Четырнадцать мгновений бармена

С любимыми не расставайтесь!

Корнями прорастайте в них!

И каждый раз на век прощайтесь,

Когда уходите на миг!

А.С.Кочетков

По-разному на людей действует горе. Кому-то по мозгам даёт, кого-то гонит в гроб… а кого-то состаривает…

Эта женщина была у нас только один раз, однако, для своего возраста и вида, пила довольно крепко, как, иной раз, здоровые мужики не пьют.

Когда она вошла во всём чёрном я даже сначала-было подумал, что это «готка» какая-то или ещё кто. Но затем я увидел её лицо – вроде, ещё такое молодое, но начавшее покрываться морщинами, опухшее, с красными, видимо от недосыпа, глазами и почти белыми, словно снег, губами.

Она аккуратненько присела за стойку и просипела:

– Можно, пожалуйста, Асканели2.

Такой заказ был крайне неожиданным, что я даже вначале растерялся и минут пять не мог найти нужную бутылку и то, которая оказалась у нас в единственном экземпляре.

Она выпила первый бокал чуть ли не залпом, и из глаз её выступили слёзы, а затем и послышался плач навзрыд.

– Ну, что вы, что вы? – начал успокаивать я и налил стакан воды. – Успокойтесь! Что случилось?

Женщина едва пригубила воды, затем буквально выхватила бутылку коньяка у меня из рук, и сама себе налила. Залпом выпила весь бокал.

– Одна я осталась, понимаешь?! Одна! – сиплым голосом сквозь плач говорила она. – Сыну едва год, а я одна! Я не знаю, как мне жить!..

– Ну-ну-ну, не стоит, – всё ещё старался успокаивать я, думая, что её просто бросил муж. – Может он ещё вернётся…

Она посмотрела на меня тяжёлым взглядом своих воспалённых глаз, из которых сочились слёзы и прошептала:

– Оттуда. Не возвращаются… Нет его больше… Похоронила я его…

Тут мне стало одновременно не по себе и неловко.

– Извините пожалуйста! Я вам искренне сочувствую…

Женщина налила себе ещё конька и также залпом опустошила бокал.

– Вы хоть бы закусывали, а то ж погубите себя так, – внимал я к её разуму. – На кого ребёнка-то оставите тогда?

– Я не знаю… я не знаю, что вообще мне делать… Мне двадцать четыре года, все мои подружки счастливы, а я своего мужа хороню…

– Жизнь же на этом не заканчивается, – старался я подбирать слова. – В конце концов, вам есть ради кого жить!

– Это всё я виновата! – продолжала она говорить о своём. – Мы ж поругались с ним в тот вечер. Я говорю, мол, зачем тебе, Женя, ехать к друзьям своим? А он, дескать, не виделись давно, надо бы! Я-ему – с ребёнком побудь, а он-мне – успею ещё… и пошло у нас с ним – поехало…

Снова она опустошила бокал, громко сглотнула, зажмурив глаза и скривив лицо, и продолжила:

– Столько всего наговорили друг-другу. Я и говорю, дескать, пошёл вон! А Женя смотрит на меня так тяжело и говорит, как на духу помню: «Эх, Людмила…». Знаешь, он ведь меня так редко называл! То Люсей, то Милой, то Людой… а тут… ну, думаю, совсем уже… Пошла к сыну тогда. Сижу с ним. И тут слышу на улице хлопок какой-то и, причём, громкий такой… Сразу что-то в сердце моём ёкнуло, но, думаю, ладно, может накручиваю я себя? А мысли все об одном – глянь в окно! Я смотрю и не вижу сквозь свет фонаря, – вроде как, наша машина лежит перевёрнутая, а вокруг люди собираются… Я как выбежала! Я в жизни никогда так с лестниц не спускалась! Прибегаю – смотрю – а правда, наша машина… а что с Женей? Гляжу – вот он… как всегда, не пристегнулся, откуда-то кость торчит и кровь… кровь откуда-то идёт!.. Я и грохнулась в обморок… Очухиваюсь в больнице, а мысли только две: сынок… и Женечка… где они все?! А ко мне врач такой аккуратненький подходит – спрашивает, мол, вы жена такого-то? Я ж понимаю, что про моего мужа говорят, хоть и башкой ударилась о мостовую! Говорю, да… и тут его фраза…, и я уже почти ничего не помню… я плакала… головой об стену билась… по полу каталась… мне так стало стыдно и горько от того, что я всего этого наговорила ему, а он вот так разбился прям у дома!..

