скачать книгу бесплатно
Он смотрит на меня. Его глаза широко раскрыты и сверкают, как звезды ночью.
Его сияние тускнеет. Оно проникает мне в плечо, ползет по ключице, как будто пытается пройти через меня, чтобы добраться до мамы. Моряк переводит взгляд на то, как мама сжимает его собственное запястье, и выглядит растерянным.
«Простите меня.» Мама разговаривает с ним. Она не смотрит на меня. «Я ничего не могу с этим поделать», – говорит она. «Пожалуйста, у меня есть дети…»
«Мырзек», – шипит он на нее. Она отталкивает меня от него.
Я делаю шаг назад и испытываю внезапное желание уткнуться в ее пышные слои юбки. Мне не нравится, как смотрит на нее этот моряк.
Я оглядываюсь на торговца с добрыми глазами, который носит ленточку. Но, он больше не добрый. Он вытаскивает длинный меч, и поднимает его…
«Мама!»
Мой крик разносится ветром, когда лезвие рассекает воздух. Я пытаюсь оттолкнуть ее с дороги. Я не успеваю, и мама отталкивает меня от себя, я падаю на спину. Кровь полосит надо мной точками.
Меч широко рассекает ее переднюю часть и позволяет алому цвету летать по воздуху, также ярко, как и при убийстве ворон.
Прошли годы, прежде чем я по-настоящему поняла, что произошло в тот день. Эти моряки были Отроками. Детьми Богов. Они убили мою маму у меня на глазах, а затем оставили меня плакать над ее безжизненным телом, пока Владимир не утащил меня домой после захода солнца.
Всю мою жизнь именно туда был направлен мой страх.
Отроки.
Никогда, я бы не подумала, никогда, я бы не поверила, что мне придется ощутить леденящий страх перед Богом в своих костях. Потому что я не ожидала, что мой путь пересечется с Богом.
Глава четвертая
Судно морских путешественников должно был напугать меня. Воспоминание о крови моей мамы, пронзившей воздух, должно было свести меня с ума или, по крайней мере, я должна была с лихорадочным отчаянием желать покончить с собой, прежде чем меня доставят в Асию. Владимир хотел, чтобы я боялась. Он подталкивал меня к страху, в надежде, что, однажды, я изолирую себя, избавлюсь от любой угрозы быть обнаруженной. Он уже знает? Знает ли мой брат, что со мной стало? На небольшом острове Малая Муксалма, ночи в порту были единственной радостью, которую мы видели. Судна приходили, и начинались веселья. Вот так оно и было. И, я обожала музыкальные песни, насвистываемые прекрасными деревянными флейтами, и страстные танцы под бой барабанов, украденные поцелуи в темноте с мужчинами, которых я никогда больше не увижу, были сливками на пироге в портовую ночь. Только эта ночь в порту закончилась так, как я никогда не ожидала, и ночь, которую Владимир всегда боялся.
Я была такой глупой. Но осознание этого ничего не изменило. Я все еще была пленником Отроков. Холод взял верх над моей слабостью, и в сырой камере я натянула на себя одеяло. Эта рабочая одежда не предназначалась для путешествий по морю. Ремешок на моих сандалиях уже ослаб, и потертая ткань на широкой юбке разошлась, образовав небольшие разрывы. Я даже не была уверена, что хочу знать, как выглядит задняя часть моей кофточки.
Я не могла встретиться в таком виде с Богом.
Мне нужно было одеться подобающим образом. Так, как одеваются женщины, за пределами соблазнительных танцев и развлечений.
Это было глупо, но мне хотелось иметь с собой платья. Пышные юбки и лифы на косточках, ботинки на шнуровке и чулки.
Учитывая, где я жила и как мало зарабатывала, мои платья не были впечатляющими. Бедность холопства заставила нас облачаться в тусклые оттенки старого пергамента и выцветшие голубые тона, на которых виднелись далекие пятна, оставшиеся очень давно. Но любое из этих потертых платьев сделало бы для меня в этой камере две вещи – избавило бы меня от нервов, связанных с тем, как ужасно я буду выглядеть в глазах Бога, а также согрело бы меня достаточно, чтобы мои зубы перестали стучать.
Я пробыла в камере несколько часов, прежде чем кто-то пришел отвлечь меня от холода. Когда они это сделали, я почти не знала, чего ожидать. По ступеням, из мягкого дерева, тихо послышались шаги. Я сосредоточила взгляд на узком проходе, который изгибался ко мне.
Каспар спускался в свете слабых фонарей.
