скачать книгу бесплатно
«В этом случае… да… в этом случае можно… вполне можно вызвать сюда их людей и потребовать, чтобы они провели обыск сами… мы же при этом станем наблюдать за ними, и не позволим делать это спустя рукава…»
Он замолчал. Граф молчал тоже – уперевшись взглядом в собственные ладони. Затем вдруг поднял голову и неожиданно улыбнулся – хотя и довольно кислой улыбкой:
«Во всяком случае, у нас нет никаких иных мыслей, не так ли, верный мой Ганс?»
26
Отправившись с утра на рынок, Гретхен задержалась там мало что до полудня: так уж сложилось, что домашней работы в тот день почти не было. Мастер Альбрехт после позднего завтрака надолго уединился со своей книгой, и девочка, спросив предварительно у него дозволения, отправилась в город не столько для покупок даже, сколько ради развлечения: уж больно хороша была погода.
Оставив котомку с закупленной снедью у знакомой зеленщицы, она долго слонялась среди рядов и лавок, рассматривая товары, их продавцов и покупателей. С некоторых пор Гретхен полюбила людские скопления – те самые, которые она же раньше, в свои первые городские месяцы, пугливо обходила стороной. Ей нравилось рассматривать вещи, как привезенные издалека, так и изготовленные здесь же, в городе. Нравилось слушать обрывки чужих разговоров, каких-то житейских историй либо отчаянных споров о подобающей цене на товар. В эти мгновения незаметно для окружающих Гретхен погружалась в царство сладостных мечтаний: ей вдруг начинало казаться, что огромный, почти что бесконечный мир, полный диковинных, невиданных раньше предметов и добрых интересных людей, открывает перед ней свои чудесные ворота. И, ступив в этот взрослый мир, она обретет непременно то, чего жаждет всей своей юной душой, – счастья.
Насытив любопытство, она не спеша отправилась восвояси, однако уже возле самого дома вновь оказалась в толпе горожан – хотя и не такой большой, конечно же, как на рынке. Протиснувшись вперед, Гретхен увидела нескольких, судя по всему, знатных господ, стоящих в окружении жителей их улицы. Господа задавали вопросы о каком-то происшествии, случившемся еще ранним утром: чуть погодя девочка поняла, что будто бы кого-то нашли мертвым, причем этот «кто-то» является отнюдь не горожанином, а человеком графа. Пока Гретхен стояла в толпе, к господам присоединился еще один мужчина – одетый, как и они, но только, пожалуй, побогаче. «Это графский дворецкий, – шепнула стоящая рядом с Гретхен женщина в грязно-розовом чепце, – погибший приходился ему племянником…» Графский дворецкий принялся в свою очередь задавать бесполезные вопросы – повторяя, по сути дела, те, что уже задавались до его появления. Из ответов, однако, все равно ничего нельзя было прояснить: ни дела, по которому несчастный оказался здесь, столь далеко от собственного жилища, ни даже точного времени его смерти. Еще менее ясна была ее причина – было ли это убийство или же какой-то странный несчастный случай, переломивший молодому человеку шею так, словно бы он упал с большой высоты прямиком на собственную голову.
Выведав все, что можно было выведать, Гретхен выскользнула из толпы и побежала к дому. Ей не терпелось рассказать Мастеру Альбрехту об этом чрезвычайном происшествии. Впрочем, она воочию представляла себе, что старик в ответ немедленно произнесет своим размеренным назидательным голосом что-нибудь ироничное или даже брезгливое…
…Входная дверь оказалась не заперта. В первое мгновение Гретхен привычно отнесла это обстоятельство на собственную оплошность, однако уже в следующий миг поняла, что причина не в этом. Что-то случилось в доме – что-то непонятное и ужасное, кто-то побывал здесь, чужой и бесцеремонный, перевернул вверх дном все вещи: скамейки, сундуки, посуду на кухне… В испуге она бросилась наверх, в лабораториум, где оставила Мастера Альбрехта перед своим уходом, – однако старика там не было. Его не было и в других местах – Гретхен пробовала звать его, затем обежала все помещения дома вплоть до своей мансарды и, находя в каждом свидетельства ужасающего разгрома, всякий раз убеждалась в отсутствии там хозяина.