Людмила снова налила бокал, и я заметил на её макушке целый пучок седых волос.

– Знаешь, не за себя обидно больше – за Сашку, за сына! Я ж его без папы оставила! Вот, как?! Как мне, скажи, теперь жить со всем этим?!

Она уже рыдала, сжимая в одной руке бокал, а на другую опёрлась лбом. Кое-какие посетители уже начинали на неё нервно поглядывать и перешёптываться, делая какие-то свои выводы и говоря между собой всякие колкости в её адрес. Увы, с этим ничего не сделаешь – такова человеческая природа, тем-более у нас – не разбираться в том, что у человека на душе, а лишь глядя на его поведение делать свои поспешные заключения, да гнобить его….

– Вы знаете, – попытался я сказать нечто успокаивающее, – мне по жизни, в общем-то, повезло – сам не сталкивался с подобным… Но мне знакомо ваше горе, и я вам искренне сочувствую. Мне жаль, что помочь я могу только тем, что лишь подолью коньяка, чтоб вам ненадолго полегче стало. Но вы же знаете, что ваша жизнь на этом не кончилась. Вам Сашку поднимать надо! К тому же, вы ещё молоды и, как бы дико ни звучало, у вас ещё всё впереди… Вы – верующая?

– Да…

– Не сомневайтесь, в таком случае, Бог точно пошлёт вам нужного человека, а Евгений поймёт вас – поверьте. В конце концов, я уверен, он простил вас уже, видя ваши страдания, а сидя тут передо мной, мне думается, вы расстраиваете его. Он бы такого не хотел…

Людмила начала поднимать голову. Глаза всё ещё были краснющими, но как будто живее.

– Знаете, вы, наверное, правы…, – сипела она. – Он бы такого не хотел…

– Вот, видите!.. – улыбнулся я.

– Мне… мне домой надо… к Сашеньке… – засуетилась Людмила, хватаясь за голову и направляясь к выходу, но, вдруг, резко остановилась.

– Ой… – схватилась она за голову. – Сколько с меня?

– За счёт заведения! – улыбнулся я, решив оплатить её заказ из своего кармана, ибо видел её горе и понимал насколько ей тяжело. – Купите на эти деньги, лучше, что-нибудь для своего сына!

– Нет… нет… я так не могу…, – судорожно мотала головой Людмила.

– Слушайте, – убеждал я, – вам сейчас тяжело, а деньги нужны будут! Погуляли – и хватит! Надо о сыне заботиться! А мы от такой суммы не обеднеем!

Я чувствовал, как на меня начинают косо поглядывать некоторые клиенты, однако, я чётко понимал на что иду, к тому же, администратор меня бы понял, если б ему сказали об этом.

– Так что, идите спокойно. Выпейте воды только, съешьте ломтик лимона, чтоб от вас сильно не пахло и идите.

– Спасибо вам!.. – слегка плача ответила Людмила, выпивая стакан воды.

– Да не за что! – отвечал я и, буквально, чувствовал, как у меня расплывается улыбка на лице. – Заходите, как-нибудь, ещё, будем вам рады!

Женщина скрылась за дверьми, ведущими наружу, а у меня было тёплое ощущение, что я смог, вероятно, хоть кому-то помочь в этой жизни.

Не знаю, помогаю ли я своим клиентам тем, что они мне выговариваются, но я точно знаю, что Людмиле я хоть чем-то помог!

С тех пор, правда, она к нам так и не заглядывала. Впрочем, я её понимаю и искренне надеюсь, что она просто занялась воспитанием своего Сашки и уже встретила кого-нибудь похожего на своего Женю….

Студентка

Девочка-студенточка влюбилась на беду,

Думала, мол, я его с собою уведу,

Я ведь молодая, вся такая из себя…

Ах, девочка, не надо, не обманывай себя!

В.Д.Курас

Продажа алкоголя лицам младше восемнадцати лет у нас в стране запрещена. Немудрено, что когда я в первый раз увидел в нашем заведении эту юную леди, то был крайне удивлён, особенно после её заказа в виде водки.

Называю её именно леди, потому что… ну, не выглядит она как заядлый алкоголик или ещё кто… это очень миловидная девушка с совсем ещё детским личиком, курносым носом, светло-русыми волосами, маленькими, сверкающими зелёными глазками и такой искренней ребячьей улыбкой. Да и сама по себе наша клиентка маленькая – до стойки дотягивается, только когда на барный стул садится.

