Боссу не откажешь: маленькое счастье в нагрузку

– Спит, – выдала очевидность, несколькими секундами после, с облегчённым выходом. – Она в порядке, – добавила поспешно, – если вас это хоть как-то интересует, – невинно порцию колючести плеснула, я уставился на неё в немом недоумении – какая-то легкомысленная барышня посмела ткнуть меня лицом в равнодушие к дочери?! Подумывал высказаться по этому поводу, но Кристина что-то прочитала на моём лице и милостиво пояснила: – просто меня… лечила, – кивнула на ноги, где близ бугорка ступней в складках одеяла я углядел стетоскоп. – Устала от работы и уснула.

– Да, лечить она любит, – сдавленно усмехнулся, пытаясь уложить в голове: МОЯ колючая дочка! Посторонняя женщина! Лечение посторонней женщины моей колючей дочкой! А последним гвоздём ещё и мирный сон в чужих руках! Это всё какое-то нереально и несовместимо! Но глядя на милое личико тиранши, пухлые губы, которых сейчас касалась мягкая улыбка, ямочки на пухлых щеках. Моё сердце дрогнуло. Оно всегда билось мягче и нежнее, когда дело касалось дочери. С той самой секунды, как увидел её новорождённой.

Впервые за всё это время её сон казался безмятежным и крепким.

– Спасибо, – это было искренне. – И простите…

Вот теперь повисло молчание. Кравчик тоже растерялась. Потому палата погрузилась в непривычную тишину. Она не было неудобной, щекотливой – больше покоя было и окутывающего тепла.

– Я честно не знала, что у вас есть дочь, – тихий голос Кристины вторгся в мои пустые мысли. Я поверил. Мне не было стыдно за свои обвинения, но свою неправоту я умел признавать:

– А я не знал, что вы подрабатываете спасителем, – чуть вперёд подался, поместив руки на коленях и скрестив их замком. – И часто приходится спасать?

– В перерывах между поиском работы, – приняла шуточную манеру общения с кривой усмешкой Кравчик, но умело ударила под дых. Я понятливо опустил глаза, рассматривая свои руки.

– Странно, – обронил задумчиво, ничуть не кривил душой, – у вас хороший потенциал, – чтобы не думала, что избегал прямого контакта, поднял взгляд, – быть не может, что его никто не оценил.

– Это мне говорит тот, кто первым меня отшил! – Кристина опять поразила умением давать словесную сдачу. Причём не страшилась за последствия и была собой.

В душе опять шевельнулось что-то сродни вины.

– Первым?

– Да, ваша фирма – была первая в моём списке желаемых работ.

– Мне жаль, ведь вы не не подходили, – признался ровно, – просто другая на тот момент казалась более удачным кандидатом.

Опять секундное молчание.

– Что ж, я рада, что вы нашли лучшее и достойное. Надеюсь, вы выбрали Саймона, – вздохнула Кристина и улыбнулась так искренне, что я глазам не мог поверить. Она, правда, не держала зла! Она была неподражаема своей естественностью! Ну, и конечно, убила наповал, решив, что я мог взять чудо – Польски!

– С чего вы так решили? – в недоумении шикнул.

– Ну как же, – часто заморгала Кравчик, будто я её поразил. – Он неординарная личность. Общительный. Открытый, – пылко чеканила. – Мыслит вне рамок рутинной жизни, – задохнулась от чувств, но только мелкая зашевелилась, Кристина виновато понизила голос. – Он сидел рядом на испытаниях, и я краем глаза видела его ответы. Да, они не всегда были стандартными, – кивнула торопливо, словно и за это ей было чуть стыдно. – Но именно это, как по мне, и есть, один из показателей гибкости человека. Именно из такого как Польски можно слепить одного из лучших помощников! Да, подрезать углы придётся, – согласилась на моё немое молчание, – но он – потрясающе интересная и многогранная личность! – выдала так безапелляционно, что у меня не сразу нашлись возражения:

– Это меня и остановило. Его трудно будет обуздать и заставить работать в команде. Быть одним из, а не тянуть одеяло на себя!

