
Полная версия:
Шутки богов. Поспешное решение
Отбросив свой телефон прочь, она медленно повернулась. Не резко. Как хищник, которого разозлили. И всё же – в каждом её движении чувствовалась сдержанность. Контроль. Только уголки чувственный и чётко очерченных губ чуть дёрнулись. И это явно был не намёк на улыбку, а нечто между раздражением и досадой.
В кожаном кресле у окна, в полоборота к ней, сидела другая девушка. Совершенно иная девушка. Она даже визуально выглядела мягче, чуть младше, но столь же безупречно собрана. Дорогой шёлковый кардиган цвета слоновой кости, белоснежная рубашка, свободные брюки пастельного оттенка. На тонком запястье сверкали лаконичные золотые браслеты, на пальце – кольцо с крупным синим камнем, скорее фамильным, чем купленным. Украшения были просты, но в этом и заключалась роскошь: отсутствие нужды что-либо доказывать.
И сейчас эта красотка держала в пальцах высокий бокал с насыщенно-рубиновым вином. Бургундское. Один из тех редких годов, который не найти в обычных ресторанах. Девушка деликатно обвела ободок бокала пальцем, как будто в поиске ритма, а затем сделала глоток. Вино было безупречным. Но вкус явно её саму сейчас почему-то не радовал. Тем более, что в её глазах сейчас поселилась лёгкая растерянность. Не паника. Не страх. А то странное, тягучее состояние, когда что-то должно было пойти по сценарию – но не пошло. Она смотрела на женщину у стола с вопросом, который пока не решалась озвучить.
На её лице эмоции сменялись, как кадры на плёнке. Сначала это была лёгкая уверенность. Почти полноценная насмешка. Потом она переросла в лёгкий испуг. После проявилось понимание, что что-то пошло не так. Затем – растущая тревога, что выражалась в напряжении бровей, чуть приоткрытых губах. Она всё ещё надеялась, что ситуация под контролем. Всё ещё надеялась, что та, что стоит у стола, скажет: “Мы перехватим его позже.”. Или: “Это не важно. Он нам больше не нужен.”.
Но хозяйка кабинета, всё также стоя у стола, всё ещё молчала. И это молчание было страшнее любых слов.
– Он… Улетел? Обратно? – Наконец, спросила девушка в кресле, хрипло, почти шёпотом, будто бокал внезапно стал слишком тяжёлым. Но ответа не было. Только холодный взгляд. И тонкая, почти незаметная дрожь в пальцах, сжимающих край стола. И всё только потому, что шторм бушевал не только в небе. Он уже начинал сгущаться внутри этих стен.
Немного постояв на месте, хозяйка кабинета сделала шаг в сторону от стола, медленно, сдержанно – но в этом движении чувствовалась та самая опасная граница, когда гнев ещё под контролем, но вот-вот прорвёт изнутри. Она остановилась у окна, взглянув на город, отражающийся в стекле – миллионы огней, машин, жизней. Но сейчас всё это казалось ей бессмысленной иллюминацией. Она не видела город. Она видела провал своих планов и замыслов.
– Проверка… Так ты мне говорила? – Произнесла она, почти беззвучно, но с таким ядом в голосе, что стекло, казалось, могло треснуть. – Это, по-твоему, была проверка?
Она резко обернулась. Волосы, идеально уложенные, слегка дрогнули. Её лицо – как гранитная маска, но глаза пылали холодной яростью.
– Ты устроила весь этот спектакль. Это всё было по твоей инициативе. – Её голос оставался ровным, но в нем сквозила злость, глухая, тяжёлая. – Отменить встречу в последний момент. Отправить то сообщение. Потом, якобы случайно, второе… Всё это было частью твоей… Изящной схемы проверки его “истинных” чувств?
