Тупо пьесы

МАМА. Странное конечно желание, чай с молоком пьют в степи или англоманы недоделанные.

ПАПА. Душечка, я буду чай с молоком.

МАМА. Ну ты помнишь, что чай в молоко, а не наоборот.

ПАПА. Не помню.

МАМА. Подай, пожалуйста, горячее молоко.

ПАПА. И пшеничное печенье.

МАМА. А мне принесите зефир.

ГОРНИЧНАЯ. Все? И не лопните пожалуйста. Как пожелаете. Сию минутку.

ПАПА. Прекрасно, спасибочки.

МАМА. Идите милочка. (Горничная уходит.)

ПАПА. Хорошая погода. Они заминировали 38 школ и 13 больниц. Это же крупная акция, отвлекли столько полиции. Эвакуировали детей и больных, в чем смысл?

МАМА. Дорогой это подготовка к чему- то большому.

ПАПА. Скажешь тоже? Но я соглашусь, это не пьяный подросток, это не школьные хулиганы.

МАМА. А может проверка?

ПАПА. Думаешь свои?

МАМА. А если партизаны?

ПАПА. Мы же не в Америке?

МАМА. Тут куда не плюнь везде Гондурас?

ПАПА. Раскачают лодку, как пьяные матросы в одна тысяча девятьсот семнадцатом году, а потом навалятся, выйдут подростки и полный Титаник или Oberburgermeister Haken человек и пароход..

МАМА. А когда гвардия станет мочить этих гаврошей по одному в уборных, поднимутся родители. Во всем ты видишь происки. Дорогой, ты прелесть, ты такой сильный, ты бы смог из-за меня подраться?

ПАПА. Милая – родная, я за тебя любого вызову стреляться.

МАМА. Сразу стреляться?

ПАПА. Не понимаю мордобоя, какая необходимость махать кулаками. Только стреляться благородно, утром на морозе или в тумане, когда над рекой встает солнце и мир так красив, чтобы чертовски не хотелось умирать в такую хорошую погоду. Чтобы все напоминало о том, что жизнь прекрасна, а ты сейчас упадешь с пробитой башкой из-за пустяка, из-за какой-то женщины, из-за бабы, прости господи.

МАМА. Не чертыхайся всуе.

ПАПА. Да бог простит, мы же сейчас будем пить чай. Я волнуюсь. Если меня спросят что будет после полковника, что сказать?

МАМА. Во-первых сними очки и протри их, это даст время вспомнить и сосредоточиться. Во-вторых, это красивый жест умного человека. Можешь глянуть на собеседника с прищуром, чтобы он понял, что ты тоже понял. Понял?

ПАПА. Понимаю?

МАМА. Конечно понимаешь, но тот, кто спросил будет понимать, что его тоже понимают Игра такая.

ПАПА. А сказать-то что?

МАМА. Сделай паузу и изящно уходи от ответа, если нельзя молчать, начни говорить о том, что тебя тревожит.

ПАПА. Да. А что меня тревожит?

МАМА. Футбол.

ПАПА. Ну какой же футбол? Он в нем не бум бум, он же хоккеист.

МАМА. Очень просто. В лоб. Тебя спросили, что вы скажите полковнику если встретитесь? А ты скажи, что спросишь его, за кого он болел за Динамо Киев или Динамо Тбилиси? Это разрушит все стереотипы и ты на шаг впереди. Умно, тонко, со скрытым смыслом, пусть гадают, что ты имел в виду.

ГОРНИЧНАЯ. Чай господа.

МАМА. Благодарю.

ПАПА. Спасибо любезная.

ГОРНИЧНАЯ. Владимир Владимирович передали цветы. Куда поставить.

МАМА. В кабинет Петру Ильичу, да дорогой?

ПАПА. В спальню к Вере Ивановне, да милая?

ГОРНИЧНАЯ. Императорские пионы мадам.

МАМА. Оставьте их в передней.

ПАПА. Желтые тюльпаны, вестники разлуки.

МАМА. Белые розы, беззащитны шипы.

ГОРНИЧНАЯ. Пионы, господа.