Он совсем не выглядел так, будто участвовал в драке или погоне. Его черное пальто до талии плотно облегало его худощавое тело, застегнутое на белые жемчужные пуговицы. Кем бы ни был его Бог, он не жалел средств на роскошь. Это я могла сказать по его синему пальто и отглаженным штанам, края которых были заправлены в ботинки с серебряными шнурками.
Мой голос был прерывистым. «Где Мила?»
Пока я теряла и приходила в сознание, когда меня вели к лодке, я вспомнила, как Милу тащили за мной. Я вспомнила ее крики.
Каспар остановился у решетки, темно-оранжевый свет фонарей осветил его лицо. Теплота, которая была вокруг него, на вечернице, до того, как все пошло наперекосяк, все еще оставалась в его янтарных глазах. Сейчас, он не смотрел на меня с враждебностью, несмотря на то, что я украла его силу, но благоговение исчезло из его взгляда.
Теперь, когда я знала, кем он был, его ленивая угрожающая натура казалась такой неуловимой. Но, она была там. «С Милой все в порядке», – сказал он, наконец. Я заметила, что его руки были в перчатках. Он схватился за разъедающую соль перекладину, когда наклонился ближе ко мне. Не то, чтобы это принесло большую пользу. Меня посадили в центре камеры. Ноющий холод пробрался до моих костей, и я не была уверена, что смогу пошевелиться, если даже он откроет дверь и позволит мне выбежать на свободу.
«Я не об этом спросила», – сказала я с вызовом в голосе.
По крайней мере, я попыталась придать своему голосу немного чувственности, но он был надломлен. Я не сделала ни одного глотка воды с самой вечерни. В моем пересохшем рту остался только мощный привкус сикеры.
Он снова уклонился от моего вопроса. «Признаюсь, я удивлен, что твой первый вопрос касался ее местонахождения. Вы с Милой не были близки на празднике.» Кожа его перчатки скрипела, когда он переместил свой вес, позволяя фонарям осветить злобную ухмылку, застывшую на его лице. «Скажи мне, она часто крадет твоих мужчин?»
Иногда.
«Ты не был моим мужчиной», – выплюнула я. Однако, я плотнее закутался в одеяло.
«И она тебя не украла», – соврала я, пожав плечами. «Насколько я помню, это ты нас украл.»
«После того, как ты украла мою силу.» Улыбка Каспара блестела, как жемчуг в лунном свете. «Но мы дойдем с тобой до этого.»
Холодок пробежал по моей спине. Он имел в виду, что его Бог доберется до этого, со временем. Тот, кого я не смогу пережить. «Твоя подруга держит мою силу в своем теле. Я хочу вернуть ее обратно», – продолжал он «А пока, я не хочу держать тебя тут взаперти. Нам бы не хотелось, чтобы ты заболела или умерла раньше времени, не так ли? Мы находимся на тщательно охраняемом судне, посреди Темного моря. Тебе некуда бежать, маленькая воришка.»
Его улыбка не дрогнула, но тьма завладела его глазами, и я внезапно, снова, оказалась на пирсе, глядя на некогда доброглазого Отрока, который зарубил мою маму мечом.
Мои пальцы сжались, а ногти глубоко впились в онемевшие ладони. Я поняла, что у меня пошла кровь, только когда почувствовала, как ее тепло распространилось по моим рукам.
Темное море не было водой, к которой хотелось бы прикоснуться, не говоря уже о том, чтобы нырнуть в нее.
Под абсолютно черной поверхностью находились сотни зверей, созданных Богами, задолго до того, как они создали нас. Любой, кто, когда-либо, переплывал небольшой группой через Темное море или, каким-то образом, оказывался за бортом… Что ж, больше о них никто не слышал.
Какие бы звери ни скрывались под бревнами этого судна, у них был вкус к плоти – человеческой или отроковской, это не имело значения. Только Боги были невосприимчивы к ним и к ужасу, который они причиняли.
Мой план переплыть все море и добраться до безопасного места на чужом острове сошли на нет.
Это не было чем-то вроде плана, но надежда иногда может быть глупой.
Каспар почувствовал, что я понимаю свою ситуацию, что даже вне этой камеры я все еще нахожусь в клетке.
В его глазах снова вспыхнул искренний огонь дружелюбия. Он отошел от решетки. Мои глаза проследили за ним, за угол моей камеры, пока он не остановился у зарешеченной двери. Из-за пояса, на котором висели несколько кинжалов в ножнах и пистолет, он снял обруч, нагруженный ключами.