Девушка в кресле не отвела взгляда. Но напряглась. Бокал с вином она поставила на низкий столик рядом – аккуратно, но быстро. Её голос прозвучал негромко, но уверенно:
– Это было твоё решение. Я лишь предложила. Ты сама хотела убедиться в чистоте его помыслов. Сама хотела знать о том, он с тобой из-за чувств или из-за твоего состояния. Ты просила, чтобы я помогла тебе это понять – без прикрас. Без лести. Без купленных признаний.
Хозяйка сделала ещё один шаг, теперь ближе к креслу. Лицо оставалось холодным, но скулы чуть дрожали.
– Я хотела убедиться, но не разрушить всё.
– А в чём разница? – Тут же спокойно парировала та. – Если он тебя любит, он вернулся бы. Искал бы. Просил встречи. Но он ушёл. Без единого звонка. Без попытки выяснить правду. Он не прилип, не начал торговаться, не стал втираться в доверие. Он просто… Ушёл…
Последние слова она сказала медленно, подчёркнуто, как будто пыталась вбить их в сознание своей собеседницы, словно гвозди. Но вместо эффекта они, похоже, лишь усилили её ярость.
– Ты не понимаешь! – В голосе хозяйки кабинета прорвалась эмоция, почти срываясь. – Он добирался сюда через всю страну. Он не знал, что я богата. Не знал о моей фамилии. Для него я была просто… – она замолчала, будто боясь даже произнести это – …девушкой. Не брендом. Не фигурой из списка.
– Именно. – Гостья наклонилась чуть вперёд, и её голос стал мягче, но за мягкостью чувствовалась логическая сталь. – Судя по его реакции, он тебя полюбил без всего этого. И ты решила проверить его как… Собственность. Испытать, как игрушку на прочность. Вместо того, чтобы просто поговорить с ним. Ты выбрала страх, а не доверие.
После этих слов хозяйка застыла. Плечи у неё слегка дёрнулись, как от удара. Но она не позволила себе дрогнуть. Только голос стал резче:
– Ты говорила, это всё безопасно. Что он поймёт. Что, может, даже вернётся раньше, чем самолёт взлетит.
– Я ошиблась. – Слегка пожав, просто сказала та. – Но ты же хотела правды. Вот она… Он не за твоими деньгами гнался, а за чувствами. И когда увидел, что ему в них отказали, ушёл. А не стал искать выгоду. Не стал унижаться и на чём-то настаивать.
После этих слов в кабинете снова повисла тишина. Глухая, тяжёлая. За окнами проносились фары и силуэты вечернего города, но внутри кабинета всё застыло. Лишь на полу, рядом с отброшенным телефоном, мигал синий свет – последнее сообщение, не прочитанное. Оно всё ещё ждало прочтения, как и сердце, которое никто не успел догнать.
Хозяйка медленно села в кресло напротив подруги. Лицо её было теперь другим. Остекленевшим. Бессильно-горьким. И только в уголках глаз – тонкие, почти невидимые трещинки. Не от слёз. От поражения.
– Я просто хотела убедиться… – Глухо прошептала она.
– Ты убедилась. – Ответ прозвучал без злобы. И был правдой.
Хозяйка кабинета снова надолго замолчала. Внутри её души постепенно нарастало холодное, острое, режущее чувство: не просто поражения, но и осознания того, что виновата была именно она. Не случай. Не ошибка системы. Не другие. Она. И теперь, в наступившей тишине, ей пришлось в полной мере столкнуться с последствиями своего выбора.
Её тонкие пальцы резко сжали край подлокотника, аж костяшки побелели. Лицо было всё таким же красивым, собранным, но уверенность исчезла, как вода сквозь пальцы. Она снова встала – теперь не в гневе, а с напряжённой задумчивостью. Медленно прошла к краю окна и опёрлась ладонями о холодную стеклянную раму. За стеклом всё также жил своей жизнью город. Летящий, живой, равнодушный. А где-то в этом небе – он. Один. Раненый. Оскорблённый. Раздавленный. И всё – из-за неё. И сейчас она медленно покусывала губу, всё также напряжённо осмысливая сложившуюся ситуацию. Словно несущиеся галопом лошади, её мысли носились в её голове, натыкаясь одна на другую.
