Сны Семиградья. Книга фанфиков

Марина Вальд, Инна Фохт, Нина Лаврентьева, Ольга Филимонова, Кирилл Лаврентьев, Айгуль Клиновская, Егор Данилов, Антонина Селиванова

Сны Семиградья. Книга фанфиков

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Когда авторский мир рвется наружу, его не остановить. Стираются границы между индивидуальным и общим, история разрастается и обретает новые подробности, становится живой и бурлящей, словно поток воды в горном русле. Обретает новые смыслы, образы, контексты.

Мог ли я представить, что конкурс фанфиков по моей книге получит такой бурный отклик? Кажется, нет. За неделю талантливые авторы сложили семь прекрасных историй, очень разных, но очень объемных. Таинственных, красочных, емких. Прочувствованных, фактурных и невероятно личных. В каждой истории – авторский стиль и свой неповторимый подход. В каждой истории – талант и уникальная красота. Но все они о мире Семи Башен. Да-да, семь авторов написали о Семиградьи. Очередное маленькое совпадение на пути моего романа «Семена Перемен» к читателю.

С легкой руки Алекс Джун, автора книги «Спи, Алиса», участвовавшей в судействе и выборе победителя конкурса фанфиков, сборник получил название «Сны Семиградья». В нем нет официальной истории мира. В нем сны о том, как оно могло бы быть. О том, чем стало бы Семиградье, пиши его кто-то другой. Но погружение в эти сны неизменно оставляет неповторимый привкус сказки, тайны и волшебства.

Искренне благодарю всех авторов за приложенные усилия. И жду читателей на страницах своего романа.

06.06.2023

Егор Данилов

Айгуль Клиновская. Амоин

– Растус, ну пожалуйста! – Луций топтался в дверях и даже умоляюще сложил руки. – Последний раз!

– Если будете проявлять настойчивость, мой юный господин, придется пожаловаться вашему отцу, – голос из глубины комнаты не пускал мальчика дальше порога.

Луций прикусил губу, пытаясь придумать, как упросить несговорчивого учителя.

– Я прочитаю пять страниц из учебника истории!

Из-за книжного шкафа сразу появилось лукавое лицо Растуса. Буйная кучерявая шевелюра колыхалась и пружинилась, будто жила собственной жизнью, иногда не поспевая за хозяином. Луций как-то подметил, что цветы в вазонах у стен дома трепещут на ветру точь-в-точь, как кудри Растуса. И когда учитель уж слишком донимал занятиями, Луций изливал возмущение преданному коту Клео, называя злодея исключительно Вазоном.

Сейчас поднятая бровь хозяина комнаты говорила о том, что предложение его заинтересовало.

– Это значит, что все картинки вы там уже изучили и теперь наконец намереваетесь перейти к буквам?

Луций смиренно вздохнул:

– Да.

Растус сделал приглашающий жест рукой:

– Проходите, маленький господин. Но учтите, что в следующий раз вместо пяти страниц будет уже десять.

Нескладный худощавый учитель как-то умудрялся двигаться проворно и не задевать многочисленные полки и шкафы с книгами, стол, заваленный бумагами, свитками, картами, пирамиду из сундуков, где самый маленький упирался в потолок. Когда он впервые появился в особняке префекта Кастора Пинария, отца Луция, у него не было с собой столько хлама. Растус расчистил завалы и извлек из-под них стул.

– Садитесь. И молчите. Вы же помните главное правило?

Луций кивнул. Он помнил, но тут же нарушил его вопросом:

– Каждый раз у вас все теснее и теснее. Зачем вы тащите со всей Патеры всякую рухлядь?

– Во-первых, – бровь снова подлетела вверх, на сей раз от недогадливости ученика, – это не рухлядь, а предметы для исследования. Во-вторых, я не только учитель, но и ученик.

Луций разинул рот.

– Как это? Чей?

