Мой (не)любимый дракон. Оковы для ари

Укравшую не только родовую силу. Казалось, Фьярра… – мужчина горько усмехнулся, поправив себя мысленно, – нет, теперь уже Аня, забрала с собой и часть его сердца. А может, все целиком прихватила, потому что сейчас Ледяной его в себе не чувствовал. Не чувствовал ничего, кроме холодной решимости.

Как можно скорее прекратить начатое моркантой безумство.

Увидеть девушку, ему совершенно незнакомую, так и не удалось. Превратив в ледяную пыль очередной цветок, тальден приказал привести ари, надеясь, что та не будет снова так раздражающе блеять и падать в обморок от страха при виде наследника, а сумеет с помощью цветка Арделии показать ему иномирянку. Проскользнув в покои будущего императора, девушка замерла, как служанка на пороге, не решаясь ни приблизиться к ледяному магу, ни поднять голову, ни уж тем более встретиться с ним взглядом.

Скальде ответил на приветствие алианы, опустившейся в низком реверансе, мрачным кивком, невольно вспомнив о том, что произошло между ними накануне…

…Чудо, что Фьярра осталась жива. Чудо, что сумел остановиться, удержался от соблазна выдавить из хрупкого тела признание вместе с жизнью. После сбивчивого рассказа девушки пламя ярости обожгло что-то внутри. Обожгло до боли, настолько острой, что хотелось одновременно, чтобы продолжала говорить и чтобы тут же умолкла…

Повинуясь безмолвному приказу, алиана робко пересекла спальню, коснулась ледяного цветка кончиками пальцев, несмело забирая его из рук дракона.

А услышав требование, произнесенное глухим, лишенным эмоций голосом:

– Покажи мне ее, – покорно прикрыла глаза, воскрешая в памяти образ той, чьей жизнью жила последнее время. Представляя девушку, за которую выдавала себя по приказу эссель Блодейны.

Скальде смотрел на алиану, не в силах отвести взгляда. Бирюзовый шелк струился по тонкому стану, плавно его обтекая. Волосы, заплетенные в свободную косу, золотистым ореолом обрамляли идеальной красоты лицо. Тонкие черты, чувственные губы, которые когда-то хотелось ласкать, терзать поцелуями. Он готов был смотреть на эту девушку вечно и в то же время не желал ее больше видеть. Не желал слышать этот голос, в котором постоянно звучали молящие нотки.

Не желал ощущать ее рядом с собою.

«Это была ее идея! Клянусь! – вспомнился отчаянный шепот сквозь слезы. Единственный раз Фьярра заглянула ему в глаза, когда задыхалась от сковавшего горло льда. – Клянусь… Поверьте! Все придумала эссель Блодейна. Все она…».

Девушка судорожно вздохнула, когда ледяные тиски, тая, холодными струями побежали по шее, затекая за ворот платья, и, обессиленная, рухнула к ногам мужчины. Скальде отпрянул от девчонки, что перед всею Сумеречной империей назвал своею женою. Отошел подальше, потому что искушение наказать ее так, как в свое время за обман алиан наказывали предки, туманило разум.

И вот эта пугливая, безвольная, ведомая по жизни лань снова стоит перед ним. Он смотрит на нее, совершенно спокойный, внешне невозмутимый. Ледяной, каким был прежде, до знакомства с липовой княжной. Она – бледная, осунувшаяся и, как обычно, смертельно напуганная. Скальде уже казалось, что Фьярра просто не может не бояться, и это еще больше его от нее отвращало.

Пальцы девушки едва заметно подрагивали, удерживая в ладонях невесомый цветок. По полупрозрачным лепесткам пробегали искры, брызжа из хрустальной сердцевины, воспламеняя лед. Вот так и в душе тальдена вчера бушевало пламя гнева. Бушевало до тех пор, пока не выжгло все внутри до пепла, и теперь привычный холод сковал его разум и сердце.