Голова шла кругом. Закончив обход, девочка вернулась на второй этаж и, сев на ступени лестницы, удрученно задумалась. Что это было? Разбойники? Воры? Но где тогда Мастер Альбрехт – ведь даже если воры и убили его, то едва ли им зачем-либо понадобилось уносить с собой его тело. К тому же, по первому взгляду, – из дома не пропало многое из того, что заинтересовало бы любого вора. Даже заветный сундук старика – хоть и был вскрыт топором и выпотрошен на пол – однако же не лишился напрочь наполнявших его мешочков с серебром: они лишь валялись рядом в беспорядке. Впрочем, Гретхен никогда не залезала в этот сундук и понятия не имела, сколько серебра хранилось там изначально…
Мысли завивались в кольцо, не давая ответа ни на один вопрос. Девочка подперла ладонями подбородок и закрыла глаза. Хотелось, открыв их вновь, убедиться, что весь этот кошмар был не более чем сном, дурным сном, и, как обычный сон, рассеется без следа по пробуждении…
Внезапно она услышала рядом с собой какой-то шорох – в мгновенном испуге Гретхен разом очнулась от своих мыслей, обернулась и, однако, уже в следующий момент вздохнула с облегчением: с верхнего пролета лестницы внимательно смотрели на нее зеленые кошачьи глаза.
«Господи, Тимофей… это ты!.. Что же здесь было, а? Где Мастер Альбрехт?»
В ответ животное спустилось не спеша до середины пролета и, обернув себя хвостом, прилегло на самом краю ступеньки.
«Что было здесь, спрашиваешь?»
Он нервно подергивал кончиком своего уже почти что белого хвоста.
«Была суета и безумие… – он, высунув язык, зевнул, – Вломились какие-то люди, принялись рыскать везде, переворачивать все вверх дном…»
Кот явно не горел желанием делиться подробностями.
«Послушай… – Гретхен решилась проявить настойчивость, – Я и сама вижу, что кто-то побывал здесь… не с добрыми намерениями… но куда же, скажи мне, делся Мастер Альбрехт?..»
Кончик хвоста опустился и замер:
«Мастер Альбрехт? Он ушел с ними… Точнее говоря – они забрали его с собой, эти гадкие люди… связали руки и забрали с собой после того, как нашли то, что искали… начали кричать, хохотать, ругаться, затем скрутили ему руки и ноги… и унесли прочь, так, словно бы он был куском дерева или снопом пшеницы… весьма невежливый способ обращения, на мой взгляд, – не хотел бы я, чтобы меня самого вот так же связали и волокли… уж лучше сидеть в корзине, на крайний случай…»
Кот готов был и дальше рассуждать о собственных предпочтениях, однако Гретхен немилосердно его прервала:
«Постой же, постой… – она пыталась сосредоточиться, подавив в себе приступы неумолимого, как тошнота, испуга, – Ты говоришь, они нашли то, что искали… ведь так?»
Кот мяукнул утвердительно.
«Что ж это было, скажи мне?»
Тимофей, казалось, задумался. Кончик его хвоста вновь начал подрагивать, словно бы от комариных укусов:
«Видишь ли… это трудно понять, в самом деле… сперва они шарили в лабораториуме, главным образом… но, кажется, ничего там не нашли толком… хотя что-то все же сломали и разбили – какой-то горшок протек на другой горшок, тот, в свою очередь, упал на третий… в общем, хорошо, что обошлось без пожара…»
Гретхен поморщилась.
«…потом они, стало быть, принялись за другие комнаты… да… стали обыскивать их одну за другой… обыскивали, обыскивали – и, наконец, нашли…»
Хотелось, чтобы кот говорил короче, но Гретхен не знала, как попросить его об этом так, чтобы зверь не обиделся:
«…ты сказал – нашли…»
«…ага, нашли… и знаешь ли, где нашли?… представь: в твоей мансарде!.. в одном из полупустых сундуков…»
«…но что же это было?..»
«Не перебивай…» – Тимофей качнул головой, – «Не перебивай и научись-ка слушать, когда говорят бывалые и умудренные жизнью коты… Так вот, нашли они в сундуке сущую безделицу: какую-то высохшую до белизны собачью кость без крохи хрящей и, тем более, мяса… а еще – какие-то не то дощечки, не то – корешки… и все это зачем-то связано было в пучок… словно бы для продажи, не знаю…»
Тимофей прищурился:
«Но уж обрадовались они этой штуке – я тебе скажу!.. Принялись галдеть все сразу, руками размахивать…»
«И что же они кричали? – Гретхен напрягла внимание, – Говорили они что-нибудь об этой своей находке?»
«А как же! – кот приподнял свой хвост на треть длины и легонько стукнул им о деревянную досочку ступени, – Говорили, да еще как! Говорили, что такая вещь будто бы бывает нужна для одного только дела…»
«Какого же?» – не удержалась Гретхен.
«Колдовства!»
Девочка почувствовала, как предательский холодок страха в мгновение завладел ее сердечком.
«Колдовства?»
«Ну, да, колдовства. А что тут, в самом деле, такого? Ты что ж, никогда не слышала про колдовство? Да ты ребенок еще, как я погляжу!..»