МАМА. Да, я поняла. Спасибо. Может включить музыку?

ПАПА. Стравинского?

МАМА. Милочка поставьте Весну.

ПАПА. Плач пророка.

МАМА. Ну – ну.

ПАПА. Какой вкусный чай.

ГОРНИЧНАЯ. Сначала?

МАМА. Сначала пожалуйста.

ГОРНИЧНАЯ. Чай подавать? Вера Ивановна!? (Пауза.) Чай готов. (Пауза.) Петр Ильич!? Чай. Пора выходить к чаю. (Пауза.) Время пить чай.

МАМА. Оригиналка однако, дорогушечка.

ПАПА. Не смешно, тупо квн какой-то. (Горничная ставит музыку и выходит.)

МАМА. Думаю Любовь Алексеевна и Владимир Владимирович любовники.

ПАПА. Если только тайные.

МАМА. Конечно тайные. Если явные, то это сожители.

ПАПА. Страдальцы.

МАМА. Как?

ПАПА. Любовь изворотлива, любимая.

МАМА. Ох уж эти страсти.

ПАПА. А снег идет, а снег идет.

МАМА. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

ПАПА. А как же служба?

МАМА. Пойду на собрание жильцов, буду ругать управляющего, ничего не делает прохвост, а деньги пропивает. Записалась на укладку, а вечером в библиотеку на концерт поэзии.

ПАПА. Ну и ну.

Длинную прядь наматывая на палец,

Реку холодную пересекая вброд,

В летнее солнце, слезы стирая, пялясь

И забывая, кто первым из нас умрет,

Трогая ступнями пепел дороги длинной,

Лямку вернув на выжженное плечо,

Я оставалась вечной – читай: любимой,

И потому не думавшей ни о чем…

Помнишь эту поэточку с чёлочкой, так бы ее, эх, за уши бы и оттаскал. Лапочку.

МАМА. Если хочешь, можешь пойти со мной.

ПАПА. Правда, можно?

МАМА. Если обещаешь, не обниматься с молодыми поэтессками и не щипать их за попки.

ПАПА. А что там еще делать?

МАМА. Хлопать в ладоши.

ПАПА. Это печально.

МАМА. Будешь некрасиво себя вести, я перестану брать тебя в приличные места.

ПАПА. Я занят, у меня совещание, планерка, обед с подрядчиком, кофе с заказчиком, работа с документами, заседание совета, взятка, баня, девочки.

МАМА. После взятки сразу в библиотеку.

ПАПА. Драгоценная моя, а как же карьера, или считаешь мне пора на заслуженный отдых?

МАМА. Не переживай я очень успешная пенсионерка, у меня все есть и боюсь с твоими перспективами у меня может не остаться тебя.

ПАПА. Конечно библиотека.

МАМА. Взятки. Взятки? Взятки гладки. Думаю надо купить дом в Сибири. Записать на внуков. По моему логично.

ПАПА. Зачем в Сибири?

МАМА. А где будем скрываться, если начнется?

ПАПА. Думаешь, начнется?

МАМА. Надо думать.

ПАПА. Будем стоять до последнего, будем защищаться, я буду биться как лев, как барс, как тигр и леопард на баррикадах. Это мое, я нажил, моя жизнь, не трожь, рожа.

МАМА. Да ты, друг мой, Петр Ильич плохо спал. Надо перед сном гулять и не прислушиваться к эху. Нам отрежут голову, как куренку. Вот сторож наш, Владимир Владимирович и отрежет. Думаешь, тут кругом интеллигентные люди, ты смертельно заблуждаешься. Под чутким руководством интеллектуалов недовольных режимом, менеджеры среднего звена пойдут весело с матерными песнями громить усадьбы, фабрики и склады. Вот что я скажу, в погребе не отсидишься.

ПАПА. Ох мама, мама. Желаю быть погребенным на святой земле.

МАМА. У кремлевской стены?

