скачать книгу бесплатно
Корректировка
Вадим Ледов
Тебе за семьдесят и жизнь, в общем-то, прошла.Но вдруг открывается дверь, на дворе 1972 год и ты опять молод, полон сил и надежд.Зачем, почему, кто дал тебе такую возможность?Прочь вопросы! Потом разберемся. Окунаемся в начало семидесятых.Смотрим, что из этого вышло.
Вадим Ледов
Корректировка
Глава 1
Деревянные ступеньки скрипели под ногами, пахло пылью, кошками и борщом.
– Повезло вам, – в который раз начала агитацию риелторша Ирина, активная тетка неопределенного возраста с маленькой головой и стремительно расширяющимся книзу туловищем, – только сегодня заявка на сдачу появилась, вас первого веду. А цена! По таким деньгам разве что комнату снять, а тут отдельная квартира… – она поднималась на три ступеньки ниже меня, словно опасаясь, что клиент сбежит, так и не увидев свалившегося на него сокровища. – Дом, конечно, старый, но квартиры типовые. Зал большой. Даже балкон есть. Да сейчас сами увидите! А место-то какое прекрасное – престижный район!
Квартал двухэтажных деревянных домиков смотрелся маленьким кусочком деревни среди городской застройки. Заросший травой двор с какими-то покосившимися сараями, палисадники с грядками. Бабки на облезлой скамейке лузгают семечки. Рядом чинно восседает старая лохматая дворняга. На завалинке разлегся бандитского вида рыжий кот.
– За такие деньги разве что комнату снимешь… – неутомимо повторяла Ирина свои аргументы, – или где-нибудь на отшибе квартирёшку. А тут рай, просто рай! Место, залюбуешься, в квартире все удобства, зимой тепло! Стены деревянные дышат, это вам не бетон! А то что старый… так пятьдесят лет стоял и еще простоит. Вы ж тут не всю жизнь собрались жить. На год снимаете? К тому времени, небось, не завалится, – она, захихикала над своей шуткой. Смех у нее был жидкий, булькающий.
Второй этаж. Пришли. На площадке две двери. Между ними электрощиток запертый на висячий замок. Мы остановились перед левой дверью с номером три. Так себе дверца, фанерная, со времен царя Гороха не меняли. Хотя, воровать у меня все равно нечего.
– А соседи кто? – спросил я, прислушиваясь к невнятному бормотанию за дверью соседней квартиры, – не трудовые, случайно, мигранты?
– Да бог с вами! – изображая удивление, Ирина хлопнула себя по могучим бедрам, отчего куколь на ее затылке качнулась из стороны в сторону. – Здесь одни пенсионеры живут. Сами ж видели. Тишь да гладь, и божья благодать!
Она не стала жать кнопку звонка, а деловито отперла дверь извлеченным из сумки ключом.
– Проходите, не стесняйтесь.
– А где же хозяева? – поинтересовался я.
– А нет хозяев, – радостно сообщила риелторша.
– Как так, иногородние что ли?
– Ну, типа того, – не стала она вдаваться в подробности. – Так это для вас дополнительная выгода! А то бывает, попадется какая-нибудь вредная бабка и ходит потом, проверяет свою рухлядь по нескольку раз в месяц. Оно вам надо?
– А платить как же?
– А платить через банк. Реквизиты я вам дам… как договор подпишем, так и дам. Ну, проходите, смотрите.
Квартира оказалась двухкомнатной, но вторая комната заперта. От того и сдавалась как однешка.
Я оглядел зал. Выцветшие обои, линолеум волнами, крашеный потолок в трещинах, щербатая люстра с «хрустальными» висюльками. Из мебели: унылый коричневый диван истертыми неведомыми задницами, такое же кресло. Между ними облезлый журнальный столик. Покосившийся платяной шкаф, с треснутым зеркалом. На стене картина-мазня: горный водопад в окружении ядовито-зеленых елочек. В правом углу притулился старинный черно-белый телевизор на длинных ножках.
