Ключ

– Ваш капучино. – Худой парень-официант поставил перед ней чашку с ароматным напитком. – Как вай-фай, нормально работает?

– Спасибо. – Девушка разорвала бумажную трубочку с сахаром и высыпала в чашку, задумчиво наблюдая, как белый песок погружается в водоворот густой пены. Она снова погрузилась в недра компьютера, и официант, который, кажется, был не прочь поболтать, разочарованно отошел.

Судя по всему, одна из страниц особенно привлекла внимание девушки. Она отодвинула чашку, откинулась на спинку стула и застыла, не отрывая глаз от открывшегося на экране файла.

– Я ему уже завидую, – сидевший за соседним столиком мужчина занял свободный стул рядом с ней так неожиданно, что девушка вздрогнула. – Ваш парень, да? А я так хотел с вами познакомиться! Может, хотя бы съедите со мной пирожное?

– Нет. – Девушка быстро закрыла планшет.

– Что «нет»? – продолжал улыбаться мужчина.

– «Нет» познакомиться. «Нет» пирожное. «Нет» мой парень. – Она посмотрела в окно, за которым увлечённо целовалась спрятавшаяся под козырек кафе от моросящего дождика, пара студентов, и улыбнулась: – Пока не мой.

С полотняного тента над входом стекали потоки воды. Девушка аккуратно разместила планшет в сумке, достала круглую бронзовую пудреницу и посмотрела на себя в маленькое зеркало. Достала помаду, провела по губам, плотно сжала их, выравнивая цвет, встала и пошла к выходу. Короткая серая юбка обтягивала стройные бедра, которые так соблазнительно покачивались в такт ходьбе, что Матвей зажмурился и помотал головой, чтобы заставить себя оторвать от них взгляд. Мелькнула мысль: может, догнать, познакомиться? Но на улице у самых дверей девушку встретил человек в костюме с раскрытым зонтиком. Она нырнула под зонт, заботливо прижимая сумочку к груди, прошла несколько шагов и села в чёрный седан «мерседес», дверцу которого услужливо открыл человек с зонтом. Автомобиль медленно отполз от тротуара и, неожиданно быстро набрав скорость, ушёл в поток машин, мчавшихся по широкому проспекту.

Мужчина, так неудачно пытавшийся завязать знакомство, некоторое время провожал взглядом «мерседес», потом отвернулся от окна, достал телефон и набрал номер.

– Объект проявляет интерес к какому-то парню славянской внешности. Разглядеть не успел. Возможно, это будущий исполнитель. Точнее пока ничего не смог выяснить. Ты пробей там по базе машинку. – Он продиктовал в трубку номер, расплатился, аккуратно свернул и положил в бумажник счет и вышел на улицу.

Матвей сидел уже почти полчаса в кафе за компьютером. Товарищ опаздывал. Чтобы убить время он просматривал накопившуюся за выходные почту. Впрочем, это ему быстро надоело и он снова открыл новости.

Дорожала нефть, биржевые индексы открылись разнонаправленно (вот, подумал он, неисчерпаемый источник обогащения русского языка), на севере столицы новый префект открыл музей коррупции (интересно, как это выглядит?), в сводках происшествий была информация о задержании банды угонщиков, «выходцев с Кавказа». На нескольких снимках были закрывающийся от камеры рукой угонщик в кепке от Гуччи, отобранный у последней жертвы белый «порше-кайенн» и сама жертва – высокая блондинка с несколько растерянным выражением лица.

«Боже мой, да ведь это Лера!» – Матвей узнал в жертве похищения свою студенческую любовь, с которой последний раз виделся на встрече выпускников лет пять назад. Он достал телефон и набрал её номер. Какое-то время никто не отвечал, и Матвей уже собирался отключиться, но в этот момент слабый голос Лерки ответил: «Да, слушаю».

– Лер, это я, Матвей, привет. Видел тебя в новостях, ужас! У тебя все в порядке?

– Матвей, господи, привет! Как я рада тебя слышать! А я не хотела подходить, думала, следователь звонит. Достали уже! – Голос у Лерки был какой-то погасший. – Да, всё нормально, жива. Синяк под глазом, ребро, похоже, сломано, но ведь это не главное?

Раз шутит, – решил Матвей, – значит всё не так плохо.

– Ты одна? Давай, я приеду?