– Жизни, маленький господин, жизни, – Растус снял с полки шкатулку, открыл и полюбовался содержимым. – Ну что, готовы к встрече?

Луций поерзал на неудобном стуле и снова кивнул. Плотно сомкнутые губы означали, что тишины он точно не потревожит.

Учитель достал из шкатулки тростниковую сирингу и приложил к губам. Мелодия разлилась по комнате, огибая и шкафы, и полки, и нагромождение из сундуков, скользнула за ширму. Оттуда послышался едва различимый шелест расправляемых крыльев…

Сиринга продолжала призывный напев. Из-за ширмы, выступая на длинных ногах, показался аист с дивным огненным оперением. Он склонил набок крохотную голову, блеснул черными, словно ртутные капли, глазами. Растус взглянул на Луция. Тот уже дважды видел чудо-птицу, но все еще не мог скрыть восторг. Вот и сейчас смотрел не отрываясь и даже не моргал.

Аист расправил крылья и начал свой танец. Он кружился по комнате, щелкал клювом, изгибал шею в такт музыке. Когда звуки сиринги стали затихать, длинноногий плясун отступил обратно к ширме и на последнем аккорде скрылся за ней. В наступившей тишине раздался восхищенный выдох Луция. Оказывается, толком и не дышал, пока длилось представление!

– Это величайшее чудо, никогда не устану смотреть, – прошептал он, все еще боясь спугнуть чарующее видение.

Растус спрятал сирингу в шкатулку.

– Вам пора, юный господин. Учебник истории ждет.

Луций лишь сильнее вжался в стул.

– Расскажите, как его зовут, откуда он у вас. И тогда я точно уйду и не приду еще очень-очень долго.

– Хорошо, – неожиданно согласился Растус. – Я и сам не прочь вспомнить эту удивительную историю.

Он заозирался вокруг, примериваясь, куда бы присесть, махнул рукой и опустился на пол.

– Однажды я бродил по Патере в поиске интересных вещиц и наткнулся на одного кайанца. Бедолага еле держался на ногах от голода, но все же вызвался мне помочь доставить сюда свитки. Я его накормил, подыскал справную одежду вместо его ветхих обносков, позволил согреться у очага и воспрянуть духом. Перед уходом он сказал: «Я беден, мне нечем тебя отблагодарить, но я могу подарить тебе Амоина». Вытащил из-за пазухи красный мел и нарисовал на стене аиста.

– Значит, его зовут Амоин, – с придыханием повторил Луций, счастливый от того, что ему приоткрыли завесу тайны.

– Да, – кивнул Растус. – Кайанец добавил, что птица умеет оживать и танцевать под звуки сиринги. Но при одном условии.

– Соблюдать тишину?

– Это я придумал специально для вас, маленький господин, потому что порой вы слишком многословны.

Луций развел руками – что есть, то есть, этого он отрицать не мог.

– Условие в том, что наслаждаться танцем аиста нельзя одному, только в компании с добрыми друзьями. Ведь Амоин – это чудо, а чудом не может владеть кто-то один, его надо делить с другими.

– А кем был тот кайанец? Какой-то маг? Куда он делся? – следующие вопросы посыпались, как горошины из стручка.

Из сада послышались возгласы. Луций тотчас же подскочил, глаза его округлились.

– Должно быть, отец разыскивает меня! – ахнул он и опрометью бросился наружу.

– Не забудьте про пять страниц! – крикнул вслед Растус, но мальчишка успел раствориться меж цветущих кустов камелии.

Учитель усмехнулся, подошел к ширме и отодвинул ее. На стене застыл нарисованный мелом красный аист в ожидании мига, когда снова запоет сладкозвучная сиринга.

Луций сдержал обещание. На следующий день в начале Второго Оборота он ждал Растуса в учебном зале, чтобы пересказать ему выученные страницы. Время шло, но учитель не появлялся. Это было странно – никогда прежде Растус не опаздывал.

