скачать книгу бесплатно
И перо отцу показывает. Братья ему не верят. Данила говорит:
– Да разве ж это свет от него, от пера этого? Это свет от солнца идёт. А на солнце и куриное перо светится.
– Это перо павлинье, – говорит старший, Пётр. – У нас их на базаре турки по десять штук на рубль продают.
– А давайте зайдём в чулан, – молвит Иван-царевич. – Там всё и увидим.
Забрались царь и царевичи в чулан всей семьёй. И вправду невиданный свет от пера идёт. Даже читать при таком свете можно. Если кто читать обучен.
Но братья и тут нашли что сказать.
– Эх, везёт дураку! – говорит Пётр. – Да если бы такая птица в моё дежурство прилетела, я бы её не упустил.
– А я бы и пару таких поймал, – хвалился Данила. – Только вот не нам, а дуракам счастье.
Царь-папа их одёрнул:
– Нечего на брата дуться, коли птицу прозевали. Вот я ещё узнаю, что вы там ночью в саду делали. Не иначе как дрыхли всю ночь. А сейчас из себя героев корчите.
Он вставил это перо в оправу золочёную и поставил в своём кабинете как самую дорогую вещь. И всё время ею любовался, особенно по вечерам, когда перо светиться начинало.
Но вот пришло время, царь Выслав-Берендей опять своих детей беспокоит. Вызвал он к себе Петра и Данилу и говорит:
– Дети мои любезные! Вот вам задание. Поезжайте вы во все четыре стороны и привезите мне эту птицу живую! Кто мне эту птицу привезёт, тому при жизни полцарства своего отдам.
Им бы, дуракам, обрадоваться да скорее в путь. А они на Ивана-царевича злобу затаили. Ведь им хорошо жилось. Всё у них было. Тут тебе и кухня вкусная, и народ интересный при кухне. И кони у них хорошие, добрые. И соколы охотничьи.
Так нет, теперь надевай доспехи военные, садись на коня боевого костлявого и скачи неизвестно куда, ешь неизвестно что (картошку варёную без масла), спи неизвестно где (в чистом поле без одеяла) и без птицы этой дребезжащей к царю-папе не возвращайся (отец тебя неспособным сочтёт и ни за что тебе трон не отдаст).
Но делать нечего, взяли они у отца благословение и поехали двое отыскивать жар-птицу. А как быть? Время было старинное, тяжёлое для детей. Что родители повелят, то и будешь делать. А не то враз без вкусной еды и без крыши над головой останешься. Вытолкает тебя любимый царь-папа взашей из дворца, и пойдёшь ты в соседнее царство бедствовать да улицы подметать. Да, было ВРЕМЯ в энто ВРЕМЯ!
Но если эти двое ехать не хотели, то Иван-царевич сам стал напрашиваться:
– Пусти меня, царь-батюшка-родитель, своего счастья попытать. Дай мне твоё благословение.
А царь-батюшка-родитель не соглашался. Он так молвил:
– Нет уж. Ты ещё молод и к дальнему пути непривычен. Ещё я тебе скажу, что ты своих братьев в два раза умнее будешь. Что от них проку? Им бы только есть поболе, да на жеребцах скакать, да на девок глаза свои пялить. А как война, а я заболею? А если бунт в моём царстве сделается? Кто меня заменит?
Потом он нагнулся к Ивану-царевичу и говорит:
– Ты знаешь, Ванюша, мне как-то спокойнее без них.
Да только Иван-царевич на своём стоял:
– Пусти меня, батюшка, силу мою проверить молодецкую. Характер свой закалить юношеский.
Царь-папа ещё сильнее уговаривал его никуда не ехать:
– А если я помру вдруг, кто будет царством управлять? А если неприятель под наши области подступит, а командовать войсками будет некому? А если несогласие будет между нашим народом?
Только никак он не умел удержать Ивана-царевича. Иван-царевич так молвил:
– Пока, царь-папа-батюшка, у тебя есть яблоки оздоровительные, тебе бояться нечего. А как я тебе птицу добуду, ты вообще расцветать начнёшь и молодеть.
Убедил он царя-батюшку-папу. Уж больно царь Берендей-Василий-Выслав Андронович хотел этой птицей владеть. И не очень-то он верил, что Пётр-царевич и Данила-царевич сумеют сию птицу достать.
Иван-царевич взял у родителя благословение, выбрал себе коня покрепче, сухарями запасся, и в путь. На всякий случай захватил он три яблока оздоровительных:
– Дорога трудная. Не понадобятся – я их обратно привезу.
Сел он на коня и поехал. И ехал, сам не зная, куда едет.
Ехал он, ехал, ехал. Ехал, ехал, ехал. Ехал, ехал, ехал. Ехал, ехал, ехал. Иногда скакал. А всё больше ехал, ехал, ехал. Ехал, ехал, ехал. И уж даже не знал, где он – в своём ли царстве или в чужое заехал.