Он знал, что пару лет назад Лера рассталась с мужем и жила одна. Они как-то встретились за кофе и показалось, что вдруг вспыхнула какая-то живая искра и может продолжиться бурная студенческая любовь. Но Матвей проводил девушку до подъезда, поцеловал в щеку и сказал: «Пока, увидимся». Прошёл год, иногда по вечерам случалась какая-то эротическая переписка, но они так и не увиделись, хотя постоянно комментировали друг друга в сети и ставили лайки. Странное всё же время. Кто бы мог подумать лет десять назад, что их дружба будет измеряться какими-то лайками?

– Нет, не одна. – Она сделала паузу. – Подруга у меня сидит.

Матвею показалось, что на том конце линии Лера улыбнулась. Он и вправду почувствовал какую-то странную ревность, когда услышал это «не одна».

– Если хочешь, приезжай. – сказала Лера и Матвей понял, что сейчас отложит все дела и помчится к ней.

Он положил в сумку ноутбук, надел куртку, позвонил Вере и попросил все встречи перенести на завтра. Потом написал товарищу: «извини, не дождался, форс-мажор, давай перенесём на завтра плз» и сел в машину.

Проспект стоял. Точнее, ехал, но это было похоже на тяжелый сон, когда ты пытаешься бежать, но все движения у тебя получаются чудовищно медленно. Наконец он свернул с проспекта и быстро поехал по узкой улице, оказавшейся на удивление свободной.

Лера жила в высокой башне, поднимающей свою плоскую крышу над большим старым лесопарком, скрывающим за кронами высоких сосен бывшую дачу Сталина. Матвею эта башня казалась пограничным столбом, если представить, что у исторических эпох есть границы. Однажды он попал на эту сталинскую дачу. Партнёры, крупная компания, отмечали здесь корпоративный праздник. На поляне около особняка жарили рыбу и мясо, произносили приветственные речи, много смеялись. Официанты выносили из распахнутых дверей подносы с бокалами, гости бродили по территории дома приемов, рассматривая строгую, даже скромную, архитектуру.

– Удивительная всё же штука – человек. – Матвей вспомнил, как к нему подошёл один из вице-президентов, с которым он несколько раз разговаривал в общей компании на таких встречах. – Вот здесь умер один из самых кровавых правителей в истории. И что? Это место стало музеем, напоминанием о том, к чему обществу нельзя возвращаться? Ничего подобного! Мы тут весело бухаем и насрать нам на тирана, который отправил миллионы на смерть!

– Так может в этом и есть главный смысл? Жизнь вырастает из смерти. Точнее, из употреблённой жизни. Мы – это навоз для будущего. Больше смертей – больше навоза, будущее расцветает и колосится.

– Вы Матвей, иронизируете, а ведь я серьёзно. Почему люди уверены, что добро побеждает зло? Только потому, что они не помнят о зле? Может, мы и живем относительно недолго, чтобы быстрее забывать? А так – одно поколение пережило свой ужас, родились дети, потом внуки, – и все, забыто, стало историей, пылью веков.

– В этом и есть суть добра, я думаю – Матвей поглядел на солнце сквозь бокал с шампанским, наблюдая как пузырьки поднимаются вверх, к свету и лопаются, растворяясь в нем. – Выжить. Любой ценой. Всё, что позволяет выжить, – не человеку, а человечеству – и есть добро. И пока мы ещё существуем оно, типа, побеждает.

С Валерией он познакомился еще студентом на модной рок-тусовке.

Народа собралась тьма, мест не было, но опытный глаз Матвея нашел в зале свободные места для випов, а випы могли и не прийти. И нагло занял удобное место. Кто-то из випов правда не пришел, так что фильм он смотрел как белый человек. После показа был концерт, а в перерыве он увидел знакомого, стоявшего рядом с симпатичной девушкой. Он подошел, поздоровался. Девушка протянула ему ладошку: «Валерия».

И приятель, и девушка сидели на балконе зала, высоком и неудобном.

– А ты где сидишь? – спросила Валерия.

– Рядом с випами. – гордо объявил Матвей.

– Ух ты, здорово. А там ещё места есть?

– Нет, к сожалению. Только у меня на коленях. – пошутил Матвей.

– Отличное место, – сказала Валерия совершенно серьезно.

Кажется, они даже не дождались, когда кончится концерт. В квартире, где он жил, обстановка была самая что ни на есть спартанская. На полу лежал застеленный матрас, еще не успевший, за отсутствием средств, превратиться в полноценную кровать.

