скачать книгу бесплатно
Через неделю Кейджа пригласили в «Мэгэзин». Фотография падающего Биффа Морана слегка не добрала голосов на Пулитцеровскую премию, зато обошла все газеты Большого Яблока.
Кристофер Грант был не прочь и дальше заниматься уголовной хроникой, но ему предложили спорт. Отказываться не стал, хотя тема не слишком увлекала и не радовала. Мертвый Чемпион не отпускал репортера Кейджа.
* * *
– Скоро мы станем родственниками, Кейдж. Для католика это значит очень и очень много. Нам, Тайбби, ты подходишь – и не только потому, что католик, как и мы. Смеяться будешь, но брат нанял специального человечка, чтобы тряхнуть твое белье. И – ничего.
– Он плохо искал, Джордж.
– У каждого – свой скелет в шкафу, главное, чтобы кости не торчали наружу. Ты – незаконнорожденный, либерал, заступаешься за ниггеров и пользуешь девочек по вызову, кстати, очень симпатичных. Чем плохо?
– Незаконнорожденный?! А я думал…
– Да какая разница, Кейдж? Ты – хороший репортер и отличный парень. Но репортер – это мало. Года через два «Мэгэзин» начнет почковаться. Ежемесячные приложения на разные темы, оценил? А поскольку мы – семейная фирма, то первое приложение получит…
– …Мисс Лорен Бьерк-Грант.
– Да. Но к тому времени уже – миссис Тайбби, достойная и добродетельная супруга моего уважаемого брата. А спортивное приложение – твое, Кейдж. Пока не радуйся, тебя еще следует раскрутить. Не понимаешь? Популярный редактор – популярная личность. Восторженные отзывы от твоих девочек – хорошо, но мало. Поэтому мы с братом решили отправить тебя за славой.
– Джордж, не надо! Пожалуйста! Какой из меня редактор? И славы никакой не хочу!..
– Скоро ты станешь членом нашей семьи, Кейдж. Думай не только о себе. Я, знаешь, с большим удовольствием занимался бы обычной журналистикой, про привидения писал бы, про гаитянских зомби. Любимая, между прочим, тема! Но у всех есть обязанности. Так что готовься.
– А-а… А куда мне ехать, Джордж?
– Как куда? На войну!
* * *
Война была в Испании. Начавшаяся как-то внезапно, в разгар горячего июля, она поначалу мало кого интересовала. Журналисты, коллеги Криса, писали о грядущей Олимпиаде, о составе американской команды, о шансах славных парней Джека Уилсона и Луиса Лауриа («Включай левую! В корпус, в корпус!..»). Репортеры-международники, люди обязанные, куда больше вдохновлялись «швейцарским зигзагом», аншлюсом и передвижением войск у германских границ. Вдруг да бабахнет на весь мир? Это – действительно тема. Испания? А что Испания?
– Разборки в цыганском таборе! – резюмировал не кто иной, как сам Джордж Тайбби. – Немытая оперетка, Кейдж! Кому она нужна?
Теперь стало ясно – кому.
О самой войне Крис Грант знал мало, но читанного и слышанного вполне хватало. Анархисты при полном попущении «народного правительства» сжигали живьем священников и насиловали монахинь. Мятежники, позвав на подмогу диких марокканцев, вешали анархистов и бомбили жилые кварталы. Какой-то генерал Санхурхо пообещал спасти Отечество, потом его самолет грохнулся в море, газеты разразились некрологами, но генерал оказался живехонек, был выловлен, высушен и – и принялся спасать Отечество дальше[16 - Не так, как в нашем варианте Истории.].
Оперетка!
Кейдж, католик, незаконнорожденный, защитник ниггеров и ценитель девочек по вызову, не сочувствовал ни анархистам, ни мятежникам. Чума на оба их дома! А если вспомнить не урезанный вариант, а полный, будет еще точнее:
«Чума на оба ваши дома! Я пропал».
Кристофер Жан Грант, не трус и не герой, не хотел на эту войну. Не хотел! Не хотел!..