– Это говорит о том, что и на Башне может вырасти мох, – назидательно сказал Луций коту, намекая, что и учитель рано или поздно может проспать занятие. Клео облизнулся, ему не было дела до знаний, ему миску похлебки подавай.

Луций подождал еще немного, подхватил кота и направился будить учителя.

– Растус!

Комната отозвалась лишь шуршанием заплутавшей ночной бабочки. Луций шагнул за порог и обследовал пространство. Заглянул даже под стол – вдруг учителя так сморили старые манускрипты, что он сполз на пол да там и уснул? Наконец мальчик решился заглянуть туда, куда тянуло с первых секунд. За ширму, скрывающую Амоина.

Аист все так же алел на стене. Луций преодолел робость и спросил:

– Ты не знаешь, где Растус?

Картинка не ожила, для этого требовалась сиринга. Луций глянул на Клео, который безучастно висел на его руках.

– Ты же мне друг? Значит, вдвоем мы можем посмотреть танец Амоина.

Клео мяукнул, что прозвучало как одобрение идеи. Усадив кота на книжную полку, Луций достал из шкатулки сирингу. Когда-то он делал трубочки из тростника и сносно извлекал из них мелодию, значит, и сейчас справится. Прикладывая флейту к губам, он думал только о том, как бы не оплошать с музыкой, потому не заметил, как Клео спрыгнул с полки и юркнул за дверь.

Луций ликовал. Получилось! Сиринга откликнулась на его старания. В подтверждение этому из-за ширмы возник Амоин и начал танцевать. Вид у него был понурый, движения замедленные, будто аист захворал. Алое оперение меркло с каждым новым па. Посреди танца он замер и посмотрел на Луция. Тот опустил сирингу и спросил:

– Тебе не нравится, как я играю? Я всего лишь хотел показать тебя своему другу Клео.

Аист запрокинул голову и затрещал клювом, как будто рассмеялся. Луций оглянулся на полку – та была пуста. Сиринга выпала из рук.

– Луций… – на пороге стоял учитель. Судя по тяжелым связкам книг, он совершил очередную вылазку за раритетами и просто не рассчитал время возвращения. – Что здесь произошло?

Амоин пробрался к двери, коснулся Растуса на прощание красным крылом и прямо с порога взмыл в небо.

– Я не хотел… – захлюпал носом Луций. – Нас было двое, но Клео сбежал.

Тюки с книгами нашли временный приют в углу. Растус подошел  к виновнику переполоха, поднял с пола сирингу и смахнул с нее рукавом пыль.

– Не печальтесь, мой юный господин. Амоин ведь не просто танцующая птица. Амоин – учитель для нас, как и все живое на этой земле.

– Он не успел меня ничему научить, – размазывая ладонью слезы, всхлипывал Луций.

– Как же не успел? Он научил вас, что нельзя нарушать чужие границы, пусть даже речь идет о пороге учительской комнаты. Нельзя без разрешения брать чужое. Нельзя обманывать и прикрываться другом, чтобы исполнить свои желания. Вы же сами хотели еще раз посмотреть на Амоина? И Клео тут совсем ни при чем.

Он усадил Луция на стул и подал стакан воды. Отхлебнув разок, мальчик застыл, глядя в одну точку. Растус умолк, позволяя ему накрепко усвоить важные уроки. Наконец Луций допил воду и слез со стула. Казалось, он даже чуточку повзрослел, только покрасневшим носом шмыгал все еще по-детски.

– Простите. Из-за моей глупости Амоин теперь сгинет где-то, и никто больше не увидит чуда.

– Вот и еще один урок. Вы научились признавать ошибки, чтобы впредь их не повторять. Ведь так?

Луций кивнул. Он почти успокоился, но все-таки горевал, что теперь никогда и никому не покажет аист свой чудесный танец.