– Это обманчивое, напускное, – упиралась Кравчик. – Защитная реакция, казаться вот таким поверхностным и откровенным, потому что ему в жизни тяжко пришлось, – говорила так убедительно, будто давно знакома с парнем и понимает его ситуацию близко к сердцу. – Думаю дело в ориентации и окружении, не думаю, что ему везде приходилось легко и просто!

И я их понимал, как никто! Не хотел говорить об этом. Момент спасла дочка. Подняла голову и, сонно моргая, уставилась на меня.

– О-о-о, – с толикой грусти вздохнула дочь, – привет, пап, – личико стало разнесчастным, будто праздник кончился, и её забирают домой.

– Привет, хвостатая генеральша, – я торопливо встал со стула и подступил к койке.

– Я НЕ ХВОСТАТАЯ! – заупрямилась тиранша, ещё толком не продрав глаза.

– От чего же? – проворчала наигранно задумчиво Кристина, поддержав меня, – генеральша, и хвостик на месте, – ловко и в то же время нежно перебирала светлые волосы моей дочери.

– Вы вообще в девочках не разбираетесь? – Лерка скептически глянула сначала на меня, потом на Кравчик. – Оба! – тоном “ау, кто из нас взрослый и разумный!”

– Окей, – примирительно вздохнула Кристина, – тогда мамонтёнок! – ловко поддела нос Лерки.

Я и до этого момента уже впал в прострацию. Ещё первый жест у меня вызвал такие удушливые и волнительные чувства, что на лишний миг завис, рассматривая девчонок. Они были не знакомые и знакомые, но какие-то неразделимо близкие. Открытие поразило. А ещё больше то, что ершистая Лерка не взбрыкнула, по обычаю, когда её касались другие люди, а с обожанием, широко открытыми глаза смотрела на Кравчик позволяла себя трогать, обнимать. Я невольно усмехнулся. Правда внутренне, а внешне – страшился, что момент рассеется, и я опять останусь один со своей колючей, но такой любимой дочерью. А что страшнее – и Лерка опять останется без объекта восхищения.

А теперь вообще оглох. Кравчик назвала дочку мамонтёнком!!! Это невозможно. Я никому не говорил, что нет-нет, да сам её так называл.

Не знаю, что прочитала на моё лице Кристина, но тотчас руки от Лерки убрала.

– Ну знаете, она… предложила мне стать её дочкой. – сбивчиво забормотала, то краснея, то бледнея. – Потом вашей женой. – ещё сильней разволновалась. – Потом мамой и мне показалось на секундочку, – перевела дух, – что она как… мамонтёнок из мультика, – короткую паузу выдержала, будто извинялась за свои мысли и ассоциации. – Ищет маму, – теперь смутилась, понизив голос, – а найти не может.

– Маму ищет? – эхом вторил я, метнув взгляд на притихшую Лерку. Дочка губу закусила и с недетским интересом следила за нами.

Я всегда замечал, что тиранша у меня отличалась от других детей. Со сверстниками в детском саду мало играла, а если и была замечена в коллективе то, в роли воспитателя или заводилы.

Она взрослее их была что ли. Выделялась из толпы – смотрела глубже, задавала очень каверзные вопросы, и поражала, всегда поражала ходом своих мыслей.

Я так радовался, что тема матери её не волновала, ведь дочь никогда при мне не поднимала этого вопроса. Я себя успокаивал, генеральша принимала как есть, что мы вдвоем! Что Ангелина, её биологическая мать, в жизни дочери появлялась редко. И не я, сама Лера была против встреч с ней. А теперь оказалось, она ищет… мать…

– Ищет, – обронила тихо Кристина, опять подтвердив мои мысли. – Увы, пока нашла только меня.