Естественно, как и полагается, при первой встрече я попросил её показать паспорт, а то продам ещё ребёнку алкоголь, а потом отвечать. Однако мои опасения оказались напрасными, ибо девчуле, так-то, уже девятнадцать лет было, а звали её Никой (фамилию и отчество, увы, уже забыл, да это, в сущности, не так уж и важно).

Наливая ей рюмку я, усмехаясь, бросил:

– Что же ты, Ника, такая молодая, красивая, а водку хлещешь?

Гостья молча осушила рюмку. Зажмурившись, занюхала рукавом своей чёрной кожанки, буквально проглотила пару кусков солёного огурца и ответила:

– А что, нельзя, хочешь сказать?

– Ну-у-у…, – как-то замялся я, – не особо женский это напиток. По крайней мере, не для таких молодых как ты…

– А что ты предлагаешь? Текилу пить? Дык ей не зальёшься, как надо.

– Ах, вот оно что!

Я подлил ей снова.

– А что заливаем?

– Да так… личные истории…

– Бросил кто-то?

– Было б кому…

Она опрокинула в себя рюмку, занюхала ломтиком огурца и продолжила:

– У нас в универе парень один учился. Я, когда поступила только, он уж на пятом курсе был. На него только ленивый не смотрел, ещё бы, – красавец, всё всегда на отлично сдаёт, при этом на пары толком не ходит! Талант, проще говоря! Так, главное, он совсем один! Без бабы! Все на него заглядываются, а он – ноль внимания! Я тогда, конечно, не задумывалась о том, чтобы как-то к нему подкатить или что-то такое, но… это первое время… Мы с ним как-то случайно пересеклись на входе в один из корпусов, он для меня дверь придержал. Так вот, я проходила мимо него и смотрела ему в глаза, а в них такая глубина и ещё что-то – до сих пор не пойму!.. В общем, поняла я, что влюбилась… Всё старалась как-то подловить его в коридоре, даже, чтобы просто посмотреть, да не удавалось никак… В деканате случайно расписание его группы нашла, специально через эти этажи проходила, а этого всё нет и нет… не так уж и часто он ходил… Но, всё-таки, пару раз мне везло – мы пересекались, и, знаешь, сердце так колотилось, так маялось, что просто… не описать.… А он, видимо, заметил, а может, ещё что, да только стал чаще появляться в универе. И главное, всякий раз прохожу мимо их группы в коридоре, смотрю на него, а он так пристально на меня, буквально глаз не сводит. Как-то получилось, что я приболела – неделю не появлялась. Потом прихожу, как выздоровела, смотрю, он у забора курит. Меня заметил – заулыбался, сказал, мол, где пропадала, или я уже не интересен? Так неловко стало… я, возьми, и ляпни, дескать, нет, что ты? Предложил прогуляться после пар. Я согласилась…

На глазах у Ники выступили слёзы, и она попросила:

– Плесни мне ещё, сейчас очень тяжело будет…

Когда рюмка была полной, девушка тут же выпила её, и продолжила, уже не занюхивая или закусывая:

– Я еле дожила до конца пар! Думала сгорю вся от нетерпения! Наконец, дождалась. Стою у входа. Вот он – мой красавец! А я тогда ещё подумала, когда это я стала говорить о нём «мой»? Тут-то до меня и дошло! Влюбилась, твою мать! Гуляли мы не так уж и долго, но для меня это была вечность… Даже не помню, о чём мы говорили, но настолько интересно всё это было… а его голос – заслушаться можно! С тех пор, мы стали гулять так почти каждый день, и всякий раз, всякий божий день я была неимоверно счастлива! Как-то, я ему всё-таки призналась, что люблю… Я хорошо помню этот момент, эту дату… Лил дождь, чуть ли не ливень. Мы едва успели забежать под навес кого-то, вообще левого, подъезда. Я прижалась к нему, как котёнок на ручках и сказала, как сейчас помню, «почему такой холодный льёт дождь, когда я так горячо тебя люблю…». В какой-то момент мне стало страшно… потом стыдно… как я могла так старомодно всё это сказать?! А он смотрел на меня, улыбаясь, сказал, что это очень мило, но ему надо подумать… Зато мне-то как хорошо стало! Банально потому что меня не отвергли! Это уже счастье было! Но потом он на недели две пропал… а я – дура – ни номера, ни ВК его не узнала… чуть ли не плакала от тоски, потому что его нигде не было… Потом появился. Представляешь, стоим перед входом в универ, а я в его объятиях плачу. И мило, и трогательно, и смешно, наверное, … Он предложил тогда у него посидеть. Конечно же, я согласилась! Снова это томительное ожидание конца пар! Снова я буквально сгораю! Кое-как отвечаю на семинарах, да и плевать, в принципе, главное, что скоро мы снова будем вместе! Как будто после плена на войне, ей-богу! Наконец, встретились! Идём к нему. Сидим на кухне, что-то-там едим, обсуждаем, хохочем, когда… он в один момент положил свою руку мне на колено и так близко-близко приблизился ко мне… я буквально растворилась в его поцелуе… Когда он взял меня на руки и понёс куда-то, я так вжалась в него, я чувствовала себя маленьким ребёнком. Очень стеснялась, помню, когда он раздел меня… даже покраснела, как я чувствовала… но он был такой уверенный, что мне, вроде как, стало легче. Не знаю сколько мы занимались с ним сексом, но это было что-то непередаваемое!.. Как будто утро в день рождения – не знаю, как ещё сказать… Тогда я расценила это как ответное признание в любви, но…