Когда я заглянул на крохотную кухню, древний холодильник ЗИЛ – Москва затрясся и приветливо заржал, словно радуясь новому знакомству. На нем опасно раскачивался пыльный кактус.
Не квартира, а какая-то лавка старьевщика.
– Ну что, – нетерпеливо поинтересовалась риелторша, – снимать будем?
Я задумался. Квартирка, конечно, похабная. Но, с другой стороны, права Ирина, за такие деньги ничего лучшего не найдешь, тем более в нормальном месте. Повезло, можно сказать. Все магазины рядом, вокруг тихие зеленые улочки. Буду гулять по аллеям, сидеть на лавочках под липами, смотреть на симпатичных мамашек с детьми, кормить голубей, пить пиво наконец. А еще – родился я и вырос в этом районе, так что ностальгия и все такое прочее прилагается.
– Согласен, – решился я. – Сейчас еще только санузел гляну.
– Конечно, конечно! Глядите, смотрите, вам здесь жить… а я пока на кухне договорчик заполню. Паспорт позвольте ваш. Ага… – начала записывать она круглым девчоночьим почерком, – заказчик… Романов Петр Федорович… да мы с вами тезки, я ведь тоже Федоровна!.. так… Пятьдесят первого года рождения… номер паспорта… серия… выдан…
* * *
Щелкнул замок, и Ирина Федоровна покинула квартиру, оставив мне экземпляр договора, ключи и неожиданную дыру в бюджете размером в десять тысяч рублей.
– Ну как же так, тезка, дорогой вы мой человек, – укоризненно поджала она губы в ответ на мою вялую попытку возразить, – ну вот же в договоре написано: Стоимость услуг исполнителя по договору согласовывается сторонами по каждому предложенному объекту отдельно… Поскольку объект является высоколиквидным, – продолжила она уже своими словами, – стоимость услуг определена в размере месячной арендной платы.
– Ну, говорили же, что пятьдесят процентов, – бормотал я, уже сдаваясь.
– Кто говорил, Петр Федорович? Кто это слышал? Кто видел? Впрочем, воля ваша, можете отказаться. Но квартирка классная, и, между прочим, хозяева залог не требуют! Улетит вмиг. Я ведь для вас ее придерживала… Жалеть потом будете! Ох, будете жалеть!
Столько напора и железной уверенности было в ее словах, что я безропотно достал портмоне и отсчитал вымогательнице требуемую мзду.
* * *
Крыса ты, Ирина Федоровна, хоть и тезка! – без особой злости подумал я, глядя в окно на ее удаляющееся туловище с куколем на макушке. Да и тезка-то липовая, по липовому паспорту.
На самом деле меня зовут Феликс Константинович Неверов.
Вы возможно спросите, как я докатился до такой жизни, что на старости лет мыкаюсь по съемным квартирам и живу по чужим документам? А я вам отвечу: ничего удивительного в этом нет если знать историю моей жизни. А она, жизнь моя, делится, на три неравных части.
Первая часть, была правильной, даже образцовой. Счастливое пионерско-комсомольское детство. Все давалось мне легко. Учеба сперва в обычной, а затем (благодаря победам на областных и союзных олимпиадах) в специализированной школе при Университете. Затем сам Университет, с красным дипломом по окончанию, аспирантура, женитьба по любви, развод, защита кандидатской диссертации, хорошая работа, вторая женитьба (по расчету – папа-академик), квартира, машина. Научная карьера уверенно шла в гору. В девяносто первом году я уже был молодым доктором наук и замдиректора закрытого НИИ с перспективой скорого членкорства. Лаборатория моя занималась космической тематикой – разрабатывала ракетные двигатели малой тяги. Такие используют для ориентации космических аппаратов. Видали, наверное, телевизионную картинку, где какой-нибудь «Прогресс» готовится к стыковке с МКС? Вокруг круглой туши приближающегося корабля то и дело пшикают струйки реактивных выхлопов, направляя тяжелую махину точно в цель – в этом есть заслуга и вашего покорного слуги.
