Связанные стрелами

Ощутив под ногами твердый асфальт, делаю вдох, набирая полные легкие свежего ночного воздуха. На глаза наворачиваются слезы. Я так устала от вечной борьбы, от ожидания неизбежного. За что нас наказывают? За что наказали моего отца? Нельзя поддаваться эмоциям, нужно оставаться хладнокровной и здравомыслящей, несмотря ни на что, только сильного человека невозможно сломить. Я воительница и победитель. Мать всю мою сознательную жизнь твердила это. Я должна быть сильной и рассудительной. С этими мыслями устремляюсь вперед.

Если посмотреть на центр Рима в ночное время, кажется, что все осталось прежним, что мир не в двух шагах от полного уничтожения, что это лишь обычная ночь перед очередным рабочим днем. В домах кое-где виден неяркий свет, доносятся тихие голоса из открытых окон, кто-то вешает постиранное белье. Иногда я выхватываю из темноты взгляд или силуэт соседей. Многие знают, чем я занимаюсь, и не перестают благодарить, хотя для них мародеры не представляют опасности. Всё-таки мы живем в одном из самых благополучных районов Рима. Тут еще остались некоторые влиятельные семьи, поэтому бандитские налеты редки.

В нескольких сотнях метров от дома я ныряю в переулок, потом в другой, и понимаю, как сильно отличается этот район от нашего. Большинство окон в домах заколочены, другие завешаны одеялами. Разоренные квартиры на улочках Рима видно по выбитым окнам и дверям. Люди здесь настолько боятся выходить из своих жилищ, что устроили помойку прямо на улице, бесчисленные мусорные пакеты стоят у дверей. Света практически не видно. Неудивительно! Эти семьи рассчитывают, что пару досок на окнах спасут их от бешеных банд. Но спасаю эти семьи я, рискуя своей жизнью каждую ночь.

В узком переулке до меня доносится чей-то душераздирающий крик. Не думая, я устремляюсь на звук, одновременно снимая лук со спины. Стараюсь двигаться бесшумно, чтобы не спугнуть бандитов, крадусь, как пантера, которая неумолимо настигает и вот-вот схватит свою добычу. Выглянув из переулка, вижу перекресток, который освещает всего один тусклый фонарь. Мой взгляд перемещается на группу людей чуть поодаль от источника света. Я стараюсь разглядеть и понять: мародеры ли это? У них есть одна отличительная особенность. Все ребята, которые вошли в преступную группировку, думая, что они слишком крутые для обычной жизни, носят черные толстовки, на спине которых намалеваны два красных креста, пересеченных между собой. Я замечаю такой крест, затем считаю: еще два, три… Мое дыхание перехватывает: четыре мародера окружили молодую женщину, на руках которой младенец, завернутый в белое одеяло. По лицу несчастной текут слезы, она кричит и пытается вымолить у бандитов жизнь для себя и ребенка.

Я вспоминаю тот день, когда один из них убил отца на наших глазах, пока он пытался также вразумить мародера. Наверное, это дает мне уверенность: я не перестану бороться с ними, пока не истреблю каждого, черт возьми, гребанного мародера! Несколько секунд на обдумывание плана. Медлить нельзя, иначе на моей совести будет две жизни – молодой женщины и ее ребенка. Я выхожу из тени. Мой взгляд устремляется на мерзкие руки одного из них. Он лезет под платье девушки. Заметив меня, негодяй потянулся к ножу. Остальные обернулись, их пустые взгляды остановились на мне.

– У нас сегодня джекпот! – сказал один, расплывшись в улыбке. – Сразу две! Мы можем поделить их на четверых, Никола! – говоривший явно возбужден и предвкушает это.

– Либо вы убираетесь отсюда, – говорю я так смело, как только могу, но в глубине души понимаю, что справиться с четырьмя здоровыми парнями у меня вряд ли получится, – либо я пущу каждому из вас стрелу в тот орган, которым вы хотели сейчас воспользоваться! – пока говорила, лук уже не за моей спиной, а стрела нацелена на бандитов.