Спустя минуту, которая наедине с алианой стала вечностью, всполохи померкли, и глазам мужчины открылась картина другого мира. Образы расплескались по ледяной глади, с каждой секундой становясь четче, ярче.

«Почему она согласилась стать тобой, участвовать в отборе?» – вопрос, который он вытолкнул из себя, прорычал, справившись с желанием придушить девчонку. Уже после того, как Фьярра, казалось, выплакала все слезы и выжала из себя все слова признания.

«Не знаю, – съежилась на полу алиана, притягивая к груди колени и стыдливо в них прячась. – Из-за мужа, наверное. Аня его очень любит. Или любила. Когда все случилось… они как раз женились», – закончила еле слышно.

Хотя он бы предпочел и вовсе этого не слышать.

Из-за мужа, которого любила…

И с которым Скальде теперь имел возможность, честь и «радость» познакомиться. Потому что цветок показал не только Аню, но и тагрового супруга, с довольным видом несущего на руках бывшую алиану.

Видение, замерцавшее на хрустальной поверхности лепестков, вспороло сковавший разум лед, подожгло в венах кровь, выталкивая на поверхность сознания ревность, гнев, злость.

Теперь все вставало на свои места. Вот почему ее так тянуло к Крейну! Вот почему их так часто видели вместе. А ведь Скальде был уверен, что все это происки Хентебесира! Но теперь… Нападение на Снежном балу… Был ли виноват только герцог или наказания заслужили оба: Крейн и фальшивая невеста?

Двойник герцога бережно уложил девушку на ютившуюся в крохотной комнатушке кровать. Аня была такой же хрупкой, такой же миниатюрной, что и эсселин Сольвер. Только волосы темнее, а еще короткие. С ними и в странных штанах, до неприличия облегающих округлые бедра, она походила на мальчишку-пажа. Жаль только, что на иномирянке, как на императорских слугах, не было наглухо закрытой куртки. А то, что было, назвать одеждой язык не поворачивался.

Скальде поймал себя на том, что думает о каких-то глупостях. Глупостях, от которых голова шла кругом, и самообладание, подобно волшебным цветам, разлеталось осколками. Вонзившимися в сердце, когда Крейн-муж опустился на кровать рядом со спящей девушкой. Когда собственническим жестом убрал скользнувшую на лицо прядь и наклонился, чтобы поцеловать. Неважно, что только в висок. Неважно, что мимолетно. Скальде дернулся, будто от удара, сжигаемый осознанием, что не может сейчас же оказаться с ней рядом и отшвырнуть от нее герцогского двойника.

Исподволь посмотрев на Ледяного, Фьярра испуганно вздрогнула, но цветок из рук не выпустила. Крепче сжала его в побелевших от холода ладонях, с жадностью ловя каждый жест и взгляд мужчины из другого мира.

Отражающаяся в ледяных лепестках девушка тревожно заворочалась. Не то пыталась оттолкнуть от себя мужа, не то, наоборот, желала оказаться к нему ближе.

– Все хорошо, я рядом.

Он заботливо накрыл ее одеялом и устроился подле нее на кровати.

Фьярра тихонько всхлипнула, но тут же закусила губу в тщетной попытке справиться с неприятными чувствами.

– Хотела бы сейчас оказаться на ее месте? – усмехнулся Герхильд, усилием воли возвращая себе былую сдержанность.

Ее лучезарность не ответила, продолжила кусать губы и впиваться взглядом в цветок Арделии. В небесно-голубых глазах снова стояли слезы, но на этот раз Скальде готов был поклясться, это были не слезы страха. Ревность, обида, злость – вот что сейчас испытывала алиана.

– Скоро твое желание исполнится, – мрачно пообещал ей тальден, забирая цветок.

В последний раз бросил взгляд на девушку, безмятежно уснувшую на плече другого. Того, кого уже почти что ненавидел. В последний раз позволил яду ревности отравить ему душу.

