скачать книгу бесплатно
Юр согласился.
Я выбежала на улицу и по моим щекам потекли слезы. До сих по я не могу точно сказать, из-за кого были эти слезы: из-за себя или из-за Андрея, но они не давали мне возможности сосредоточиться на любви.
Четвёртая глава
– Лялька, – мать брякала на кухне посудой, – иди завтракать.
Я с трудом открыла глаза и воткнула палец в дырку на стене, проковыренную еще в детские годы для успокоения нервной системы. Завтракать нужно завтра, а я хотела сегоднякать, потому что не вчерашниковала.
– Мне кофе, – ответила я и удивилась собственному непостоянству.
– Звонила Ирина Алексеевна, спрашивала о тебе!
Я любила Ирину Алексеевну, она была дальней родственницей, но мы не пользовались родством, мы были большими друзьями.
– Что ты ей сказала?
Можно было и не спрашивать, на сегодняшний день ничего хорошего в моей жизни не происходило, и похвалиться матери было нечем.
– Как есть, так и сказала: ты одна, замуж не собираешься, работаешь. Что я могу еще сказать?
– Ты ей всё таким же некрологическим голосом рассказывала? Мам? Ну, вот видишь, как хорошо! Работаю, замуж не собираюсь. Плохо? Плохо нам с тобой? Да? – на самом деле я вредничала, вчерашние события подорвали мою самооценку, и я искала «мышку».
– Ох, Лялька!
– Что, Лялька? Двадцать восемь лет Лялька.
– Какая ты неблагодарная, я замуж из-за тебя не вышла, а ты бросаешь меня и даже не звонишь, я уже без таблеток спать не могу. Женитесь тогда, что ли! Только на какие шиши жить будете, ты не думай, он работать никогда не будет.
– Будет, я ему верю, – меня так и подмывало досадить матери.
– У говорливой овцы все слова – близнецы! Твои ровесницы детей уже в школу водят, а от твоей пипетки не родятся детки.
– Ты так противно говоришь, но я соглашаюсь с тобой. А мне нечего ждать, выбора нет. Где они, хорошие да непьющие? Папа был хороший и непьющий, а ты с ним разошлась. Почему?
– Не задавай идиотских вопросов, не с той ноги встала? Между прочим, наш роман с твоим папой был бурным и красивым. «Держите свои сбережения в банках!» – советовал он друзьям, показывая на меня. Кстати, даже не подозревая, что делает бесплатную рекламу государственному учреждению. Его вклад оказался удачным, его «сбережения» увеличивались не по дням, а по часам, и весь банк радовался твоему рождению.
– Почему я работаю не в банке?
– Здрасьте! Сама захотела в педагогический. Я не учила педагогику, а тебя вырастила, Ты была удивительным ребенком!
– Папа тоже был удивительным мужем, но это не удержало тебя от развода.
Я допила кофе и пододвинула к себе тарелку с кашей. По рисовому чуду растекалось масло, это было достаточно аппетитно, и у меня заурчало в животе.
– Ты меня совсем не любишь, Лариса? – Мать села напротив, у нее были грустные глаза, а губы слегка дрожали. Мне стало жаль её, я, наверное, и правда не умею любить, если всем вокруг плохо, но я совсем не понимала, что нужно сделать, чтобы всем было хорошо.
– Очень люблю, только мне начинает казаться, что ты не научила меня жизни. Подожди, не поднимай брови, я тебя не обвиняю, но жалею. Ты сама не умеешь жить, это очень грустно.
– Ты что говоришь, я не умею жить?! Да мне все завидуют! В твои годы мой ребенок ходил в третий класс! Ты ходила в третий класс…
– На первом курсе я хотела выйти замуж… Кто мне не разрешил? А? Мои дети тоже были бы в третьем классе.
– Тебе меня не понять, я всегда была одна…
– Что значит одна, а я?
– А я? А я? С тобой! Это еще обиднее! Страх потерять твоего отца сделал мою жизнь невыносимой – его никогда не было дома!
– Папа работал и учился на «вечернем», если бы ты настояла, он бы перешел на «заочное».
Даже сейчас мама не могла говорить об отце спокойно, значит, чувства сохранились. Мне было жаль ее.
– Это одно и то же, я все время ожидала!! Это ожидание несоизмеримо не только с жизнью, но и со смертью. Я не могла спать! Снилась женщина, она обнимала Митю, а он целовал ее губы, шею, груди. Их тела переплетались, сливались воедино под стоны, слетающие с губ.
Я поймала себя на мысли, что это очень противно – видеть ревность.
– У папы была женщина?
– Думаю, нет, но я задыхалась от ревности. Шекспировский сюжет…, я нашла в его кармане женский носовой платок. Митя быстро объяснил причину его появления: нашел в аудитории, протер туфли и машинально сунул в карман.