– У нас горячая штучка, Мартино, слыхал? – и по тихому переулку эхом раздается гогот четверых парней, который давит мне на барабанные перепонки. – Ты хочешь сначала поиграть? О, так это мы с удовольствием устроим, а то уже, по правде говоря, задолбали слезы этих тупых шлюх и мольба о пощаде, – глумится один из них: – «О боже, отпустите, я ничего не скажу, о боже, не убивайте, пожалуйста!» – кривляясь, повторяет он слова девушек, передразнивает он жертв.

– Вы омерзительны, – говорю я и запускаю стрелу в одного из мародеров. – Беги! – мой голос срывается на крик, и растерянная мать, секунду подумав, прижимает ребенка к груди и устремляется из переулка.

Сейчас я молюсь Господу Богу и благодарю его за то, что с раннего детства занималась стрельбой из лука и всегда была уверена в своей меткости. Стрела летит прямо в одного из подонков. Всю улицу оглушает его вопль, а через секунду он бранится и сыпет проклятьями, держась за ногу. Оставшаяся троица с грозным рыком устремляется ко мне, пытаясь схватить, но я двигаюсь быстрее. Целюсь во второго, и в этот миг меня накрывает гнев: за отца, за беззащитную девушку с ребенком, за Алессию, за всех невинных людей и женщин, над которыми они надругались. Я стреляю прямо в грудь одному из гадов. Он заваливается на бок, держась руками за конец стрелы, уголки его губ вздрагивают, будто в улыбке, изо рта вытекает струйка алой крови. Отличный выстрел! Подонки орут, в их глазах ненависть и гнев.

Мне конец. Вот так закончится моя жизнь? Нужно бежать, пока есть силы, возможность и время. Вдруг я ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд, кто-то, к кому я стою спиной, смотрит на меня. Но почему не выходит помочь?! Или это очередной мародер? Резко обернувшись в сторону темного переулка, я успеваю увидеть силуэт. Незнакомец, который наблюдал за нашим сражением все это время, скрылся в сумерках ночной улицы. Недолго думая, я перекидываю лук на спину и устремляюсь прочь, оставив подонков с их гневом за спиной. Ноги несут меня так быстро, что сердце выскакивает из груди. Но останавливаться нельзя, я не могу, иначе меня убьют, но смерть будет не быстрой, как была у одного из этих парней, а мучительной. Кровь пульсирует, ноги наливаются тяжестью, а руки трясутся, но я продолжаю бежать, кручусь в переулках, пытаясь запутать преследователей. Спустя несколько минут, которые казались мучительными часами, я оказываюсь на своей родной улице. Устало выдохнув, на трясущихся ногах направляюсь в сторону дома. Я очень не хотела бы встречаться сейчас с кем-либо, но, видимо, у судьбы на этот счет совершенно другие планы. В гостиной на диване сидит все семейство, угрюмо наблюдая за мной и моими трясущимися конечностями.

– Черт возьми, Астрид! – подскакивает с места мама. – Сейчас два часа ночи, тебя не было больше трех часов, мы и не знали, что думать! – на ее глазах появляются слезы, и она бежит ко мне навстречу с объятиями.

– Извините. – тихо бормочу я. – Случилась небольшая заминка, но сейчас все хорошо, – мой голос дрожит, потому что дыхание еще не восстановилось, а во рту пересохло так, что едва могу двигать языком.

– Держи, только аккуратно пей! – грозно командует Антонио и протягивает мне стакан воды. – Я очень зол на тебя. Ты абсолютно не думаешь ни о себе, ни о нас! – с этими словами он идёт к лестнице, ведущей на второй этаж, не удостоив меня и взглядом. В моей груди вспыхивает обида, но я не намерена извиняться. Все в этом доме знают, что это моя работа.