Ника уткнулась лицом в сложенные на стойке руки и захлюпала. Я не стал ничего говорить – это выглядело бы уже совсем неприлично с моей стороны, хотя мне и было безумно интересно, что же такое произошло дальше…

Наконец, спустя где-то минут пятнадцать, слёзы её отпустили, она сама налила себе водки, опрокинула, не закусывая и продолжила:

– После этого я снова не видела его пару недель, а может и месяц. Дико переживала. Вдобавок к этому, я поняла, что беременна от него. Это не как в фильмах, когда ты не понимаешь от кого именно – нет! Я девственницей была, а с ним у меня и был первый раз – то есть, только от него и ни от кого другого! Я ждала его, чтоб сказать об этом. Появился. Весь хмурый. Понурый какой-то. Я подумала, что он устал, всё ж через месяц защита диплома, думала обрадовать его! И тут он мне выдаёт, дескать, прости, Никуль, заигрались мы с тобой в любовников! Я тебя, конечно, люблю и всё такое, но я уже давно женат, просто она пока в другом городе – тоже учится, поэтому давай без обид… Для меня это такой шок был! Я думала, что просто убью его на месте, но… я всего лишь разрыдалась и убежала оттуда… Я не знала, что делать! Меня обманули! Можно сказать, развели на секс! Использовали, как шлюху, а я теперь ещё и беременная! У мамы денег просить было стыдно, наскребла у себя, у подруг назанимала – в общем, аборт… я просто осталась, считай, без денег, в долгах, как в шелках, одна и без ребёнка… Конечно, девочки, когда я им сказала, простили мне долги, но я ж всё равно вернуть хочу, так надо! А этот… папаша-бабник… окончил, и что ты думаешь? Остался преподом у нас! Каково же было моё удивление, когда я прихожу на второй курс и вижу, как этот ублюдок ведёт пары у другого факультета!

Ника сама взяла бутылку и, к моему удивлению, немного отхлебнула прямо из горлышка.

– Иногда я вижу его, гуляющего со своей женой, по тем местам, где мы с ним раньше ходили. Он замечает меня, но делает вид, что не знает. Даже не подмигивает, собака… Ненавижу его больше всех, но… вроде как, ещё люблю… Ты знаешь, я была бы невероятно счастлива, если бы он бросил свою жену и вернулся ко мне… думаешь, я б отвергла? Да я бы его с руками-ногами оторвала! Приняла бы конечно! Простила бы! А с другой стороны… он такой мудак, каких поискать…

Ника шмыгнула носом и глянула на меня своими покрасневшими, от слёз, глазами. Личико её было всё таким же милым, с румяными, от тех же слёз, щёчками. Хотелось прям её обнять и приласкать – настолько она была ещё ребёнком.

– Эх, Ника…, – только и нашёлся я, что сказать.

– То-то и оно, – ответила девушка.

– Тяжёлое тебе испытание выпало, но ты ж выдержала, так? Уже не всё так плохо! На работу-то устроилась?

– Да…

– Ну, вот! Долги подругам вернёшь со временем. А там, глядишь, нормального жениха себе подыщешь.

– Нет…, – дрожащим голосом ответила она. – Он мне больше не нужен. Я не верю…

– Перестань – это у тебя временно. Потом, когда ты поймёшь, что не все мужики такие – станет полегче. Главное – учёбу не забрасывай, а то…

Я усмехнулся.

– …станешь такой, вот, как я…

– Разве тебе несладко? – поинтересовалась она.

