banner banner banner
Белый барнаульский блюз. Петров и Сидоров идут к Иванову
Белый барнаульский блюз. Петров и Сидоров идут к Иванову
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Белый барнаульский блюз. Петров и Сидоров идут к Иванову

скачать книгу бесплатно


Макова они опустили ниже плинтуса за то, что он работает на власть и пишет говенные романы.

Климу Вадимову досталось просто так, потому что он гондон. И только Корнев оставался их кумиром. Они даже вставали при упоминании его имени всуе. Хотя он свалил раньше Дундарина, бросил свою стаю прозябать в провинциальном болоте и при каждом удобном случае плевал в сторону их местечкового патриотизма, спрашивая:

– Что нового в вашем дремучем Барнео?

Всех старых пердунов из союза писателей во главе с Мерилиным и секретаршей Фунтовой они объявили врагами литературы. Больше всего мыли кости редакторше журнала «Болтай» Вигандт:

– Она пригрела бездарей. Кто вокруг нее водит хоровод?

– Тетки да пара клоунов.

– Что они написали, где их романы?

– Журнал стал шишли-мышли, набрали в редколлегию чужих, им местные не сдались, лишь бы себя напечатать.

– Где Пешков, что он написал?

– Помню, повесть о наркоманке, а потом сельский реализм.

– Херня на постном масле.

– А сама она – чайка между Ждановым и Родионовым, – фантастически выражалась руководительница самодеятельной студии, которая упала на хвост орде молодых голодранцев.

– Стоять, граждане, – не выдержал Иванов, – вы свой гной в другом месте изливайте. Не надо у меня в мастерской ядом брызгать. Я ко всем отношусь с почтением, если и назову кого мазилой, то только футболиста. А Клим точно гондон, я с вами согласен.

Неизвестный молодой поэт икнул и сказал:

– Ладно, пацифист. Нельзя быть таким мягким, в искусстве главное – конкуренция.

Пчелкин попытался обнять Райс, но получил локтем в бок, выдохнул и пропел как дьячок:

– Господи помилуй раба божьего Мишу, во имя деток его.

Райс еще раз ткнула локтем в его толстый бок.

– А давайте я вам стихи почитаю.

До рождения двойняшек она была подающей надежды поэтессой и лауреатом премии.

Молодой поэт посмотрел на нее как на врага, перешедшего границу, и отчетливо произнес:

– На хрена?

– Конечно, – буркнул Пчелкин и вскочил громадиной, потому что был двухметровым кабаном. Они отыскали табуретку, вытерли ее салфеткой. Райс взгромоздилась на нее в полтора метра своего роста.

– Заткнулись все, – и начала читать, угрожающе раскачиваясь:

Я не могу отдаться безответно, всей душой.

И все-таки ты нужен мне…

Но сердца раны

Твои, быть может и, увы, но все ж не мне лечить,

Прохладною водою для тебя не стану,

Я не могу быть нелюбимой, но любить

И все-таки ты нужен мне…

Поэтому прощаюсь,

Смеяться буду и смешить вдвойне,

Ведь и на друга ты совсем не тянешь,

Зачем тогда такой ты нужен мне.

Молодой неизвестный поэт не выдержал такой муки и достал телефон, с умным видом он стал водить пальцем по экрану и начал было что-то громко шептать Пчелкину.

– Иди в жопу.

Вася посмотрел на молодого поэта, на Пчелкина и подумал: «Какая мерзость».

Пчелкин не скрывал восхищения, глядя на Райс.

Когда она закончила читать, все замолчали. Пауза висела долго. Налили пива, налили вина. В дверь позвонили. Пришел Тишин и НН.

Вся эта литературная братва нравилась Иванову, но недолго. Иногда он разрешал им зайти в мастерскую после какого-нибудь вернисажа.

Райс воспитывала двойняшек: мальчика и девочку. Пчелкин недавно женился и его охмурили попы. Теперь он служит мелким попенком.