ПАПА. В деревне, рядом с храмом. Едешь по России матушке, стоят колокольни пустые да заброшенные, сторожат они покой умерших в славные времена. А в другие времена мужики валили церкви по всей стране нашей огромной, да свалить не смогли. Теперь старушки по кирпичику восстанавливают, платят с пенсии попам на аренду дома божьего, на том и стоим, мужики громят, а бабы по сусекам скребут.

МАМА. И?

ПАПА. Да, конечно. И голод и холод выносит.

МАМА. Еще.

ПАПА. Идет эта баба к обедни пред всею семьей впереди. Сидит, как на стуле,

двухлетний ребенок у ней на груди. Как тонко раскрыл великий русский поэт тему сисек. Есть женщины в русских селеньях. Гляну из окна автомобиля, а по улицам все пестрохвостые девчушки скачут. Глянешь на нее, она уже не стрекоза, а все пляшет и пляшет. Все выпендривается и выпендривается. Вся так и эдак, все еще ягодится. Права ты матушка, Вера Ивановна, в Сибирь. Какая тут жизнь и мороз не мороз, а слякоть, и небо не небо, а бетонная плита и снег напасть, а не радость крестьянину. Друзей заведем.

МАМА. Может кроликов

ПАПА. Одни знакомые уже хотели кроликов разводить, посчитали, нерентабельно получается, если только хвостики в театры поставлять, да много ли на Руси этих театров, и Хефнер помер. Друзей заведем, буду с ними о жизни говорить. Сядем, прости грешного, поставим самовар и будем решать, кто виноват и что делать. Я бы конечно всех расстрелял к едреной фени, нечего мелочиться. Прям ядерной ракетой в голову. Враг он и есть враг, или ты его, или он тебя, а все остальное демократическая мутотень. Только сила, только железная рука способна вытащить мир наш из болота либеральной педарастии, как Мюнхгаузен. Где это видано, чтобы мягкий царь поставил железный престол? Царь – он как отец жесткий и как батюшка справедливый. И конец твердый.

МАМА. Остепенитесь.

ПАПА. А что это ты мне рот затыкаешь печеньками? Дальше Сибири не сошлют, ею государство приросло дальше некуда, там новая вольница, там у человека ширь природная, а не эта суета столичная да болотная тошнота. Всех не сошлют, даже Сахалин не резиновый это еще Чехов сказал. Это сибиряки страну от фашистов спасли и от Наполеона спасли и от китайцев ваших спасут. Еще узнаете какая сила – Сибирь. Как отберем у вас нефть и газ.

МАМА. Это ты лиха хватил.

ПАПА. Пожалуй рановато, что-то я. Может на остров?

МАМА. Там по судам затаскают, никакой спокойной старости, адвокаты замучают. А в Сибири река, поля, тайга, 300 км от ближайшего аэропорта и шоссе вовнутрь Монголии. Кто нас там искать будет. Да и цены другие. Я купила на ярмарке себе оренбургский платок, а тебе чуни расписанные под Гжель.

ПАПА. А это еще кто такие?

МАМА. Голова ты городская, непутевая, типа угги, а надо было брать пимы или унты.

ПАПА. В Ялту, к Чехову.

МАМА. Дался он тебе, меланхольный. Тогда в Анапу, там до Стамбула 700 миль морем. Купим дачу и запишем на внуков.

ПАПА. А им не жирно будет?

МАМА. Рискнем. Когда все ломанутся самолетами из Сочи, мы незаметно, без очереди, на посадку, в крутой бакштаг, в бок нам крымский фен, прошмыгнем в Босфор.

ПАПА. Надо к славянам курс держать. Да ладно тебе нагнетать, день такой хороший. Может обойдется? Да, конечно, обойдется, ну что тут такого, кого-нибудь уволят, наглых посадят, что дура она совсем что ли?

МАМА. Влюбился как мальчишка, совестно даже перед соседками, столько девок ходит кругом, а вы на эту фигушку запали, заказать ее что ли?