– Я понимаю вас, но не нужно так смотреть! – твердо говорю я, обращаясь к родным.

– Стрелочка, я прекрасно тебя понимаю, но и ты подумай о нас, – нежно говорит Эрик. – Мы очень переживали, ты нас очень напугала. Что произошло?

– На женщину с грудным ребенком напали четверо из банды, я не могла уйти! – я кричу, а к глазам подступают слезы. – Вы что, совсем меня не понимаете? Один из этих людей убил отца, моего отца! Я должна помочь людям, – гнев и отчаяние туманят разум. Почему, ну почему они меня не понимают? Эрик сам занимался зачисткой и помощью горожанам, а теперь сидит на диване и читает мне нотации!

– Давайте мы оставим этот разговор, – осторожно вступает Хильда. – Астрид, ты у нас очень смелая, Гилберт гордился бы тобой! – она обнимает меня и удаляется со словами: – Эрик, оставь свою сестру в покое, пошли спать, уже поздно, а нам завтра еще нужно в школу к мистеру Руссо, – ее голос доносится Хильды уже из их спальни.

– Просто будь осторожной! Я тебе не враг и не вынесу, если что-то случится с тобой, Стрелочка! – Эрик целует меня в макушку и уходит к своей девушке.

– Прости, я не имела права. Ты у меня очень смелая, но я боюсь за тебя. Два месяца, пока ты уходишь в ночные вылазки, я не сплю, а жду тебя, – виновато говорит мама.

– Хорошо, но впредь не нужно меня отчитывать! – я невозмутимо настаиваю на своем и поднимаюсь к себе.

Стою несколько секунд около двери в спальню, затем я глубоко вдыхаю и трясущимися руками трогаю ручку. Моя комната отличается от интерьера квартиры. Я считаю, что важно создать свое пространство, которое будет дарить спокойствие и умиротворение. Моя спальня именно такая. Белая большая кровать стоит в центре просторной комнаты, напротив красуется туалетный столик, заваленный косметикой, у стены шкаф для одежды, а рядом с ним мои плюшевые игрушки, которых хватило бы на целый магазин.

Я смотрю на Антонио, который занял левую сторону кровати. Выражение его лица было напряженным, скулы играли в приглушенном свете маленькой прикроватной лампы.

– Антонио, – тихо позвала я, боясь спугнуть его, – прости, что заставила волноваться.

– Астрид, дело не в моих переживаниях, – вздыхает он и продолжает: – Дело в тебе, в твоей безопасности, пойми же! – с этими словами Антонио вскочил с кровати и шагнул ко мне.

– Я знаю, любимый, знаю. Но я всегда стараюсь быть осторожной, ты ведь сам всё понимаешь. Стрельба из лука дает мне смысл жизни даже в такое тяжелое время. Это то немногое, что позволяет мне отвлечься, – шепчу я так нежно, как только могу, одновременно дотрагиваясь до его щеки.

– Я люблю тебя, Астрид, и безумно боюсь потерять… – от ответной нежности Антонио у меня перехватывает дыхание. Он убирает выбившуюся прядь моих волос за ухо: – Ты для меня всегда была глотком свежего воздуха. Без тебя у меня не будет никакого смысла бороться и сражаться, – его темно-карие глаза гипнотизируют меня, и нам больше не нужны слова.

Его губы сначала нежно и осторожно касаются моих, обжигая горячим дыханием. Затем он уверенно пробирается рукой под кофту и кончиками пальцев поглаживает мою спину. Его прикосновения настолько мне знакомы и так приятны, что я невольно выгибаюсь и тянусь к нему. Антонио по-хозяйски раскрывает мои губы языком и пытается отыскать мой. Я не сопротивляюсь и отвечаю ему также страстно, прикусывая его нижнюю губу. Он тихо стонет, а затем подхватывает меня сильными руками и несет в сторону кровати.