А Тишин как настоящий чиновник ходит в костюме, потому что работает в администрации. НН вылечилась.

Из разговоров было ясно, что Мишу жалко, он в Москве. А Том Маков очень честный парень, но всех ненавидит, иначе не проживешь. Клим гондон, но для них он свой.

Все это уживается в голове Иванова вперемешку с тещей.

***

Утро началось с того, что все надоело до тошноты. О чем бы Иванов ни подумал, ему уже все надоело. Он даже решил, что будет просто кататься на велосипеде, но повернул в мастерскую. Кататься по парку ему быстро неинтересно. Вокруг шаталось много активных оптимистов, от которых становилось дурно.

«Улыбаются гадины. Как ни откроешь Интернет, там какой-нибудь особо одаренный психолог, начитавшийся брошюр о счастье, зовет на тренинги и семинары. Счастье у них кругом, хоть жопой ешь». Иванов не был таким грубым. Он был сдержанным на эмоции и сквернословие. Мог матюгнуться, когда труба упадет на ногу, а говорить матерками у него не получалось. Было стыдно.

Летом в доме, где находится его мастерская, ремонтировали крышу. Было тепло, шли дожди, рабочие промокли и разговаривали с мастером, который стоял внизу. Иванов все понимал, но ему было неловко.

Шестиэтажный дом без лифта, рядом детский сад, через забор школа. Кровельщики не стеснялись в выражениях, акцент у них был мягкий, Вася ничего не понимал кроме матерков. Он убедил себя, что у них такой профессиональный язык и молчал, пока не закончили крыть крышу.

***

– Хоть бы ливень, – шептала Нина, женщина средних лет.

Петров ушел, как всегда, не сказав ни слова, с таким выражением лица, что легче было плюнуть ему в глаз, чем поцеловать. Нина шептала:

– Хоть бы ливень. Дай, Господи, дождь, – ей не надо было поливать помидоры, и даже жимолость, дача была далеко и туда уехала дочь.

Но ливень не помешает. Нина была из домашних женщин и любила ковыряться на кухне. Баночки, бутылки, варение, соление. Только Петров достал.

– Есть же такие мужики, – жаловалась она подружке, – как вцепятся в работу и больше их ничего не интересует. Работа, работа и ничего кроме работы. В чем радость жизни?

На курорт Нинка ездила одна, на даче чаще была одна или с дочерью. Родила ребенка и везде таскала сама: в ясли, в садик, в школу, кружки, больницы. Мужик есть, но его как бы нет. Его нет на фотографиях из отпуска, нет на фотках с ребенком. Он приходит домой, ест, смотрит телевизор, спит, встает и идет на работу!

Сначала она тянула его за собой. Он говорил, что у него дела. Потом она придумала звать друзей, устраивать компании, он опаздывал или не приходил, говорил, что занят на работе. И она отстала. Однажды сильно обиделась и сказала:

– Ты – тень мужа.

И ей понравилось, тень так тень. Все же ливень это здорово. Помыл бы все, и крыша остынет. Приятнее загорать на мокрой крыше. Если не будет ливня, надо взять лейку и полить крышу.

Несколько лет назад сосед организовал на крыше веранду и поставил шезлонги. На их двадцать пятом этаже стало как на Ривьере.

– Хорошо бы ливень прошел.

Ей с детства нравился сильный дождь. Есть дети, которые любят бегать по лужам, а она любит смотреть на дождь из окна.

Сегодня дома было тихо, тень мужа почистила пистолет и пошла на работу. Чем он занимался, ее не трогало. Работал. Где – не говорил.

Когда они познакомились, он был младшим инструктором в райкоме, она студенткой пединститута. Они дружили недолго, походили пару недель по аллее, сходили в парк, в кино, и он сделал предложение. Поступил по-человечески. На колени не вставал, а в один вечер посмотрел и сказал:

– Нин, давай серьезно, выходи за меня замуж.

– Хорошо, – Нина произнесла это ровно, без всхлипов.