ПАПА. Я тебе закажу, я так закажу, что век свободы не видать, не тронь дочь демократа, она привилегии впитала с молоком матери, она плоть от плоти наша, стыдливо вороватая. Ну глянь на полковника, разве они не одной крови? Блеклые. Так что ни-ни. Да и что твои космоэнергетки могут? Говорят у нашего три ряда защиты, в первом колдуны, во втором шаманы, а в третьем ведьмы красавицы, поэтому его и не женят, боятся, что они из ревности порвут его на сувениры. А наша красавица сама кого хочешь проклянет, та еще чернокнижница.

МАМА. Это ты зря на меня бочку катишь, зря ты так высоко взял, надорвешься мой дорогой. Ты плохо знаешь наших йогинь, наши такое могут, что их ведьмам и не снилось. Глупости все, какая разница, будет шторм или не будет, а соломку подстелить надо. Значит, постановили, будем два дома брать один в Сибири, другой у моря. Детям объявим на праздник. Потрудись, родненький мой, побеспокоиться и не забудь позвонить Фунту.

ПАПА. Как пожелаешь моя дорогая.

МАМА. Разве мы не идеальная пара?

ПАПА. Однозначно, потому что мы любим друг друга.

МАМА. Нет.

ПАПА. Потому что мы доверяем?

МАМА. Нет.

ПАПА. Потому что мы семья.

МАМА. Нет.

ПАПА. Тогда не знаю.

МАМА. И я не знаю почему, но чувствую. Надо доверять чувствам. Тебе лучше своим не доверять, ты часто заблуждаешься. Сам посуди, зачем ты сел в первый ряд на докладе о повышении надоев? Ты понимаешь что-нибудь в надоях? Или когда тебя спросили, когда ждать резкого роста, ты что сказал?

ПАПА. Весной?

МАМА. Батюшки, ну банально, сказали бы, как только наметится прогресс. А все оттого, что ты человек настроения, почувствовал радость и ляпнул очаровательную глупость, а не разобрался. А надо было что?

ПАПА. Пройти молча?

МАМА. Правильно муженек – лапочка. Не открывайте рта, не выходи из залы. Пожалуй можно убирать. Накрошили-то? Какая смертная скука за окном? И сторожа не видно, а он есть, метет и гребет. Любочка. Забирайте.

ПАПА. Любаша, вас матушка кличет! Надо ей передник поменять, этот совсем не модный, как в столовке. Ты спроси у подруг, что там сегодня носят, выше колена или прозрачный, а то мне кажется мы все еще в прошлом веке. (Входит горничная. Пауза.)

МАМА. Любезная, кому стоим? Извольте убрать, пожалуйста.

ГОРНИЧНАЯ. Уже шуршу.

ПАПА. Чай удался на славу. Сенкю.

МАМА. А тебе душечка, какой передник хочется?

ГОРНИЧНАЯ. Низкий поклон вам за доброту вашу, мне бы черный, траур у нас. Барсик помер.

ПАПА. Траур, дружок, у вас, а не у нас. Скоро дети приедут, а наколку мы вам закажем жемчужную у самого Арциновича.

МАМА. А почему не черный, очень даже будет изысканно смотреться, черные кружавчики, крылышки на бретельках и в ансамбль с наколкой, одна большая пуговка – жемчужина на кармашке. Вот тут ниже пупка. Миленько.

ПАПА. Думаю слишком игриво, представь, подойдет она ко мне, а я так пальчиком по жемчужине дрынь дрынь, не солидно как-то. Так что только наколка, а на день победы поменяет на пилотку.

МАМА. Добренький какой, папик. Пошевеливайся, дорогой.

ГОРНИЧНАЯ. Желаете еще что-нибудь, господа хорошие?