Особняки-корабли ощетинились пушками…
10
– Чушь говоришь! – возмутился старший. – И отец, и оба деда, и прадед наш – учителя, просветители, их все в нашей Лужице любили. Ты, Гандрий, хоть в Вендский музей сходи, который в Котбусе. Там вся стена в фотографиях. Наш папа – колдун? И дедушка? Да как ты себе это представляешь?
Капли дождя неотличимы на взгляд. Близнецы – не два человека, а две половинки. Но и половинки иногда спорят, потому что они – разные. Старший – горяч, младший – холоден, Отомар проницателен, Гандрий – систематичен, один – насквозь, второй – по пунктам.
– Музей в Котбусе фрайкор[17 - Тем, кто закончил школу после 1991-го. Фрайкор (нем. Freikorps – свободный корпус, добровольческий корпус) в данном контексте – полувоенные добровольческие формирования правого толка.] разгромил, так что смотреть уже нечего. И папу, и деда, и всех остальных уважали, но знаться не хотели. Вспомни, Отомар, на праздники наши семейные только свои, родичи, собирались, даже тех, кто рядом жил, не было. А когда мы с тобой в классе решили на разных партах сидеть? Никто ни ко мне, ни к тебе в соседи не захотел. Играли без нас, дрались – тоже. Но и здоровались первыми, потому что родители велели.
– Крабат!.. Кра-абат!..
– Не смейся, брат. Ты теперь – Метеор, сын Небесного камня, победитель Мельника. И никакая физика с математикой, даже высшей, тому не помеха. А я младший, мне просто колдовской крови плеснули, отравили до? смерти. Не хочу! Потому и меняю не только фамилию, имя тоже. Хорошим парнем был Гандрий Шадовиц, жаль, прожил мало!
Пустая комната отчего дома. На столе – глиняные поминальные стаканчики, початая бутыль. Билеты до Берлина уже куплены. Прощай, родная Лужица, навсегда прощай!
– Значит… Значит, мы с тобой уже не братья, герр Харальд Пейпер?
– Куда я от тебя денусь, герр Марек Шадов? Мы же с тобой две половинки! Если, конечно, тебе не зазорно иметь в братьях немца.
Налили на донышко, выпили молча…
– А помнишь, Гандрий, мама пела? «Slodka mlodost’, zlotyj chas…»
– «Mlodost’ – son rosplunje, kaz sneg weschni rozstae…» Не добивай, Отомар, и так жить не хочется.
Тогда, в гулком, брошенном родительском доме, младший наследник славной семьи просветителей Лужицкого края, потомственный колдун Гандрий Шадовиц в последний раз заплакал. Харальд Пейпер, «старый боец» с золотым партийным значком, плакать не умел. Слыл человеком холодным, расчетливым, даже бездушным.
– Меньше бы тебе цинизма, Харальд! – упрекали его партайгеноссен.
– Еще меньше? – удивлялся он.
* * *
Чужой, с мертвеца, пистолет брать не стал, побрезговал. Зато воспользовался чистым носовым платком, наскоро убрав кровяные потеки со стекла. Деньги… Бронзовый служебный жетон с орлом на аверсе и четырьмя цифрами на обратной стороне… Сигареты «Ramses» – початая пачка и еще одна, целая… Золотая (ого!) зажигалка…
Немного с тебя прибыли, сын юриста!
Осталось одно – попрощаться с сослуживцем перед тем, как открыть дверцу и вытолкнуть труп на пыльную обочину. Проводить, напутствовать, иначе не по-людски выйдет. Какие бы слова найти, чтобы от души, от чистого сердца? Слаб немецкий язык. Помогай, velikij, moguchij, pravdivyj i svobodnyj!
– Idi, s-suka!..[18 - Автор с огромным удовольствием отправляет Вальтера Хуппенкотена досрочно в Ад.]