Прошло часов пять, когда они, наконец, остановились. В какой-то момент это перестало приносить ему удовольствие, но остался задорный спортивный интерес – сколько же она может так продержаться? Ему казалось, что для неё это тоже игра, что она кричит не столько от удовольствия, сколько подогревая себя.

Они взмокли от пота, как после тяжёлой тренировки, но запах его почти не чувствовался, так бывает, пока тела молоды и не загрязненны шлаками жизни.

В какой-то момент они устали и ненадолго заснули, накрывшись намокшей простыней.

Это был их первый секс, и он был просто отличным. Но Лерка, которую он считал, в общем-то, опытной девушкой, как-то в разговоре несколько лет спустя обмолвилась, что именно он тогда открыл ей, как она выразилась, «двери в Большой секс». Что именно она имела в виду, он не стал уточнять, но было приятно. Есть всё же какой-то рудимент в голове у мужика – быть у женщины первым. Хотя бы по части оргазма.

Однажды в бане, где даже интеллектуалы разговаривают о бабах, один профессор объяснял, что потребность быть у женщины первым появилась у человечества одновременно с понятием собственности. Пока всё имущество принадлежало племени и никак не делилось, было совершенно не важно, девственница твоя избранница или нет. От кого бы ни родились дети, они оставались в племени женщины. А мужик сделал своё дело и пошел гулять смело дальше. Когда же у людей появилось что-то, чем они владели единолично и что передавалось по наследству, тут вопрос девственности и оказался принципиальным. Мужик должен быть уверен, что оставляет нажитое своей кровинушке. За тысячи лет это уже закрепилось в подсознании.

Потом банный народ выпил и пришёл к выводу, что в эпоху контрацепции и генетической экспертизы девственность и вовсе находится глубоко в зоне инфляции. Но века привычки из головы так сразу не выкинешь.

У Матвея на тему девственности была своя версия. Он считал, что мужики просто боялись конкуренции. Может у него в постели никак, так пусть она и не знает ничего лучше! Пусть думает, что только так и можно. Но в присутствии пузатого лысеющего профессора он благоразумно промолчал.

Даже учитывая свой богатый опыт, Матвей считал секс с Леркой одним из лучших в жизни. Лерка была звездой: ее темперамента и любви к процессу хватило бы на нескольких дам. А как она делала…

Стоя перед дверью Леркиной квартиры он подумал: человек сидит там еле живой со сломанными рёбрами, а я вспоминаю, как мы здорово трахались. Ужас. Как это по-мужски, всё-таки. Хорошо, что люди не умеют читать мысли.

Дверь открыла подруга.

– А, привет, – хмуро поздоровалась она с Матвеем и ушла на кухню.

Подруга его не любила ещё с тех пор, когда роман с Валерией только начал плавно перетекать в сомнительного характера дружбу. «Брось ты его уже, – убеждала она Лерку. – Это же не мужик, а каждой пи@де затычка». Лерка пересказывала ему это, смеялась, обнимала и говорила, что его затычка всегда ей нравилась.

Квартира была небольшой, но хозяйка подошла к обстановке творчески и не экономила на поэзии мебели и декора. На консоли у входа стоял большой снимок в рамке – белая яхта, ярко-синее море и загорелая Лерка в красном с белыми полосками купальнике. На стене около окна с десяток небольших фотографий продолжали презентацию у Великой китайской стены, у фаллических башен Куала-Лумпура, схватившей за рог быка у Рокфеллеровского центра в Нью-Йорке, обнявшуюся с пальмой на тропическом пляже… «Классическое женское портфолио. – подумал он. – Еще только добавить рост, вес, «в поиске» и «дорого».

Валерия сидела в гостиной на большом диване песочного цвета. Она была без косметики, в дырявых джинсах и простой белой майке. Кисть одной руки была перебинтована.

– Ну как ты? – он сел на диван и обнял её за плечи. – Как это тебя угораздило?

– Как, как… – Валерия шмыгнула носом. – Следили, думаю, за машиной. – Привет! – она чмокнула его в щёку. – Спасибо, что приехал.

– Водку будешь? – из кухни вышла подруга с подносом, на котором стояли три запотевшие от холода рюмки. – Присоединяйся, мы тут уже давно стресс снимаем.

– Спасибо, – Матвей покрутил двумя руками в воздухе воображаемый руль. – Не могу употреблять. Хочу, но не могу.

