скачать книгу бесплатно
– Тюркистан. И лук со стрелой. Что это?
– Первый восточно-мусульманский полк СС.
– Наши?
– Бывшие наши.
– Ну да. Монголоиды. Похоже, казахи или в этом роде…. Но мы ж теперь вроде как с ними по одну сторону? Хоть они СС, а мы – тодтовцы…
– Их здесь быть не должно. Сейчас их полк режет варшавских детей. Эти шестеро – дезертиры.
Тут в их разговор вмешался Костенко:
– Товарищ капитан, а шо они тут робили, тые казахи? И мы им для чого?
Савушкин усмехнулся.
– Думаю, собирались позаимствовать нашу машину. На «хорьхе» всяко комфортнее до Италии добираться…
– До Италии? – Изумился Костенко.
– Ну это я просто предполагаю. Может, в Швейцарию. Куда они планировали дезертировать – теперь не узнать, покойники – народ неразговорчивый… ладно, сворачиваем с этой дороги. Мы тут наследили…. Володя, глянь по карте, куда можно свернуть? Женя, Витя – добейте бывших соотечественников.
Снайпер и радист молча перезарядили свои пистолеты, раздалось шесть выстрелов – после чего Некрасов буркнул:
– Сделано.
Лейтенант, изучив карту, доложил:
– Товарищ капитан, через километр – поворот налево, в горы. Но там…
– Что там?
Котёночкин пожал плечами.
– Дорога идет к перевалу, но не доходя до него – кончается…
– Тогда не годится. Дальше?
– Через четыре с половиной километра будет Маков. От него есть дорога на Битчу. Тоже через горы, но, по крайней мере, она есть.
– Битча, Битча… Не помнишь, лейтенант, что комиссар Яшик говорил про эту Битчу?
Котёночкин почесал затылок.
– Не, не помню. Вообще не помню этого названия.
Савушкин снисходительно улыбнулся.
– Что-то ты молод для склероза… А говорил он, что там немцы. Какие-то боевые группы…. И в Битче этой, и дальше на юг, до самого Дуная. То есть нам нет нужды выправлять пропуск в Моравию! Абсолютно легальный повод прошерстить всю западную Словакию с севера на юг и выполнить приказ командования – не сильно рискуя…. Что есть гут. – Помолчав, решительно скомандовал: – В машину! – И добавил: – Костенко – за руль.
Вскоре они добрались до первых домиков Макова – от которых налево, в горы, уходила плотно укатанная просёлочная дорога, скрывающаяся среди молодого ельника.
– Олег, налево. – Старшина кивнул, вывернул руль и съехал с шоссе на просёлок.
Первые минут двадцать вверх «хорьх» бежал бодро: подъём был щадящий, да и грунтовка оказалась вполне себе ухоженной – но через пару километров всё стало намного хуже. Крутые серпантины, густые заросли, подступавшие к самой дороге, корни деревьев, превращающие дорогу в полосу препятствий – всё это серьезно снизило скорость движения. Наконец, на очередном повороте Костенко, выругавшись, обернулся к остальным разведчикам и бросил зло:
– Всё, вылазим! Дальше пешком!
Котёночкин с Некрасовым и Строгановым, не говоря ни слова, покинули «хорьх». Савушкин, прежде чем оставить машину, спросил:
– Что, не тянет?
Старшина отрицательно покачал головой.
– Нэ йидэ. На второй вже глохнет. Хочь бы до перевала добраться….
Капитан кивнул и покинул своё кресло. «Хорьх» облегчённо пыхнул и уже куда веселее пополз вверх.