Тимофей самодовольно потянулся – что ни говори, а уж слишком он любил блеснуть своей осведомленностью:
«Знай же, девочка, что старые, бесполезные кости – это именно то, что надо… именно над ними колдуны произносят свои заклинания… Уж мне ли не знать об этом, когда один из не самых далеких моих предков жил в доме вдовы городского углежога… которая, в свою очередь, любила, едва наступало полнолуние, колдовать над такой же вот точно связкой… связкой костей и кореньев… и все это для того якобы, чтобы нового мужа себе найти да приворожить…»
«И что же сталось с ней дальше?»
«Да ничего… – кот презрительно поморщился, – Ничего хорошего, хочу я сказать… Вот… Пришлось покинуть город даже… перебравшись в деревню…»
«Вдове углежога?»
«Да нет же – ее коту, непонятливая ты девчонка!.. Вдове-то уже ничего не пришлось: ее судили церковным судом, а потом сожгли на костре… А все потому, что на город тогда обрушился мор, – и городской совет решил, что в этом вина колдовства, не иначе…»
Гретхен содрогнулась:
«Что же, получается: и Мастеру Альбрехту грозит… ты хочешь сказать… что и его… что его тоже могут сжечь на костре?»
Кот лишь кивнул своей белой головой:
«Могут. Могут, если докажут, что именно он колдовал над этой дурацкой костью… Однако могут решить, что это делал не он вовсе…»
«А кто же тогда? – Гретхен совсем запуталась, – Кто же еще, если не он?»
«Ты!!!»
Гретхен вздрогнула.
«Я?.. Но ведь я…»
«Ты, ты… ты, конечно – ведь колдовские вещи нашли именно в твоей комнатке!.. Можешь особенно на этот счет не сомневаться даже!..»
Девочка застыла в изумлении – она хотела что-то сказать в ответ, но почему-то никак не могла подобрать для этого нужных слов.
«В общем, если старик на тебя укажет… сам ли собой или под пыткой – неважно… или если они и без него решат, что ты… тогда, очень боюсь, тебе несдобровать, ей-ей…»
Гретхен опять обхватила лицо руками. Хотелось расплакаться, но она все же сумела как-то сдержать почти что неизбежные слезы.
«Что же нам делать? Что же нам делать теперь, милый кот? Как защититься самим и как нам выручить Мастера Альбрехта? Где он сейчас, а?»
Вместо ответа Тимофей поднялся на ноги и в несколько прыжков спустился к девочке.
«Где он сейчас? Я думаю, в подвале графского дома – среди непрошеных гостей были, как мне кажется, люди графа… Во всяком случае, если судить по их разговорам…»
Гретхен вдруг подняла голову:
«Знаешь, нам надо уходить отсюда!.. В любом случае – надо уходить скорее…»
Она пристально взглянула на кота – каково ему придутся эти слова? Тимофей, однако, возражать не стал:
«Надо!.. Я же и говорю тебе – надо, надо скорее рвать когти… а ты все про какие-то косточки да палочки… давай-ка собирайся поскорее – не то эти люди, того и гляди, вернутся!..»
Гретхен встала на ноги, поднялась на несколько ступенек и, толкнув рукой неплотно прикрытую дверь, шагнула в разгромленный лабораториум. Кот молча проскользнул за ней следом.
«Следует взять с собой монет, сколько возможно… хорошенько их припрятав… и что-нибудь из мясной еды обязательно… – Тимофей принялся наставлять ее так, словно бы сам каждую неделю совершал побеги из дома, – …и еще удобную корзину, чтоб место в ней нашлось и для меня тоже… хотя я, видит Бог, и не люблю подобный способ передвижения…»
Девочка, однако, слушала его вполуха: собраться в дорогу и в самом деле было нетрудно. А вот куда потом идти и как при этом улизнуть из города незамеченными? На эти вопросы Гретхен ответа не знала. К тому же надо было выручать из графских подвалов Мастера Альбрехта – или хотя бы попытаться сделать все для этого возможное… В общем, голова шла кругом настолько, что Гретхен едва услыхала, как внизу вдруг заскрипела входная дверь и громкие мужские голоса не оставили никаких сомнений в том, что давешние предостережения Тимофея имели более чем веские основания!
27
О том, что в подвале роскошного графского дома имеется небольшая тюрьма, в городе знали все. Однако знали об этом, главным образом, понаслышке – и потому дорисовывали в своем воображении какие-то ряды разделенных толстыми решетками камер с томящимися в них несчастными узниками. Вообще же, воображение горожан распалялось по этому поводу тем охотнее, чем реже они встречали графа и его людей, – ибо их, по старой традиции, не любили.
В действительности же, эта тюрьма представляла собой лишь отгороженную часть подвала здания, подвала, в котором хранили разные припасы, ненужные вещи, а также все прочее, что обычно принято хранить в подвалах больших и богатых домов. Вдобавок, означенная графская тюрьма нередко пустовала, держать серьезных пленников в не слишком дружелюбном городе граф остерегался, предпочитая использовать для этого один из своих замков.