В последний раз позволил себе чувствовать.

Глава 4

Снежка хлебом не корми, дай с утра пораньше «умыть» хозяйку и от души по ней потоптаться. Вот и сегодня кьерд не отличился оригинальностью, устроил мне топтально-умывальную программу. Массаж, душ, будильник – все в одном флаконе, вернее, кьерде. Который явно не собирался оставлять меня в покое, продолжал мять лапами шею, проводил шершавым языком по подбородку и все пытался подцепить когтями одеяло, дабы стянуть его с меня, очевидно считая, что лентяйке уже пора просыпаться.

– Снежок, милый, будь другом, пойди кого-нибудь другого полижи, – попросила сквозь дрему, натягивая повыше простыню.

Веки, словно спаянные, никак не желали разлепляться. А я, несмотря на назойливое внимание снежного хулигана, ни в какую не желала отлепляться от матраса. Зевнула сладко, вновь погружаясь в сон, и пообещала самой себе, что посплю еще совсем немножко. Самую малость, чуточку, капелюшечку. Ну, может, несколько капелюшечек, пока голова не перестанет напоминать якорь, который неумолимо тянуло ко дну, то есть к подушке.

Не успела отчалить в страну Морфея по морю наиприятнейших сновидений, как на кухне некто неизвестный загремел посудой.

Так, стоп! А откуда в покоях алианы взяться кухонной утвари? Титаническим усилием открыла глаза, чтобы тут же лицом к лицу (или скорее лицом к морде) столкнуться с другим своим питомцем – Котением Котеньевичем, будившим меня с самым корыстным намереньем: чтобы скорее насыпала ему еду. Хоромы алианы вдруг сузились до размеров двушки, а вместо белоснежной туши по мне прохаживалась полосатая и еще более наглая.

Вздохнула печально и почесала кота за ухом. Вот так всегда. Не успеешь проснуться, а настроение уже ниже потолков в хрущевке. При воспоминании о кьерде сердце тревожно заныло. Как он там? С лжехозяйкой. Блодейна ведь привязала его только к телу Фьярры, но вот черную душонку алианы к кьерду привязать не успела. Вдруг из-за этого он страдает? Или того хуже – медленно, мучительно умирает.

Все, все, все, не могу! Не могу больше о нем думать! От всех этих мыслей недолго и свихнуться.

Зашипел кофе, выползая из гейзерной кофеварки и дразня своим ароматом.

– Мам?

Спихнув полосатый будильник на пол, выпуталась из плена одеяла, села на кровати. Чтобы тут же со стоном повалиться обратно и уставиться на рой кружащих под потолком хрустальных бабочек. Это был подарок свекрови – люстра с крылатыми висюльками.

Наверное, голова закружилась из солидарности с бабочками. В последний раз я так паршиво себя чувствовала после возвращения из Адальфивы. Сжавшись в комок, сидела посреди заледеневающей комнаты и смотрела на предателя-мужа. Явившегося домой после работы с тортом и розами. Для Котеночка.

Вот меня и накрыло.

– Ань, это ты?

В руках у благоверного поникли цветы, а с ними и уголки губ, некогда приподнятых в улыбке.

– Я. И, как вижу, тебя это не радует.

Шоколадный бисквит превратился в торт-мороженое, огненно-красные лепестки тусклыми стекляшками рассыпались по полу.

Хорошо, что Воронцов в тот вечер не рассыпался и не стал мороженым. Хоть верхнюю одежду я ему хрустящей корочкой все-таки покрыла.

Выплеск магии и сильнейшие потрясения сделали свое дело. Высказав Леше все, что думаю, о нем и его приживалке, я потеряла сознание. Должно быть, вчера в клубе случилось то же самое. Я дала волю чувствам, а заодно драконьей силе, после чего благополучно отключилась, так и не дождавшись появления бывшего.