Но вот настал девяносто второй. В один миг из уважаемого, обеспеченного, уверенного в своем будущем человека, я превратился… ну не в нищего, конечно, но в кого-то близкого к ним по сути.
Институт наш, как это ни странно, приватизировали. Директора, старого академика, выпнули на пенсию – не нужен он был новым хозяевам. Меня оставили и даже предложили занять его должность, но что в том проку если три четверти Института уже были сданы в аренду под офисы и склады и столько же сотрудников уволено. Оставшиеся получали сущие копейки. Какая уж тут наука. Все космические разработки были свернуты, а нам предложили… утилизировать ракетное топливо – гептил. Дескать, много его и никому оно теперь не нужно.
Заниматься профанацией, тем более за еду я не захотел, и ушел из науки. Многие ученые тогда уезжали работать за границу, но благодаря уровню допуска я был лишен и этой возможности. Я перебрался из Новосибирска в Москву, и началась вторая, «неравновесная» часть моей жизни, связанная с коммерцией.
Следует признать, я достиг неплохих результатов и даже стал долларовым миллионером. Роскошный дом, виллы, яхты, лимузины. Седина в бороду – бес в ребро, развод со старой женой, оставшейся в Новосибе, женитьба на новой – молоденькой юрисконсульте, годящейся в дочки, рождение настоящей дочери, словом, все в шоколаде.
Но достичь – это одно, удержать совсем другое. Как говорится в анекдоте: концепция изменилась – мы обосрались. Мой друг со студенческой скамьи Коля Смирнов, с которым мы вели с самого начала наш бизнес, связался не с теми людьми. Я был категорически против, но он меня не послушал, вообразил себя финансовым гуру.
Новые компаньоны сперва стлали мягко, да потом жестко стало спать. Кинули раз, кинули два, поменяли состав акционеров и бизнес забрали. Мы еще и должны им остались. Продали всё. Не хватило.
Офигевший от отчаяния и кокаина Коля, влез в совсем уже рискованную сделку, взявшись быть посредником между банком и одной якобы солидной фирмой, желающей взять большой кредит. Кредит дали, а фирма испарилась. Коле (и мне за компанию) пришлось иметь дело с обвинением в мошенничестве в особо крупных размерах и, что гораздо хуже, бандитской крышей кинутого банка. Бандитам ведь не объяснишь, что я ни ухом, ни рылом о Колиных проделках. Работали вместе, значит, и отвечать вместе придется. Сказали: ищите бабки, иначе сами знаете, что.
На поиски дали неделю. Я не стал медлить и, воспользовавшись помощью друзей-ученых, срочно переправил семью к ним в Штаты, а сам сбежал в Обнорск, лег на дно и не булькал. То же самое предложил сделать и Коле. Но он не захотел. Сказал: придумаем, что-нибудь, сейчас, мол, не девяностые, не стреляют. Его и не застрелили, сперва долго били, а потом надели на плечи автомобильную покрышку, облили соляркой и подожгли.
А меня не нашли, хотя искали. Долго искали. Возможно, и по сию пору ищут, я не проверял и желания такого не возникало.
Так началась и продолжается по сию пору третья часть моей жизни – «никчемная».
Живу в тени, опасаясь привлечь к себе внимание. Скитаюсь по съемным квартирам. Дольше года еще ни на одной не задерживался. Нынешняя, юбилейная – двадцатая по счету.
Жизнью это назвать сложно… скорей существованием. С тех пор нигде больше не работал и ничего путного не делал. Все идеалы мои разбиты, а целей не видно, поэтому работать не зачем, не для кого и не имеет никакого смысла. Не имеет смысла и сама жизнь моя, но и помирать не хочется, привык, понимаешь, жить.
Жена со мной заочно развелась и вышла замуж за того самого друга-ученого – он хорошо поднялся в Пиндосии. Я ее не осуждаю, чего пропадать красивой бабе? Будущего у нас все равно нет. Жаль лишь, что дочку теперь вижу только по скайпу.