– Не грустите, маленький господин, Амоин не исчезнет без следа. Теперь он сам выберет себе пристанище. И однажды мы еще услышим о дивной  птице, которая вдруг появилась на одной из городских стен.

Рассказывая все это, Растус рылся в ящиках письменного стола. Поиск увенчался успехом, он выудил оттуда тряпичный сверток, развернул и показал кусочек красного мела.

– Тот кайанец оставил мне его. На всякий случай. Видимо, он наступил. Мы можем нарисовать кого угодно.

Луций замер. Только что мир вокруг мерцал черно-белым из-за его вздорной выходки, и вдруг крохотный кусочек мела снова вернул все краски.

В приоткрытую дверь из сада шмыгнул Клео. Не подозревая о случившейся катастрофе, он сел и принялся умываться. Это говорило о том, что какая-то зазевавшаяся мышь стала его обедом. Луций поднял взгляд на учителя.

– Кот. Мы нарисуем красного кота.

– Отличный выбор, – Растус засучил рукава. – Еще вам не помешает пара уроков игры на сиринге. Однажды, мой маленький господин, рядом с вами появится тот, чья дружба пройдет много-много испытаний. И вы обязательно разделите с ним это чудо.

Антонина Селиванова. Демон, которого ты кормишь

– Дэмин!

Камень врезался в бамбуковые ставни и скатился по скошенной крыше. Чиновник пробудился от чуткого сна и испуганно уставился на закрытое окно.

– Дэмин!

Снова прошептал голос. Очередной камень налетел  на преграду и шлепнулся на землю. Дэмин тяжело вздохнул. Идти не хотелось. Может, не ответить? Притвориться, что не услышал? Хотя вряд ли поможет: Юншен всегда был упрямым. И зачем только все ему рассказал?

– Дэмин, ну же! Надо готовиться к ритуалу! – раздалось уже громче.

Камень звонко стукнулся о деревянную перекладину. Дэмин подскочил и бросился к ставням, приоткрыл трясущимися от страха руками.

– Ты что творишь, Юншен! – нервно зашептал другу. – Если отец проснется, ни тебе, ни мне несдобровать.

Тот лишь пожал плечами. В свете принесенного им фонаря было видно, как подкидывал оставшиеся камни. Дэмин судорожно сглотнул и скрылся в комнате. Что ритуала не миновать, понял, едва рассказал Юншену о спящем в теле сестры демоне и увидел непоколебимую уверенность в глазах парня. Но, если честно, до последнего надеялся этого избежать. Грузный, трусливый экзорцист, которому недостает силы и практичный, решительный крестьянин без образования. Смогут ли они освободить Сяомин от злобного гуя?

——

– Когда я вырасту и женюсь на Сяомин, мы тоже уедем из Вангджакуна! – заявил Юншен, выслушав рассказ Дэмина о жизни и учебе в столице. – Лончан меня, конечно, не прельщает, но ведь в мире немало других городов. Я слышал от торговцев и циркачей, приезжающих на ярмарки в нашу деревню.

Дэмин скосил на него глаза: несмотря на большую разницу в возрасте, с Юншеном интереснее разговаривать, чем с ровесниками.

– К тому времени я закончу учебу, наберусь опыта, стану сильным экзорцистом и смогу вам помочь, –  беззаботно протянул Дэмин, развалившись на берегу реки и опустив ноги в прохладную воду. Блаженно прикрыл глаза.

– О чем ты? – удивился Юншен.

Дэмин вздрогнул: понял, что сболтнул лишнего. Об одержимости сестры знали только двое – он и отец. И последний строго наказал не говорить никому. Даже Сяомин не знала о спящем внутри нее демоне.

——

Дэмин собрал все необходимое для ритуала изгнания, вылез из окна и спустился по пышному дереву. Запнулся о корни, чуть не упал, но Юншен ухватил за плечи.

– Все хорошо, – подбодрил он. – Пойдем.