Мое тело горит от желания и жаждет Антонио, поцелуя мало, я хочу его полностью, я хочу его, хочу, чтобы он оказался во мне как можно быстрее. Я тяну Антонио за рубашку, он оказывается сверху меня. Его глаза полны страсти. Он повторяет несколько раз:

– Какая же ты красивая! Боже, Астрид…

После этих слов мой идеальный мужчина овладевает моими губами с невероятной силой и напором. Буквально через пару мгновений мы остаемся в одном белье, и я переворачиваю его на спину, аккуратно ерзая на мужском органе. Антонио оттягивает мои трусики вбок, приподнимает мое тело и одним рывком оказывается во мне. Мой тихий стон… Антонио почти рычит, притягивая меня к себе и беспорядочно целуя. Мы двигаемся в одном ритме, и кажется, что наши тела были созданы друг для друга. Его руки будто в первый раз изучают мое тело, он проводит пальцами по груди и замирает около сосков, нежно сжимая их и оттягивая. Меня охватывает приятная волна, а внутри будто копится огонь, который готов выплеснутся наружу. Антонио резко перехватывает мое тело руками, поворачивает на спину и оказывается прямо надо мной. Его толчки становятся все быстрее и глубже… Приглушенный свет лампы и серебристое свечение Луны, которое пробирается сквозь окно, делают этот миг волшебным. С каждым входом в меня он становится все жестче и настойчивее, мои стоны заполонили всю комнату.

– Ты моя, Астрид Де Инганнаморте, только моя! – он проговаривает эти слова мне в губы снова и снова. Я содрогаюсь от удовольствия, а Антонио обмякает на моем теле.

Некоторое время спустя наше дыхание восстанавливается, мы возвращаемся на Землю. Моя голова на его мускулистой груди, а рука Антонио нежно гладит мою влажную спину. Мне так его не хватало. Подумав об этом, я сразу же проваливаюсь в сон.

Глава 2

В

от уже два месяца я начинаю утро с наблюдения за Римом с балкона моей спальни. Весеннее солнце падает на крыши домов, черепица которых поблескивает под теплыми лучами. Обитатели соседних квартир суетятся на балконах. Некоторые жители беспокойно перемещаются по главной площади, держа в руках пакеты с продуктами. Я с гордостью смотрю на свой город, на людей, которые приспособились к страшным обстоятельствам. Конечно, были нелюди (вы уже знакомы с ними, простите!), которые избрали самый легкий путь для выживания, но были и те, кого страх загнал в глубокую яму переживаний и отречений.

Я безгранично люблю Рим! Если рассуждать трезво, то не всадник Апокалипсиса превратил окраины города в руины, не всадник Апокалипсиса убивает невинных девушек и женщин. Это делаем мы – люди. Я не защищаю всадника, но ведь он показал истинное нутро человечества. Поэтому я ненавижу его. Он позволил разочароваться в людях, разочароваться друг в друге. Из тяжелых мыслей меня выдернул крик Альберто. Взгляд переместился на соседний балкон. У него все такая же добрая улыбка, седые волосы и глаза цвета ясного неба.

– Привет, Астрид! – радостно встречает мой взгляд пожилой мужчина. – Как у вас дела? Как Нора? Мы ее уже давно не видели… – виновато заканчивает Альберто.