– Нам больше достанется. – Подруга залпом опрокинула в себя рюмку. – Хороша! – Потом посмотрела на Лерку. – слушай, я пойду пока, дел вагон, а вы поболтайте. Вечером наберу.

– Ага. – Безучастно откликнулась Валерия. – Давай, на связи.

Она села рядом с Матвеем.

– Извини. До сих пор не могу в себя прийти. Все, сука, болит. – Она взяла водку, тоже залпом выпила и откинулась на спинку дивана. – Педики, подонки, чтоб вы перестреляли друг друга!

– Ты как от них убежала-то?

– Выскочила на светофоре. Лодочки в машине остались, а я – босиком по дороге, бегу, руками машу, кричу, как сумасшедшая. Они за мной и не гнались, рванули сразу от светофора. Там за нами мент какой-то ехал, остановился, вызвал мне «скорую» и сообщил операм.

– Так нашли их?

– Через час. Я в новости попала, и какой-то сознательный гражданин мою машину во дворе увидел. Позвонил в милицию, сказал, что подозрительные люди рядом с «кайеном», похожим на тот, что угнали. Чеченцев там и взяли. Или не чеченцев, чёрт их разберет. Какие-то бородатые, в общем. Меня из больницы домой отвезли, машину обещают вернуть, как разберутся. Так что в целом всё ок. – Она как-то странно взглянула на Матвея. – Хорошо, что ты приехал. Я все равно собиралась тебе звонить.

– До сломанного ребра или после? – Матвей попытался пошутить.

– После. – Валерия даже не улыбнулась. – Дело в том…она помолчала…я даже ментам об этом не говорила…понимаешь, они мне твою фотку показывали. Спрашивали, знаю ли я тебя.

– В смысле? – Матвей снял руку с ее плеча и отодвинулся. – Кто показывал фотку? Чехи? Мою? Тебе?

– Ну да. На телефоне. Такое ощущение было, что проверяли, того человека взяли или нет.

– А ты что?

– Я на всякий случай сказала, что первый раз вижу. Они на своем языке что-то начали обсуждать, тут я и выскочила.

– А почему ментам не рассказала?

– Хотела сначала с тобой поговорить. Может ты в какую-то историю ввязался, долги там или криминал. Я ментов знаю, если увидят, что можно заработать, потом не отвяжутся. Так что у тебя с этими чеченами? И зачем им я понадобилась?

– Вообще ничего не понимаю. Ни в какие криминальные разборки я не влезал, долгов у меня, кроме пары неоплаченных штрафов, нет. Я далёк от чеченцев как от Луны. А они точно чеченцы?

– Слушай, я там чуть не описалась прямо в машине от ужаса. Думаешь, у меня было время разбираться кто они?

– Ну да…Матвей задумчиво потёр переносицу. – Извини, но я реально ничего не понимаю.

«…И набрав воздух в нижнюю часть живота, задержите его там не менее двух минут, визуализируя одновременно три главных канала, идущих от точки между бровей к точке, находящейся на ладонь ниже пупка…»

Матвей медитировал уже больше получаса. Это было много. Обычно минут через пятнадцать у него затекала нога или уставала спина, а в голову забирались мысли, коварно сталкивающие с духовных вершин. Но вчерашний день, начавшийся так хорошо, оставил после своего не безвременного ухода тревогу и запутанность в мыслях. Какие-то мутные чеченцы, которые его ищут. Почему через Лерку? Он не скрывается, могли бы сразу к нему…Эта Ясна, девушка из клуба, тоже катастрофически нарушала гармонию его внутреннего мира. Была в их встрече какая-то незаконченность, недоговорённость, суть которых он пока не мог понять. Медитация должна была привести мир в относительное равновесие, но почему-то не приводила.

Сидевший на полу в позе полулотоса, Матвей выпрямил ноги, потянулся и отправился на кухню пить кофе.

Телефон на кухонном столе был наполнен сообщениями. Не было только одного, которого он подсознательно ждал. «Когда пытаешься понять, почему что-то не получается так, как ты хочешь, нужно осознать, насколько искренним было твое желание» – вспомнил он чью-то умную мысль. Взял телефон, набрал сообщение.

«Привет. Выспался». – Поставил два смайлика и улыбнулся, словно возвращаясь к какому-то приятному воспоминанию – «ты как? Добралась нормально? Что сегодня? Встретимся?».

Через пару минут телефон блямкнул, на экране мессенджера всплыло имя «Ясна-клуб». Он открыл сообщение. «Я ок. Сорян. Сегодня никак». И три смайлика с поцелуем.