Что случилось потом – хоть убейте не помню. И вот кто-то хозяйничает у меня дома, и что-то мне подсказывало, что никакая это не мама.

– Доброе утро! – вошла в спальню «не мама».

Вошла (ну то есть вошел) по-хозяйски: в пижаме и домашних тапочках, которые уже давно следовало отправить в утилизацию. В руках поднос, на губах улыбка и голос мягкий-мягкий, как сахарная вата, и такой же приторно-сладкий.

– Нют, я тебе яичницу пожарил. С сыром и ветчиной. Все как ты любишь, – завилял хвостом бывший.

Нам, конечно, еще только предстоял развод, но для меня Воронцов уже точно, окончательно и бесповоротно, был бывшим.

Шикнув на Котения Котеньевича, явно перевозбудившегося от запаха яичницы, Лешка уселся на кровать со мною рядом, а кот принялся крутиться у нас под ногами.

– Ты нас вчера так напугала. Ань, опять чудит твоя ледяная магия?

– Ты что, здесь ночевал? – хмуро покосилась на Воронцова, увеличивая между нами расстояние с вытянутого пальца до вытянутой руки.

Видок у него был так себе. Волосы взъерошены, под глазами следы усталости и хронического недосыпания. Не только для меня это был непростой период в жизни, но жалости к предателю я не испытывала.

– Боялся оставить тебя одну. Ты вчера была вообще никакая. За кем ты там в клубе все гонялась?

– Надеюсь, ночевал на диване?

Вздыхает.

– Ань, ты ведь знаешь, какой он скрипучий и неудобный.

– Воронцов, ты у меня сейчас станешь сугробом!

Увы, на создание сугроба пока силенок точно не хватит. А вот на то, чтобы остудить незваного гостя соком – сейчас узнаем.

Выплеснув содержимое стакана в лицо экс-супруга, сразу почувствовала себя лучше. Чего не скажу о Лешке. Поднос с его коленей переместился на кровать, превратившись в добычу полосатого охотника, а бывший муж, перестав изображать из себя мистера Заботу и Внимание, негодующе подскочил на ноги.

А нечего было спать со мной на одной кровати.

– Может, уже повзрослеешь, Королева? – принялся вытираться рукавами.

– Может, наконец отсюда уберешься?

Успела подцепить кусочек сыра, прежде чем до него добралась усатая котячья морда. Я сейчас не в том состоянии, чтобы готовить, а организм требовал калорий.

– Аня, нам надо поговорить, – с явным усилием беря себя в руки, выцедил Воронцов.

– После наших с тобой разговоров мне приходится сушить обои! – Будто откликаясь на мои слова, одна из бумажных полосок, с унылым шелестом отставая от стены, поползла вниз. – И зачем было впутывать во все это Дашку? Рассказывать о моей якобы измене. И маме нафига названивал?!

– А это не ты ли повторно вышла замуж?

Еще и обвиняет? Ну знаете ли…

– После того, как ты променял меня на лгунью, нагло присвоившую себе мое тело, жизнь и мужа!

Благо неверный (да и благого в нем тоже замечено не было) потер ладонями лицо и резким движением пригладил волосы.

– Аня, ты даже представить себе не можешь, как я поначалу злился на нее. После неудавшегося медового месяца, во время которого она не подпускала меня к себе, а я все голову ломал, что между нами происходит, мы вернулись домой. Спустя пару недель Фьярра призналась, что сбежала из своего мира, испугавшись свадьбы с драконом. С драконом, мать вашу! Я тогда чуть не свихнулся и тебя, ее то есть, не отправил в психушку. А когда окончательно осознал, что ты – это действительно не ты, готов был ее убить. Несколько раз порывался даже выгнать. Но ведь это бы все равно ничего не решило. Это было твое тело, и я не мог им рисковать. Не мог ее отпустить. А потом…

– Все твои мыслительные процессы незаметно переместились в другое место.