ПАПА. Разве она не прелесть, где ныне такую покладистую девку сыщешь, разве только на Филиппинах? А по Руси широкой от моря до моря одни халды невоспитанные в татуировках похабных, да в стрингах красных идут глаз не опускают, на мужиков зыркают, все норовят им на шею сесть, а можно будет, коль разрешат, так и на рожу со всего срама плюхнется. Прочитаешь вечером модный роман и думаешь, есть в жизни счастье или все через труд да извращения, через страдания? Почему счастья надо добиваться и добывать? Почему господь не всем вешает его при рождение полной мерой? Эх, сказал бы я ему все, да не гневи бога. Убоялся матушка. А как вышел на трибуну, так и забыл все слова, кроме слова гавно. Смотрю на них и крутится в голове «Вот стою я перед вами простая русская баба». Председатель мне в спину дышит, чувствую, что распять готов. Правильно ты, сердечная супруга моя, давеча подметили, не могу я чувств своих распознать. Мне бы повернуться да плюнуть ему в глаза. А я стою, повел рукой перед собой и кричу. Гляньте братия, господа патриции, дорогие партийцы, что же это творится? Доколе нас уважаемых людей, последними словами поносить будут? И тут из меня Сорокин попер.

МАМА. Сурков?

ПАПА. Какой там. Из меня писатель попер, глыбой пророка встал. Я им, прям как на съезде, всю правду и сказал. Неча братия, разуметь их словеса поганые. Хотел сказать по – простому, гнобить их предателей, но вспомнил, что запретили эту терминологию в присутствие. Поддержали меня други, согласились, что сажать излишество, а рублем наказать следует. Рубь казне, два в уме. Можно, конечно, было бы и стерилизовать, но кто рожать будет. Наказывать надо неотвратимо, потому что нас не на помойке нашли, а избрали. Вот скажи любимая, ты меня избирала?

МАМА. Спросишь? Мы тебя всем селом избирали, все получили подарки которые просили, никого не обидели. Был один из новых, ему дедушка дом оставил, молодой еще недоумок, про коррупцию спрашивал. Ему сторож все объяснил, сказал, что коррупция у нас не наша, а если управляющий все деньги пропьет, что собрали на обрезку деревьев, то так и надо. Долго они спорили, Владимир Владимирович к нему даже на участок ходил. А тот не унимается, вопросы вслух задает, зачем нам деревья пилить, пусть как в лесу будет. Разве до такого дойдет, что мы не в лесу живем, а в цивилизации, мил человек. Но его считать не стали. А так все тебя избрали и дети наши и внуки, и горничная наша и сторож наш, и все сколько надо за тебя.

ПАПА. А кто они? Народ. И не надо спорить. Если уж все наши с нами, то это всё народ. Люблю я его, люблю смотреть как они чай пьют с вареньем, люблю парней исполнительных и понятливых, сказал им, они сделали, настоящие мужики, а не умники. Что на праздник пить будем?

МАМА. Советской.

ПАПА. Согласен, распорядитесь. Есть у меня к вам, расчудесная моя жена, предложение непристойное.

МАМА. Да что уж там, давай, говори, проказник.

ПАПА. Может погоняем сегодня балду? Поваляем дурака, а?

МАМА. О. Я то думала, что такое, а он. Ой, скажешь тоже, как тебе взрослому товарищу не стыдно такое предлагать? Ты ответственный руководитель, а думаешь о такой чепухе, как мальчишка словно. Не могу не признаться, что с возрастом, тоже иногда думаю откинуть условность, все эти надуманные приличия и броситься с головой, как бывало в девичестве, в разнузданное ничегонеделание. Выкинуть из головы всю белиберду, в которой клялась перед алтарем и с разбегу плюхнуться на кровать. Стыдно сказать, но так хочется весь день проходить в ночнушке и пинать по комнате подушки. Я же была девочкой.

ПАПА. Так что? Согласны?

МАМА. Достопочтимый муж, кукиш тебе, собирайся. (Встает и выходит.) И не забудьте мелочь на подаяние.

ПАПА. Мелочь у Владимира Владимировича в баночке, из нее нагребем. Люба! Одеваться. И снова я как в тумане осознаю последствия происходящей драмы и снова я в храме самопознания. Чистосердечные признания, слова раскаянья, но только для себя, перехожу из этого мира в иной и только Бог со мной. Бедный, какой глупый, маленький был мальчик. Любовь Алексеевна! Одеваться будем. (Входит горничная.)

ГОРНИЧНАЯ. Петр Ильич, обождите минутку, что вы как малыш, потерпите маленько, будет вам. Синюю или розовую сорочку одените сегодня?

