скачать книгу бесплатно
– Терпи, девочка моя, сейчас будет самое больное место, я буду нежен.
Инга морщилась, подвывала, а Джордж начал гладить не только коленку, а уже внутреннюю часть бедра. Я вдруг почувствовала тошноту, подступающую к горлу. Этот сальный взгляд, приторная улыбочка и откровенное лапанье подруги вызывали у меня рвотные позывы. Инга постанывала от боли, а ему это, похоже, нравилось.
– Всё, мне пора! – я вскочила и, стараясь не смотреть ни на Джорджа, ни на Ингу, суетливо засобиралась к выходу. Меня мутило. – Инга, крепись! А лучше беги отсюда!
– Я напишу тогда, – лишь пискнула подруга, зажмурившись.
– А как же эскизы? Ничего не понравилось? – бросил вдогонку Джордж.
– Отличные эскизы, – показала я «лайк». – Но для тату я ещё не созрела. Пока.
Я просто вылетела на морозный воздух, глотая его, как рыба на берегу. Поёжилась, на ходу заматываясь в свой любимый шарф василькового цвета. Но эта лапища на бедре Инги так и стояла перед глазами. Отвратительно! Мерзко-то как! Неужели Инга этого не понимала? Или влюблённый мозг в отключке?! Меня передёрнуло, но уже не от мороза.
Мне нужно было отвлечься. Я воткнула наушники в уши, врубила свой любимый плейлист на полную громкость и поспешила домой. Imagine Dragons всегда отлично выгоняла из меня любое плохое настроение. Я просто растворялась в хрипловатом голосе Рейнольдса, отключаясь от реальности. Мне казалось, я подрубала музыку к самому мозгу и слушала их песни сердцем, душой, совершенно ни о чём не думая в этот момент. Обожала его голос, их тексты, их музыку.
Уже почти дошла до дома, когда мне пришло сообщение в соцсети от незнакомого контакта.
«Ты знала, что вчера у Драгонсов новый трек вышел? Вот клип», – и ссылка на ютьюб.
Это был какой-то незнакомый мне человек с ником Tim K и с закрытым профилем. На аватаре парень в чёрной безрукавке висел на турнике вниз головой, но почему-то фото было перевёрнуто, или же он держался так за турник, над перекладиной. Лица не было видно, потому что парень запечатлел себя со спины.
Впрочем, разглядывать аватар незнакомца было не время, я же пропустила выход нового клипа Драгонсов. Чуть ли не пища от восторга, с упоением я смотрела и смотрела клип уже по двадцатому кругу. Налюбовавшись вдоволь, довольная, словно кот, обожравшийся тунца, я наконец открыла профиль незнакомца.
Кто бы ни был этот Tim K, но он чертовски вовремя поделился со мной этой новостью. И я написала ему искренне, от души: «Спасибо!».
Глава 3. Клячик
«Рад, что тебе понравилось. Сам в восторге, а поделиться эмоциями не с кем».
«Ты себе даже не представляешь, насколько попал в тему!»
Меня тоже распирали эмоции, и так хотелось ими с кем-нибудь поделиться! Поэтому, отринув все подозрения, начала строчить незнакомцу сообщения о том, как обожаю Драгонсов. Он охотно отвечал, делился своими восторгами. Мы обсудили группу, последние новости, любимые треки.
Такой кайф найти единомышленника, что уже даже стало неважно, кто он. Главное, что он на одной со мной волне и так же, как и я, фанател от моей любимой группы.
С Ингой у нас музыкальные вкусы очень разнились, и если я слушала поп-рок и немного альтернативы, то Инга предпочитала певиц, как я их называла, «поющих на последнем издыхании». Я не понимала этой «умирающей музыки». Певицы обычно что-то шептали весь куплет, а потом, словно их обливали ледяной водой на припеве, начинали истошно выть. Инга называла эту недомузыку вещами, выворачивающими душу, цепляющими струны эмоций, и совершенно не понимала мою безусловную любовь к Imagine Dragons, которых я была готова слушать круглыми сутками на самой мощной громкости. Да и никто не понимал, а этот загадочный Tim K, он понял и разделил мою любовь и мои восторги.
И оказался очень общительным. Мы проболтали, наверное, часа два, я забыла пообедать и переодеться, так и лежала на животе с телефоном в руках и в школьной форме, пока не заглянула мама:
– Яночка, ты есть-то будешь? Мы с Сонькой вдвоём уснули. Так тихо, что я думала, ты ещё не пришла.
– Угу, – буркнула я и, стараясь не отрывать взгляда от телефона, начала переодеваться.
Незнакомец молчал, я видела, что он что-то печатал, но так ничего и не отправлял. Я уже перебралась за обеденный стол, разогрела картофельное пюре и хотела поторопить собеседника с ответом, как он прислал: «Может, погуляем?!»