Прежде чем жить дальше, Харальд Пейпер закрыл глаза, проверяя Судьбу. Темно! Просто темно, страшная зелень исчезла без следа, мир вновь стал правильным, предсказуемым и логичным. Сын колдуна, улыбнувшись по-волчьи, в полный оскал, повел плечами, сбрасывая усталость. Теперь – последнее, перед тем как завести мотор и уехать в неизвестность.
Из машины выбрался через правую дверцу, чтобы не топтаться по мертвому телу. На шоссе пусто, а если кто увидит, остановится – не беда. Бронзовый жетон СД под нос – и пулю промеж глаз. Меньше цинизма, говорите?
Задняя дверца…
Девушка сидела недвижно, подбородок вниз, глаза закрыты. Да и какой смысл дергаться, если на запястьях – сталь наручников, а на губах и лодыжках – изолента в три слоя? Хуппенкотен расстарался, упаковал на славу. Вот и пусть лежат рядом! Стандартная процедура требовала оттащить фигуранта подальше, чтобы с дороги не увидели, но гауптштурмфюрер СС (бывший? пожалуй, да!) решил оставить визитную карточку.
Любуйся, К-козел!
О той, которую они с Хуппенкотеном сняли с поезда, Харальд ничего не знал, лишь фамилию и приметы. Девятнадцать лет, волосы светлые, глаза голубые, черты лица – мелкие, нос – пуговка, узкие губы…
– Прошу пройти с нами, фройляйн! Ничего страшного, обычная проверка. Ваш чемодан мы возьмем, не волнуйтесь.
…Чемодан в багажнике. Выкинуть!
Она открыла глаза, когда рука в перчатке коснулась плеча. Харальд, этого ждавший, поспешил улыбнуться:
Dunja, ljublju tvoi bliny,
Dunja, tvoi bliny vkusny…
Пусть умрет с надеждой! Оставлять нельзя – свидетель. Девчонка совсем.
…Светловолосая, как и его дочь, его маленький Одуванчик.
Не убежит, не спрячется.
Наклонился, чтобы взяться поудобнее за плечи, встретился взглядом. Успел удивиться: глаза, если верить списку примет, голубые – утреннее небо…
Dunja, davaj blinov s ognja,
Dunja, celuj sil’nej menja!
…Боль была зеленой. И Смерть была зеленой – его, Гандрия Шадовица, Смерть. Напрасно он радовался!
Но почему?!
* * *
Последний кусок изоленты она сняла сама, очень осторожно, пытаясь не морщиться. Резко выдохнула – и внезапно улыбнулась окровавленными губами:
– Спасибо! А знаете, я почти не боялась. Я же вас сразу узнала, герр Шадов!
«Куда я от тебя денусь, герр Марек Шадов? Мы же с тобой две половинки!»
Глава 2
Дорога Грааля
1
– Гитлер непобедим, – невесело усмехнулся Станислас Дивич, допивая коньяк. – Пока не закончилась суббота.
Анна пить не спешила. Эрц любил играть с ней в загадки, особенно под хорошее настроение. Например, сейчас. Почему бы и нет? Вечер, в камине горит огонь, а завтра долгое-долгое воскресенье, чистый выходной.
…Но суббота пока не закончилась.
На министре – роскошный персидский халат с огненными многоцветными разводами, на ней тоже, шелковый, белые ирисы на темно-синем. Не с иных плеч – купил специально для нее. Пусть и в чужой квартире, но не в чужом.
Прежде чем подумать о загадке, Мухоловка вновь, в который раз, посетовала на судьбу. Эрц – нормальный симпатичный мужчина, захотела – уже развелся бы ради нее со своей законной. Предлагал, и не раз! А она? Только и может – закусывать губы, пытаясь не кричать от ужаса. И глаза плотнее закрывать, чтобы взгляды не встретились.
Проклята… Ладно! Думаем!.. Значит, суббота?
Отхлебнула из рюмки, слегка нахмурилась, вспоминая давно читанные слова:
– «Когда же вырастет твой слуга и станет ростом со взрослого, будет он делать для тебя, что требуется, и на все способным окажется…»
Угадала?