– Вернуть. Как?..
– Позвонить. Но он отключил телефон.
– Сообщение? Нет… он его не прочитает.
– В аэропорт? Уже поздно. Он в воздухе…
– Может быть… Встретить его там? Перехватить? Не дать совершить какую-то глупость…
На миг в её глазах мелькнула надежда. Слабая, но живая. Она резко повернулась, подошла к столу и активировала консоль. Её пальцы быстро коснулись панели. На экране возникла карта маршрутов, расписания, время прибытия. И её нежный голос, когда она заговорила, прозвучал сухо, почти деловито. Но слишком быстро, и даже с лёгкой дрожью:
– Найди номер рейса. Время посадки. Координаты аэропорта. И список контактов нашего регионального представительства в городе прибытия.
Всё также сидевшая в кресле подруга, которая всё ещё хранила молчание, посмотрела на неё с прищуром. Её губы дрогнули – то ли в сожалении, то ли в попытке что-то сказать. Но так и не решилась. Тем более, что хозяйка кабинета уже снова говорила. Но самой себе, полушёпотом, глядя в экран:
– Я не смогу объяснить это всё, как какую-то глупую ошибку. Он не поверит. И не должен. Потому что это была не ошибка. Это была подлая ловушка. Я хотела знать правду, но сделала это… Как хищник. Как холодная дрянь, проверяющая, выдержит ли человек пощечину.
После этих слов, она снова села в своё любимое кресло. Глубоко. Тяжело. Если бы ей прислали такое сообщение – после всего, что она сделала ради кого-то – она бы не простила. Ни за что. Она прикрыла глаза. На миг. И тогда пришёл страх.
– А если он сделает… Какую-нибудь… Глупость?
– Если эта боль толкнёт его… На что-то необратимое?
– Я не имею права ждать…
В её памяти всплыли самые различные истории, шепотом рассказанные в кулуарах… Про сына крупного промышленника, бросившегося с моста после почти дословного “я тебя не люблю”, полученного от любимой девушки. Про девушку, найденную в гостинице, которая вскрыла себе вены осколком от разбитого бокала. Про тех, кто не справился с болью, когда им не дали даже шанса понять то, что происходит.
Нет. Она не могла допустить, чтобы имя Андрея стало очередным пунктом в этом списке. Не потому, что он был частью её игры. А потому, что… Он не заслужил быть поломанным. Устало вздохнув, чуть дрожащими пальцами, она снова открыла канал связи – уже защищённый, внутренний. На экране появилась эмблема. Это был филиал её холдинга в городе назначения, куда сейчас и летел Андрей. И всего спустя три гудка ответил мужчина. Вежливый, подтянутый, с нейтральным выражением лица.
– Госпожа Вероника? Слушаю вас внимательно.
– Нам нужно перехватить пассажира с рейса 317, прибывающего в ваш аэропорт двадцать один – сорок три. Его зовут Андрей Ковалёв. Молодой парень двадцати пяти лет. Он один. Одет в светлую куртку. При себе имеет рюкзак. Он не знает, что за ним приедут. Ваша задача – мягко, без давления, встретить его у выхода и передать ему мою просьбу поговорить. Пусть включит телефон. Я сама ему позвоню. Не оставляйте его одного. Я опасаюсь, что он может быть в состоянии нервного стресса. Сделать всё это нужно очень аккуратно. И не привлекая внимания к нему со стороны посторонних.
– Понял. – кивнул мужчина на экране, но потом всё же решил уточнить. – А… Если он всё же откажется сотрудничать?
Она замолчала. Взгляд потемнел.
– Тогда… Просто проследите за тем, чтобы он не сделал каких-то глупостей. Я сама приеду и постараюсь поговорить с ним лично.