Он отец моей подруги, которую я считаю одним из самых близких мне людей с самого раннего детства. Ее семья переехала из Польши в Италию на нашу улицу, когда мне было пять лет. Мы с ней ровесницы, возможно, поэтому сразу же нашли общий язык. В недалеком прошлом я, Синтия (так зовут мою подругу) и Эрик проводили свои самые беззаботные часы на улочках Рима. В детстве мы часто сражались в переулках нашего города. Когда нам было двенадцать лет, Эрик обучил мою подругу владению мечом, и с тех пор три ребенка вступали в поединки, думая, что защищают Вечный Город. К сожалению, наша дружба оборвалась, когда на мир обрушилась Чума, и мы остались без связи. Синтия училась в университете Неаполя, но каждые праздники приезжала в родной город к родителям и ко мне. После Чумы связь с Синтией потеряна, я даже не знаю, жива ли она еще… Ее отец и мать остались жить в Риме в надежде, что их дочь сможет добраться до дома, но прошло уже чуть больше двух месяцев, а от нее ни весточки… Синтия с детства была невероятно хороша особенной, северной красотой: светло-пшеничное каре, цвета морской волны глаза, высокий рост, тонкость и хрупкость. Эрик всегда называл ее моделью. По правде говоря, это определение ей идеально подходит.

– Здравствуй, Альберто! – крикнула я, – Спасибо, все хорошо. А вы как? Вам что-нибудь нужно?

– Нет, милая, спасибо. Я очень рад, что у вас в семье все хорошо, – услышала в ответ. – Береги себя, Астрид! Синтия очень хотела бы этого… – он печально посмотрел на меня и шагнул в квартиру.

Я осталась на балконе, вспоминала беззаботное мирное время, проведенное с близкими мне людьми. Вдруг я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Ощущение было как минувшей ночью, когда таинственный незнакомец наблюдал за моей схваткой с мародерами. Казалось, что этот взгляд меня испепелит. Я попыталась найти того, кто так бесстыдно позволяет себе разглядывать девушку, стоящую под лучами утреннего солнца на балконе. Ощущение присутствия пропало, словно незнакомец остался в тени. Я вернулась в комнату и плотно закрыла окно шторами.

Прошло примерно полторы недели с моей последней вылазки за мародерами. Мне необходимо было время, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Каждый день, вставая с кровати, я обещала себе, что скоро вернусь к работе, вернусь к помощи беззащитным гражданам.

Солнечный и теплый май пришел на смену прохладному апрелю. Теперь наша уютная кухня была наполнена лучами весеннего солнца. Утро началось с общего завтрака. На душе было спокойно, несмотря на то, что каждый человек в городе ждал того самого дня, которого нам не избежать. Хильда медленно водила вилкой по глазунье, заставляя жидкий желток растекаться по тарелке. Каждый из нас был погружен в свои мысли. Эрик и Хильда каждый день ходили в начальную школу к сеньору Руссо, помогая ему с оставшимися детьми. После Чумы в городе осталось всего три класса по двадцать два ученика. Все учителя, кроме Руссо, сбежали в первые дни. Поэтому Эрик, который всегда учился на отлично и был весьма развит, вызвался помочь с одной подгруппой, а его девушка, в свою очередь, занимала важное место в их ячейке: она готовила для детишек в учебное время. С понедельника по пятницу с двенадцати утра до пяти вечера мой брат и его возлюбленная проводили в школе с детьми. Таков был был план и на сегодня.

– Астрид, любимая, сегодня ночью я не приду домой, – сказал Антонио, улыбаясь. – Поэтому на рынок придется сходить кому-то из вас, – виновато закончил он.

– Почему? – удивилась мама. – Ты ведь знаешь, как опасна ночь!

– Мам, хватит, он уже взрослый мальчик! – хихикнула я. – Ты останешься в соборе?

– Да, с Фабио приключилась беда. Мародеры напали, и они были хорошо подготовлены на этот раз. Видимо, у них была определенная цель. Может, искали кого? – задумался Антонио.

– С Фабио все хорошо? – заволновалась я.

В глубине души кольнуло, потому что мне нравились ребята Антонио, они были поистине добрыми парнями, особенно Лука и Фабио. Стало тревожно за друга любимого.

– Не переживай, у него перелом плеча, но это не страшно. Лука уже обо всем позаботился, поэтому сегодня мне придется караулить. Ребята убеждены, что они попытаются вновь, – голос Антонио был спокоен.

– Хорошо, будь, пожалуйста, осторожен!