ПАПА. Кто же синюю в выходной надевает, это для совещания, розовую, конечно, дурочка.

ГОРНИЧНАЯ. Розовую так розовую, а может сегодня не пиджак, а кардиган подать?

ПАПА. А что сегодня праздник есть какой?

ГОРНИЧНАЯ. А как же, неуч вы наш, большой праздник введение во храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и сезонная распродажа в «Маркет вилладж глобал».

ПАПА. Тогда подай шапку соболью в честь такого, а матушке скажи, что пешком пойдем, пусть селяне видят. Пойдешь со мной, пакеты дам нести?

ГОРНИЧНАЯ. Коле велите, то подчиняюсь.

ПАПА. Хватит, говори нормально, мы же одни.

ГОРНИЧНАЯ. Тута одни не бывают, мы сызмальства приучены.

ПАПА. Ну смотри дурилка. Осерчаю?

ГОРНИЧНАЯ. Вы в туалет зайдите в церкви не топлено.

ПАПА. Да. Не обделаться бы к обедни, а то грех.

ГОРНИЧНАЯ. Господи, Петя, что у тебя в голове? Правда, как дите малое. Иди уже жена ждет. (Петр Ильич выходит.) Ок. Бузова.

(Голос.) Российская теле и радиоведущая, певица.

ГОРНИЧНАЯ Ок. Бузова песня.

(Голос.) Всего нашлось 29 ответов, первый: мало половины танцуй под Бузову.

ГОРНИЧНАЯ. Ок. Мало половины. (Звучит песня.)

Легче, проще

Уже не кажется так бесконечно без тебя

Ночи, хочешь

Мне наплевать, чего теперь ты хочешь без меня

В моей Вселенной ты был господин

И никого вокруг, только ты один

Но оказалось, что ты не незаменим

Я открываю мир других мужчин

Мало половин

Мало, мало половин

Мало половин

Мало, мало половин

Мало половин

Мало, мало половин

Я открываю мир других мужчин. (Входит сторож.)

СТОРОЖ. Силушки-то у тебя нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотёпа!. (Уходит.)

Картина 2.

Прошло три месяца. Та же гостиная.

НЕВЕСТКА. Что пишут?

ВНУЧКА. Открывают ежегодную распродажу авиабилетов на летние направления!

НЕВЕСТКА. А куда это мы намылились?

ВНУЧКА. На Курилы.

НЕВЕСТКА. А хухры не мухры?

ВНУЧКА. Ни капельки. Будем рубежи защищать и морских ежей охранять от хищных ястребов.

НЕВЕСТКА. Они ежиков едят?

ВНУЧКА. Мам, они как паразиты, как саранча, все хватают на своем пути.

НЕВЕСТКА. Курилы это так далеко. Что мы скажем бабушке?

ВНУЧКА. Скажем, что я доброволец в лагере.

НЕВЕСТКА. Одна что ли?

ВНУЧКА. Бабушка поймет.

НЕВЕСТКА. Ты не боишься?

ВНУЧКА. Она же мне родная бабушка, это ты ее бойся. А меня балуют. Скажу что хочу, так тому и быть, Захочу заплачу, у меня возраст трудный. Так что, полечу куда хочу, иначе не видать им внучки, или покрашусь в зеленый. Хорошо-то как, наверное, я в бабушку пошла. Да?

НЕВЕСТКА. Точно не в меня. Глаза папины, нос мой, а все остальное чуждое нормальному человеку.

ВНУЧКА. Мамочка не переживай, я вырасту, пройду школу жизни и стану нормальной, как ты хочешь. Какой у папы пароль карты.

НЕВЕСТКА. Какой?

ВНУЧКА. Любой.

НЕВЕСТКА. День и год нашей свадьбы.

ВНУЧКА. Хитрый.

НЕВЕСТКА. Любовь Алексеевна! (Пауза. Входит горничная.) Любовь Алексеевна, куда вы поставили вазу с конфетами? Ребенок конфетку просит. Будьте так добры, принесите конфеты, всю вазу, пожалуйста. Ну что вам жалко? Что вы на меня так смотрите? Я вам ничего не сделала. Я только конфетку попросила. Хотите я сама встану, только скажите куда вы их спрятали. Добренькая Любовь Алексеевна, очень конфетку хотим, помираем. Сжалься над нами. Доченька проси.