Мастера Альбрехта, однако, привели именно в этот подвал, и граф, уже вполне оправившийся от недомогания, поспешил спуститься туда же, чтобы допросить несчастного лично. С собою он прихватил Гурагона, который, впрочем, от него все это время и не отлучался. А вот дворецкого Ганса, которого граф привык считать своей первейшей опорой и к чьим советам регулярно прислушивался, пришлось отпустить домой – что-то серьезное случилось с его племянником. Кажется, он погиб… Граф, впрочем, не стал допытываться об этом в подробностях: как ни кинь – а ему сейчас было не до судьбы какого-то незадачливого молодого человека, слишком сильно размахивавшего руками при ходьбе!
А еще граф вынужден был терпеть присутствие двух представителей городского совета – без них, согласно давнему договору, заключенному еще его дедом, городских граждан нельзя было допрашивать, судить и, в случае осуждения, наказывать.
Итак, граф занял свое место в специально принесенном слугами тяжелом кресле, прочие расселись по скамьям, а на низком длинном столике палач разложил свои страшные инструменты – гнутые иглы для забивания под ногти, клещи, вороты для сжимания конечностей и дробления суставов…
Несчастного Мастера Альбрехта принудили встать на колени и склонить голову. Подручный палача встал у него за спиной, держа в руках конец веревки, связывающей старику запястья.
«Эй ты, Альбрехт, называющий себя философом! Выслушай, в чем обвиняют тебя люди! – начал граф свою речь, – Выслушай и ответь нам немедленно и чистосердечно: признаешь ли выдвинутое против тебя или не признаешь?»
Он проглотил слюну и пытливо взглянул на старика. Тот, однако, не поднимал головы и вообще не менял позы.
«А коли признаешь его полностью либо частично, то, прежде чем передали мы тебя церковным властям, изволь рассказать нам все, с этим связанное. Кто научил тебя злому делу, кто помогал? Что надоумило тебя употребить силу колдовства, что жаждал ты благодаря этому обрести и каковы были орудия твоего черного промысла?»
Граф сделал глубокий вдох, затем продолжил:
«Если же ты надеешься вовсе отвести от себя предъявленные обвинения, то должен будешь дать в этом случае исчерпывающее объяснение тем уликам, которые… – он вдруг поперхнулся, – … которые были найдены при обыске в твоем доме… ты слышишь меня, старик?»
Мастер Альбрехт молча кивнул. Он по-прежнему стоял на коленях и глядел в пол.
«Отвечай же!»
Старик медленно поднял глаза.
«Я… не совершал… ничего из того… в чем меня обвиняют…»
В ответ граф усмехнулся привычной усмешкой судейского недоверия:
«Что ж… едва ли не каждый, столкнувшись со столь серьезным обвинением, предпочитает вначале отрицать все или почти все… это столь обычно в подобных делах, что не заслуживает особого внимания…»
Он перевел дух.
«Но нас это, разумеется, не удовлетворит: потрудись-ка ответить подробно и обстоятельно!»
Мастер Альбрехт вновь поднял глаза:
«Право, я не знаю, господин, о чем бы должен здесь вам поведать… я не имею ничего из того, что должен бы был скрывать от вас… ибо полагаю, что вам, господин, и без того все было про меня всегда известно…»
«…что нам известно – то тебя сейчас не касается вовсе… – перебил его граф, – …твое же дело нынче: говорить правду… полностью, всю…»
Старик поклонился покорно:
«Что ж – я готов… я готов рассказать вам все… – он выпрямился, – ибо ничего незаконного отродясь не совершал… вот уже несколько лет день за днем я делаю свою работу… которую подрядился выполнить для вас, за которую вы платите мне серебром и которую, Бог свидетель, я уже почти и закончил…»
«Работу? – встрял вдруг в разговор один из членов городского совета, – Какую такую работу? Объясни-ка нам тогда, в чем состоит это твое ремесло… и какую пользу оно приносит…»
Граф, услышав это, недовольно поморщился – ему-то вовсе не хотелось, чтобы Мастер Альбрехт разболтал тут всем и каждому про свои поиски Царицы Красок. Надо было как-то отвести его, что ли, от этой опасной темы, спихнув при этом на другую, ту, ради которой и учинили допрос:
«Постойте-ка, эй! – он поднял вверх правую руку, – Не станем тратить время на пустые вопросы! Человек этот действительно получал от меня деньги… потому как делал для меня работу… должен был делать…»
Членам городского совета, однако, этих слов показалось мало. Старший из них – глава богатого цеха шорников – в ответ лишь прищурился, словно бы от холодного ветра, и вслед за тем покачал головой:
