Проворонили «Воронье»

– Ну, что же Вы остановились, говорите, что знаете, что душа требует.

– Что я знаю, Вам слушать, не переслушать. На чём, я, остановилась?

– На медсестре.

– Замечательная женщина, нам повезло с соседями. Один лучше другого. Коротко расскажу о других: в первой квартире жили Сизовы, у них два сына было, оба погибли, они никогда не жаловались и очень ровные, спокойные, иногда если и вздохнут глубоко – глубоко и без слов все ясно, что они хотели сказать; вторая квартира пустовала, у них родня жила в Пензе, к ним и уехали, после войны вернулись, но с ними, до конца их жизни, никто из нашего подъезда не здоровался; в третьей квартире жила Нина Александровна Муравьева, у нее сын танкист, погиб под Курском, я, потом узнала, после войны, что ей на начало войны было 42 года, а выглядела, она, на все семьдесят лет, седая – седая, всегда молчала, и только по просьбе кого-нибудь читала в основном Сергея Есенина и сказки Пушкина, все знала наизусть, работала в детском доме. Под нами жила семья Осиповых: Ирина Михайловна работала бухгалтером, с нашего завода, муж ушел в ополчение, и не вернулся, две дочки были замужем за военными, служившие пограничниками. В Белоруссии, там, наверное, и погибли. Она, и после войны, так и не узнала о них ничего, а у каждой были маленькие дети. У неё в квартире есть огромная библиотека, в одной комнате две стены, от пола до потолка заставлены книгами, ни одной книги не сожгла. Я, помню, её спросила, если прочитать все книги, что находятся на полках, то кем я стану? Она знаете, что мне ответила?

Вера Ивановна, предположила: «Профессором?»

– Нет, Вера Ивановна, не угадали, она сказала – «Ни кем!» но если очень внимательно прочту, пойму книгу и желательно со своими комментариями, то может быть! найду себя, чтобы стать самой собою. А так как она работала в бухгалтерии, то соответственно было много литературы по экономике. Первую книгу, которую я взяла наугад, оказалась книга К.Маркса «Капитал». Она хохотала, аж за живот держалась. Предложила взять другую книгу, я, обидевшись на её смех, из упрямства забрала эту книгу. Назло прочитала всю, ничего не поняла из прочитанного, вот тогда, наверное, и зародилась мысль стать экономистом. Вот такие люди жили, в моём подъезде, и как было с ними не выжить?

– Так, что же, Вы прочитали, ту библиотеку?

– Прочитала полностью, а те что захотелось перечитать ещё раз, со временем купила и перечитала, и перечитываю с удовольствием и сегодня.

– А «Капитал» поняли?

– А, Вы сами читали? – ответила на вопрос, вопросом Нина Григорьевна.

– Читала, с середины на половину, он у нас был по программе, как рекомендательная литература. Единственную фразу, которую знаю наизусть, и только потому, что она висела на фасаде техникума, нарисованная большими буквами, за сто метров, легко прочитывалось. Невольно, если читать ежедневно, одну и ту же цитату, на протяжении четырёх лет, естественно запомнишь на всю жизнь.

– Что же за наглядная пропаганда звучала с фасада?

– «Жизнь не спросит, что ты учил, а она спросит, что ты знаешь» К.Маркс

– Превосходная мысль, не имеющая никакого практического применения в нашей жизни.

– И я того же мнения, плыву по течению, и как можно сильней. И больше гребу под себя, знаю, я не возьму, другие возьмут, на пятки уже наступают.

– А Вы поняли «Капитал»?

– Ничего там сложного нет, особенно в двух то главах, а не дописана она потому, что там была попытка заглянуть в будущее, переходящая на математические расчеты, только ведь жизнь не математика, не переложишь на цифры. Это вечная книга уже тем, что её можно только дополнять до тех пор, пока не исчезнет, главная тема книги, сам капитал, то есть попросту деньги. Она сама по себе служит всем одинаково и богатым, и бедным, кто ею владеет, тот и богатеет.