– Прекрасно, такое вполне может быть, если бы папа тебя обманывал, то никаких улик ты бы не обнаружила.
– Твой папа сказал то же самое… Хорошо! Протер туфли, без задней мысли положил в карман… но скажи, пожалуйста, перед кем он хотел порисоваться? Домой не стеснялся приходить в грязной обуви.
– Сказать честно? Убила! Никогда бы не поверила, что можно так раздуть муху, скажи, ты пошутила? И из-за этого грязного платка ты лишила себя мужа, а меня отца? Какое ты имела право отнимать у меня того, кто принадлежал мне? В первую очередь – мне?! Он мой отец! Человек должен расти в семье, понимаешь, в семье! Вы должны были показать мне взаимоотношения между мужчиной и женщиной, мужем и женой, пусть не совсем хорошие, но это пример, а у меня никаких примеров не было. Ни плохих, ни хороших. Поэтому я и не замужем. Я не умею любить!
– Мы разошлись, как тысячи людей. Не сошлись характерами.
Я разволновалась не на шутку, волнение переполняло меня и выплескивалось на самого близкого человека – мать.
– Ответ принимается, следующий вопрос: что такое характер?
– Ты с Андреем поругалась, на мне отыгрываешься? Да? Я не обязана перед тобой оправдываться, выходи замуж и живи без развода, а меня не тронь, – она уткнулась в кухонное полотенце и заплакала.
– Мам, не обижайся, я просто так, мне плохо! Мы с Андреем расстались.
– Надолго? Или как всегда? Доедай кашу, немного осталось, на еду грех обижаться.
Я поддела ложкой холодную кашу, резко бросила ее в тарелку: – Навсегда!
– Сама-то веришь, что говоришь?
– Верю! Он меня продал. За бутылку! – я снова зачерпнула кашу и снова бросила, – чудненько, да?
– Это дорого. И кому же?
– Какому-то забулдыге, – соврала я, – с узеньким лобиком и золотым зубиком. Юр был очень симпатичным, но сейчас это не имело никакого значения.
– Дожила. Зато знаешь, сколько стоишь, – она подошла и обняла меня за плечи, на душе стало спокойнее.
– Андрея забрали в милицию, как думаешь, навестить его или не надо?
Мать отстранилась.
– Делай, что хочешь! Ты – ненормальная! Передачку собрать?
– Мам, а если я пойду, то это будет называться сошлись характерами или не сошлись?
– Конечно, сошлись! Найди его, приведи сюда, корми, пои, одевай, обувай, шнурочки завязывай, – только еще раз говорю: не будет от него толку! Он сколько лет не работает? Не считала? Знаешь, мне не хочешь говорить.
Пятая глава
Я шла на работу отличницей народного образования: мои шаги отличались от топающих рядом размером и плоскостью. Я шла по наклонной. Мне не хотелось рассказывать няне о событиях вчерашнего дня, но мысли о них не покидали ни на минуту. Я думала об Андрее, о милиции и о любви, которая была во мне. Все было ясно и просто: мой мужчина – алкоголик. Мне сочувствовали, меня жалели, предлагали другого мужчину и вдруг – золовка! Она не только не бросила, а нашла, стала бороться, полюбила!
Испугавшись ночного гостя, я сказала первое, что пришло на ум: я – сестра. Сразу стало ясно, что делать – выручать! Чужая шкура ловко сидела на моих плечах, а в своей я отправилась домой, легла спать, а утром пила горячий кофе и ела кашу с маслом.
Таня никогда не опаздывала на работу, она приходила намного раньше положенного. И, как только она вошла в группу, я с бешеной скоростью вылетела из детского сада.
Дверь «миленького и хорошенького» была заперта, а из-под рваного дерматина выглядывала записка. «Ляля, позвони, Юр».
Каменной бабой с острова Пасхи я стояла возле таксофона и накручивала на указательный палец ассоциативную спираль из нитки, непонятным образом оказавшейся на моих джинсах: Андрей, бутылка, водка, г., деньги, е и ё, жалость, золовка,…,х – Цербер, че, ша, ща, э, ю и… Последняя буква алфавита дерзко дрожала размочаленным хвостиком. «Не дождешься!» – я оторвала остаток нитки, закрыла глаза, закружилась под «Чур, не я!» и бросила личностное местоимение на произвол судьбы.
Обратив внимание на мои завихрения, водитель автобуса открыл дверь. Недолго думая, я вскочила на подножку и растворилась в горячих телах пассажиров.
Шестая глава
Всеми цветами радуги в прихожей встретил меня китайский зонтик, висевший вниз головой на крючке.
– Не может быть, – удивилась я, – мама, кто у нас? Ириша?