– Антонио, может, ты возьмешь мой меч? Он лишним явно не будет, – поинтересовался Эрик.

– Ты ведь прекрасно знаешь, что я не люблю оружие, у меня есть руки и ноги, думаю, что справлюсь, –Антонио улыбнулся и встал: – Люблю тебя, куколка! Будь осторожна! – поцеловав меня, он удалился

– Ну так что? Кто пойдет на рынок? Мы с Хильдой никак не можем пропустить работу, Руссо рассчитывает на нас, – брат посмотрел на меня, ожидая реакции.

Все в нашей семье знали, что маме лучше не выходить из дома. У нее всегда был слабый иммунитет, и я переживала за ее здоровье, когда все началось, поэтому идти на рынок в толпу людей было бы для неё просто убийственно.

– Не волнуйтесь, я схожу, заодно прогуляюсь, – я ухмыльнулась, а мама не отрывала от меня обеспокоенного взгляда.

– Милая, давай мы лучше дождемся Антонио, пропустим всего лишь один ужин и завтрак, – предложила она.

– Мам, сейчас день, я не иду воевать с мародерами, это лишь безобидный рынок с мирными гражданами в светлое время суток! – успокоила я ее.

– Хорошо, но будь осторожна! – поцеловав меня в макушку, она встала из-за стола и начала собирать посуду.

– Удачи, ребята, будьте добросовестными работниками школы! – улыбнувшись на прощание Хильде и Эрику, я пошла собираться на рынок.

Натянув короткий белый топ на тонких бретельках, я долго выбирала брюки. Решила надеть широкие светло-голубые джинсы. Потом распустила хвост. Кудри рассыпались густым черным облаком по плечам до лопаток. Я подкрасила ресницы и губы – почему бы нет?

На улице я невольно тут же остановилась. Весенний воздух обжег мои легкие, солнце слепило так сильно, что пришлось прищуриться. Привычная, но чудесная картина природы, ощущение собственной молодости и красоты, пробудили во мне неописуемую радость. Мое внутреннее «Я» требовало медленной, размеренной прогулки до рынка. Путь, который обычно занимал минут тринадцать, превратился в настоящее шествие по прекрасному весеннему Риму.

На рынке бурлила жизнь: люди ходили от прилавка к прилавку, скупая продукты, кто-то встречался со своими знакомыми, обмениваясь добрыми словами и рукопожатиями, откуда-то слышался переливчатый звонкий смех. Я ощущала себя беззаботной и счастливой. Накупив всего, я решила дойти до дома по старым переулкам, ведь после Чумы я бывала там лишь в ночное время. Я свернула на улочку, а потом ноги повели по старинной дороге, по бокам которой стояли разноцветные четырехэтажные дома. Расслабившись в умиротворении этого утра (как будто все было по-старому, еще до Чумы!), я не заметила, как на город надвинулись черные грозовые тучи. В один момент они поглотили золотистый свет Солнца. На улице резко потемнело. Подул прохладный ветер, тело покрылось мурашками. Я решила свернуть к главной площади, чтобы быстрее добраться до дома. Я нырнула на узкую улицу, которая должна была вывести меня к моему кварталу. Когда на другом конце улицы появились три фигуры в черных толстовках с ножами в руках, дыхание перехватило…

Черт, ну почему я такая глупая – оставила лук дома!? Я молилась, чтобы они прошли мимо, ведь сейчас день, это не их время. Опустив голову, шаркая ногами, шла вперед. Пройдя мимо зловещих фигур, потихоньку выдохнула: неужели пронесло? Еще несколько метров, и я спасена!

Рано расслабилась: один из них завизжал:

– Эй, это та самая девка, которая убила Никола. Это она!

– Тихо ты, нас не должны услышать! Уверен? –другой хотел удостовериться и процедил сквозь зубы: – Повернись, девка!

Я сделала глубокий вдох, выпрямила спину и повернулась лицом к отморозкам. Омерзение от вида этих тупых рож накрыло меня, но хуже всего было понимание: сейчас меня убьют. К горлу подступил ком, в ушах зазвенело, и я застыла, как парализованная.

– Да, это я, – отпираться было бессмысленно, потому мой ответ мерзавцам был твердым.

– Как же долго мы тебя искали, красотка! – прошипел мародер.

– Это вы напали на Собор ночью? Думали, что я там, не так ли? – в этот момент я поняла, о чём говорил Антонио утром. Фабио пострадал из-за меня, вот черт! Им нужна была я, а бедный парень попал под удар.

– Не волнуйся, больно не будет, – самый говорливый, кривляясь, пообещал: – Только самую малость…

Ну уж нет, я так просто не сдамся, я буду бороться до самого конца, но не позволю этим мерзавцам надругаться над моим телом. Лучше я сама себя убью, чем позволю это сделать хотя бы одному из них. Медленно опустив на асфальт пакеты с продуктами, я выпрямилась и твердо посмотрела в глаза одному из них:

– И что же ты будешь делать, грязное животное?

– Марти, посмотри какая, с зубками и коготками, прямо как ты любишь. Так уж и быть, мы отдадим тебе первому эту девчонку, – присвистнув, кривлялся подонок.

Они приближались, окружая меня. Один из них остановился совсем близко и потянулся грязной рукой к моей щеке. Я не могла позволить это. Я воительница.

– Пошел к черту! –я плюнула ему в лицо.

– Хотел я быть добрее к тебе, но ты, видимо, не такое отношение любишь? – он клещами вцепился в руку и провел языком по моей щеке.

Я извивалась и лягалась, беспорядочно била его ногами, но я была одна, а их трое. Им было легко со мной справится. Я старалась не заплакать. Они не дождутся моих слез и мольбы о пощаде. Я не доставлю им такого наслаждения…

Первый задрал топ и грубо сжал грудь. Я видела, как он возбуждался, его дыхание становилось всё более тяжёлым. Второй языком водил по моей шее. Я не могла пошевелиться, они были сильнее, еще немного, и они сломали бы мне кости. Первый полез мне грязным пальцем в рот. Я вцепилась в него зубами, хотя меня тошнило от отвращения. Он завопил, а затем ударил меня так сильно, что от боли и звона в ушах из моих глаз градом потекли слезы. Но это было только начало: удары посыпались градом, я почти потеряла сознание от боли, и тут, словно сквозь вату, до меня донесся чей-то рык:

– Уберите от нее руки! – слова будто повисли в узком переулке. как грозовая туча среди ясного неба.

Первый подонок опустил руку и, разъяренный, повернулся в ту сторону, откуда доносился приказ незнакомца.

– Тебе жить надоело? Вали отсюда и оставь эту девку нам, в городе куча других! – рявкнул он и отвернулся, сверкнув глазами.

– Я сказал, чтобы вы убрали свои грязные лапы от этой девушки! – каждое слово сопровождалось звуком уверенных шагов. Этот мужчина приближался.

– Слушай, еще один шаг… – бандит достал нож и повернулся к моему спасителю, который был уже совсем близко.

– У него нож, осторожно! – я сорвалась на крик. Второй подонок со всей силы ударил меня в живот.

Дальше всё происходило настолько быстро, что я даже не увидела, отчего один из бандитов отлетел в стену и взвыл от боли. От неожиданности хватка двух уродов ослабла. Я упала, пытаясь опереться на руки, но живот разрывало от боли. Сквозь пелену слёз я смутно видела, как на моего спасителя бросился один из подпевал, пытаясь нанести ему удар. Послышался треск, а следом дикий вопль грязного подонка. Видимо, мой неожиданный защитник одним ударом сломал ему кость. Я плохо соображала, но внезапное освобождение и торопливые шаги дали понять, что тройка подонков решила смотаться из переулка.