Старое кладбище встретило тишиной. Темнота ночи разгонялась лишь дрожащим огнем фонаря в руке Юншена. Покосившиеся, покрытые мхом надгробия с подозрением раскачивали тени в неярком свете: здесь уже давно не хоронили, и живые не приходили даже днем. Взмахнула крыльями птица, и Дэмин замер, испуганно озираясь. Не справится. Сильным так и не стал. По окончании учебы ему присвоили лишь седьмой ранг. Лучше бы выучился на врача.

– Здесь, – решил Юншен, останавливаясь среди могил.

Чиновник огляделся. Пожал плечами: пусть будет здесь. Взял сухую ветку и старательно вывел на земле шиганьдан для защитного барьера. Если что-то пойдет не так, это поможет сдержать разозленного гуя. Должно помочь. Поверх нарисованного круга Юншен разложил циновку для Сяомин. Его губы беззвучно шевелились: ритуал предстояло проводить Дэмину, но на всякий случай друг выучил необходимое заклинание.

– Дальше я сам. Пора вести сестру, – прошептал Дэмин.

Юншен кивнул и скрылся в темноте.

Оставаться одному не хотелось, но у каждого своя роль. Дэмин соскрёб с ближайшего надгробия мох, из заплечного мешка достал ткань и нитки, сглотнув, начал скручивать куклу. Перевязь за перевязью. Тщательно. Чернилами нарисовал глаза и улыбку. Нельзя уничтожить демона насовсем, можно лишь перенести.

– Готово?

Юншен появился так неожиданно, что Дэмин едва не вскрикнул. Парень уложил Сяомин на циновку. На груди сестры красовалась сделанная Дэмином сонная печать, которая не даст ей проснуться.

– Да. Только возьми, – чиновник протянул Юншену обереги, которые смастерил накануне для подстраховки. – Обязательно закрепи на одежде. Надеюсь, поможет в случае… неудачи.

Последнее слово произнес шепотом и достал из мешка нефритовые бусы, вещь, принадлежащую одержимой. Закрепил украшение на кукле – только так можно обмануть гуя – и принялся читать заклинание. Голос дрожал, слова неоперенными птенцами срывались с губ и разбивались. Как всегда, им недоставало мощи.

– Н-не могу, – запинаясь, произнес чиновник. – Н-не вых-ходит.

– Давай я, – Юншен забрал куклу и бусы. Сел на колени, закрыл глаза и начал заново.

Дэмин отошел подальше, спрятался между надгробий. Колени дрожали, ладони вспотели, сердце бешено колотилось. Ему осталось лишь наблюдать. Опять оказался бесполезным.

Голос Юншена тек уверенно, дышал мощью. И гуй откликнулся. Пространство заволокло тусклым красным светом. Сяомин медленно приняла вертикальное положение и оторвалась от земли, словно подвесили. Черные волосы взвились змеями. Демон парил у края круга, в пределах иероглифов-шиганьдан. Не переступал. Сердце Дэмина радостно забилось: неужели сработало?

Юншен запнулся и начал сначала. Плечи Сяомин затряслись, словно гуй в ее теле беззвучно смеялся. Это неправильно. Что-то шло не так. Демон не боялся.

——

– Я все знаю.

Дэмин подавился лепешкой от неожиданности. Откашлявшись, схватил Юншена за руку, оттащил в переулок между домами.

– О чем это ты?

– Я знаю истинную причину, по которой отец не отпускает Сяомин из деревни.

Чиновник побледнел. С разговора у реки прошло почти семь лет. Тогда он солгал, что дело в гуе с кладбища, который нападает на путников. Если Юншен и не поверил, то промолчал. А потом Дэмин покинул Вангджакун. Окончил учебу, получил бесполезный седьмой ранг и отправился на службу в Янгчанси. В родную деревню заезжал редко и с другом разговоров о демоне больше не заводил. Надеялся, что забудет. Так почему он заговорил об этом? Неужели гуй завладел телом сестры при Юншене? Но что его спровоцировало? Обычно не показывался.