– Так, что же, чтобы мне разбогатеть надо тщательно и правильно прочитать?

– Нет, Вера Ивановна, хоть наизусть будете знать, для нас живущих на одну зарплату, оно всегда будет только призраком, именно тем: «призрак коммунизма бродит по Европе», как сказано самим К. Марксом, он и это сумел предусмотреть, для таких как мы не владеющими ни капиталом, не владеющими даже элементарной информацией, богатства не видать, как своих ушей, если конечно богатство измерять в денежном эквиваленте. Вот мы и подошли к вашему дому Вера Ивановна.

– Превосходно, сейчас поднимемся ко мне, попьем чаю, кофе захочется, есть и соки разные, накормлю свои любимым салатом, если понравится, подарю рецепт для приготовления и продолжим за столом повесть о «нашей» лошади.

– Да, Вы что, время-то уже сколько?

– А что время? Полностью принадлежит нам, – взглянула на часы, ответив, что нет и семи часов, притом, Вы, живете одна, в двух шагах от нас, успеете. Дома готовить надо, а у нас холодильник забит, да и когда, вы, последний раз бывали у нас? Нина Григорьевна, припомнила с помощью Веры Ивановны, когда дочери исполнилось полгода, а теперь ей полтора годика. – Живем рядом и не находим времени на самое дорогое, на самое бесценное, что есть у людей – на общение. Притом, некоторые, поговаривают, что все порядочные люди лежат на «Пискарёвском» кладбище, а выжили только сволочи и разная нечисть. Вот я и хочу, от Вас услышать каким образом вам удалось спастись во время блокады?

– В том-то и дело, ни я спаслась – а мы спаслись, вот почему я так подробно рассказывала о живущих в моём подъезде. Мы всю блокаду были вместе, вместе воду грели для всех и по порядку мылись, всё делали сообща. А в одиночку, нас бы постигла та же участь, что и тех, кто оказался там. Хорошо пойдемте, ради такого понимания, стоит переворошить и на сотый раз.

И уже поднимаясь по лестнице, спохватилась, что своим присутствием, отвлечет от «кучи» домашних дел.

– Да, что Вы говорите, Нина Григорьевна, у меня ничего не поменялось в жизни, как было год назад, как и три, так и осталось, а если найдете «кучу» дел, то с меня «Шампанское», скоро дорогу ко мне забудете. Они поднялись на третий этаж, Вера Ивановна открыла своим ключом двери, впустила Нину Григорьевну, потом вошла сама. Предупредила, что покинет на пару минут, а Нина Григорьевна пусть пока поищет «кучу» дел для нее.

Нина Григорьевна прошла в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок, стены и пол были выложены голубой плиткой, ванна блестела белизной. Помыв руки, из любопытства провела пальцем по стене, он остался таким же чистым, ни пылинки, ни соринки не было нигде. Вышла из ванной, прошла в комнату.

– Да в такой квартире только и отдыхать. У Вас, что ремонт был не давно, – спросила Нина Григорьевна, немного повысив голос, чтобы было слышно. И услышала в ответ, что никакого ремонта не было лет пять, и как мужу удается поддерживать такой порядок, сама удивляется ему, и что интересно, она никогда не видела мужа с тряпкой. В квартире народу много, есть, кому следить за чистотой. И тут вышла из комнаты, уже переодевшись в легкое платье и в обуви напоминавшей то ли сандалии, то ли босоножки на низкой платформе. Вера Ивановна в них передвигалась легко и бесшумно, державшая в руках бледно-розовую вазу. Предложив Нине Григорьевне, взять самой легкий стул и унести в кухню, а на кухне выдвинуть столик на середину комнаты, и располагаться, как у себя дома, сама же вошла в ванную, набрала воды в вазу, предварительно распаковав цветок, поставила розу в вазу. Потом прошла на кухню, поставила на середину стола вазу, и со словами: «Пусть украшает или мы украсим её…», и поинтересовалась, что будет пить Нина Григорьевна, услышала, что если есть, то яблочного соку. За пару минут, на льняной белоснежной скатерти, стояли тарелки с салатом трех видов. На электрической плите, в сковородке разогревались котлеты, на гарнир был предложен рис, и Нина Григорьевна, выпивала уже второй стакан соку, когда Вера Ивановна, принесла для себя стул из комнаты, и поставила стул прямо напротив Нины Григорьевны, сказав: «чтобы видеть героев в лицо», присаживаясь на стул.