Я подавилась картошкой. А ведь так всё хорошо начиналось, он мне даже нравился в переписке.
«Для начала стоит познакомиться!»
Все мои подозрения нахлынули разом. Втёрся в доверие, понравился и теперь вытаскивал в реал. Воображение моментально нарисовало картины престарелого педофила-извращенца, почему-то с жёлтыми кривыми зубами и лысиной.
«А мы уже знакомы».
И мне прилетел запрос от него в друзья. Фоток у него было мало, но на паре фотографий трёхлетней давности можно было разглядеть лицо. Я так и замерла с открытым ртом. Это же Тимофей Клячин – мой одноклассник. Его все в гимназии называли Клячик, но он никак на это не реагировал. Тимофей в принципе ни на кого не реагировал. Этакий тихушник-пофигист, хотя его никто и не буллил, да и в школе он появлялся редко. Не помню, чтобы Тимофей с кем-то близко дружил. Он низкого роста, наверное, самый маленький мальчик в нашей параллели, темноволосый и незаметный. В школе вообще не отсвечивал. Сидел на последней парте с Марком Захарченко – с таким же тихоней и заикой. А я с Тимофеем и не общалась близко ни разу, если только по учёбе мельком.
Я чувствовала себя дурой, накатило какое-то разочарование. Хотя, как я могла догадаться, что это он, если общих друзей, кроме классной руководительницы, у нас и не оказалось.
«Шифруешься? Никогда бы на тебя не подумала», – написала я.
«Типа того. Узнала теперь?»
«Тимофей. Это было неожиданно».
«Так что насчёт погулять? Можно в кино сходить, но завтра».
«Ты меня типа приглашаешь на свидание?!»
До этого меня никто в кино не приглашал и на свидания не звал. Мы иногда выбирались в кино и театры с Ингой. А один раз в прошлом году даже ходили с её парнем и его другом. Но запах плесени отбил у меня желание встречаться с другом парня Инги.
«Называй это как тебе хочется) Так пойдёшь со мной?»
А впрочем, что я теряла? Инга теперь пропадала у своего Дождика, кроме уроков и подготовки к ЕГЭ делать особо нечего. Дома вечно мама с мелкой Сонечкой, покоя никакого. Поэтому думала я недолго и согласилась.
«Тогда давай завтра в два около Маяка. Сможешь?» – писал Тимофей.
«Ок».
Я думала, что он ещё что-то напишет, но он тут же пропал из сети.
Инга молчала, хотя прошло уже часа четыре, как я убежала из тату-салона. Мне хотелось поделиться с ней новостями, интересно было узнать, что она думает о свидании с Клячиком. Но подруга будто пропала. И мне оставалось лишь делать уроки.
Хотя третья четверть одиннадцатого класса – это уже время не уроков, это постоянная гонка и нервотрёпка, сплошные Всероссийские проверочные работы и подготовка к ЕГЭ. У меня половина класса сидела на успокоительных, другая, скорее всего, тоже сидела, но упорно отрицала этот факт.
А я, человек, который только в прошлом мае соскочил с антидепрессантов, уже подумывала, не вернуться ли к приёму препаратов. Уж слишком учителя нагнетали обстановку перед экзаменами, и вся параллель одиннадцатиклассников была будто на взводе.
Дело в том, что наша гимназия считалась элитной. Когда под боком отгрохали огромный жилой комплекс, для него построили гимназию и позиционировали её как суперинновационную и продвинутую. И это было действительно так, на основе гимназии работали кванториум, сотня различных кружков, да и оснащение у школы было на высшем уровне.
Что мне нравилось больше всего – что акцент был сделан на учёбе. Среди учеников практиковались рейтинги, поощрялось участие в олимпиадах и соревнованиях. Появилась целая стена почёта достижений учеников и проходили постоянные награждения лучших из лучших. В такой школе хотелось учиться, и учиться хорошо. Но в какой-то момент это стало просто гонкой за оценками. Учителя и руководство нагнетали и нагнетали. В итоге атмосфера получилась нездоровой, ученики нервничали, переживали за каждую оценку. Тема с награждением отличников превратилась в пафосную показуху.
А из распределения в десятые профильные классы сделали какую-то борьбу за выживание. Судьбу могли решить десятые доли балла в школьном рейтинге. В старшие классы набиралось всего пять классов с усиленными профильными предметами.
«А» класс, где теперь училась Инга, – это физика, математика, информатика. Все называли их «технарями» или «физиками».
«Б» класс, мой, ориентировался на химию и биологию, поэтому нас прозвали «химиками» или грубо «ботанами».
«В» – история, экономика, обществознание, будущие юристы и экономисты.
«Г» почти сплошь состоял из девочек, с профилем по языкам и литературе. Это будущие филологи, но так как у них в классе было всего два мальчика, девочек все ласково называли «филологини».