– Видел, да? – уточнил чиновник на всякий случай. Юншен хмуро кивнул. – Не говорил Сяомин?

– Нет.

– Хорошо. Она не знает, что одержима. 

– Одержима? – воскликнул Юншен. – Что значит одержима?

Дэмин моргнул:

– Ты же сказал, что знаешь!

– Наврал, – признался друг. – Понял, что только так все расскажешь. Но что же делать?

– Не знаю. Ничего не могу. Слишком слабый.

– Я помогу.

——

– Юн… – голос не слушался.

Страх комом встал в горле, мешая говорить. Стоило предупредить, но смелости не хватало. Юншен продолжал читать, сосредоточенно, крепко зажмурившись. Сяомин поплыла к нему. Иероглифы шиганьдан вспыхнули искрами и погасли, не навредив. Оказавшись за пределами барьера, девушка рванула вперед.

– Юншен! – голос Дэмина сорвался на писк.

Парень открыл глаза, а в следующий миг когтистые пальцы обхватили шею. Юншен успел лишь вскрикнуть, и демон с хрустом повалил его на землю. Какое-то время гуй продолжал сжимать руки на горле парня, затем вновь поднялся в воздух. Развернулся. Дэмин затаил дыхание в ожидании смерти: наверняка станет следующей жертвой. Но гуй лишь проскользил к циновке, остановился у барьера и опустил тело Сяомин на землю. Красный свет погас. Лицо сестры вновь приняло выражение сонной безмятежности.

Дэмин досчитал до десяти, успокаивая выпрыгивающее сердце. Выскочил из укрытия, схватил на руки спящую Сяомин – печать все еще действовала – и бросился бежать. Так быстро, насколько позволяло слабое тело и упитанный живот. Назад в деревню.

Он то и дело оступался, спотыкался – от ужаса, темноты и осознания того, что натворил, – но продолжал нестись. Слезы неудержимым потоком хлынули из глаз. Юншен мертв. А он даже не проверил, нельзя ли что-то сделать, спасти. Рваное дыхание смешалось со всхлипами.

Уложив Сяомин в постель, пошел к отцу и, едва тот открыл дверь, рассказал о случившемся.

– Отведи меня, – скомандовал отец, на ходу набрасывая ханьфу.

Возвращаться не хотелось, но ослушаться не хватило мужества.

Догорающая лампа освещала место преступления: барьерный круг, циновка, мешок с чернильницей и нитками. Юншен, кукла, бусы.

– Кто знает об этом? – отец обвел рукой пространство.

– Никто. Я не говорил, – прошептал Дэмин. – Юншен тоже. У него нет близких, только брат, Сяомин и я.

– Хорошо, – хмуро кивнул отец. – Надо избавиться от улик. Спрятать тело. Знаю подходящее место. Бери за ноги, а я – за руки.

– Но…

– Не перечь. Сейчас главное – защитить Сяомин.

Тело спрятали в дупло дерева, под которым восемнадцать лет назад отец с матерью принесли в жертву петуха, молясь о рождении Сяомин. Юншен смотрел с осуждением.

«У меня был один друг, у Юншена – ни одного, – думал Дэмин, закрывая погибшему веки. – Я предатель…»

Куклу и бусы отец бросил туда же, в дупло. А после они вернулись к месту проведения ритуала: стерли барьер, забрали циновку и мешок, веткой кустарника замели следы. Даже если кто зайдет сюда – ничего не обнаружит.

Дэмина трясло. Забираясь в постель после длинной ночи, он подумал: «Хуже быть не может». Но на следующее утро понял, что ошибся.