– Не то что бы несладко, но лучше б я учился, честное слово!

– Спасибо тебе за всё!..

Ника положила на стойку купюру.

– Да ладно тебе, лучше подругам верни, – сказал-было я, но девушка, словно читая мои мысли, уже была у самого выхода из бара.

С этой встречи прошло несколько месяцев. Примерно полгода.

Ника появляется не часто. Пьёт уже, в основном, красное вино. Выглядит веселее. Уже не припомню, когда, но она говорила, что все долги вернула. А буквально недавно заходила, снова заказав себе вина. Пока я наливал, девушка воодушевлённо говорила, что в неё теперь кто-то влюбился, и что, вроде как, всё, быть может, будет взаимно…

Жду теперь её нового появления, ведь интересно, как же всё-таки сложится этот роман. Всё же, надеюсь, что не так, как предыдущий….

Пристав

По теории всё относительно,

Вот и сбылось чужое пророчество.

Вероятность бывает действительной,

Когда встретишь свое одиночество!

А.М.Козачук

При виде этого клиента, некоторые наши посетители буквально вздрогнули и стали подозрительно, можно даже сказать, злобно на него поглядывать.

Чёрная куртка, с фальш-погонами, на которых сверкают четыре звёздочки и шеврон на левой руке с надписью: «ФССП», производила должный эффект.

Сам же мужик был вполне обычным: наголо выбрит, серые глаза, среднего роста, хотя и довольно хорошего телосложения, что мог бы и вышибалой где-нибудь работать. Его голос буквально соответствовал внешности, потому как из его уст звучал прямо-таки басовитый рокот, приводивший, полагаю, любого человека, говорившего с ним впервые в некоторое замешательство.

Мужчина сел за стойку и заказал, к моему удивлению, Papa Double3.

Пока я смешивал заказ, то не упустил момента выразить своё изумление:

– Весьма необычный выбор для представителя вашей профессии!

– Какой-такой моей? – чуть понизив голос, спросил пристав.

– Как какой? – переспросил я и, взглянув на шеврон, сказал: – Судебный пристав. Разве я ошибаюсь?

Клиент с усмешкой посмотрел на свой рукав и махнул на него рукой.

– Ошибки молодости… и зря просраное время…

Между тем, я уже поставил бокал с коктейлем на стойку и спросил:

– Почему же?

Пристав немного пригубил содержимое и попросил:

– У вас медка какого-нибудь не найдётся?

Конечно, мёд добавлять в такой коктейль было не принято, однако, слово клиента – закон, а потому я подбросил пару ложечек.

Он снова немного выпил и продолжил, отвечая на мой вопрос:

– Почему, спрашиваешь? Да потому что неблагодарная эта работа! Мы что должны делать? Следить за принудительным исполнением решения суда! А что делаем мы? Ходим по квартирам, в сущности, невинных людей и шмонаем их, иначе я это назвать не могу! Вот, представь…

Он сделал широкий жест рукой, как бы показывая.

– Вот, вынес суд решение, что не прав налогоплательщик, а, так как, платить ему нечем, то надо у него имущество арестовать. И вот, едешь ты к нему. Заходишь в квартиру, а у него толком-то там и нет ничего. А всё потому, что его просто налоговая грёбаная обманула, и платить ему нечем. То есть, мы, фактически, просто выкидываем человека на улицу! А он-то виноват только в том, что отказался подчиняться реально преступным требованиям налоговой. Он стоит перед нами – умоляет, постановления показывает. Там чёрным по белому видны все ляпы и ошибки этих идиотов – даже не стараются! Только что ему с того? Суд он против них проиграл, потому что судья – друг начальника налоговой, а долг-то растёт… И, вроде как, нам всё равно должно быть, вот, только мне жалко людей… Что же это получается? Ты пашешь на это грёбаное государство, которое даёт тебе хер да маленько, платишь ему из своего кармана налоги, а оно тебя ещё и раздевает буквально! Вот, скажи, зачем так жить? Люди заслужили такое? А недавно…

Пристав снова сделал глоток коктейля.

– Недавно познакомился с девчонкой. Умница, красавица – все дела, ну, ты понимаешь… Встречались месяц, другой, третий… как-то у нас всё завертелось, закрутилось… и складывается всё, вроде – оба на государство работаем: я – пристав, она – врач. Всё чин по чину. Уже надумал даже предложение ей делать. Колечко купил!

С этими словами он вынул из кармана брюк небольшую коробочку из красного бархата, в которой лежало золотое кольцо с маленькими синими топазами или чем-то похожим.