– Да, Ириша! Я уже не в том возрасте, чтобы быть Ириной Алексеевной, мне скоро пятьдесят!.. – послышалось из ванны, – я быстренько.
Мать надевала пододеяльник на гостевое одеяло, по выражению ее лица было нетрудно догадаться, что она в хорошем расположении духа.
– Нам Ирина Алексеевна звонила вчера. Почему ты мне не сказала, что она приедет?
– Хотела сделать сюрприз, а что такое?..
– Сюрприз? Я почти пять часов слонялась по городу, места нигде не находила…, мама, у меня нет слов. Почему ты так поступаешь со мной?
– Как, Ляля, что случилось? Она у нас! Сейчас увидитесь. В чем проблема? Пожалуйста, не позорь меня.
– Я рождена для сюрпризов…. А ты знаешь, что синоним сюрприза – шок?!
– Хватит демагогию разводить! В моей жизни тоже есть черные полосы, но я стараюсь держать себя в руках. Есть будешь?
– Легко.
– А вот и дева чистой красоты, – Ириша сжала в объятиях Ларису, – хороша! Слушай, ты чертовски хороша! Знаешь об этом? Нет? Я тебе расскажу. Ну, что, по чайку?! Иди сполоснись, а я пошуршу на кухне. У меня для тебя сюрприз!
По моему телу пробежала радостная змейка, я обняла Иришу, ткнулась носом в накрученное на голову полотенце и спросила: – Ты надолго?
– Потом, потом, все потом, иди, дорогая, иди!
Месяц назад мы обновили сантехнику, и новый душ назвали «Шарко». «Шарко» выдавливал глаза, вдавливал нос, растягивал губы, и в какой-то момент мне показалось, что все личные черты размылись, а безликость стала прилипать к затылку.
– Ты там не утонула? Сейчас дверь разнесу! Хватит балдеть! Всю красоту смоешь. Выходи!
Коротенький махровый халатик прилип к мокрому телу, а с волос бежали капельки воды, как с носка, привязанного к крану в Андреевской квартире. Не смытая тоска подбиралась к голове.
– Возьми полотенце и высуши волосы, их нельзя долго держать мокрыми, теряется блеск.
– Я хочу подстричься.
– В монахини? Думаешь, ты одна? Все хотят. Женя, скатерть есть? Доставай белую скатерть, мы будем заливать ее вином.
Она расстегнула молнию на пузатой сумке и достала бутылочку хорошего вина, лимон, апельсины и «Рафаэлло».
– Ирочка, салатик будем? – крикнула мать из кухни.
– Никаких салатиков и никаких Ирочек, только Ириша! Мой мужчина зовет меня – Ириша. Нисколько не удивлюсь, если так зовут его жену.
– Девочки, это вам, быстренько прилепите к своим шикарным лбам по звезде, а мишурой украсьте волосы и грудь. В общем, что хотите, то и украшайте.
– За окном разгар лета, откуда у тебя это?
– От знакомого верблюда! Все «о, кей!» – быстро наряжайся!
Ириша надела голубой шелковый, жутко приталенный сарафан, а на лоб приклеила тоненько нарезанным пластырем серебряную звезду.
– Делайте как я, делайте лучше меня! Лялька, найди-ка мне пустую трехлитровую банку и старую газету. Это пока все, что мне нужно от тебя. Женя, что будем делать? Ляльке плохо, ей гораздо хуже, чем ты мне рассказала по телефону. Сейчас мы накроем на стол и вместе с часик посидим, а потом ты должна уйти. Найди какой-нибудь предлог: рано вставать, болит голова, надо искупаться, короче – думай!
– О чем ты говоришь? Конечно! Я тебя для этого и попросила приехать. Вообще не знаю что делать.
– Вот банка, вот газета. Что дальше? – поинтересовалась я.
– Заталкивай газету в банку. Вот так скомкай и затолкай, – Ириша учила воспитательницу высшей категории, как правильно мять бумагу.
– И всё?
– И всё! Нет, не всё, есть какая-нибудь пустая бутылка?
– Пустая? Вряд ли, посмотрю.
Праздничный стол был накрыт! Звезды заканчивали приготовления. Ириша пересмотрела множество банок и бутылок, но ни одна из них ее не устраивала, и вдруг, в тот момент, когда я стала смеяться, Ириша ткнула пальцем в пустую бутылку из-под минеральной воды и радостно сообщила: «Вот что нам нужно!».
– Учись, Ляля, пока я жива! – она расстелила газету на кухонном столе, поставила на нее пластмассовую бутылку, сняла со стены отбивной молоточек, из безразмерной сумки достала баллончик с силиконовым герметиком и, подставив рукоятку к днищу баллончика, стала выдавливать содержимое.