Мужчина снова кивнул, отключился. А хозяйка кабинета, наконец, позволила себе опереться о спинку кресла. Её голова медленно откинулась назад, на высокую спинку кресла, а чувственные губы слегка дрогнули. Потом она закрыла глаза.
– Если он не простит… Я… Приму это. Но если у меня ещё есть хоть крошечный шанс – я сражусь. Без игр. Без манипуляций. Просто – как женщина, которая ошиблась. Сильно. Глупо. Больно. Но которая всё ещё любит.
Медленно поднявшись со своего места, со странной покорностью, её подруга молча наполнила её бокал. Ведь впереди сейчас их ждала долгая ночь. И, возможно, последний шанс для решение возникшей проблемы.
Немного погодя хозяйка кабинета снова включила свой телефон. Перед ней появились списки контактов, ленты звонков, сигналы. Уже в который раз Вероника выделила номер Андрея и нажала “вызов”.
– Номер абонента временно недоступен. Попробуйте позвонить позже.
И уже в который раз ей ответил холодный, пустой, безразличный голос автоответчика. Она снова нервно сжала губы. Новый щелчок, и звонок повторён.
– Номер абонента…
Снова. Тот же результат. Ещё один вызов… И ещё… Пятый… Шестой… И каждый – как пощёчина себе самой.
Вскоре она медленно опустила руку с телефоном, а потом вообще бросила его на стол. Не так, как раньше, в ярости. А словно он вдруг стал тяжелее собственного веса. Бессмысленный кусок металла. Её брови сдвинулись, и она уставилась в окно. Глаза – тёмные, колкие. Внутри снова вскипало раздражение. На него. На себя. На ситуацию.
– Почему он отключил телефон? Почему не попытался ничего выяснить? Почему… Он так легко исчез?
Но она тут же остановила эти мысли. Ведь ответ на все эти вопросы был очевиден.
– Потому что я сама его оттолкнула.
Потому что он мне поверил. Потому что человек с открытым сердцем не думает о подвохе, когда его бьют под дых. Медленно выдохнув, она снова потянулась обратно к столу, постояла над консолью. На секунду прикрыла глаза – и вдруг вспомнила. Имя. Образ. Голос.
– Анджела… – Прошептала она почти с отвращением. Перед её глазами снова возник образ этой особы. Её тонкая и кукольная внешность. Из тех, кого сразу замечают. Беспечная, почти всегда улыбающаяся, с этим вечно скользящим взглядом и золотыми серёжками, колышущимися, когда она наклоняет голову. И вечно рядом с важными людьми. Сильными мужчинами. Богатыми друзьями.
И… она тоже знала Андрея. Они познакомились случайно. Через какую-то культурную инициативу. Один благотворительный вечер. Несколько бесед. После чего появились все эти слухи о “милой симпатии” молодой светской львицы. В тот момент хозяйка кабинета не придала этому значения. Но теперь…Теперь даже сама мысль об этом сдавила её дыхание.
– Она же сейчас там… В его городе… Она быстро узнает обо всём. И она быстро увидит, что я потеряла контроль. Что я оттолкнула его. Что он сейчас уязвим, растерян… Один…
И если эта самая Анджела найдёт его раньше… Эта мысль была настолько острой, что ощущалась сейчас Вероникой как холодная игла, вонзившаяся ей под рёбра. Не потому, что хозяйка кабинета не верила в свои чувства или ценность чувств самого парня. А потому, что знала. Очень часто люди ломаются в момент резкой боли, и когда в такой момент рядом оказывается тот, кто старательно шепчет: “Ты был не тем”, и “Я всегда рядом”, и “Она тебя не заслуживает”.
Она снова резко встала, и подошла к стене, медленно проведя пальцем по встроенному дисплею. Система безопасности мигнула, и на голографической панели появилось расписание ближайших частных вылетов.