Что-то в сообщении его задело. Он считал, что написать девушке на следующий день после секса – дать надежду. Не написать вовсе – дурной тон. Поэтому всегда выходил на связь через день. Разговор получался легким и ни к чему не обязывающим. Он никогда не договаривался о следующей встрече. Давал себе время понять, хочет ли он этого, брал паузу. И обычно его хотели, а он выбирал. Но в этот раз он безусловно сам стремился увидеть Ясну. Было такое чувство, что после её ухода в реальности образовалась какая-то дыра, битый пиксель. И это бесило, хотелось привести картину мира в порядок, чтобы там снова все было на привычных местах. Но дыра была нестандартной и, похоже, заполнялась только Ясной.

«Противно, – подумал он. – Я просто ее хочу. И это обычная химия. Тупая химическая реакция организма. Почему моя жизнь должна как-то меняться из-за тупой химической реакции?»

Он налил в чашку немного молока, взбил в капучинаторе густую пену и когда её белые радостные облака смешались с темной субстанцией кофе, вдохнул его запах, почувствовал ладонью тепло напитка. Сел, продолжая держать чашку с кофе в руках, не торопясь, сделал глоток и открыл для себя очередной день.

Глава третья

От дома до офиса можно было доехать за полчаса.

Он выехал заранее, чтобы успеть к назначенной встрече с клиентом с запасом в четверть часа, этого обычно хватало на чай и настрой на креативность.

Движение было вялым, но город ехал. Погода стояла теплая и солнечная. По радио хриплый мужской голос пел: «Разделяла нас пара шагов, но до этого дня, я не знал, что такое любовь, и что ты из огня…» Матвей сделал звук громче, опустил стекло, в салон тут же влетели целые гроздья тополиного пуха. Другие машины так же медленно ползли рядом и он разглядывал водителей, машинально отмечая всех смуглых и бородатых. Мысль о таинственных чеченцах, которые его ищут, не отпускала. Мимо плыл чёрный «мерседес» s-класса с тонированными стеклами. «Сто процентов – дети гор, – подумал он. – Тонировка там, похоже, национальная традиция. Как они только техосмотр проходят?». Матвей представил себе человека, который ехал в салоне – с бородой, в сером полосатом костюме с галстуком и в папахе. «Делегат маленького, но гордого народа едет в Думу решать вопросы».

Пока его воображение рисовало образ гламурного бородача в папахе, стекло на задней двери седана наполовину опустилось. В машине сидела девушка. Лица сначала не было видно, ветер, залетевший в открытое окно заслонил его копной тёмных, цвета ночи, волос. Потом он увидел, как тонкая изящная кисть руки, на которой золотом блеснули дорогие часы, откинула прядь и пассажирка посмотрела на него почти в упор. Он сразу узнал её. Это была девушка с планшетом, на которую он обратил внимание, пока сидел в кафе. Несколько секунд она не отрывала от него взгляд. Потом стекло поползло вверх.

Незадолго до того, как оно окончательно закрылось, Матвею показалось, что пассажирка «мерседеса» ему подмигнула.

Влад, в темных брюках, белой расстегнутой на три пуговицы рубашке, уже сидел в переговорной.

Густые волосы на его груди прижимала массивная золотая цепь и масштабное распятие. Поймав недоуменный взгляд Матвея, он потрогал крест:

– Имиджевый аксессуар. Из 90-х. Надевал на встречи с бандюками. Пусть заказчик видит, что мы свои, а не иудеи какие-нибудь.

Он положил перед собой бумагу и карандаши. Сисадмин настраивал проектор. Маленькая Вера принесла поднос с чаем, печенье «Юбилейное», баранки и вазочку с вареньем.

– Банку с вареньем тоже сюда поставь. Смотри – он показал банку Матвею. «Наш край». Родное, русское. Не отрываемся от почвы.

– Я за любую почву, – кивнул Матвей, – лишь бы на ней росло бабло.

– Не глумись, – Влад с треском надкусил баранку. – Настройся на искренность и сострадание. Заказчик не дурак, фальшь за версту учует.

– Ага. – Матвей кивнул на тяжелого золотого Христа на груди партнера. – Особенно твой аксессуар искренне выглядит.

– Аксессуар выглядит глупо, – согласился Влад. – Но глупость – тоже своего рода искренность.