– Рад, что нашла…– кивнул задумчиво, хотя в голове ничего толкового не родилось. – И вы мамонтиха? – невинная глупость сорвалась со смешком.

– Это ещё почему? – озадачилась Кристина. А дочка засияла как солнышко и, даже в ладошки хлопнув, забиралась выше по койке, чтобы дёрнуть Кравчик за волосы:

– Вот же хвост! – не обращала внимания на то, как исказилось лицо псевдо – родительницы. Тиранша с умилительной нежностью ещё пару раз потянула её за пряди. – Конечно же, хвостатые бывают коты и эти ваши…– мотнула головой, ковыряясь в памяти, – мамонтята! – наконец выудила из закромов памяти долгожданное слово.

Я больше не мог удерживать серьёзность разговора. Пшикнул. Меня поддержала приятными смехом Кристина. Сначала робко и коротко, потом смех усилился, затем мы уже засмеялись дружнее.

– Вы надо мной смеетесь? – насупилась мелкая.

– Нет, – синхронно покачали головами, но продолжая смеяться.

– Мамонтёнок, – опять пшикнули дружно.

– Хорошо, – со снисхождением кивнула тиранша. – Если я – он, – продолжала рассуждать деловым тоном, – а у тебя хвост, значит ты – моя мама!

– Прости, – Кравчик вроде слезинку пустила от смеха. – Просто ты как нельзя подходишь на роль мамонтёнка, а я на маму – нет, – пояснила с улыбкой. – Так что прости…

И мой радушный настрой как рукой сняло. Так не хотелось, чтобы дочка опять стала букой и колючкой. Не по возрасту серьёзной и задумчивой. Но, как и предчувствовал, Лерка нахмурилась:

– Тогда я не мамонтёнок! – твёрдо и сухо. – Мамонтёнок маму нашёл, а я не найду! – тиранша торопливо спрыгнула с койки. Магия момента растворилась в напряжении, которое моментально повисло в палате. – Очень жаль, что вы не мама. С вами бы я и мамонтёнком не отказалась быть. Выздоравливайте! – попрощалась и, по – взрослому развернувшись на пятках, решительно зашагала к двери.

– Простите, – я следом подорвался, но уже у порога бросил через плечо: – Спасибо за дочь. А убытки я возмещу: ремонт машины и ваше лечение, – и, пока Кравчик не стала упираться, а судя по открывшемуся рту, она это собиралась сделать, быстро покинул палату.

Роман

Лера меня в коридоре ждала. Стояла у стеночки, по – взрослому сложив руки на груди, и недовольно перед собой смотрела.

Антонина уже ушла – то и понятно, ей пост надолго покидать нельзя. В коридоре хоть и было пусто, если не считать медсестры на посту этого отделения, но я не желал устраивать разборок тут, лучше дома поговорим, поэтому коротко бросил:

– Пошли, – я до одури хотел тираншу обнять, встряхнуть, отчитать, расцеловать, но понимал, что потакать её выходкам не стоит. Когда поговорим, когда я выскажу своё негодование, тогда и расцелую.

На Генеральшу хвостатую не смотрел, зашагал вперёд, но судя по тихому шелесту туфель, дочь за мной поспевала.

– Не подскажете, как нам вернуться…– обратился к Елене.

Девушка быстро дала чёткие указания, куда нам идти, и вот уже через несколько минут, мы вернулись в отделение, где была плата Леры.

– Наш врач на месте? – теперь у Антонины поинтересовался, стопорнув возле поста.

– Аркадий Владимирович у себя, но ему скоро домой, – доверительно сообщила медсестра. – Дальше по коридору, – махнула на левое крыло. – Предпоследняя…

– Спасибо, – кивнул торопливо. И поспешил к кабинету врача.

– Посиди здесь, – указал дочери на кресло с диваном в небольшом кармане между левым и правым крылом отделения. – И ни ногой! Ты приклеена к этому креслу на суперклей, поняла?