– Что ж продолжим разговор о лошади. Давайте по-порядку с самого утра 14 января 1942 года.

– Был у меня выходной день. С утра пришла в контору, где у нас был штаб для сбора, в тот день собралось немало народу. Алла Алексеевна распределяла группы: кто с кем и куда пойдет. И что интересно, создавала группы с разными людьми. Потом после войны, когда я уже повзрослела и больше стала понимать окружающий мир, вспоминая то время, думаю и здесь, было к нам – недоверие, чтобы наверно сговора не было? Не знаю, тогда, конечно же, я об этом не думала, куда пошлют и с кем пошлют, принимала как должное, Алле Алексеевне видней, только просили её, чтобы вместе, ведь за эту работу выдавался дополнительный паёк.

Собралась и наша группа. В нашу задачу входило: пройти дома, что значились в списке, по мере нахождения погибших, записывать номер дома, номер квартиры и даже выставлялось время нахождения. Мы подходили к дому, и чтобы побыстрее пройти, конечно, это запрещалось по инструкции, разбивались по двое, но нас-то пятеро. Людмила, как самая старшая в группе ходила одна, я соответственно со Светланой, а Надежда с Натальей в другой подъезд. Обход начинался сверху в низ, на случай если кто-то задерживался по какой-нибудь причине, чтобы было быстрей и легче найти, ведь к вечеру так набегаешься, что ноги отваливались, а сэкономленное время знаете куда тратили? – Понятия не имею, – отвечала Вера Ивановна, снимая с плиты сковородку с разогретыми котлетами, выложила на тарелку с рисом, и поставила перед Ниной Григорьевной, – Вы, говорите, говорите, но и кушать не забывайте.

– Да, молодые были, глупые, бегали на заставу к парням посмеяться, языком потрепаться, от нашего участка не далеко стояла часть из ополченцев, многие из них работали со мной на заводе. Вроде бы рядом смерть и тут же смех, но это уже было неотъемлемой частью нашей жизни, а человек привыкает ко многому, а нам бы только посмеяться, да голову вскружить парню. Опять отвлекаюсь, а котлеты вкусные, сочные сразу видно не из магазина, кто готовил?

– Нина Григорьевна, не отвлекаемся на мелочи жизни, муж готовил, он у меня мастер на все руки, давайте о лошади.

– И так, проходим подъезд в одиннадцатой квартире, заметьте, впервые за два месяца работы, мы видим двух мужчин: один лежит на кровати над ним склонился другой мужчина, сидевший на стуле. Они так и погибли, меня при виде такого, вдруг резко что-то кольнуло внутри, как иглой из нутрии наружу и не отпускает, стало не хватать воздуха, в жар кинуло. И я в миг поняла, что их всех объединяло, погибших найденных до них, они все были в одиночестве. За все время блокады, мне было с чем сравнивать, я, лично видела из сотни найденных погибших два случая: вот этих двух мужчин и забегу вперед, в следующую зиму видела двух старичков: старенькие, старенькие бабушка и дедушка сидели за столом друг против друга, как мы сейчас, а на столе у них лежала книга, по сей день мучаюсь мыслью, что не посмотрела название книги.