– К вам отец Гурий. – Вера открыла дверь и на пороге переговорной появился невысокий, стройный мужчина лет сорока, с аккуратно, даже, пожалуй, излишне заботливо подстриженными усами и бородой, одетый в черную рясу с наглухо застегнутым воротом подрясника. На его голове разместилась небольшая круглая шапочка. Он вошел в комнату, остановился и сказал «здравствуйте».

– Здравствуйте, добро пожаловать – Влад суетливо поспешил навстречу священнику и сделал неловкое движение, как бы намереваясь поцеловать ему руку.

– Не нужно, – улыбнулся Гурий, – руку принято целовать, когда просят благословения. И целуете вы в этот момент не мою руку, а десницу самого Господа.

– Это мой партнёр Матвей, – чтобы скрыть смущение Влад повернулся к Матвею.

Тот наклонил голову и сказал просто: «Здравствуйте, отец Гурий. Проходите, садитесь».

Отец Гурий внимательно посмотрел на Матвея. Ответил: «и вам здравствовать», подошел к столу, сел. Плавно, с достоинством, налил себе чашку чая. Все его движения были неспешными, растянутыми во времени, словно он находился не в воздухе, а в жидкой среде. Так же плавно он достал из малозаметного кармана две визитные карточки. «Особое синоидальное учреждение РПЦ. Отец Гурий. Руководитель проекта» – прочитал Матвей. В структуре церкви он не разбирался, но тактично не стал уточнять, какие обязанности и полномочия у необычного клиента.

– Предлагаю начать с нашего портфолио, – Влад открыл компьютер, подключённый к проектору и на экране появился логотип агентства. Вот наши заказчики – он открыл следующий слайд, но отец Гурий махнул рукой:

– Не надо, не надо! Для нас это не главное, достаточно, что вас рекомендовали люди, – он сделал многозначительную паузу, ко мнению которых церковь прислушивается. Для нас важна, прежде всего, конфиденциальность заказа и понимание огромной ответственности, которая ляжет на вас в том случае, если мы договоримся.

– Мы, конечно, не спецслужба, а всего лишь пиар-агентство, но хранить секреты умеем, – с важным видом сообщил Влад.

«Какие, интересно, секреты он имеет в виду? – подумал Матвей. – От налоговой, что ли?» Но промолчал и благоразумно кивнул, подтверждая полную готовность хранить любые тайны.

– Не могли бы вы хотя бы вкратце обрисовать задачу? – обратился он к священнику.

– Только вкратце её и можно обрисовать. – Отец Гурий разломил в кулаке баранку, положил один из кусков в рот и с хрустом разжевал. Потом отпил глоток чая, поставил чашку на стол и спросил Матвея:

– Что вы знаете о Боге?

– Ну… – вопрос был неожиданным и Матвей не знал, что именно он должен ответить. – Бог – это творец, он сотворил мир, потом воплотился в человеке и этого человека распяли. Но он дал откровение о том, как человеку надо жить, чтобы после смерти попасть в рай и потом воскреснуть… или сначала воскреснуть, а потом попасть в рай – Матвей понял, что запутался. – Ничего я о Нём толком не знаю, – честно признался он. – А что можно вообще знать, если Он – непостижим?

– Знать и постигнуть – две разных вещи, – нравоучительно заметил Гурий. – Мы знаем о Господе по его проявлениям в мире, который доступен нашему пониманию. А постигнуть Его мы не в силах, поскольку сам Он бесконечно шире того мира, который нам доступен. Но, – он посмотрел на Матвея и снова улыбнулся, – незнание – это лучше, чем ложное знание. Вы сможете, мы надеемся, подойти к задаче нестандартно, принести свежий, современный взгляд.

– Так в чем все-таки будет наша задача? – Матвей видел, что священник разломил еще одну баранку и ждал очередной длинной паузы. Но отец Гурий произнёс:

– Мы хотим заказать вам пиар-концепцию Бога. Разумеется, в русле православной трактовки. – И лишь потом захрустел баранкой.

Все замолчали. Впервые за время переговоров с самыми разными заказчиками даже Влад не знал, что сказать. Первым нарушил молчание Матвей.

– А зачем Ему пиар? – спросил он священника. – Я понимаю, что пиар нужен продукту или бренду. Бренд должен вызывать доверие, доверие бренду увеличивает продажи.

Влад под столом толкнул его ногой. Матвей понял сообщение: «Заткнись, будет бюджет, мы пропиарим что угодно, даже то, чего нет».