ВНУЧКА. А где конфеты?

НЕВЕСТКА. Любовь Алексеевна прибрали и не дает.

ВНУЧКА. Люб!?

ГОРНИЧНАЯ. Пожалуйста, щас подам. (Выходит.)

НЕВЕСТКА. Сила.

ВНУЧКА.

Иуда

Иуда

Иуда

Иуда

Обстоятельно проблевавшись

В чьей-то в хате на Патриарших

Я вбиваю бычки в перила

Ожидая свой Киа Рио

Пусть такси шепелявит ретро

Мы с водилой раздавим пятку

И до дома доедем всмятку

Мухи в бокале вина

Что будет после меня

Мультики нового дня

Вряд ли разделят со мной

Кто из вас выдаст меня

Кто из вас выдаст меня

Кто из вас выдаст меня

Остыть не успеет косой

ГОРНИЧНАЯ. Конфеты. Оленька, барышня, вы просили конфетку.

ВНУЧКА. Маме дай.

Иуда

Люди липнут как козинаки

Будто лифт или Газенваген

Дорогуша, вы обознались

Мне не нужен психоанализ

Вы простите меня, утырка

Мне скучны ваша мелодрама

Ваша течка и ваша дырка.

ГОРНИЧНАЯ. Бери на здоровье.

НЕВЕСТКА. Большое спасибо.

ВНУЧКА. Где они?

ГОРНИЧНАЯ. Скоро будут.

ВНУЧКА. Люб, а в деревне хорошо?

ГОРНИЧНАЯ. А я не была в деревне.

ВНУЧКА. А ты откуда?

ГОРНИЧНАЯ. Здешняя.

НЕВЕСТКА. Я думала с Урала.

ГОРНИЧНАЯ. Сама ты с Урала.

НЕВЕСТКА. Простите Любовь Алексеевна, мне показалось, что такие умные, красивые женщины сохранились только там.

ГОРНИЧНАЯ. Может быть. На вашем болоте точно таких нет. Одни мымры, понаехали.

ВНУЧКА. А Вова откуда?

ГОРНИЧНАЯ. Прислали.

ВНУЧКА. Не местный что ли?

ГОРНИЧНАЯ. Тута таких еще при Мамае всех вырезали.

НЕВЕСТКА. А откуда привезли?

ГОРНИЧНАЯ. Много будешь знать, быстро умрешь.

НЕВЕСТКА. Извините, я больше не буду.

ВНУЧКА. А что дед говорит?

ГОРНИЧНАЯ. Это вы у Петра Ильича сами извольте, барышня, спросить, нам не велено, мы клялись не разглашать, присягали, подписку давали.

ВНУЧКА. Присядь, я тебя по секрету спрошу.

ГОРНИЧНАЯ. И вам, при всей любви моей и уважении, не скажу, хоть пытайте. (Входят Вера Ивановна и молодой человек, внук Илья Ильич.)

МАМА. Она обучена язык себе откусить, если пытать будут, старая школа. Так что отстань. Свободна, голубушка.

ГОРНИЧНАЯ. А конфеты?

МАМА. Пусть подавится.

ВНУК 1. Ба?

МАМА. Илюшенька деточка, присядь.

ВНУК 1. Ма?

НЕВЕСТКА. Бабушка сказала присесть, ты приседай.

ВНУК 1. Оль.

ВНУЧКА. Бабусечка, моя родненькая, хорошенькая моя, любименькая, не мучай братика.

МАМА. Ольга, свет очей моих, радость моя. Да кто же посмеет мучать моего внука, мой бог, родненького, золотого моего. Я же голову откушу по пояс. Я его воспитываю, а не мучаю. Методы у меня тиранские, но эффективные, за 20 годков лбу давно, а он менжуется. Я дело предлагаю. Поставим его директором и гуляй Вася.