Ведь тогда границы не означены были. И ненароком, того вовсе не желая, можно было из триодиннадцатого в тридвенадцатое царство попасть, а ещё хуже того – в тритринадцатое. А кто там командует, в этом тритринадцатом царстве, и что там с чужеземцами делают – один Бог ведает.
Только видит он – в чистом поле стоит столб. А на столбу написаны слова:
Кто поедет от столба сего прямо, тот будет голоден и холоден.
Кто поедет от столба в правую сторону, тот будет здрав и жив, а конь его будет мёртв.
Кто поедет от столба сего в левую сторону, тот сам будет убит, а конь его жив и здрав останется.
– «Ничего себе условия игры! – подумал Иван-царевич. Куда ни кинь, всюду клин. Впору от столба сего в обратную сторону ехать». И так он решил:
– Поеду-ка я в правую сторону. Хоть коня потеряю, зато жив останусь. А сам жив останусь, даст бог, другого коня заведу.
Конечно, это говорило о его неправильном отношении к животным, но другого выхода у него (на его взгляд) не было.
И поехал он в правую сторону. Ехал, ехал, ехал, ехал… два дня ехал. Кругом поля, леса разные. Деревеньки иногда маленькие с церквушечками… В общем, ничего интересного. Так, ежедневщина.
Зато на третий день сразу интересно стало.
Ha третий день вышел ему навстречу большой-пребольшой Серый Волк. Такой большой, что больше и не бывает. Размером с тигра. Ивана нашего, царевича, даже пот прошиб.
Этот тигро-волк говорит таким грубым голосом:
– Ты что, младой юноша Иван-царевич, не читал, что на столбе написано?!
Иван-царевич так испугался, что с коня упал. Он и не подозревал, что на свете говорящие волки живут такого размера.
Тигро-волк подошёл к его коню, разорвал его надвое и пошёл прочь.
(По другим сведениям всё не так было. По другим сведениям Иван-царевич устал, слез с коня, спутал его, а сам спать лёг. А как проснулся – смотрит, нет коня, а вокруг лежат кости одни обглоданные. За ночь кто-то коня съел… слопал.)
Заплакал тут (в обоих случаях) Иван-царевич:
– Как же мне жить теперь без верного друга? Конь, мой конь, конь вороно?й, зачем ты меня покинул? Конь, мой конь, конь вороно?й, на кого же ты меня оставил!
Очень он сильно сокрушался и плакал. Он шёл пешком и всё плакал. Целый день он шёл и целый день плакал.
И вдруг его нагнал серый тигро-волк. Он сказал:
– Жаль мне тебя, Иван-царевич, что ты пешком идёшь. До того мне жаль, что я твоего коня заел! Добро! Садись на меня, на Серого Волка, и скажи, куда тебя везти и зачем?
Иван-царевич рассказал, куда и зачем послал его родной батюшка. Серый Волк выслушал и засмеялся даже:
– Повезло тебе, Иван-царевич, что я твоего коня съел. Да на своём коне ты туда и в три года бы не доехал. Я один знаю, где жар-птица живёт. Держись за меня крепче.
И помчался он пуще коня.
Иван-царевич подумал даже: «Хорошо бы этот тигро-конь (Серый Волк) у меня навсегда остался. И поговорить с ним можно. И бегает он быстро. И загрызёт он в один момент кого следует. Одна беда – кормить его дорого. Ему ж в день не меньше коровы давать надобно».
Ехали они, ехали… (впрочем, ехал-то один Иван-царевич, Серый Волк всё больше вёз) и как раз ночью подъехали к каменной стене. Серый Волк остановился и сказал:
– Ну, Иван-царевич, слезай ты с меня, с Серого Волка, и полезай через эту каменную стену.
– И что там? – спросил Иван-царевич.
– Там за стеною сад. В том саду жар-птица сидит в золотой клетке. Ты жар-птицу возьми, а золотую клетку не трогай. Ежели клетку возьмёшь, тебе оттуда не уйти ни за что. Тебя враз поймают.
Удивительный волк попался Ивану-царевичу, всё-то он знал.
И Иван-царевич пошёл на это дело. Перелез он через стену, видит – перед ним и вправду сад. Красивый, как в сказке. Деревья разные диковинные и неизвестные растут, и ни одной тебе там ёлки или осины. Птицы всякого калибра (очевидно, колибри) летают цветные. И тишина. В саду клетка золотая стоит на земле. В клетке птица-жар сидит. Тихонько так бренчит и вся светится. И народу вокруг – никого, пусто. Хоть бы дохленький какой сторожишка стоял.