Светлана вперед меня ушла, а я медленно стала выходить из квартиры, боль в груди не проходила, и на выходе около входной двери приметила новенький топор, и видно было как тщательно, отточен топор, я, ещё подумала: «нам бы такой», но брать что-либо в квартирах запрещалось под страхом расстрела. Вышла из подъезда, остальные квартиры были зарыты, стучали, конечно, может быть никого, и не было, встречались целые дома безлюдные. Светлана уже отчиталась у Людмилы, даже запомнилось, под каким номером пошли «наши», под номером 54 и 55, на улице темно – темно, мороз отменный, воздух чистый – чистый, а мне не вздохнуть, не выдохнуть, оставалось пройти два дома по плану. В это время началась бомбёжка, стали смотреть в небо, определять на слух, где бомбят, опасно или нет передвигаться по улице. Решили, что бомбят центр, а когда взглянули на дорогу, откуда не возьмись, идёт лошадь в метрах ста, может и дальше, нереально здоровая, упитанная и шерсть светлая, чуть ли не белая, слегка коричневая. Я таких лошадей видела потом, после войны в Белоруссии, в Верхне-Двинском районе, ездили на экскурсию: «по военным дорогам, судьбы». В одной деревне: мужик пахал землю в огороде, я так удивилась, в наше-то время оказывается ещё и за плугом ходят, и лошадь точь-в-точь, как наша и такая же светлая с коричневым отливом. Я и фотографию привезла оттуда для девчат, показать «нашу» кормилицу. Там одна задница чего стоила, как две у нормальных лошадей, кругом не души, не считая нас конечно, слева идёт «наше» чудо, везет обледенелую бочку с водою, можно было десять раз дорогу перейти туда и обратно, но уж больно необычная лошадь шла, глаз нельзя было оторвать от неё, громоздкая, ноги лохматые, грива длинная и поступь мощная и медленная. Тут слышим гул самолетов. Над нашими головами пролетают, а у меня привычка появилась, как увижу самолеты, почему-то начинаю их считать, а в небе светлее, чем на земле, и прожектора освещали небо хорошо. Так и в этот раз насчитала ровно 55 штук, еще подумала, надо же сошлись цифры с теми, что записаны в тетради у Людмилы. Произошёл один единственный взрыв, но громыхнуло так, будто в одно место сразу же упало несколько бомб. Нас спасло только то, что слева, откуда шла лошадь, был навален огромный сугроб. В городе снегу везде было навалом, и сугробов стояло огромное множество, только успевай обходить их, и взрывная волна ушла в сугроб, нас запорошило с ног до головы, даже испугаться не успели, так это быстро произошло. Убрала я снег с лица и чувствую запах горелого. И только чистый сугроб стал серым от пепла. А на сугробе лежит голова лошади, обошли сугроб, а там эта махина лежит. Я тут же развернулась и побежала в подъезд, сама не понимаю, как я тогда быстро сообразил, мне вспомнился тот увиденный топор, на ходу крикнув девчатам: «Ждите». Мне потом девчата рассказывали, как я выскочила из подъезда с топором, не останавливаясь не на миг, подбежала к лошади, залезла на сугроб, провалилась по колено и давай махать им. У меня ничего не получается, топор скользит по шкуре, Людмила подошла ко мне, забрала из рук топор, а я вдруг почувствовала сильную усталость, будто простояла около станка десять часов, да приходилось и по десять часов стоять у станка. Людмила спрашивает, есть ли умеющие разделывать тушу, молчание, все переглядываются, и здесь заговорила Надежда, сказал, что видела, как у них в деревне разделывают свиней. Тогда Людмила отдала ей топор и сказала: «Командуй, что надо делать?» Стащили волоком лошадь, сняли хомут с оборванными ремнями, Надежда расставила нас вокруг лошади, показала, как держать ноги. Я, как вцепилась в переднюю ногу, раздвинули, как смогли. Я, лично, зажмурила глаза, и когда упала на снег, то открыла глаза от смеха девчат. От шеи и до самого хвоста, лошадь лежала разрубленная, а из нутрии пар валит. Надя сказала: «Пусть немного промерзнет, легче рубить будет». Людмила отправила меня со Светой, пройти, оставшихся два дома. Всё равно от нас никакого толку нет, и если найдем еще топор или большой ножик, чтобы принесли. Прошли оба дома, нашли еще четверых, а уж что-что, а топоры были почти в каждой квартире, прихватили топор и нож нашли, когда мы вернулись обратно, тот топор затупился, так что мы вовремя, другой принесли. Когда уставала Надя, бралась за разделку Наталья, устанет Наталья, подменивает Людмила, таким способом разделали полностью тушу. Разложили на пять куч, как делить? Решили, я отворачиваюсь, а Людмила рукой показывает на кучу, вот так мне и достались ребра и шея. Вот так примерно и было – сказала Нина Григорьевна, глубоко вздохнула и задумалась. Наступила тишина и только минут через пять, Вера Ивановна предложила:

– А теперь откушайте мой любимый салат, делаю собственно ручно, никому не доверяю, и с этими словами, поставила перед Ниной Григорьевной полную тарелку с салатом, предварительно убрав использованную посуду. Нина Григорьевна начала было отказываться, что и так сыта, но Вера Ивановна настояла на своем, пришлось, дабы не обидеть хозяйку, отведать и салату. Нина Григорьевна поела салат и сказала: «Ничего подобного ни у кого не ела, все забываю, спросить рецепт блюда». «Сейчас сделаем», – ответила Вера Ивановна, легко встала, сходила в комнату, не прошло и минуты, как она уже сидела за столом с листом бумаги и ручкой, записывала рецепт приготовления, приговаривая: «Весь вкус в правильном выборе копчёной рыбы и лук непременно только красный», через пару минут, Нина Григорьевна уже держала в руках рецепт. Вера Ивановна, как можно деликатней поинтересовалась, если, конечно же, Нина Григорьевна не устала от воспоминаний, то не расскажет ли она: «Как же вы всё перетаскали? Килограмм четыреста, должно быть потянуло?»

– Больше! О! Здесь целая история вышла: «кормилица» наша и судьбу Натальи решила. Оставили Наталью с Надей, приглядывать за мясом. Взяли, кто, сколько может унести, благо, что десять минут ходьбы до дома, через дом Светлана живет, а в квартире живут: бабушка с дедушкой, по материнской линии, отец с матерью на фронте, с ней, еще жили: две тети по отцу; с ними то, с тетями и вернулась обратно, они и носили потом, кстати, все дожили до конца войны, кроме Светланы. Людмилиных родителей дома не было, на работе были, мои помогли все перенести ей. А я, прейдя домой, как по заказу, все находились у нас, как обычно; быстренько, вкратце рассказала о лошади. Так и пошли «гуськом», друг за дружкой до места, пока мои «орлы» разносили, мясо не только себе, но и Людмиле со Светланой; тут ко мне обращается Надя и говорит, что она живет в общежитии, в комнате двадцать человек проживает, балкона нет и каждой не объяснишь: «что, да откуда», потому они просят меня, чтобы я у себя оставила их долю. Я тогда предложила им, перебраться в девятую квартиру к Марьи Николаевне, одинокая, мечтающая, чтобы у неё, непременно была внучка, хотя детей вовсе не имела, ей, на то время за шестьдесят лет было. Марью Николаевну, за глаза называли: «электровеником», конечно же, она, об этом знала, но не обижалась; маленькая, худенькая, шустрая. У нее все в руках горело, на заводе работала: «принеси, унеси, пойди не мешай», словом умница. Она также с нами пришла, здесь же на месте переговорили, она не раздумывая, согласилась. Так что ни одна внучка, а обе внучки сразу оказались у неё, она рада была безмерно. Они, со временем, весь подъезд обшили, как-никак на швейной фабрике работали. У меня платья появились загляденье. Наталья потом вышла замуж за Сергея Сергеевича. У них сын родился, по сей день живут, душа в душу, нет-нет, да, захожу к ним в гости, трое внуков, вот такие последствия благодаря нашей «кормилице». А, Надежда Викторовна, после войны уехала к себе, в райцентр, говорила, что задыхается в городе, и не развернуться на всю «ивановскую», живет хорошо, как говорится «дом полная чаша», взяла из детского дома пятерых детей и вырастила вместе с братом. У них бываю в гостях осенью, лес – красота беспредельная, грибов, ягоды море. Брат женился. У него одна дочка и этих пятеро. Молодцы! Что тут скажешь.