– Подготовить мой самолёт. Я лечу туда. Через три часа максимум. Предупредить местный офис. Пусть организуют приём. Без официальных встреч. В этот раз это именно частная инициатива.
Её голос в этот момент звучал хладнокровно, почти отрешённо. Но внутри бушевал пожар.
– Ты уверена? – Тихо спросила подруга, всё ещё сидящая с бокалом в руке. – Он ведь теперь может и не захотеть тебя видеть? После всего… Этого…
Вероника снова посмотрела на неё. Спокойно, но при этом пронзительно. Словно в ней включилось что-то хищное. Усталое, но живое. И весьма опасное.
– Может. Но я больше не позволю никому – ни тебе, ни Анджеле, ни себе самой – решать за него. Я не буду больше наблюдать издалека. Если он прогонит меня сам – я приму. Но если уйду сейчас… Или просто отстранюсь… Это будет уже не ошибка. Это будет полноценная капитуляция.
В этот момент в её голосе дрожало еле сдерживаемое чувство. Не слёзы. Не истерика. А решимость. Та, что появляется не у сильных. А у тех, кто наконец-то проснулся. Потом она повернулась, направилась к личной гардеробной, не сбавляя шаг. А в её голосе звучала уже деловитость:
– Лучше бы помогла подобрать мне одежду. Подходящую для такой беседы. Элегантную, но простую. Без лейблов. Вроде той, в которой он впервые увидел меня. Я хочу, чтобы он вспомнил не мою фамилию. А лично меня.
– Зачем тебе помогать, если ты уже сама знаешь, что именно тебе нужно? – Раздалось сзади Вероники, когда перед ней распахнулась нужная дверь. Подруга всё также осталась в кресле, задумчиво глядя в бокал с вином.
А хозяйка кабинета в зеркале уже видела уже не контролирующую Торговую империю деловую, хотя и очень молодую женщину. А девушку, готовую лететь сквозь шторм, лишь бы вернуть потерянное не из гордости, а из любви, которую слишком долго прятала за внешней бронёй холода и недоступности.
Она долго стояла у трюмо, куда принесла личный планшет – не для того, чтобы просматривать документы или корреспонденцию, а чтобы, как обычно, использовать его как блокнот, для мозгового штурма, и даже полноценного полигона для локализации собственной тревоги. У зеркала было непривычно тихо. Даже система шумоподавления в кабинете казалась сейчас излишне эффективной – не оставляя ни единого звука, кроме шелеста её дыхания и стука пальцев по экрану. На дисплее уже мигали строки заметок:
– Где он будет в ближайшие сутки?
– Какие места он любит?
– С кем он общается?
– Что он подумает, если увидит меня?
– Какой тон выбрать: извиняющийся, спокойный или просто честный?
После последнего вопроса её тонкие пальцы остановились. Она вглядывалась в строку, где только одно слово: извиниться. И поняла, как сложно воплотить смысл этого слова на самом деле. Ведь сейчас, после всего случившегося, оно само по себе выглядит слишком слабым. Слишком плоским, чтобы вместить в себя всю боль, которую Вероника ему причинила.
– Он же верил мне… – Тут же промелькнула у неё мысль. – До последнего момента. До того самого сообщения. Не заподозрил фальши. Не сыграл в ответ. Просто… Ушёл. Глухо. Тяжело. Навсегда, как он думал.
И именно это делало всё почти невыносимым. Потому что если бы он кричал, писал в ответ, требовал объяснений – у неё был бы шанс всё объяснить. Ведь именно для этого она заранее послала в аэропорт своих людей, которые должны были не допустить глупостей со стороны парня. У которого мог начаться нервный срыв. Но он принял боль как приговор. Без лишних слов. И это значило, что возвращать придётся не просто его доверие, а саму веру в то, что он не ошибся в ней изначально. А она, как назло, дала Андрею все основания считать, что точно ошибся.