Пешком в гору оказалось не так уж и трудно идти – благо, вся поклажа осталась в машине – тем не менее, добраться до верхней точки перевала им удалось лишь к закату. Там их поджидал Костенко – успевший за те полтора часа, что они тащились вверх, поставить палатку, укрыть свежесрубленными буковыми ветками «хорьх», развести огонь, и даже сварганить какой-никакой ужин – в котелке, висящем над пламенем, что-то довольно интенсивно булькало. Савушкин лишь удовлетворённо кивнул – на то и старшина, чтобы личный состав был покормлен и обустроен…
Костенко, критически оглядев подошедших к расположению разведчиков, покачал головой и сказал:
– Ось чего-чего, а горной подготовки у нас не хватает…. Так, товарищ капитан?
Савушкин кивнул.
– Ничего, мы на практике доберем, в процессе… – И, обернувшись к лейтенанту, спросил: – Володя, мы сейчас где?
– Горный массив Яворник. Вообще горы называются Кисуцы, это западная часть северного фаса Карпатского хребта. Мы сейчас где-то на девятистах метрах над уровнем моря. С севера массив ограничивает долина Кисуцы, с юга – Вага. Вообще малонаселённые горы – ну да вы сами всё видите….
Савушкин кивнул.
– Бачим. Пока вдоль реки ехали – постоянно деревеньки и всякие хутора, а по горам этим за пять часов – ни одной живой души… Ладно, всё, располагаемся. Олег, ты чё там варишь?
Старшина пожал плечами.
– А хиба есть выбор? Кулеш з мясных консервов и пшена напополам с горохом… Шо було.
– Годится. Витя – ты часовой, наблюдаешь за дорогой. Женя, готовь рацию к работе, лейтенант – помогаешь Костенко – готовить ужин. Я пока составлю шифровку…
Тишина в горах просто давила на уши – давненько Савушкин не слышал такой пронзительной, звенящей тишины… Как будто нет никого на Земле, кроме них, и тем более – нет никакой войны, полыхающей на половине мира… Вокруг, куда хватало глаз – величественные вершины, укрытые густым ельником, с буковыми лесами у подножий. Ни деревеньки, ни дымка вокруг… Как там, в Ветхом завете, который втихаря читал им профессор Ямпольский? «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною» … Как раз про их ситуацию.
– Готово, товарищ капитан! Пробу будете снимать? – Костенко вернул его к реальности. Савушкин вздрогнул, потряс головой, оглянулся и ответил:
– Накладывай сразу, что там церемонии разводить… Котелки не потеряли?
– Ни, вси на мисти.
– Зови ребят. – И пока Костенко опорожнял котёл – капитан, достав из планшета листок бумаги и химический карандаш, набросал радиограмму. Благо, докладывать было особо нечего – «Находимся в Кисуцах, направляемся в Битчу. Сведениями о немецких войсках пока не располагаем. Информации о восстании нет. Местных жителей опросить не можем. Штефан». Хотел дописать, что не можем опросить местных за отсутствием оных – но передумал: зачем вхолостую воздух сотрясать? Пеленгаторов у немцев тут точно нет, расшифровать сообщение они вряд ли смогут, но впустую засорять эфир – в любом случае глупо.
Ночь в здешних горах наступает мгновенно – они столкнулись с этим ещё в Силезских Бескидах: только что вокруг были донельзя живописные горы, поросшие лесами – и вдруг на окрестности рушится безоглядная тьма, хоть глаза выколи. Здесь произошло то же самое – ночь в одночасье укутала горы густой, чернильно-чёрной тьмой, и лишь огонёк костра бросал оранжевые блики на утонувший в темноте «хорьх» и разведчиков, старательно очищающих свои котелки.
После ужина Некрасов вернулся на пост, радист со старшиной заползли в палатку, Котёночкин же, усевшись на пригорке рядом с Савушкиным, помолчав, спросил:
– Товарищ капитан, те шестеро, что внизу… Как вы думаете, почему они предали Родину?