Лера обиженно надула губы, но послушно села в мягкое кресло, чуть ли не утонув в нём. Игра в “суперклей” была единственным мало-мальски рабочим способом удержать девчонку на месте. Прибегали к методу редко: в самых крайних случаях, чтобы не приелось, и когда дело у меня намечалось архиважное!

– Можно? – вежливо постучал, прежде чем заглянуть.

– Да, – устало вскинул на меня глаза невысокий, крепкий мужчина в синей робе врача. На подоконнике валялся головной убор, который был явно сброшен в том же усталом порыве.

Светлый кабинет, большой шкаф с папками и книгами, стол врача, пара стульев для посетителей и уголок для отдыха и переодевания: диванчик, вешалка и зеркало с тумбой.

– Я, Кирсанов… – в несколько предложений обрисовал суть дела и задал вопросы, которые меня интересовали.

– Мы провели обследование, сделали ряд снимков, но ничего страшного не обнаружили, – заверил Аркадий Владимирович. – Из повреждений – сбитые коленки, если только. Поэтому у меня нет показаний для того, чтобы задерживать её в больнице далее, – неспешно разложил по полочкам врач. – Но выписку сейчас уже не сделаю, только завтра.

– Но дочь я могу забрать?

– Конечно, а завтра документы и обязательно по месту проживания в поликлинику, – отдал рекомендации врач.

– Но с ней точно всё в порядке? – ещё раз осведомился я.

– К лежанию в больнице показаний нет, а шок от пережитого может случиться чуть позже. Она у вас очень сильная и стойкая девочка, но организм может среагировать против желания ребёнка. И конечно, если вдруг что-то будет не так – приезжайте.

– Вы так говорите, словно я весь день с ней сижу, – грустно усмехнулся я. – Не хотелось бы, чтобы “что-то” случилось, когда меня нет. Понятно, бурчал от страха за дочь и волнение.

– Спасибо, – кивнул благодарно.

Дверь открыл и тотчас услышал гулкое шлёпанье подошв туфелек, и конечно успел увидеть пятки удирающей Леры.

Зараза! Подслушивала! Что-то от общения с Кравчик слишком осмелела, даже “суперклей” не помог, а такое ну очень маловероятно при обычных обстоятельствах.

В больнице пробыли недолго. Оплачивать счета уже было поздно, поэтому и это пришлось перенести на завтра. А ещё мы побыли в отделение кардиологии пару минут, узнать, как дела Людмилы Викторовны. Ей тоже пришлось платную палату выписать, а когда я заглянул, женщина мирно спала. Переживал ли я за неё?

Наверно я слишком черствым стал, но не сильно. Это уже не первая няня на счету тиранши, которую она довела до сердечного приступа. И в отличие от других, Людмила Викторовна, хоть и имела квалификацию высшей категории и кучу документов об образовании и рекомендаций, повела себя непростительно безответственно. Неосмотрительно. Повестись на капризы своенравной подопечной – забрать из сада и вместо того, чтобы отвести девочку домой, гулять по бабским магазинам!

Это мне “по секрету” Лера рассказала, а “по секрету” она никогда не лжёт. Честно призналась, что попросила няню сводить в торговый центр, и няня не отказала, в то время, как я, настоятельно это дело запрещал.

Что ж, лечение завершит, и пусть другую работу ищет.

Я немного постоял возле койки Лериной няни, тиранша рядом топталась, меня за руку крепко держа. Понимала, что натворила, но в своей вине не признается. Слишком для этого горда и неуправляема. И о таком даже “по-секрету” не расскажет!

Покидали больницу в глухом молчании.

И домой ехали на такси тоже молча. Я даже на звонки не отвечал, поставил телефон на беззвучный режим, но по вибрации понимал, что разгребать завал непринятых и смс буду долго.

А дома, только дверь закрылась, обувь была снята, я включил строго родителя:

– И что это было?

Дочь с гордым видом, шлёпала босыми ногами по полу в сторону лестницы на второй этаж, который полностью был в её распоряжении.