусывая губу, опускала взгляд. Не то в собственное декольте им ныряла, не то свои холеные ручки рассматривала.

Скальде стоял, облокотившись на каменные перила, и что-то рассказывал белобрысой мымре. Удивительно, как, корча из себя эталон галантности, куртку ей свою на плечики не накинул и не одарил цветочком волшебным. Страдает он и переживает – как же! Всем бы так страдать и переживать… А улыбка – это, наверное, гримаса отчаянья.

Ну да.

Бедный, бедный обманутый дракон.

Мать его.

– Подойдете к ним? – встревоженный голос Мабли немного притушил пламя ярости и заставил отчаянно быстро закрутиться в голове шестеренки мыслей.

Девушка выглядела расстроенной. Только что она наивно рассуждала о том, как сильно драконов ранит ложь. И вот этот сильно раненый дракон (раненый на оба полушария) преспокойно флиртует с другой. А та другая смотрит на него совершенно влюбленными глазами. По-собачьи так.

Никакой привязки не надо.

– Позже к нему подойду.

Когда рядом не будет Эйвион. А то ведь опять поругаемся, вместо того чтобы раз и навсегда расставить в наших отношениях все точки. И обязательно сделать это надо будет сегодня. Хочется того дракону драконскому или нет!

Глава 10

Держала я в руках себя долго – часа пол, если не все минут сорок. Пока в мою красивую, с золотыми прутьями клетку веселой гурьбой не ввалились фрейлины, и мне тут же нестерпимо захотелось из нее вывалиться. Как вариант – вывалить из окна одну улыбающуюся златовласку, явно метившую в фаворитки Скальде.

Ох, дометится она у меня, ох, домечтается.

– Дамы! Рада, что день начался с улыбок, – поприветствовала жертв средневековой моды, каждый день меняющих шмотки.

Никаких богатств на этих тряпичниц не хватит. Неудивительно, что родители поспешили от них избавиться.

– Я ненадолго отойду, а вы пока займитесь чем-нибудь, – велела расприседавшимся в реверансах девушкам.

Лучше и правда уйти. А то ведь действительно могу не совладать с ледяной силой. Не хотелось бы потом отдирать Эйвион от стенки. А хотя… Представила, как бы смотрелось над кроватью панно из заледеневшей фрейлины. Ну, в общем, свежо и неизбито. К тому же я всегда питала слабость к авангардизму.

– Эсселин Алаур! – Приостановилась, поравнявшись с кроткой ланью, глазки у которой так и сияли, а еще бегали туда-сюда взбесившимися маятниками: девица явно старалась не встречаться со мной взглядом. – Выпейте чего-нибудь горячего, вы вся дрожите. Так и заболеть недолго, все утро просиживая на холоде с моим мужем.

Сказать, что фрейлина побледнела – это ничего не сказать. С хорошенького личика сошли все краски, и первым сбежал так осточертевший мне румянец. Остальные девицы, испуганно замолчав, тоже как-то поблекли. Наверное, из солидарности с мамзелью.

– У вас даже кожа с нездоровым синюшным оттенком. – Приложила ладонь к вмиг покрывшемуся испариной лбу девушки, после чего покачала головой. – И такая холодная… Неужто уже успели побывать под его великолепием? Скажу по секрету, – подавшись к фрейлине, продолжила доверительным шепотом: – проклятие Герхильдов – та еще дрянь. И с каждым новым поколением становится все дряннее и заразнее. Об этом вообще-то известно только узким кругам, но… Раньше страдали одни алианы – избранницы императоров. А теперь, бывает, и простые эсселин замерзают. Вот так. Нет, они не превращаются в гламурные статуи. Просто коченеют – и адью, в фамильные склепы. Если что, я предупредила. А дальше уж ты сама, своими мозгами. Ну или что там прячется за этой хорошенькой мордашкой, – ласково потрепала фрейлину за белую щечку и с чувством выполненного долга отправилась общаться с драконом.

* * *

Долго искать Ледяного не пришлось. Он обнаружился у себя в кабинете в обществе эррола Корсена и какого-то безымянного старейшины. Верный пес-паж тальдена – наглый такой юнец, у которого молоко на губах не обсохло (мой ровесник то есть; вернее, ровесник Фьярриного тела), ни в какую не хотел меня впускать. Заверял, что как только хозяин освободится, он передаст ему все, что мне будет угодно передать, но сейчас его занятость ни в коем случае нельзя беспокоить и отвлекать.

– Рано тебе еще такие слова знать, которые я намерена передать твоему господину.

Ни уговоры, ни угрозы пажа не впечатлили. Другое дело ледяная корка, запечатавшая мальчишке рот. Что-то испуганно промычав, он отскочил в сторону, открыв доступ к дверям, отделявшим меня от Скальде.

Не теряя времени, толкнула створки и заявила с порога:

– Я готова делать ребенка!

После чего начала раздеваться на глазах у опешивших магов. Если и это не отвлечет венценосного от дел и не заставит обратить на меня внимание, то все, я сдаюсь. И перевоспитывать Ледяного больше не берусь.

Повисло молчание. Напряженное такое, я бы даже сказала – взрывоопасное. Рванет по-любому. Прямо сейчас или чуть позже. И пока я храбро сражалась со шнуровкой платья, перекрестьями темневшей на светлом бархате, обстановка продолжала накаляться.

Чтобы благоверный скорее вышел из транса (а то, может, так и будет сидеть пнем с глазами, и мой стриптиз затянется надолго), демонстративно приспустила рукава с плеч, потянула за вырез платья, обнажая кружево нижней рубашки, тонкой, почти прозрачной, и при этом смотрела дракону в глаза.

Старейшины, если честно, были в ауте. И Герхильд с ними за компанию – никак не мог выронить даже слово. А когда все-таки выронил, я, маги, статуэтки на книжных полках и прочая расставленная по кабинету мелочь вздрогнули от яростно-грозного:

– Выйдите!

Видать, недостаточно проняло, потому что старейшины как сидели, пялясь на меня с самым бестолковым видом, так и остались сидеть. Никак не могли поверить, что все происходит на самом деле. Или банально хотели досмотреть представление.

– Выйдите. Быстро! – пугающе тихо повторил дракон.

В голосе его перекатывались рычащие нотки. Всякий раз, стоило их услышать, у меня внутри начинало что-то вибрировать. Никогда не бывала вблизи проснувшегося вулкана, но, наверное, так могла бы звучать поднимающая из недр кратера на поверхность лава.

Старейшины наконец очнулись. Уткнувшись взглядами в пол, бледные, взволнованные, устремились к выходу. Чуть не столкнулись со мной, отскочили, словно от прокаженной, и, пробормотав что-то невнятное (надеюсь, не ругательства), просочились в приоткрытую створку.