Сейчас в её голове крутились самые разные мысли и воспоминания. Его голос… То, как он смеётся над её чёткой интонацией… Как улыбается, не зная, что разговаривает с наследницей одной из богатейших династий, от одного росчерка пера которой зависят миллиарды. Как дарит ей на какой-то нелепой ярмарке дурацкий керамический кулон – дешёвый, кривой, но от чистого сердца… А она хранила его. До сих пор. И вот… Хотела проверить, искренен ли с ней Андрей. И… Сломала всё…
– Я ведь… Просто хотела знать, что он любит меня не за фамилию… – Тихо прошептала она в пустоту. – Но теперь всё, что он может думать – это только то, что я всё это время играла с ним. Манипулировала. Поигралась, и выбросила как надоевшую игрушку под машину, а потом смотрела, как он поднимается с кровавыми ладонями, с горлом, перехваченным обидой.
Выбрав подходящий наряд, она села в кожаное кресло, что стояло даже в гардеробной, небрежно поджав ногу, как когда-то в его присутствии, когда ей не нужно было играть в элиту общества. Когда она могла быть… живой… Теперь каждая деталь, что она вспоминала, вызывала в ней… Страх. Как он посмотрит на неё? Будет ли там холод? Презрение? Молчание?
Она уже прекрасно знала, что в нём была одна черта… Упрямство… Хотя и весьма старомодное. Он был из тех людей, которые, однажды обжёгшись, не возвращаются. Ни за оправданиями, ни за “всё было не так, как ты думаешь”. Для него боль – это конец, а не какой-то эпизод, который можно отыграть назад.
– Значит, нужно не оправдываться… – Подумала она вслух, вспомнив об этом качестве парня. Нужно быть уязвимой. Никаких образов. Ни масок. Ни привычного “контроля за ситуацией”. Он должен увидеть перед собой не бизнесвумен, не стратегическую наследницу, а… Просто молодую женщину, которая сделала всё неправильно. Из страха. Из неуверенности. Из… Любви…
Сейчас её сердце билось гулко. Так как она уже и сама прекрасно понимала тот факт, что, вполне возможно, он даже не позволит ей говорить. Что он может просто отвернуться и снова… Уйти. Оставить её стоять в пустом коридоре или кафе, где она заранее закажет его любимый чай. Но не попытаться восстановить всё, что сама разрушила, с её стороны означало отдать его другой. Хотя бы той же Анджеле. Или просто какой-то случайности. А мир слишком хаотичен, чтобы позволить любимому человеку остаться в нём одному, без объяснений.
– Я не прошу, чтобы он простил… – Сказала она себе вслух. – Я попрошу, чтобы он меня хотя бы просто услышал. Хотя бы один раз. Без сценариев. Без спектакля. Чтобы знал о том, что вся та боль, которую он чувствует, была вызвана не равнодушием. А слабостью. Моей.
После такого решения на экране планшета перед ней отобразилась последняя строка:
– Не врать. Не оправдываться. Просто сказать правду.
Она нажала кнопку вызова личного помощника, который уже должен был быть на пути к аэропорту.
– Подготовьте всё. Мне нужно вылететь в течение двух часов. Всё – под частным именем. Не хочу, чтобы кто-то встречал меня. И… Найдите адрес той кофейни. Помните? Где он забыл перчатки.
– Да, госпожа Вероника. Мы займёмся этим.
– Только не госпожа, – устало сказала она, слегка прикрывая глаза. – Там я буду не мадам. Там я просто та, кто… Не хочет больше терять.
Потом она поднялась, быстро переоделась и направилась к выходу. Пылающая внутри неё решимость сейчас была, как огонь на ветру. Неровная, дрожащая – но живая. И эта искра была всем, что у неё осталось.
В кабинете, наполненном хрупкой решимостью и звенящим молчанием, вдруг что-то сместилось. Воздух словно сгустился, напряжение зазвенело на уровне интуиции. Вероника, уже шагнувшая к дверям, остановилась на полпути – не сразу поняв, что именно изменилось.