На следующий день он пришел к ее родителям, принес маме цветы, папе бутылку коньяка. Нина села рядом и родители все поняли. Написали на бумажке кого позвать на свадьбу. На следующий день сходили в ЗАГС, подали заявление. Сразу зашли в магазин и примерили кольца. Когда Нинкины подружки узнали, стали причитать, охать и повизгивать. А в Нину как будто вселился снайпер с такой устойчивой психикой, что у него на голове можно колоть орехи, пока он целится в международного террориста.

– Ливень, ливень, лей никого не жалей, – последнее время снайпер в ее голове состарился больше чем она. Надо было что-то делать. Однажды она придумала отравить Петрова, но не до смерти. Она представила, как он будет лежать в постели, и она его вылечит. Они поедут в санаторий, в Гагры. Ее мама была в Гаграх пятьдесят лет назад, ей там очень понравилось.

Что только Нина не придумывала, чтобы Петров стал другим. А когда прочитала в журнале «Работница», найденном в кладовке родительской квартиры, что мужчин не переделаешь, успокоилась. Когда в голову приходила очередная бредовая мысль, она повторяла:

– Не переделаешь, не переделаешь, – и становилось легче.

Дочь уже выросла и живет отдельно, но ее еще можно заставить что-то сделать. Сегодня она поехала с подружками в их далекую, вроде как, дачу и завезет жимолость, если соберет.

– Эй, ливень.

Заводить роман на стороне Нине не хотелось, боялась, муж убьет и в землю закопает. Она точно знала, что он придушит ее, подойдет сзади накинет проводок и удавит.

– Даже крякнуть не успею.

А потом увезет в лес и закопает, так глубоко, что никто не найдет. Она читала в детективах, что убийцы не могут нормально спрятать трупы, а этот закапает, и никакая собака не унюхает. Да и не хотелось ей другого мужика, свой хорошо пахнет. Она привыкла, он уже как будто родной.

– Может свалить за границу? Ага, дура, тут жимолость поспела, а я за границу. Пойду на крышу загорать.

Стоя голой перед зеркалом, она погладила себя по животу, втянула его, так сильно как смогла.

– Жить можно.

Повернулась боком, стала надевать купальник и замерла,

– Хорошо, если бы сейчас за мной кто-нибудь подглядывал. Смотрел бы и пускал слюнки. А я чувствовала бы этот взгляд спиной и боялась повернуться. Чтобы мурашки по коже, чтобы до холодка в животе. Жара. Это все жара и сериалы. На крышу загорать. Загорать, загорать, – повторяла она.

В розовом халате, в алом купальнике Нина вышла на крышу, как бригантина на всех парусах в Карибское море, ей было хорошо.

Соседская жена сидела в плетеном кресле, опустив ноги в таз. Огромная шляпа, какие привозят с курорта, отбрасывала тень ей на грудь.

«А сиськи набок», – заметила Нина и поздоровалась:

– Добрый день.

– Добрый день, – через губу фыркнула соседка, больше говорить было не о чем.

Нина к соседям не ходила, Новый год они вместе не встречали. Они даже жили на разных этажах в разных подъездах. Современные архитекторы любили разные финтифлюшки: то прилепят шпиль, то башенку. Так и получилось, что соседи они только по крыше. Нина достала телефон, сделала селфи, кинула картинку в инстаграм с подписью: «Просто лето». И набрала Лидию Леонидовну. Вот же судьба связала:

– Але, я на крыше. А ты где?

– На плитах, у Речного. Народу как на море. Лимонад пью.

– Там купила?

– Сама сделала. Аньку видела сейчас.

– Какую?

– Премьерову.

– А что она тут делает?

– На родину прилетела.

– А?

– Говорит, что там хорошо и Павлика забрала. А тут мама пусть живет. Тут на их трешку в центре можно купить конуру за МКАДом.

– Работает?

– Пашет как конь педальный, но и платят хорошо.

– Ты там надолго? – спросила Нина.