Звон ключей был единственным, что наполняло судно, пока он медленно перебирал десятки ключей по одному.
«Ты найдешь Милу на палубе.» – сказал он тихо.
Он вытащил железный ключ из множества его двойников.
«Оставшуюся часть пути ты будете жить в одной каюте.» – добавил он.
Он поднес ключ от двери.
У меня перехватило дыхание, застряв в горле. Я так пристально смотрела на парящий ключ, что удивилась, что у меня из глаз не пошла кровь.
Затем, он вставил ключ в замок, и, долго глядел на меня, пока, наконец, повернул его. От этого звона сотряслись даже мои кости.
Я надеялась, что в каюте есть одеяла получше. Поскольку, если меня поведут на смерть, оставив в живых только для того, чтобы вернуть назад силу, которую я украла, тогда предпочту встретить свою смерть согретой.
Каспар прикреплял кольцо для ключей обратно на пояс, когда по лестнице застучали тяжелые ботинки.
Мы оба обернулись, чтобы посмотреть на узкий проход, ведущий от ступенек, и, мгновением позже, перед нами, пошатываясь, остановился мужчина.
Он был огромным. Он был таким широким, что его руки задевали ржавые прутья, а всклокоченные темные волосы касались влажного потолка.
Он пристально посмотрел на Каспара, и я осознала, что уже видела его. Это он сбил меня с ног, там на каменистом берегу моего острова.
Моя челюсть сжалась, а глаза сузились в щелки, как у змеи.
«Приближается судно.» Крепкий Отрок с мясистой головой поспешно двинулся к Каспару. Его слабое сияние выдавало в нем Отрока.
На мгновение, я задумалась, почему он светится, а некоторые Отроки вообще не светились. Было ли это что-то, что происходило, когда они были в состоянии повышенной боевой готовности? Как Отроки на причале, когда мою маму убили. Возможно, состояние наступающей угрозы может усиливать их силу.
«Летят красные паруса, господин», – добавил он грубо.
Каспар выглядел пораженным. «Красные?»
Вспышка паники длилась всего секунду, и я задумалась, мне это показалось, или ненадежные огни свечи сыграли со мной злую шутку.
Учитывая то, что я не ела и не пила воды с момента вечерни, а Темное море находилось, как минимум, в двух днях пути от острова Малая Муксалма, так что, возможно, мне нужно было немного позаботиться о себе, а не зацикливаться на Отроках и выражениях их лиц.
Каспар, на секунду, посмотрел на меня, разрываясь.
«Отведите ее в ее каюту», – приказал он коренастому.
Каспар вышел, двигаясь быстрее, чем на берегу, когда преследовал меня.
Красные паруса не говорили ни о чем хорошем. Даже я это знала, ведь я никогда не плавала дальше моего родного острова. Только судна Богов имели цветные паруса. Остальные, плавали без парусов или использовали белый, или черный цвет с вышитыми на них символами. Но цвета были и для тех, кто принадлежал Богам. Мама однажды рассказала мне, что мой отец приплыл на наш остров на судне с золотыми парусами. Но, я так и не узнала, какому Богу принадлежал золотой цвет.
Отцы они как пыль…
Розовый был цветом Страсти Любовника.
Владимир клялся, что однажды видел розовые паруса, целующие горизонт холодным утром морозного сезона. По сей день, он все еще настаивает на том, что видел их.
Я ему не поверила. Не тогда, не сейчас.
Серый принадлежал Хранительнице потерянных душ. Для некоторых эта Богиня была одной из самых добрых, и поэтому ее считали Богиней Добродетели, а не Богиней Зла. Но то, что она не была одной из худших, не означало, что она не была ужасной сама по себе. В конце концов, серый принадлежал ей, потому что это был цвет душ, затерянных в морях, или тех, кого она лично приняла в свои ряды.
Но красные паруса были неоспоримы.
Они принадлежали к одним из самых худших. Зла превыше всех остальных.
Мор. Абсолютное зло. Это Бог смерти, холода и болезней. Бог настолько жестокий и устрашающий, что, когда я осознала, что его судно приближается к нам, меня захлестнула волна недомогания. Я задавалась вопросом, был ли это его флот – еще одно судно, чьи паруса гордо развевались на ветру, который сопровождал нас в Асию.
Вести, возможно, уже дошли до Бога Мора. Боги были известны тем, что использовали орлов и воронов для передачи сообщений через моря. Возможно, он уже знал обо мне и о том, что я сделала, поэтому послал другое судно сопровождать нас.
Волны тошноты обрели собственную жизнь, и, вскоре, я согнулась пополам на заплесневелом полу камеры, тяжело дыша.