Родители мои давно умерли. Отец еще в восьмидесятом (сердце), а мама пережила его на тринадцать лет. Как-то раз проснувшись, я с удивлением сообразил, что давным-давно старше отца и через год сравняюсь возрастом с мамой. Интересное, надо сказать ощущение – не из самых приятных.
Друзей у меня тоже нет, старые потерялись в суматохе девяностых, а новые постарались меня забыть. Из родни осталась только престарелая тетушка – мамина младшая сестра. Во время редких созвонов она постоянно меня жалеет. Как, мол, один живу-мучаюсь? Почему не найду себе какую-нибудь добрую женщину?
Зачем, спрашиваю я, чтоб вдвоем мучиться? Она не понимает такого расклада и снова и снова затягивает свою сказку про белого бычка. Я слушаю и уже не возражаю.
* * *
Вещи перевез на такси. Вещей было две спортивные сумки, а еще маленький телевизор и ноутбук. Бросил все это посреди комнаты и на том же такси вернулся обратно. Надо было сдать ключи хозяевам старой квартиры, а заодно и прикупить продуктов на вечер.
Когда я, наконец, закончил с обустройством на новом месте, была уже половина восьмого. Устало примостившись на колченогой табуретке между холодильником и столом, я стал пить пиво из банки, поглядывая то в окно, то на экран раскрытого ноутбука, вяло притом почитывая очередной «патриотический» форум.
Надоедливым шмелем жужжала газонокосилка. Палисадник под моим окном был красиво засажен разнообразными цветами, а у соседнего дома зарос огромными, вровень со штакетником, лопухами. На крыше мужик в драной тельняшке второй час возился с телевизионной антенной похожей на рыбный скелетик. Солнце готовилось нырнуть за верхушки недалеких девятиэтажек. По вечернему белесое небо, чертили последние стрижи.
Мысли мои текли в хаотичном порядке, одновременно по разным направлениям. Например, я думал о том, что кухонное окно выходит на проезжую часть и это плохо, потому что шумно. Но, с другой стороны, спать в кухне я не собираюсь, а окно залы обращено во двор, а там тихо, если, конечно, по ночам не собираются пьяные компании.
Еще думал, не найти ли мне все же какую-нибудь необременительную работу, например, преподавать на четверть ставки. Нет, не деньги меня интересовали, а возможность отвлечься от унылой повседневности. Все же иногда хотелось общения. Реального, а не виртуального в инете. Реальное общение с молодыми людьми придает жизни видимость смысла, в отличие от бессмысленной ругани на форумах, которая лишь увеличивает энтропию вселенной.
И, наконец, самая неприятная мысль была о том, что надо, наконец, собраться и записаться к врачу. Может чего выпишет от бессонницы. Уж больно плохо я стал спать по ночам, а от того страдаю мизантропией. Древнее народное средство – алкоголь, помогает, но ненадолго – просыпаешься в полпятого утра и лежишь ворочаешься, проклиная ноющие колени, тянущий левый бок и размышляя о бессмысленности жизни и неизбежности скорой смерти. Тьфу!
Пиво в банке закончилось и больше мне его не хотелось. Это так, размочить желудок. На ужин у меня коньяк, оливки с маслинами, половина курочки-гриль и маленькая баночка красной икры. Новоселье все-таки, да еще юбилейное!
* * *
Темнело. Завершилась, помещением в архив, очередная форумная баталия на тему крушения СССР. Участники дискуссии, местные пикейные жилеты и дальше бы обменивались оскорблениями, ссылками на труды авторитетов, и пространными, в основном безграмотными рассуждениями, но пришел админ и прикрыл совсрач. Соперники перебрались в другие темы, а я от выпитого коньяка стал добр к людям и малость заскучал. К тому ж от курицы остались одни косточки, а зад мой расплющился о табурет. Захлопнув ноутбук, я сгреб бутылку, бокал, тарелку с оставшимися бутербродами, и поплелся к дивану.