– А, вот, буквально дня три назад послали нас съездить к, ты не поверишь, – ветерану! Квартиру арестовывать! Ну, это ж абсурд! Я даже толком не понял за что. В общем, приезжаем мы к деду. Заходим. А он совсем старенький, уже горбатенький, говорит плохо… а мы… что мы? Стоим в этой долбаной чёрной форме…

Он брезгливо махнул рукой в сторону своих погон.

– …с автоматами и оглашаем ему решение суда и прочие формальности. А он сидит, смотрит на нас из-под своих старых век, как будто и не видит, и говорит старческим голосом: «Что же вы, сынки, меня грабить пришли? Совсем уже убить хотите, эсэсовцы?! На войне не смогли, так сейчас, что ли?!». И ты знаешь, настолько жалко мне его стало, чуть ли не до слёз… Начальник ему что-то там втолковывает, а я реально понимаю – мы ж, как фашисты!.. Что это такое? Старого человека, прошедшего войну, доживающего свой век в этой квартире, времён шестидесятых, надо выкидывать на улицу или в дом престарелых?! Разве это нормально?! А тут, смотрю, девчонка какая-то в квартиру заходит, вроде как, внучка. Увидела нас всех, растолкала, сразу к деду побежала, кричать начала… а я ж её знаю!.. Это ж Катенька! Невеста моя! Она меня видит, узнаёт и в слёзы: «Коля, как ты мог?! Что же ты за сволочь такая?!». Наши все в замешательстве, начальник что-то там бубнит про ответственность за оскорбление сотрудников, а мне тоскливо… я понимаю, что уже не женюсь на ней, что не смогу ей больше в глаза смотреть… Короче, рапорт я в тот же день написал. Не хочу я больше этим говном заниматься! И так уже всё потерял…

Николай выпил залпом пол бокала, протяжно выдохнул.

– До сих пор перед глазами этот дедушка стоит… и его фраза, что мы эсэсовцы… А, ведь, он прав, по факту… Вроде, не при фашизме живём, вроде, не каратели, а государство людей унижает и мучает похлеще гестапо, получается… мне просто обидно, что я был в этом всём дерьме…

– Чем теперь займёшься? – поинтересовался я.

Николай залпом допил коктейль, отставил бокал, положил кулак на стойку, опустил голову и исподлобья произнёс:

– Работать буду… но не на это треклятое государство… не на эту власть… Я ещё не знаю кем и где, но чтоб людям помогать. Пусть даже денег будет меньше, зато чист буду… и совестью, и душой – всем!..

Он положил на стойку несколько купюр и поднялся со стула.

– Спасибо, что выслушал!

Он усмехнулся:

– Денег на психолога нет, а поговорить не с кем.

Он откашлялся, как бы оговорился:

– …Выговориться некому…

Едва я собирался ему ответить, как Николай уже направился к выходу.

С тех пор, бывает он в баре довольно редко… и то, чтобы пропустить пару рюмочек коньяка по субботам. Вроде бы, умудрился стать адвокатом в какой-то частной конторе. Зарабатывает, говорит, неплохо. Совесть у него чиста. Вот, только, с Катей своей помириться так и не смог, ибо дедушка после этого визита очень скоро умер… Видимо, за это она его не простила….

Ветеран

Помни войну! Пусть далека она и туманна.

Годы идут, командиры уходят в запас.

Помни войну! Это, право же, вовсе не странно:

Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.

Ю.И.Визбор

Пожилые люди к нам почти не заглядывают. А если и заглядывают, то им, как правило, не больше семидесяти лет и заказывают они, в основном, пиво или что-то безалкогольное.

Однако этот старик разительно отличался от всех остальных. Хотя… его стариком-то нельзя было назвать… скорее старичок… невысокий такой, скромный, с очень мягким голосом, всё время со своей старой-старой тростью, прихрамывающий на правую ногу. Лицо его, покрытое морщинами, всегда как будто сияет, ведь он постоянно улыбается своей старческой бледной улыбкой. Волосы, на удивление, ещё не выпадают, а наоборот красиво вьются, хотя и седые. Возраст не сделал его толстым, как делает со многими пожилыми людьми, наоборот – высушил, сделал почти как мощи.

Он заходит нечасто. В основном, ближе к вечеру, когда на улице ещё светло. Опираясь на свою трость, буквально запрыгивает на стул, кладёт пятьсот рублей и просит кофе с молоком и кусочком торта. Реже он заказывает рюмку водки…