– «…Если же хочешь сотворить сторожа, невидимого для злодеев, надень на шею слуге своему ладанку с известным тебе Именем. Но не забывай вовремя вынуть изо рта создания этого пластинку “шем”». Правильно, Эрц?
Станислас Дивич поставил рюмку на стол, поглядел в глаза.
– Я никому тебя не отдам, Анна. Умница! Да, именно так. «Но не забывай вовремя вынуть изо рта создания этого пластинку “шем”, ибо в ночь с пятницы на субботу сила того, кто слеплен из глины, возрастает неимоверно». Гитлер – голем, и ночь уже наступила. Те, кто его создал, – настоящие мастера. Голема не сокрушить в прямом бою.
Горел камин, коньяк был превосходен, а впереди – целое воскресенье…
Но суббота еще не кончилась.
– Выходит… Наша страна обречена, Эрц? Мы можем тянуть время, балансировать между Бесноватым и Дуче, искать контакты со Сталиным, но это лишь отдалит неизбежное. Голема не остановить.
Станислас Дивич не ответил. Загадка еще не решена.
– Нас оккупируют. Что дальше? Подполье, настоящее, боеспособное, создать невозможно, мы уже это просчитали. Значит… Если нет подполья, если мы не сможем бороться в самой стране, надо создать легенду, миф о нашей борьбе! Нужны герои, нужны подвиги. А когда пластинку «шем» выдернут у Бесноватого изо рта…
– Золотую, – негромко уточнил министр. – Цифры по американским кредитам ты видела. Если отрубить финансовые линии, взбесится, мерзавец, сразу!
– Да. Тогда – Армагеддон. Планета Аргентина падает на Европу, и живые начинают завидовать мертвым. Но у нас уже есть правительство в изгнании, лидеры, мученики, герои, маленькая армия на одном из фронтов… И знамя, которое мы поднимем над Президентским дворцом, когда Гитлер начнет подыхать! Правильно?
Эрц медленно встал, подошел, наклонился. На ее плечи легли тяжелые ладони.
– И это знамя поднимешь ты, Анна.
Мудрый Эрц не учел одного. Она, секретный агент Мухоловка, такой же голем, слепленный из мертвых тел расстрельной ямы. Может, оно и к лучшему. Големы не чувствуют боль.
* * *
– Да какое там! – невесело рассмеялся Руди, переключая фары на дальний свет. – Меня сразу со службы выгнали, я же для них – мишлинге, недочеловек. Хорошо, уехать успел – и родственников переправил. Ничего, у дяди – фирма по торговле автомобилями в Париже, сейчас там кручусь. Авто оценили? «Nervastella», восемь цилиндров, каждый – пять тысяч «кубиков»!..
Туман начал отступать, редеть, но ехать все равно приходилось почти на ощупь. Оно и к лучшему, никто их в Гавре не заметит. Пять тысяч «кубиков» – хорошо, а то, что ее встретил Руди, – вообще идеально. Парня невозможно перевербовать. Согласится, все подпишет – и тут же прибежит каяться. Проверено!
Но это Руди…
– С Шарлем – что?
Лейтенант Кнопка ничуть не удивился.
– Ничего. То есть все в полном порядке. Его, когда все закрутилось, наци арестовали, но скоро выпустили. Вы же знаете, Мухоловка, кто у Шарля родичи! Сейчас господин Домучик здесь, во Франции. Наших тут вообще полно, хоть армию создавай.
Анна кивнула, не став комментировать. Туман, туман… Вроде бы остался позади, но вот снова – белая пелена стеной. Арестовали, выпустили – так и внедряют агента. Никакую армию из беглецов не создать. Считай, половина – засланные, у остальных же страх ночным туманом в глазах.
А дома, на покинутой Родине – выжженная пустыня. Тот, кто поумнее – бежал, кто посмелее – арестован, остальных держат на поводке. Каждый первый пишет донос на каждого второго. Какое уж тут подполье?