– Сам не знаю, как так вышло, – не то соглашаясь с моей ремаркой, не то размышляя вслух о чем-то своем, пробормотал Леша.

Весь такой из себя потерянный и уставший опустился в кресло, приставленное к туалетному столику, который мог запросто сойти за рабочую зону бьюти-блогера. Фьярра была беспощадной в отношении семейного бюджета, и мне так и не хватило духу подсчитать, хотя бы примерно, сколько кровно заработанных, заработанных Воронцовым, ушло на бижутерию, тряпки и косметику.

– Ты же знаешь, я не из тех, кто долго злится. Спустя какое-то время меня попустило, и я невольно начал ей сочувствовать. Да мне просто стало жаль девочку! Ее в Адальфиве за человека не считали. Там всем было плевать на Фьярру. Дикий, сумасшедший мир.

– Это ты мне говоришь? – хмыкнула, зацепляя вилкой кусочек ветчины, за что была удостоена негодующим котячьим фырком.

На тарелке оставалась еще жареная помидорка, но к овощам мой воспитанник всегда относился холодно. А вот теперь и ко мне тоже. После того как умыкнула последний лакомый кусочек.

– Знаю, не должен был подпускать к себе Фьярру, но каждый день видеть ее такой… Грустной, подавленной, с утра до вечера тоскующей в одиночестве… Ань, я сам здесь чуть с ума не сошел.

Лешка прикрыл глаза и чему-то грустно улыбнулся, наверное, воспоминаниям о своем легкоранимом ангеле. Хотя, как по мне, Фьярра – хорошо замаскированный черт в юбке.

– После всего, что пережила в Адальфиве, она нуждалась во внимании и моей поддержке. Я начал показывать ей город. Мы гуляли каждый вечер, пока стояла хорошая погода. Разговаривали, знакомились друг с другом и сами не заметили, как влюбились.

– Все это, конечно, очень романтично, но, Леш, я это уже сто раз слышала и не пойму, зачем мы опять говорим о Сольвер? Нужны свободные уши? Ну так давай к Даше, раз вы такие подружки. Ей рассказывай о драконах и своих возвышенных чувствах.

Вспомнив о кулоне, поспешила снять с себя злополучное украшение. Тусклая стекляшка хранила тепло моей кожи, но, к счастью, не обжигала, как прошлой ночью. И чтобы такой оставалась и дальше – обычным камешком, а не путеводителем для всяких драконьих гадоаналогов – сунула зачарованное украшение в первую попавшуюся шкатулку. По-хорошему, нужно было сразу выбросить в ведро. Но сейчас куда важнее выбросить из квартиры Воронцова, а там уже и с кулоном разберемся.

Увы, Лешка не торопился выбрасываться. Вместо того чтобы переодеться и проваливать в направлении ЗАГСа, продолжал делиться со мной надеждами и переживаниями. Говорил, что ему безмерно жаль, что все так получилось, и что мы непременно должны остаться друзьями.

Лучшими, блин, и непременно закадычными.

– Думаешь, я не ругал себя за эти чувства? Думаешь, не беспокоился о тебе? По сто раз на день задавался вопросом: как ты там, что с тобой. Но, Ань, согласись, между нами уже давно не было искры. А Фьярра другая… Да, я потерял голову. Да, влюбился как мальчишка. Но разве с тобой не произошло то же самое?

Хмуро покосилась на отставного мужа, пристраивая шкатулку обратно к стойке с помадами. Хотя никакая это не стойка – это самый настоящий небоскреб, Эйфелева башня. Рядом стояла такая же с лаками. По-видимому, Фьяррочка ногти по пять раз на день перекрашивала.

Пока я за нее на отборе невест отдувалась.

– Ну так если не было искры, зачем предлагал за тебя выйти?

