скачать книгу бесплатно
– Макс, спасибо тебе большое!
– Мам, подожди, я же тебя еще не поздравил!
– Ну, зато ты звонишь, и это уже счастье!
– Да ладно тебе, мам! Слушай, ну, в общем я тебя поздравляю! Я тебя люблю. Ты самая лучшая на свете. Самая красивая, самая умная, самая прекрасная мать! Всем матерям мать! Это ты, в смысле, мать! Я тобой горжусь!
Таня поняла, что сейчас зарыдает, а рыдать нельзя. Пятнадцатилетний Макс по-прежнему, как в детстве, до смерти боялся ее слез и никогда не понимал, почему люди плачут от радости. От радости нужно смеяться и хохотать, а не рыдать!
– Мальчик мой, спасибо тебе боль…
– Мам, да уймись ты!.. Короче, я сегодня после школы в «Останкино» приеду.
– Как?!
– Меня дед привезет, я с ним договорился. Ирина Михайловна, – так звали шеф-редактора Таниной программы, – мне сказала, чтоб я к трем подваливал. Ты уже будешь на работе, тебя все начнут поздравлять, и я ничего не пропущу! А потом я, мамочка, с тобой пойду в ресторан, чтоб ты знала! Это я тебе все заранее говорю, чтоб ты ни на кого не ругалась! Мы все уже договорились. И подарок мы с дедом тебе купили – зашибись! Ну, короче, все, пока, меня сейчас завуч засечет, я же тебе из сортира звоню! Я тебя люблю, мам!
Таня аккуратно положила трубку на кровать, кулаком быстро отерла глаза, как будто сделала что-то постыдное, и широким жестом размахнула в разные стороны занавески. Солнце ударило в лицо, и она радостно зажмурилась.
У нее есть сын – самый замечательный сын на свете! Он отпросился с урока, чтобы позвонить ей именно в ту минуту, когда она встанет, и он точно знает, что встает она в пол-одиннадцатого! Может, наплевать на все остальное? На пижаму, занавески, сорок лет, мужчину ее жизни и на то, что ей все кажется, будто она попалась в капкан, и единственный выход, как у волка, – это только отгрызть себе ногу, оставить ее в капкане, чтобы самой спастись?!
Таня потянула на себя створку окна, легла грудью на подоконник, свесила голову и подставила солнышку щеку. Щеке сразу стало тепло и щекотно.
Пролежать бы так до самого отъезда на работу! И с Колечкой не объясняться, и не чувствовать себя виноватой, и не оправдываться ни в чем! В конце концов, это у нее сегодня так называемый праздник!..
Сосны, с одного боку освещенные летним солнцем, стояли не шелохнувшись, и пахло летом – смолой, разогретыми стволами, сиренью и чуть-чуть дымком. На соседнем участке жгли обрезанные с весны яблоневые ветки. В жасмине дрались воробьи, ругались, пищали, и время от времени оттуда выскакивал один из участников побоища, вспархивал на забор и с него сердито орал, выкатывал грудь, поскакивал туда-сюда, а потом камнем кидался обратно в куст, чтобы продолжить драку. Почему-то воробьи дрались всегда в жасмине.
Красота.
– Танюш, ты встала?
– А?!
– Господи, что это ты такая красная?!
Домработница Ритуся с клубничной грядки смотрела вверх, приставив ладонь козырьком ко лбу.
– Я говорю, с днем рождения, Танюшенька!
– Чтоб он провалился, этот день рождения!
– Да ладно тебе! Сейчас я завтрак тебе подам. Яичницу сделать или кашу сварить?
– Не хочу я кашу!
– Кашу по утрам есть полезно!
– Пойдите в задницу, – под нос себе пробормотала Таня.
Домработница верой и правдой служила у нее лет десять, и они нежно обожали друг друга.
– Я тебе подарочек приготовила!
– А Колечка дома?
– Дома, – ответила Ритуся, как показалось Тане, с неохотой. – Он уже позавтракал.
Ну да, все правильно. Сердит и неприступен, как скала. Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!
Таня как раз желала пощады.
За ее спиной зазвонил мобильный телефон, и она с неохотой стащила себя с подоконника и взяла трубку.
– Танечка, деточка моя, с днем рождения, золотая, яхонтовая, бриллиантовая!.. – затараторила редакторша и сама засмеялась.