А «Д» класс остался без специального профиля. Туда отправлялись спортсмены или те, кому не хватило среднего балла. Периодически кто-нибудь называл их дебилами, хотя многим просто не повезло набрать нужный рейтинг.
В какой-то момент я выпала из этой бесконечной гонки за пятёрками по всем предметам, сосредоточилась только на своём профиле, и мне сразу стало легче учиться.
Екатерина Сергеевна, наша классная и учитель биологии, в меня верила, да и победа в региональной олимпиаде приоткрывала мне двери в некоторые вузы. Химия и биология – мой конёк, и я давно уже решила, что хочу стать генетиком. Только мама отговаривала от этой профессии, она как раз боялась, что я не поступлю на бюджет, а на платное направление денег, увы, нет.
Поэтому мама периодически заводила разговор о биолого-почвенных, почвоведении, аграрном университете. Несмотря на кружок ботаники, в который я ходила с открытия кванториума в нашей гимназии, к растениям меня не так сильно тянуло, как к людям.
И мне бы больше хотелось копаться в генах человека, а не помидора.
Но, несмотря на веру в меня нашей классной, расслабляться было никак нельзя, и, чтобы не куковать на каком-нибудь почвоведении, я каждые два дня прорешивала КИМы для подготовки к ЕГЭ.
Но математику веселей решать с Ингой, она в ней шарила, да и любила комментировать задания. Поэтому становилось не так скучно. Сегодня как раз у нас с ней по расписанию стоял очередной КИМ по математике.
Доделав уроки, я маякнула подруге:
«Инга, приём. Математику решаем сегодня?»
Ответила она спустя десять минут:
«Ага, подваливай ко мне через часок».
«Ты до сих пор у Дождика своего тусишь?»
«Мы в кафешке чилим[3 - Чилить(сленг.) – (от англ. chill – расслабляться) отдыхать, наслаждаться, не напрягаться.]», – написала она и прислала мне их обнимающееся селфи.
Но я была рада, что мы подружились с Ингой. Знала, что она мой человек, определила по запаху. У неё весьма специфичные ноты: ромашка, шоколад и бензин. И это сочетание, приправленное фруктовыми духами, действительно ей шло. Хоть она и бывала резка и прямолинейна, а на людях старалась играть роль отвязной стервы, я-то знала, что она не такая: пусть вспыльчивая, импульсивная, но добрая и отзывчивая.
А ещё Инга очень легко находила общий язык с противоположным полом, с ней дружила добрая половина мальчишек нашей параллели. Они запросто могли написать ей в личку, спросить совета. Я не знала, как она это делала. В шутку Инга говорила, что у неё мужской характер, и парни это чувствовали, поэтому и делились своими проблемами.
Зато среди девчонок у Инги в школе было много недоброжелательниц, за спиной подруги всегда сплетничали, говорили гадости. Я подозревала, что причина как раз и крылась в дружбе с парнями, может, ревность, может, зависть, но репутация у Инги в школе оставляла желать лучшего.
– Почему ты общаешься с Догушевой? Ты же нормальная! – как-то спросила меня Галочка, соседка по парте и главная любительница сплетен.
И, честно говоря, поставила меня этим вопросом в тупик. Ответить «потому, что, кроме неё, со мной никто не дружит», «потому, что Инга – моя лучшая подруга», «потому, что она крутая» или «потому, что она “мой” человек» было бы честно, но звучало как оправдание. Я промолчала, лишь пожала плечами, снова оставив Галочку без сплетен.
Мы подружились с Ингой в шестом классе, и это вышло совершенно случайно. Ингу вдруг начали травить её же лучшие подружки – Оля Игнатова и Дина Муравьева. Тогда я не знала, что стало причиной их размолвки, но Дина откровенно издевалась над Ингой, портила вещи, обзывала, толкала, а Оля лишь подпевала. Мне было жаль Ингу. Она в то время ходила растерянная, грустная и, как ни странно, совершенно не отвечала девчонкам на оскорбления, хотя мальчишкам могла с размаху заехать сумкой по лицу за любую неосторожную шутку.
И в один из дней, когда у нас планировалась проверочная работа по математике, я застала плачущую Ингу в туалете, всю мокрую. Дина облила её водой из ведра технички. Инга распереживалась и за внешний вид, и за тетради с учебниками. И от уверенной дерзкой девчонки не осталось и следа. Буквально за две недели бывшие подружки её раздавили. И почему-то никто в школе ни разу не заступился за неё.
Звонок уже прозвенел, я забежала в туалет помыть руки после столовой, а там Инга раскладывала тетради на подоконнике, чтобы их хоть немного просушить.
– Инга, на, возьми мою кофту. Может, тебе ещё чем-то помочь? – предложила я.