– Нам ведь было хорошо вместе, – пожал плечами экс-благоверный. – Да и мама постоянно на мозги капала, как ей не терпится внука понянчить. И что мы идеальная пара и после стольких лет вместе пора уже расписаться.

– Мама? – Я вдруг почувствовала неожиданный прилив бодрости. Кожу знакомо защипало морозцем. Все, хана обоям. А может, и Воронцову. – Хочешь сказать, ты женился на мне по совету мамы?

Это, господа товарищи, полный аут.

Лешка весь подобрался, важно выпятив грудь. Он всегда принимал такую индюшиную позу перед каким-нибудь очень важным (для него) разговором.

– В общем, Ань, ты как хочешь, а я сегодня подавать заявление не пойду.

– Что, мама не советует?

– Да просто ты здесь надолго все равно не задержишься. Скоро твой Скальде утащит тебя обратно, и тогда вернется Фьярра.

Погодите-ка…

– Это что же получается, ты не со мной не хочешь разводиться, ты с ней не хочешь разбегаться? – Помидорка-черри, сорвавшись с вилки, шмякнулась коту на филейное место, что вызвало у Котения Котеньевича новый всплеск раздражения. – Хочешь, чтобы я оказала Фьяррочке услугу и повременила с разводом? – уточнила вкрадчивым голосом.

Кивнул. И даже улыбнулся скупо. Скупо и, надо сказать, очень зря. Эта его улыбка и послужила катализатором очередного магического взрыва.

Не сдержавшись, прорычала глухо:

– Давай, Воронцов, знакомиться заново. Я – Аня. Ты – ледяной труп!

С трупом я, конечно, погорячилась, но к креслу нарушителя покоя и душевного равновесия основательно приморозила. В прямом смысле этого слова. Почувствовала, как кожу начинает колоть от холода и голубоватое свечение окутывает ладони, чтобы уже в следующую секунду плеснуть в опешившего Воронцова. Лешка даже пикнуть не успел, как оказался связан по рукам и ногам.

Еще легко отделался. Пусть спасибо скажет, что не распяла на стенке, как вчерашнего истребителя моих нервов.

Ледяные кандалы защелкнулись на запястьях мятежника, тапочки, а с ними и ноги, приросли к полу благодаря ледяным же наростам. Созданные магией веревки, будто свитые из хрустальных нитей, оплели грудь уже не моего мужчины, намертво впечатав его в мягкую спинку.

– Все еще не хочешь развода? – переспросила с ласковой улыбкой.

Кажется, мы с магической силой наконец оказались на гребне одной волны. Поняли друг друга не то что с полуслова – с полумысли. Не успела я нарисовать в сознании картину: «Леша в плену у кресла», как магия Герхильдов успешно воплотила эту мою фантазию в жизнь.

– Совсем охренела?! – заверещал муж недорезанной свиньей. Или скорее кабаном: диким, напуганным и страшно злым. – Проклятье, Королева! – рыкнул типа грозно, но потом, пораскинув мозгами, решил избрать другую тактику и, нервно сглатывая, залебезил: – Аня, Анечка, ну же, прекрати это. Освободи меня скорее. – Видя, что не спешу превращать лед в талую воду, снова завопил не своим голосом: – Ненормальная! Психичка!!! Ум-м… у-у-у…

Может, открыть фирму по производству ледяных намордников? А что, мне кажется, такой товар будет пользоваться спросом.

Коротко мяукнув, не то выражая протест против магического беспредела, не то соглашаясь с моими воспитательными методами, Котений Котеньевич благоразумно перебрался в безопасное место – под кровать. Подозреваю, Лешка с удовольствием последовал бы его примеру, но иномирская сила держала крепко.

Я подошла к мужу, отчаянно вырывавшемуся из ледяных пут. Лучше бы с таким же рвением в ЗАГС просился, подписывать заявление о расторжении нашего никчемного союза, и радовался бы, что наконец разбежится с «психичкой».

– Повторяю еще раз: будем сегодня разводиться?