Полночь застала меня, бездумно пялящимся в экран телевизора. Коньяка осталось на донышке, а засохшая на бутерброде икра противно липла к зубам.
С улицы доносился шум редких в эту пору машин и гавкала какая-то сумасшедшая собака, периодически переходя на вой. Большая круглая луна таращилась в окно. Сегодня, кажется, полнолуние и даже какое-то суперлуние. Или завтра? Встал, чтоб задернуть штору и меня ощутимо повело. О-о! Да вы, ваше благородие, нарезались! Завтра придет расплата в виде вялости, упадка сил и новых приступов мизантропии. Да, старость, не радость – в былые времена от такого количества выпитого я лишь становился веселее.
Духотища-то какая. Надо принять душ – станет легче.
Подумав так, я побрел в ванную.
Некоторое время разглядывал свою унылую физиономию в подслеповатом зеркале. Говорят, что продольные морщины от старости, а поперечные от ума. Душ принял почти холодный.
Упругие прохладные струйки щекотали кожу, а в голову лезли несвоевременные мысли.
Говорят, что старики не следят за собой… А для чего? Женщины на меня не смотрят, мыслями моими никто не интересуется… Кому интересно, о чем я думаю, куда иду и зачем живу? Так для чего мне следить за собой и для кого? Для себя? Хреновая мотивация.
Когда-то я был фанатичным трудоголиком, мечтавшим свернуть горы и осчастливить, если не все человечество, то хотя бы свою страну, теперь стал принципиальным бездельником и циником, вечно одиноким угрюмым сычом. Жизнь, в сущности, прошла, и ничего не сделать – некому писать заявление, мол, хочу переиграть заново.
Зато во мне есть и положительная сторона: я не виню в своих неудачах государство, обстоятельства, семью и плохую карму. Во всем виноват лично я сам и никто более. Таким образом, я лишен комплексов, которые мешают большинству людей объективно воспринимать реальность.
С наслаждением намочил голову, растерся мочалкой, почистил зубы – и впрямь полегчало.
Выбравшись из ванной, остановился на пороге, оглядывая убогий интерьер своего нового жилища. Да уж, квартирку я снял – просто блеск. Квартирка, типа, я вас умоляю. Прошлая была не в пример. С евроремонтом и за те же деньги. Зачем я согласился на эту халупу, ума не приложу. Ну и ладно. С другой стороны, экзотика, в таких я еще не жил. Впрочем, надоест – сменю.
Забытый телевизор молол что-то про Сирию и ИГИЛ. Всюду террористы, экстремисты и радикальные исламисты… стабильности в мире нет. Впрочем, что мне до них, суетящихся и постылых? – рассудил я и нажал красную кнопку пульта. Вылил в бокал остатки коньяка. Пойду, открою окно, подышу свежим воздухом.
До окна так и не дошел. Потому что увидел, что из-под двери в запертую вторую комнату пробивается полоска света…
Это было, мягко говоря, странно. Как следует, протерев глаза и, дождавшись пока исчезнут темные круги, посмотрел еще раз. Свет никуда не исчез, и даже кажется, стал ярче. Поставив коньяк на стол, подошел и осторожно прижался ухом к двери. Сделал это напрасно, потому что от легкого нажатия дверь открылась и я, спьяну не удержав равновесия, ввалился прямо в белое марево.
Глава 2
Падая, я непроизвольно зажмурился и когда через секунду открыл глаза, обнаружил себя стоящим на карачках в той же самой комнате, из которой только что пытался выйти. Только задом к двери.
Как так вышло? Не мог же я извернуться в падении словно кошка. Такие трюки мне давно не под силу.
Некоторое время тупо озирался. Вроде обстановка та же самая. Но, что-то было не так. Твою мать! А где мой телек, коньяк и остатки бутербродов? И почему диван, который я долго расправлял, стараясь чтобы он при этом не развалился, теперь стоит собранный, да и выглядит гораздо новей. И протупив еще несколько секунд, наконец, обнаружил главную несуразность – за окнами было утро. Яркое солнечное утро.