Она без стеснения сняла мокрые блузку и майку и натянула на голое тело кофту, закуталась в неё, кивнула.
– Спасибо.
На урок мы так и не попали, я осталась с ней в туалете и помогала высушить вещи. Мне хотелось хоть как-то поддержать её. А к следующему уроку мы сели за одну парту, я поделилась с Ингой учебниками, запасной тетрадью, и после этого случая между нами сама собой завязалась такая дружба, о которой я в детстве не могла и мечтать.
Глава 4. Только не он!
Уже одеваясь в прихожей, я, как всегда, предупредила маму:
– Я к Инге – и потом у неё опять останусь.
Сонечка, завидев меня с сумкой, сразу поняла, что я ухожу. Убежала в комнату и притащила пять своих любимых книжек:
– Яна, читять! – требовала она и дёргала меня за юбку.
– Куда же от тебя, настырной мелочи, денешься, – улыбнулась я. Пришлось раздеваться и идти за сестрой.
Это двухлетнее чудо обожало, когда я читала ей сказки. Папа и мама не котировались в качестве чтецов, поэтому Соня по полной программе эксплуатировала меня. Я «Колобка» и «Теремок» знала уже наизусть, но малявка настойчиво требовала чтения именно этих сказок, хотя я потихоньку перетягивала её на сторону Чуковского.
Что-что, а читать для Сони я любила. Она всегда прижималась к моему боку и внимательно слушала. Правда, иногда норовила раньше времени перевернуть страницу. Но я наслаждалась этими моментами с сестрой. От её макушки сладко пахло свежеиспечённой сдобной булочкой и тёплым молоком, а ещё кондиционером для белья с ароматом магнолии. Им мама стирала наше постельное бельё. Поэтому, подозреваю, и от меня пахло магнолией. Я знала, как выглядит этот цветок только по картинкам, но зато запах могла ощутить за несколько метров.
А ещё я любила делать Соне «ёжика»: свернуть губы трубочкой и быстро-быстро вдувать и выдувать воздух рядом с её ушком. Получался звук фырчащего ёжика. Она зажималась и начинала так заразительно смеяться, с похрюкиванием, что даже я не могла удержаться и тоже начинала хохотать.
Я смотрела на сестру и в очередной раз ловила себя на мысли, что мы с ней совсем не похожи. В Сонечке я находила черты и мамы, и папы, но совершенно не видела себя. Соня получилась кареглазая, темноволосая, а нос остренький, как у лисёнка.
Я и в родителях почти не видела себя: мама высокая, кареглазая и черноволосая. У мамы в крови текла татарская кровь, а папа – сибиряк, но он тоже темноволосый и высокий. А я у них получилась миниатюрной со светло-русыми волосами и голубыми глазами.
Меня всегда терзали сомнения: либо меня удочерили, либо перепутали в роддоме. Но папа говорил, что я похожа на его бабушку, даже привёз мне фото из деревни. Правда, сколько я ни вглядывалась в чёрно-белый затёртый снимок, не видела сходства с этой крупной женщиной в белом платке.
Да и родители не смогли найти ни одной моей фотографии до двух лет. Мама говорила, что бабушка (её мама) сильно болела как раз в тот период, и было не до съёмок. Потом бабушка умерла, и фотографии появились, но сомнения у меня остались.
Человеку, который неплохо разбирается в селекции и генетике, такая непохожесть казалась маловероятной, но хоть группа крови у нас с папой совпадала. Только это и утешало.
Короткие сказки задержали ненадолго. Мама снова поймала меня в прихожей:
– Может, хоть поужинаешь с нами? Ян, мы тебя вообще не видим! В последнее время постоянно ночуешь у Инги. Когда её мама объявится?
– Она объявляется. Периодически. Но сегодня её не будет, – натягивала куртку я и заматывалась шарфом.
Мать Инги раньше работала в салоне красоты в нашем районе, а потом познакомилась с мужчиной из Москвы и сразу после Нового года переехала к нему. А потом и на работу устроилась поближе к своему бойфренду.
Хоть из нашего городка ехать до Москвы на электричке всего час, мать Инги всё равно редко навещала дочь. И теперь подруга была предоставлена сама себе. Она совершенно не переживала по этому поводу. У них были не самые близкие отношения, но мать всё равно постоянно звонила Инге, переводила деньги и за последние две недели приезжала три раза.
– Бедная Инга, совсем одна. Пусть тогда заходит к нам чаще. Возьми ужин с собой!
– Ну мам! У Инги есть что поесть, я уже спешу!
Но мама молча вручила мне пакет с эчпочмаками и поцеловала в щёку. Отчего-то так тяжко вздохнула, что я почувствовала себя виноватой.
А Инга мне уже раз десять за последние пятнадцать минут написала:
«Ты где?»
«Мама и “Теремки” удерживали меня в плену, но я вырвалась и бегу к тебе».