Взмахнула рукой, и лед на посиневших губах пошел трещинами.

– Я же уже извинился! – принялся сплевывать ледяную крошку. – Сто раз прощения попросил! За все! Но ты с каждым днем все больше нас ненавидишь!

Вздохнула и устало прислонилась к стене. Вот идиот. Так ничего и не понял.

– Леш, я не ненавижу вас. По крайней мере, тебя уж точно. Да и Фьярра не заслужила того, чтобы испытывала к ней такое сильное чувство. Ей вполне хватит и моего презрения.

– Сколько же в тебе злости! – дернулся, гневно сверкнув выпученными глазищами.

– Леша, ау, включи приемник. Это не злость. Или ты забыл, что со мной произошло? Все то время, пока находилась в Адальфиве, меня шантажировали. Шантажировали твоей жизнью и твоим здоровьем, между прочим! И все ради кого? Ради Фьяррочки, чтобы она потом в том мире сняла все сливки. А ты предлагаешь, чтобы я и здесь ей соломку, а заодно и перинку под задницу постелила? Принцессе на горошине чертовой. Я больше ничего не буду делать ради нее, понял? Ни-че-го!

– Ань, ну разве так сложно еще немного подождать? – затянул свою песню бывший, который никак не желал становиться бывшим. – Что, обязательно сегодня заявление подавать?

– Леш, я и так ждала месяц. Больше не хочу. Может, все так и останется: я здесь, она – там. И что, предлагаешь жить долго и несчастливо, надеясь, а вдруг когда-нибудь нас снова поменяют местами? А если не поменяют? Может, он и не знает, где сейчас его сила, – закончила тихо.

– Фьярра ему все расскажет! – выпалил муженек с фанатичным блеском в глазах.

Все-таки опасная Сольвер женщина. Вон как его призомбировала.

– Сомневаюсь, – хмыкнула.

– Короче, что бы ты там ни говорила, я никуда не пойду и ничего подписывать не буду, – процедил упрямо, дернул подбородком и зубы сцепил, давая понять, что все, точка: на этом наш разговор окончен.

И когда уже успел стать таким упертым?

– Леша, не доводи до греха, – сказала почти шепотом и продолжила мягким, но оттого не менее пугающим голосом: – Я ведь могу тебе не только руки-ноги отморозить, но и кое-какие другие отростки. Один отросток. Вот и подумай, на кой леший ты потом сдашься ей такой, недееспособный. Своему Котеночку.

Откликаясь на мое мысленное пожелание, из пола вырвались ледяные побеги, шустро оплели икры благоверного, безжалостно стянулись на коленях и поползли дальше, медленно, но уверенно подбираясь к самому деликатному.

Воронцов судорожно сглотнул и промычал хрипло:

– Аня… Аня, прекрати! Аня, остановись!!!

– В общем так, дорогой. Сейчас мы едем в ЗАГС и вместе, по обоюдному согласию, подписываем бумаги. Все ясно?

Бараньей решительности во взгляде мужа как не бывало. Эх, вот что за мужик! Даже толком не поборолся за нашу славную, дружную семью.

– Леша?

Кивнул, пусть и вяло, и отвернулся, всем своим видом показывая, что отныне я недостойна не то что его внимания, даже взгляда.

Ну и пожалуйста.

– Да, попробуешь взбрыкнуть, и, поверь, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы испортить тебе жизнь. Или лишить здоровья. – В подтверждение моих слов лед захрустел, коконом стягиваясь вокруг Воронцова. – У меня в последнее время нервы и так ни к черту, так что, пожалуйста, перестань меня драконить. До суда я это точно доводить не стану, разберусь с тобой раньше.

Скрипнул зубами, от злости и досады, но продолжать выяснять отношения побоялся. Только выпалил, уже когда выходила из спальни:

– Эй, ты куда? Сними это с меня! Аня, мне же холодно!