Савушкин вздохнул. Вот же неугомонный юноша, всё ему надо знать… И ответил:
– Не знаю, Володя, да если честно – и знать не хочу. Они не люди, они – бешеные животные, ставшие такими по собственному желанию, и мне плевать на то, каковы причины их бешенства. Из ненависти к Советской власти, или под влиянием обстоятельств – как они это обычно объясняют – мне всё равно. Они добровольно решили сделаться нашими врагами – это главное. – Помолчав, спросил: – Помнишь того пулемётчика, что мы взяли под Белыничами? Палача из шталага под Бобруйском?
Котёночкин кивнул.
– Помню. Редкостная гнида…
– А у него тоже мама есть, с войны его ждёт, и не он виноват в том, что пленных наших расстреливал, а стечение тяжких обстоятельств. Как он плакался, что голодом морили в лагере, как спать не давали… Всех морили. А пулемет в руки взял он…. – Савушкин замолчал, задумавшись, а потом продолжил: – Мы, когда из окружения под Киевом выходили, в сентябре сорок первого, на таких насмотрелись…на проигравших. Время было – не приведи Господь, немцы прут по Украине – аж пыль столбом! Казалось – всё, кончилась Советская власть…. Не выстоять. И ты знаешь – ведь тогда многие так думали… Одни дезертировали – коль удавалось рядом с домом проходить. Другие бросали винтовки и плена дожидались. А третьи… Третьи самые поганые – к немцам перебегали. Предлагали им свои услуги. Желали побыстрее попасть к победителям в холуи и лакеи… Чтобы над бывшими своими пановать. И много их было, лейтенант, очень много… Тогда ведь почти что весь Юго-Западный немцы под Лохвицей окружили – с двух сторон танковые клинья сомкнув. И в котле оказался весь фронт – почитай, под миллион человек. И вместо того, чтобы организованно сражаться, биться насмерть, а если прорываться – то всей массой – расползся фронт в одночасье, как гнилой гарбуз… Кто куда кинулся – и везде этих беглецов немцы били малой силой – а чаще просто в плен брали. Немецкому ефрейтору на мотоцикле полками сдавались! Пакостно об этом вспоминать – но надо…
– А вы, товарищ капитан?
Савушкин пожал плечами.
– А что я? Я – молодой лейтенант, только кубики пришил к петлицам. Переводчиком при штабе полка… Помню, пятнадцатого сентября собрал нас, командиров, комполка наш, майор Лиховертов – мы только из боёв под Нежиным вышли, отдышаться чуток – и говорит, де, хлопцы, дела хреновые, похоже, окружили нас фрицы. Штаб фронта сдёрнул, дивизионные начальники погрузились в эмки и подались на восток, и у нас один шанс спастись – полком, организованно, из окружения пробиваться. Насмотрелись мы, пока к Конотопу шли, на то, как целый фронт ни за понюх табака пропадает… Вся степь – в горящих машинах… тысячные толпы шарахаются по степи той, ни приказов, ни снабжения, ни боевых задач… Профукал Кирпонос[38 - Михаи?л Петро?вич Кирпонос – генерал-полковник, 14 января 1941 года назначен на должность командующего Киевским Особым военным округом. С началом Великой Отечественной войны Киевский Особый военный округ был преобразован в Юго-Западный фронт, и генерал-полковник М. П. Кирпонос был назначен на должность командующего фронтом. В первой половине сентября немцы ударом с севера и юга окружили ЮЗФ в районе Лохвицы. Не имевший резервов фронт не остановил наступление передислоцированной с Московского на южное направление 2-й танковой группы Гудериана. К 14 сентября в окружение попали 5-я, 21-я, 26-я и 37-я армии. 20 сентября 1941 года сводная колонна штабов Юго-Западного фронта и 5-й армии подошла к хутору Дрюковщина, находящемся в 15 км юго-западнее Лохвицы, где была атакована главными силами немецкой 3-й танковой дивизии. В группе оставалось не более тысячи человек, из них около 800 командиров, в том числе командующий фронтом Кирпонос, члены Военного совета Бурмистенко, Рыков, начальник штаба Тупиков, генералы управления фронта Добыкин, Данилов, Панюхов, командующий 5-й армией Потапов, члены Военного совета армии Никишев, Кальченко, начальник штаба армии Писаревский, комиссар госбезопасности 3-го ранга Михеев. Понимая безвыходность положения, будучи раненым, командующий фронтом застрелился.] свой фронт. Просрал. И сам погиб, и фронт погубил. Четыре армии!