Как часто бывает в небольших деревнях, новость об исчезновении Юншена быстро облетела Вангджакун. Отец, как деревенский староста, поднял на поиски добровольцев. Откликнулись почти все жители, и лишь одному человеку запретили участвовать.

Юйлун. Брат-близнец Юншена, тихий, кроткий, добрый, с ужасом глядел на старосту, когда тот обвинял его в исчезновении брата.

– Ты последним видел его, – наседал отец Дэмина. – Вы жили обособленно. Может, ты считал, что его никто не хватится? Но на твою беду, Сяомин полюбила его, и я сделаю все ради любимой дочери. Юншен не бросил бы ее. Значит, попал в беду. Если он еще жив, лучше признайся сразу и дай нам помочь ему.

Отец говорил долго. К изумлению Дэмина, жители деревни поверили и подчинились приказу заключить Юйлуна под стражу.

Дэмин с отцом, конечно же, присоединились к поискам. С другими мужчинами оглядели каждый овраг, куст. Дэмин заглянул в дупло того самого дерева, но под строгим взглядом отца сказал, что там пусто.

Юйлуна обвинили в убийстве. Парень поднял мертвый взгляд, такой же, как у погибшего близнеца. Равнодушно выслушал приговор к работам на рудниках.

Небесные Братья завершали Третий Оборот. Сяо осторожно приближался к Гао, желая спрятаться за его спину до наступления темноты. Равномерно цокали копыта, скрипели деревянные колеса. Синие и желтые лучи разрывали завесу на пестрые лоскуты, напоминая Дэмину о предательстве. Говорят, близнецы чувствуют боль друг друга. Догадывался ли Юйлун, что на самом деле произошло с Юншеном?

Дэмин долго глядел вслед удаляющейся тюремной повозке.

Нина Лаврентьева. Дорога к возлюбленному

Лапы разрывают прелую листву, топчутся по трухлявому валежнику. Мышиный дух везде, но такой размытый, нечеткий. Неужели филин уже разогнал всех? Так рано! Но в лесу еще не стемнело, только пошел Третий Оборот. Листва пропускает, словно решето, голубые и желтые лучи небесных Светил. Но, может, уже поздно? Порой так увлекаешься охотой, что забываешь о времени. В нетерпении шуршит хвостом по земле. От предвкушения легкой добычи в пасти собирается слюна. Но норки пусты. Поднимает черный нос, принюхивается. Недалеко убежали. Еще успеет поймать зазевавшегося глупыша. Сегодня она охотник. Двигается бесшумно – ни хруста ветки, ни глупого тявканья. Никто не должен заметить ее присутствия. Побеждает самый хитрый и быстрый.

Вдруг замирает. Прислушивается. Размерную жизнь вечернего леса нарушают странные звуки. Может, кажется? Нет, уши никогда не подводили. Надо проверить. Кто, кроме нее?

Бежит. Мимо зарослей бамбука, вдоль пышнокосых ив у ручья. Останавливается на обочине имперского тракта. Нетерпеливо переступает лапами. Звериная осторожность не позволяет сразу броситься к телу, распластанному на дороге.

Судя по вышивке на синфу, богатый кайанец. Обходит вокруг, всматривается в лицо. Молодой. Смуглая кожа, гладкие волосы собраны в хвост. До чего хорош! А вдруг это Возлюбленный, которого она ищет? Глаза закрыты, но ресницы дрожат. Жив. Надо бы оттащить с дороги, пока не пронесся конный отряд. Растопчут. Но в лисьем обличье не справиться, нужны руки. Льнет к бесчувственному телу, пытается нащупать жизненную энергию. Еле бьется слабый огонек в груди, но и его хватает для обращения. Их бедра соприкасаются: холщовые дорожные штаны и обнаженная белая кожа. Встает, прикрывая наготу плащом черных волос. Тянет юношу под сень деревьев на мягкую траву. Отрывает подол сорочки и спешит к ручью. Умоет и накапает в рот воды. Может, очнется.