– Спасибо тебе, Ирина Михайловна!
– Да погоди ты, за что спасибо, я еще и не начинала даже!
Таня тоже засмеялась, дернула балконную дверь и вышла на теплую плитку, изо всех сил оттягивая время, когда нужно будет идти объясняться с Колечкой.
– Слушай, все поздравления на потом, ладненько? А звоню я тебе, чтоб сказать, что у нас тут шум на весь мир! Какой-то писатель книжку издал, а там и про президента, и про Сосницкого, и про Белоключевского та-акое написано! И про дефолт, и про заказные убийства!.. И все фамилии настоящие, и события подлинные!..
Таня, которая начала внимательно слушать, как только редакторша стала перечислять фамилии, перебила ее:
– Постой, Ирин! А что за писатель-то? Какой-нибудь бывший помощник депутата?
– Да я его и не знаю! Какой-то Грицук! Или Грищук, что ли! Танюш, давай его на программу позовем, а? Я справки наведу, откуда он и что собой представляет, и ты с ним поговоришь! Кстати сказать, отличная тема – правда и ложь в книгах!
Таня подумала немного.
– Ну давай, – согласилась она. – Зови. Только справки обязательно нужно навести.
– Не первый день замужем, – фыркнула редакторша. – Ну давай, давай, пей свой кофе и приезжай скорей! Мы все от нетерпения замучились!
Таня сунула телефон в задний карман джинсов и пропела фальшиво на мотив из «Карнавальной ночи»:
– Сорок лет, сорок лет! Сорок лет – совсем не страшно!..
Страшно, что сейчас нужно выйти из спальни – в джинсах, а не в халате, как положено! – и начать объясняться с любимым! Ох, вот это страшно!
Телефон опять зазвонил, и Таня, обрадовавшись тому, что еще можно потянуть время, схватила трубку.
Номер был незнакомый.
– Татьяна? – И голос незнакомый.
– Да?
– Это Эдуард Абельман. Вы приходили ко мне на прием дней… десять назад.
Некоторое время Таня соображала, кто такой этот Абельман и на какой именно прием она приходила.
Министр?.. Вице-премьер? Спикер Госдумы?
Ах, да!.. Он врач!
– Да, да, здравствуйте, Эдуард! Рада вас слышать. – Это уж она просто так добавила, голос уж больно красивый. Завораживающий такой голос. А имя ужасное – Э-ду-ард!..
– Я поздравляю вас с днем рождения. Желаю вам…
– Подождите, а откуда вы знаете, что у меня день рождения?
– По радио услышал, когда ехал на работу. В рубрике «Знаменитости, родившиеся в этот день».
Таня смутилась. Она всегда смущалась, когда ей напоминали о том, что она – знаменитость.
– Ну да, – весело продолжал Абельман. – Так что я вас поздравляю. Из операционной на секунду выбежал, чтобы вам позвонить.
– В сортир? – уточнила Таня. – Выбежали в сортир?
– Почему? – удивились в трубке.
– Да мой сын тоже на секунду выбежал из класса в сортир, чтобы меня поздравить.
– Да нет, я не из туалета, – ничуть не смутившись, сказал Абельман. – Я так, из предбанника.
Таня переступала босыми ногами по шершавой и теплой плитке, поджимала большие пальцы и улыбалась.
Он молчал в телефоне, который прижимала к его уху операционная сестра – перчатки стерильные, рукой трубку не возьмешь!..
– А вы когда ко мне опять на прием придете? – наконец спросил он. – Или все? Больше не хотите?
Вот того, о чем ты сейчас спрашиваешь, я точно не хочу, стремительно подумала Таня. И больше никогда не захочу. Потому что хочу обратно в свою жизнь, где можно делать то, что нравится мне, – вволю работать, ходить в джинсах, спать голой и не задергивать штор!.. Где можно говорить все, что взбредет в голову, сколько угодно думать, ездить в командировки, приглашать сомнительных писателей на эфир и ни перед кем ни в чем не оправдываться.
Балконная дверь стукнула, Таня оглянулась и обнаружила у себя за спиной Колечку. Он был мрачен и надут.
Все пропало.