– А ваш полк?
– А наш полк у Батурина через Сейм ночью переправился, и наткнулся на окружные склады. Пополнили мы боезапас по максимуму, топлива для машин, снарядов для пушек нагрузили сверх возможного – и двинулись поначалу на Конотоп. Да вовремя понял наш комполка, что тупик там – и обратно, к Сейму, повернул. И по лесам на восток двинулись… Полком, побатальонно, дисциплину удерживая из последних сил…. У нас ведь тоже всякого народу в строю имелось, и желающих войну закончить – не меньше, чем в иных частях, к тому времени начисто развалившихся… Но комполка наш оказался мужиком жёстким. Троих бегунков – родом они были из-под Чернигова – своей рукой застрелил перед строем. В Хижках – это уже на краю леса, у Сейма – прибился к нам какой-то генерал с адъютантом да ординарцем, что два чемодана волок за ними – так Лиховёртов своей властью содрал с того генерала петлицы со звёздами и разжаловал в рядовые. А чемоданы велел в Сейм выбросить… Так и прорвались. На одной воле к победе и упрямстве запредельном нашего майора…
– А потери?
Капитан вздохнул.
– Были потери, чего уж там… Начали мы отступление от Десны, имея в строю чуть поболее восьмиста штыков. А в Рыльске, уже после прорыва, посчитались – осталось нас триста тридцать шесть человек, командиров и красноармейцев… Дорого нам стал этот прорыв. Но всё ж прорвались… – Помолчав, продолжил: – Я к чему, Володя, это всё поминаю? К тому, что выход – он завсегда есть. Просто иногда его не видно с первого взгляда… Вот эти шестеро, что мы у ручья положили – его не увидели. В окружение ли попали, сами ли смалодушничали и оружие бросили – не важно. Важно, что сломалась у них вера в свой народ, в свою страну. И решили они, что ради спасения душонок своих жалких можно винтовки бросить, руки вверх поднять и на немецкую сторону, подобрав полы шинелей, живенько переметнуться. Лишь бы жизнь свою сберечь…. Не сберегли. И остальные, что переметнулись на сторону врага – они ведь мёртвые, хоть пока и ходят, говорят, жрут да пьют… Мёртвые. Потому что прокляли их – мы, те, кто выстоял. Матери и отцы наши, живые и мёртвые. Дети наши, девчонки, что на танцульки перед войной бегали… Мы, народ. Нет им прощения, и каждого найдёт кара. И этих шестерых не мы сегодня убили – мы просто приговор народа нашего привели в исполнение… – Савушкин, помолчав, глянул на звёзды, густо высыпавшие на ночном небе, и, вздохнув, бросил: – Всё, дрыхнуть! Завтра трудный день…
– Сегодня, Олег, нам заблудиться будет мудрено. Дорога одна. Ни съездов, ни развилок, ни перекрестков – до самой Битчи всё вниз и вниз. Никуда не сворачивая… Так что – по коням!
Утро наступило так же внезапно, как давеча пришла ночь. Только что вокруг было – хоть глаз выколи, ан глядь – из-за дальних хребтов едва забрезжило, вокруг посветлело, и не успели разведчики умыться – опп-ля, пожалуйте бриться, утро, как в песне поётся, красит нежным светом… Завтракали уже при ярком дневном солнце. Горы…
Старшина кивнул.