И подумал Иван-царевич: «А чего церемониться-чикаться? Возьму-ка я её вместе с клеткой. И кусать она меня за руку не будет. И кричать, как двести бешеных куриц, как тогда в саду, не станет. И транспортировать её легче. Вона сад-то – совсем пустой!»
Как решил, так и сделал. Но как только взял он клетку, шум и гром пошёл по всему саду чудовищный. Ибо к этой клетке струны были приведены особые. (Что там крик двухсот испуганных куриц! Шум был, как от тысячи наковален!) Караульные тотчас же проснулись, прибежали в сад и поймали Ивана-царевича.
Сначала они накостыляли ему как следует, а потом его, накостыленного, к своему царю привели. (Царя этого, по одним источникам, звали Долматом, по другим – Афроном.)
Царь Долмат-Афрон как увидел Ивана-царевича, так с ходу и закричал:
– Как не стыдно тебе, младой юноша, воровать? И одет ты вроде прилично, и вид у тебя не голодающий. Может, ты даже из хорошей семьи. Давай рассказывай, кто ты будешь такой? И откуда?
Иван-царевич запираться не стал:
– Я буду Иван-царевич, сын царя Выслава (Берендея-Василия) Андроновича. Приехал я из тридесятого царства. Я вроде как в командировке. Меня царь-папа-батюшка за птицей послал.
Потом он осмелел и молвил:
– А чего она сама к нам прилетала яблоки воровать? Чуть дерево оздоровительное не испортила. Вот и велел мне царь-батюшка Берендей эту птицу добыть.
На что ему царь Долмат-Афрон отвечал:
– Что с неё взять, она – птица глупая, всё равно что курица. А ты же ведь – царевич, не простой мужик. И если бы ты добром ко мне пришёл да всю правду рассказал, я бы тебе эту птицу честию отдал. Так ведь нет, ты же на кражу пошёл.
Он посмотрел, как его слова воспитательно на царевича действовали, и дальше молвил:
– Вот ты подумай своей царевичевой башкой: хорошо ли будет, когда я разошлю во все государства о тебе объявить, как ты в моём государстве нечестно поступил?!
Иван-царевич подумал своей царевичевой башкой и отвечал:
– Нехорошо.
Но всё-таки он на своём стоял:
– А чего она сама к нам прилетала яблоки воровать?!
Царь Долмат (Афрон) больше спорить не стал.
– Тогда так, – молвил он, – у меня есть к тебе предложение. Если сослужишь мне службу, съездишь за триодиннадцать земель в тридвенадцатое государство царя Кусмана, достанешь мне коня златогривого, я тебе и вину прощу, и жар-птицу отдам.
Иван-царевич пригорюнился, голову ниже пояса повесил.
– Чего это ты закручинился? – спрашивает его царь Афрон-Долмат. – Что тебя смущает?
– Больно имя нехорошее!
– Как хочешь, – сказал ему царь-Долмат-Афрон. – Только если ты мне коня от царя Кусмана не добудешь, я во все государства дам знать, что ты – нечестный вор. (Как будто воры честные бывают.) Пришлось царевичу согласиться. Пошёл он к своему Серому Волку. Пришёл весь в синяках, бока болят. И всё ему рассказал.
Волк, конечно, не обрадовался. Он плюнул даже:
– Ну что я тебе говорил! Для чего ты слова моего не слушался и золотую клетку взял? Ты что, совсем? А ещё царевич!
– Виноват я перед тобой, – сокрушается Иван-царевич. – Кругом виноват. Ты мне столько хорошего сделал.
И так закручинился Иван-царевич, что Волку даже жалко его стало:
– Добро, быть так! – молвил он. – Садись на меня, на Серого Волка. Я тебя свезу, куда тебе надобно.
Хотел Иван-царевич ему на спину влезть, да никак. Бока болят, руки не слушаются. (В результате караульного накостыления.)
И тут он про оздоровительное яблоко вспомнил. Достал он яблочко, съел его, и сразу и бока прошли, и синяки исчезли, и снова он сделался как новенький.
Сел Иван-царевич Серому Волку на спину, и помчался тигро-волк, аки стрела из лука.
Если бы, к примеру, в одно время и лучник стрелой выстрелил, и Серый Волк помчался, то стрела рядом бы летела. И Иван-царевич мог бы стрелу рукой трогать.
Долго ли бежали они, коротко ли, никто не знает. Только прибежали они наконец в царство царя Кусмана.
Царство как царство – кругом деревушечки да церквушечки, да дворец в середине (других царств тогда не было), и погода вокруг отличная – жёлтое солнце и урожаи зреют: яблоки там, картошка…
(Впрочем, тпру! Насчёт картошки ошибочка вышла. Тогда ещё картошку из Америки не внедрили, так что скажем сызнова…)
…яблоки там, репа…