Рвота вырвалась из меня и растеклась по деревянным доскам между моими руками. Еще один импульс тошноты подтолкнул меня вперед, и я выплеснула все, что осталось в желудке. В основном желчь. Ее капли пачкали мои руки, и в горле остался непрекращающийся ожог.
Наконец, я подняла свой туманный взгляд и обнаружила мускулистого Отрока, стоящего у незапертой двери. В своем недуге, я не заметила, как он открыл ее, прислонился к решетке, скрестив лодыжки и руки, и наблюдал за мной.
Он не выглядел удивленным.
«Не виню тебя», – сказал он. «На твоем месте я бы тоже скорее очистился до смерти, чем встретил Бога, который тебя ждет.» Я съежилась и от его слишком правдивых слов, и от пробежавшей по мне желчи. «Тебе разрешено так говорить о своем создателе?» – пробормотала я, отвернувшись от него. Его борода дернулась, когда он усмехнулся. «Кто сказал, что мы все рождены от одного Бога?» Мои брови нахмурились. Я не имела ни малейшего понятия, что он имел в виду, но обнаружила, что мне абсолютно все равно. Меня отправляли на смерть, в буквальном смысле. Меньше всего меня волновала политика Отроков.
Он с важным видом вошел в камеру и, крепко схватив мою тонкую руку, поднял меня на ноги. Я покачнулась вместе с судном. Вертикальное расположение моего тела, стоящего на ногах, вызвало совершенно новое головокружение, и я не была уверена, что меня не вырвет на него. Возможно, это было бы не так уж и плохо. Он мог бы ударить меня за это, и я бы мирно ушла из этой жизни. «Двигайся вперед», – проворчал он, а затем потащил меня из маленькой тюрьмы в мою каюту, расположенную на следующем этаже.
Впервые, за долгое время я хотела, чтобы мое Чудовище взяло верх над мной. То самое Чудовище, которое родилось в тот день на пирсе, после того как я увидела, как кровь моей мамы разбрызгала воздух. С того дня, я страдала постоянным желанием проливать кровь, таким же образом.
Все эти годы Чудовище терпело крушение, но, когда она контролировала ситуацию, каждая моя эмоция превращалась в пустое небытие.
В роли Чудовища я была холодной и отстраненной. Мне нужно было, чтобы она заглушила мой страх, превратив его в эхо самосохранения. Все, что угодно, чтобы не чувствовать ужаса, от которого тряслись кости.
Но мой страх был слишком велик. И Чудовище не появилось.
Глава пятая
В течении следующих двух дней я пробыла в тесной каюте.
Мила часто приходила и уходила, но редко разговаривала со мной. Я думаю, она винила меня в том, что оказалась здесь. Это я направила силу Каспара в ее тело, и именно из-за меня она тоже оказалась в ловушке на этом судне.
Хотя, на второй день, я начала сомневаться, что она в такой же ловушке, как и я. Казалось, ей почти нравилось выходить из каюты и бродить по палубе.
«Как будто мы плывем по черному песку.» Это была одна из немногих вещей, которые она мне сказала, и речь шла о Темном море.
Храбрость Милы удивила меня. Возможно, я даже немного завидовала этому.
Я боялась выйти из каюты и ходить среди молящихся и Отроков. Но, как только появлялись первые лучи солнца, ей не терпелось выбежать из слишком маленькой комнаты.
Когда Каспар пришел ко мне, я была одна в каюте, сидя на гнилом подоконнике. Окно было заколочено, но сквозь узкие щели я видела чернильно-черных ворон, стайки которых тянулись по голубому небу.
«С палубы вид лучше.»
Шелковистый голос Каспара проскользнул по каюте, и я подумала о скользких змеях.
«Ты уже не заперта в темнице, и как я уже говорил, Дарина, я не боюсь, что ты бросишься за борт. Не с тем, что скрывается под чернотой.»
«Мм.» Это был гибрид хрюканья и жужжания, который дернул мои плечи.
Меня не волновало Черное море и чудовища, скрывающиеся под ним. Кого я обманываю, конечно меня это волновало. За бортом была смерть. Ужасная, мучительная смерть, которая в любом случае привела бы меня к власти Бога – Хранительнице потерянных душ. Эта судьба не сильно отличалась от той, с которой столкнулась я. По крайней мере, таким образом, я могла бы удержать в скользкой хватке тот угасающий бутон надежды, который все еще теплился внутри меня.
«Мила на палубе», – легкомысленно добавил он.