– Добре. Только шоб коробка сдюжила. Мне как-то корешок мой, Денис, рассказывал – он шофёром на лесозаготовках на Урале работал – спуск иной раз тяжелей, чем подъём. С передачи на нейтралку ни-ни! Понесёт – мявкнуть не успеешь, как под откос уйдёшь. А откосы тут – о-го-го! Ущелья такие – лететь минут пять будешь!
– Ну, раз ты в курсе – тебе и все карты в руки… – Обернувшись к остальным разведчикам, Савушкин добавил: – Спускаемся в немецкую зону, так что ушки на макушке… Тем более – форма на нас такая же, как на словаках, только повязки с пауком – всё различие. Посему – бдительность и осторожность! Оружие проверить!
Мда-а-а, угораздило ж их с этой формой Тодта… Хотя – кто ж знал? Когда этот дружок нашего барона документы нам выправлял – ни о каком словацком восстании никто и слыхом не слыхивал. Всё не предугадаешь…
– Лейтенант, отойдём!
Вдвоём с Котёночкиным, пока хлопцы грузились, они отошли к дороге.
– Так, Володя, в ближайшее время есть вероятность встречи с нашими формальными соплеменниками. А форма на нас – бывшей чехословацкой армии…. Как у взбунтовавшихся словаков. Ergo?
– Как тот Костенко сказал, мявкнуть не успеем… – проронил лейтенант.
– Так точно. Поэтому чуть что – прячемся в лесу. Но это не главное….
– А что главное? – С любопытством спросил Котёночкин.
– Нужен язык. Желательно офицер. В идеале – штабной. С картами. И разговорчивый…
Лейтенант покачал головой.
– Ну вы, товарищ капитан, мечтатель… Дайте попить, а то так есть охота, что аж переночевать негде…Где ж такого найти?
– Найти – найдём. Я вот думаю – как допрос вести? По жёсткому сценарию или поделикатней?
– Я думаю – по обстоятельствам. Но лучше помягче. Толку обычно больше…
Савушкин кивнул.
– Здраво. Но ежели поделикатней – придется ему жизнь пообещать.
Котёночкин насупился.
– Где ж мы её возьмём?
Капитан вздохнул.
– Придётся изыскать…
Лейтенант хотел было что-то возразить, но затем, зачем-то внимательно оглядев форму своего командира, произнёс:
– Но ведь его в плен могут взять и словацкие повстанцы, правильно?
Ещё не совсем понимая, куда клонит его заместитель, Савушкин кивнул:
– Правильно, могут.
– Ну вот! Пусть его повстанцы и схватят. Из лесу пешком вышедшие. Плохо говорящие по-немецки. В старой чехословацкой военной форме… И допрос учинят, жизнь пообещав, если словоохотливым будет. А потом – отпустят. И этот язык, к своим вернувшись – доложит по команде, что на маршруте следования его схватили злобные словаки. Допросили и отпустили, побоялись под удар возмездия попасть. И мы тут – никаким боком не причастны. Словацкие инсургенты всему виной…
Савушкин хлопнул себя по лбу.
– Вот я тупица! Молодец, лейтенант! – Обернувшись и про себя констатировав, что бойцы собрались и ждут только их – добавил: – Всё, по коням, хлопцы готовы…
Часа два спуск был спокойным – хотя Костенко время от времени и ругался сквозь зубы; но «хорьх» слушался его команд, дорога, хоть и малость подзапущенная – проблем не порождала, и Савушкин уже начинал было думать, что до Битчи удастся добраться без приключений – когда на исходе второго часа пути его слух уловил далеко впереди что-то весьма отдалённо похожее на металлический лязг.
– Олег, стоп! – Старшина тотчас остановил «хорьх». Капитан, напряженно вслушиваясь, поднял руку – экипаж затаился, замерев на своих местах. Минуту Савушкин молчал, слушая окружающий мир – после чего кивнул: – Есть. Костенко, вон, впереди, справа, метрах в тридцати, прогалина вглубь леса уходит. Видишь?
Водитель кивнул.