Приготовившись, кряхтя подняться на ноги, к своему удивлению, вскочил как подорванный. Чуть до потолка не допрыгнул, едва успев подхватить свалившиеся трусы. От души выругался и не узнал свой голос. Следующая матерная тирада застряла в горле. Из зеркала на меня смотрел симпатичный молодой парень лет двадцати.
Я помахал ладонью перед лицом, отгоняя наваждение. Парень в зеркале сделал то же самое.
Да это же, я – собственной персоной! Только помолодевший на четыре с лишним десятка лет. Некоторое время крутился перед зеркалом как заядлая модница, разглядывая свои бицепсы-трицепсы (всегда был спортивным малым) и поддерживая норовящие свалиться трусы – задница моя в том возрасте была куда меньшего размера.
Чудо! Другого слова и не подобрать. Как же прекрасно быть молодым!
Но как такое возможно?
А может я умер и это портал на тот свет? Щурясь от яркого солнца, подошел к окну.
Ничего особенного там не узрел – тот же двор, те же деревянные дома вокруг, заросший лопухами палисадник. Все то же самое… Э-э, нет, не все. Вместо квартала девятиэтажек в полукилометре от нас, чернеет закопченными трубами какой-то частный сектор. Несмотря на жару, из некоторых поднимается дымок. Ну да сегодня ж воскресенье – бани топят.
Стоп! Какие бани, какое воскресенье? Какой, на хрен, частный сектор? Срывающимися пальцами я распахнул окно и по пояс высунувшись, посмотрел влево.
Ну, конечно, четырнадцатиэтажную башню элитного дома по ту сторону улицы, как корова языком слизала. Вместо нее жидкий березняк, за которым виднелись панельные пятиэтажки. В одной из них, я помнится, жил, в стародавние времена. Ну, хоть они никуда не делись. А башни нет. Ну, так понятно – если нет девятиэтажек построенных сорок с лишним лет назад, откуда взяться башне, которую всего-то года два как воткнули.
Продолжая озираться, замечал все новые и новые несуразности. Совсем мало машин. Да и те, прости господи, четыреста двенадцатый «москвич» … двадцать первая «волга» … мама родная… горбатый «запорожец». Когда я его видел в последний раз?
Натужно кряхтя по дороге в горку, на перекресток выползла желтая туша автобуса. «ЛИАЗ», совсем еще новый. Седьмой маршрут, он всегда здесь ходил, от Микрорайона до Бетонного завода. Автобус затормозил на остановке. Сложились гармошки дверей, выпустив десяток пассажиров. Несмотря на приличное расстояние, я четко видел детали их одежды. Значит и острота зрения вернулась.
Овраг справа от дома весь был застроен разномастными сарайчиками, в которых жители щитовых домов, в прошлом сельчане, держали всякую живность вроде кур и коз. Да вон и они бродят тут же неподалеку. Квохчут и мекают. С детских лет помню эту картину смычки города и деревни. Потом случился жуткий ливень, и все сараи смыло вместе с их обитателями. Когда же это было? Кажется в восьмидесятом. Точно, в год Олимпиады!
Я отошел от окна и обреченно рухнул на диван.
Что же со мной произошло?
Про смерть я уже думал и этот вариант решительно отвергнул. Не нравился он мне. К тому же я чувствовал себя живым, молодым и здоровым, а вовсе не старым и мертвым.
Может коньяк оказался настолько забористым, что я вырубился и все окружающее лишь пьяные грезы? Ага, и при этом чувствую себя, предельно трезвым, словно месяц ничего крепче чая в рот не брал. Нет, не бывает таких снов. Подумал так и все же решил себя ущипнуть. Больно! Нет, точно не сон.
Тогда что же? С ума за пять минут не сходят, и головой я не стукался… Кажется. Чтоб подтвердить это утверждение, ощупал голову, а затем встал и под разными углами осмотрел ее в зеркале. Целехонька.