– Знаете что, Эдуард Владимирович? – Она приняла решение только из-за Колечкиной физиономии. – Приезжайте сегодня часам к восьми в «Баварию», это такой пивняк на Триумфальной. Знаете?
– Знаю.
– У нас там пьянка и гулянка по поводу моего дня рождения. Приедете?
– Ну, конечно, – сказал Абельман. – Что за вопрос?..
Таня сунула телефон в задний карман, еще раз посмотрела на любимого, хотела что-то сказать, но губы у нее вдруг повело, и она поняла, что заплачет. Плакать ей было никак нельзя – впереди прямой эфир, работа, что скажет гримерша Аллочка, если она явится с заплаканными глазами!..
Таня мрачно посмотрела на Колечку, обошла его, как неодушевленный предмет, и стремительно удалилась в глубину дома.
– Да потому что он меня замучил, этот Грищук! Или Грицук, что ли! Ей-богу, своими руками его придушу!
– Да что ты так разошелся-то, Константин Дмитриевич?
– Да я не разошелся, Дмитрий Евгеньевич! Я все понимаю, конечно, он с министром здравоохранения за ручку здоровается и деньги хорошие платит, но я-то тут при чем?! Он же не мне платит!
Долгов пристально посмотрел на заведующего отделением, который в запальчивости сказал явно не то, что нужно, а заведующий посмотрел на него.
Зря ты это сказал, подумал Долгов.
Зря я это сказал, подумал заведующий.
– Если ты думаешь, что я получаю за него деньги, а ты не получаешь, возьми и делай операцию сам.
Костя Хромов, заведующий хирургическим отделением, сорвал с головы невесомую операционную шапочку и кинул на стол Дмитрия Евгеньевича, заваленный бумагами и такими же шапочками.
– Ну да, делай!.. Он же у тебя хочет оперироваться, а не у меня.
– Тогда ко мне-то какие претензии, Кость?
Как всегда, когда Долгов начинал всерьез сердиться, окружающие пугались и моментально признавали его превосходство. Заведующий отделением немедленно дал «задний ход».
– Да нет у меня к тебе претензий! Просто он замучил всех, этот Грицук! Сестры от него плачут, а Марья Ивановна вчера мне сказала, что, пока он лежит, она на работу не выйдет.
– Это какая Марья Ивановна? Сестра-хозяйка, что ли?
– Какая же еще, Дим?
– Я с ней поговорю. Ей просто нужно денежек немножко дать, и все будет в порядке. А Грицук этот, ну… он просто больной человек, и еще истерик, по-моему! С больными вообще непросто, ты же знаешь.
– Я знаю, но границ-то не надо переходить! Это ты со всеми носишься, как с писаной торбой, вот они и привыкли, что мы тут перед ними расстилаться должны!..
В кармане у Долгова зазвонил мобильный, и на столе замигала красным и запищала трубка больничного телефона, но он все-таки договорил:
– Кость, вот это неправильно ты говоришь! Мы лечим людей, а не собираем машины. И то, что они всего боятся – боли, операции, диагноза и нас с тобой, это нормально. Понимаешь, нормально! Ну, он неприятный человек, конечно, но ведь больной!..
– Он больной, а ты святой, – под нос себе пробормотал Хромов. – Кофе хочешь сварю?
– Свари. Але! Да, зайду. Посмотрю. Хорошо. Хорошо. Минут через пятнадцать. В кабинете. Если хотите, но только быстро, потому что я потом на операцию уйду. – Он оторвал от уха одну трубку и приложил другую. – Але! Да, здравствуйте. Конечно, можно. Приезжайте в триста одиннадцатую клиническую больницу. Да можно прямо сегодня, часам к трем. Это дело лучше не затягивать, вы же понимаете. На Ленинградском шоссе. Вам рассказать, как доехать, или вы сами найдете?.. Я буду здесь, на вахте нужно сказать, что вы к Долгову, и вас пропустят.
– Можно, Дмитрий Евгеньевич?
Хромов выглянул из-за шкафа, где он стоял над чайником, и опять скрылся, а Долгов посмотрел на просунувшуюся голову и кивнул.
Больничный телефон на столе перед ним зазвонил снова.
– Секундочку. Да, але! Можно подавать минут через двадцать. Уже буду. Хорошо. А какая у нас сегодня операционная? Первая? Да, я понял. Что у вас?