– Вероника! Подожди… – Слегка сдавленный голос подруги прозвучал сзади. Не властный. Не холодный. А удивлённый и даже какой-то… Испуганный.
Хозяйка кабинета резко обернулась. Её подруга – всегда невозмутимая, словно статуя из дорогого мрамора – теперь сидела, неподвижная, как будто кто-то выключил в ней привычную грациозную уверенность. Телефон в её руке дрожал, пальцы цеплялись за края, а старательно отполированные и ухоженные ногти впились в его тонкий корпус. А на светящемся экране мелькали вспышки новостей, обновления, бегущие заголовки.
Глаза девушки, всегда уверенные и почти ленивые от благополучия, сейчас были широко раскрыты, и даже стали словно стеклянные. Она смотрела на молодую хозяйку помещения так, будто не могла найти слов, и только через несколько секунд она всё же выдавила из себя:
– Смотри… Новости…
Она молча передала Веронике телефон, с трепетом, будто в нём горело что-то опасное. Девушка быстро схватила его, и её растерянный взгляд сразу уткнулся в экран. Там буквально пылала срочная новость: “Рейс 317 авиакомпании “СкайПоларис”, следующий по маршруту “Вест-Лок – Гранд-Север”, пропал с радаров примерно в двадцать часов сорок две минуты по местному времени. Последний сигнал был получен от борта над центральной частью шторма, ранее классифицированного как нестабильная атмосферная зона. И, согласно этому сигналу, с управлением самолёта возникли сложности. На борту находилось сто двенадцать пассажиров и семь членов экипажа. По неподтверждённым данным, погодные условия резко ухудшились. Связь с самолётом потеряна. Спасательные службы уже мобилизованы.”
Далее на экране шли снимки карты с отмеченным курсом рейса, зона шторма, кадры вспыхнувшего табло в диспетчерской и растерянные лица людей в аэропорту, где ожидали прибытия самолёта. Текст этой жуткой новости обновлялся каждую секунду.
И эти красные, жирные буквы били сейчас прямо в сердце: “Связь потеряна”, “Радарный контакт – утрачен”, “Ожидается пресс-конференция”.
Мир словно замер.
– Нет… – Резко выдохнула Вероника, и её рука с телефоном медленно опустилась. – Нет… Этого просто не может быть…
Как только она осознала то, что могло произойти, всё в ней пошатнулось. Движения девушки стали рваными, как у человека, потерявшего ориентацию в пространстве. Она медленно подошла к краю стола, и тяжело опёрлась на его столешницу обеими руками, будто искала точку опоры в реальности, которая вдруг разрушилась под ней.
– Его… Самолёт… – Слова словно не хотели складываться в цельные предложения. – Он… Он же только вылетел. Только…
– Они потеряли его… – Тихо прошептала подруга, всё ещё в кресле, теперь уже без маски равнодушия. – Он был в воздухе. Прямо в центре бури. Службы пока ничего не знают. Только… Факт того, что он исчез с радаров. И, вроде бы, шёл со снижением.
На лице Вероники не было слёз. Только оцепенение. Как у человека, который только что понял, что упал в ледяную воду и ещё не успел начать дышать. Она молча провела пальцем по экрану, пытаясь найти опровержение. И не находила.
– Он должен был выжить! – Глухо сказала она, словно убеждая даже не себя, а окружающий её воздух. – Он упрямый. Он сильный. Он не мог просто… Исчезнуть.
И в эту секунду, когда сердце девушки колотилось в груди, как птица в клетке, она поняла, что уже поздно оправдываться… Поздно строить планы… Поздно что-то чинить… Потому что может случиться так, что он не услышит их. Никогда. Плечи Вероники еле заметно дёрнулись. Внутри неё что-то оборвалось – страх? Боль? Ощущение контроля? Или просто – надежда?