Последние каникулы. Роман

Только что вышедший из воды Дима стоял рядом.

– А ты хотела бы сейчас очутиться на море?

– Да. Я надеюсь, ты не станешь развивать теории, что море – это анахронизм?

– Конечно, нет, – ответил Дима, растираясь полотенцем, – хотя знаешь, за одну из подобных теорий в прошлом году учительница литературы выгнала меня с урока.

– Что же ты натворил?

– Он написал в сочинении, что море и человечество чужды друг другу, – рядом с ними на песок опустился молодой человек лет двадцати пяти в вельветовых брюках и красной футболке.

– Мы с вами где-то встречались? – поинтересовалась Женя, всматриваясь в смутно знакомое лицо.

– Встречались, с вами, мадмуазель, дважды, – улыбнулся Незнакомец, а это, без сомнения, был он. – Да-да, это в ответ на ошеломленный взгляд Дмитрия, я вновь помолодел. Так на меня действует благословенный воздух вашего Города.

– Кто ты, черт возьми? – Дима решительно двинулся на нежданного гостя.

Как мог Незнакомец узнать содержание его школьного сочинения?!

– Спокойно, – отодвинулся тот, – и не надейтесь, что этот ваш черт сможет меня «взять». Я не прощаюсь.

Незнакомец встал и с высоты своего роста посмотрел на Женьку, взиравшую на него с изумлением.

– Не могу не заметить, мадмуазель, вы прекрасны, – сказал он без тени смущения. – Но все же менее открытый туалет с корсажем и кринолином вам более к лицу. И кстати, Евгения Николаевна, вам пора бы уже начать учить французский.

– О чем это он? – Дима провожал Незнакомца долгим взглядом.

– Причем здесь французский? Я учу английский и немецкий, – недоумевала и Женя.

Часа через два, когда молодые люди насладились прелестями летнего купания, история, как написали бы в газетах, приобрела криминальный оборот. На выходе из парка Дмитрия с Женей «ждали». Густая стена из низкорослых кустарников создавала идеальное место для засады. Четверо парней спортивной внешности, явно навеселе, внезапно преградили им путь, старший из них в рваных джинсах и голый до пояса начал с банального как мир вопроса:

– Прикурить найдется?

– Не курю и зажигалку не захватил, – ответил Дима, с трудом, но все же сохраняя внешнее спокойствие.

– А с подругой не познакомишь? – ухмыльнулся другой парень.

Сжав Женькину ладошку в своей руке, Дима сквозь зубы прошептал девушке:

– Женька, беги.

– Ребята, что за дела? – и не подумала о бегстве Женя.

– Отойди, подруга, – не унимался страший из парней, которого девушка мысленно окрестила «Годым».

Драки было не избежать. Не похоже, чтобы парни просто хотели их напугать.

– Вы что, вчетвером на одного! А один на один, слабо? – кричала девушка, надеясь привлечь внимание прохожих. Но тщетно, аллея парка была пустынна.

Голый ударил первым. Дмитрий с трудом удержался на ногах. Его ответный прием был не слабее, у Голого носом пошла кровь, но это противника только раззадорило.

– Ну, парень, ты натурально попал, – смеялся он.

Его дружки кричали:

– Давай его, держись, Андрюха!

Их крики и мат оглушили Женьку. Голый ударом правой руки снизу оглушил Дмитрия, но тот, придя в себя, стремительно дал сдачи и ударил противника головой в живот. Неловко завалившись на спину, парень ударился головой о корни старого дерева. Все действующие лица замерли, дружки Голого со странным единодушием затихли. Но их главарь и не думал вырубаться.

– А ты, парень, допрыгался, – с полуосмысленной, злобной улыбкой из последних сил он двинулся на Дмитрия.

Быстрое движение одного из парней и в руках противника Димы оказался нож.

«Помогите!» – где-то в подсознании Дмитрия звучал Женькин крик. Ударом ноги он выбил нож из рук Голого. Но уже через минуту холодное оружие оказалось в руках одного из парней, казавшегося самым трезвым из четверки.

– Вперед, Серый! – кричали ему.

Он же оттолкнул Женьку, попытавшуюся ввязаться в начинавшуюся бойню. На Диму навалились втроем, заломили руки за спину, кто-то цепко схватил его ноги.

– Ребята, прекратите! Что мы вам сделали? – надрывалась в крике Женька, едва приходя в себя от удара.

– Серега, держи девку, – орал кто-то.

– А это уже слишком дурно пахнет, – спокойный негромкий голос перекрыл шум борьбы и вопли ее участников.

То, что произошло в последующие несколько секунд, Дима понял плохо, удар по голове, нанесенный одним из парней, окончательно оглушил его. Судя по всему, четверке хулиганов крепко досталось. Слышались крики боли. Когда через несколько минут Дима пришел в себя, первое что он увидел, была заплаканная Женька, которая пыталась приподнять его с земли.

– Здорово вы их, – всхлипывая, обратилась она к Незнакомцу, а в роли их спасителя оказался именно он.

– Твой приятель тоже не подкачал, – ответил Незнакомец отстраненно.

Он стоял на корточках перед двумя распростертыми на земле телами – Голого и Серого. Двум другим хулиганам удалось сбежать.

– Ну, да уж не подкачал, – с трудом при поддержке Женьки Дима поднимался с земли. – Еще бы минутка и все, – морщился он, тупая боль гнездилась в затылке, подбитый глаз начал заплывать, порез на шее кровоточил.

– Да, я в порядке, – успокаивал он все еще плачущую девушку, – а с этими что?

Голый и Серый находились, видимо, в полной отключке. Женьку поразил их абсолютно безжизненный вид. Незнакомец, непривычно серьезный и сосредоточенный, совершал с ними, казалось, какие-то медицинские действия. Поочередно прослушивал пульс, ощупывал грудь, голову, как-то странно накладывая ладони на лица парней.

– Вы врач, да? – спросила Женька, доверчиво глядя на него, – они, ведь… не умерли? – запнулась она.

– Успокойся, они живы. Через полчаса придут в себя, – Незнакомец по- прежнему был очень озабочен и чем-то удручен. – Какое-то время будет напоминать о себе головная боль. Но завтра они уже ничего не вспомнят о сегодняшнем инциденте. Вы, ведь, с этими молодыми людьми не знакомы?

Женька с Димой кивнули.

– Не удивляйтесь, если при следующей встрече они вас не узнают, и покажутся вам вполне благопорядочными молодыми людьми. Это футболисты из вашего местного спортивного клуба «Динамо». Распивать спиртные напитки и тем более колоться наркотиками им не полагается, и не приходилось никогда. А вот этот нож, – он пнул ногой валявшееся на траве оружие недавней драки, – двадцать минут назад им резали помидоры.

Теперь и Дмитрий разглядел, что нож был обыкновенным, кухонным. Странно, на разборки с таким не ходят.

– Да, и ребята, которых мы с вами не далее как несколько минут назад, можно сказать, победили, на бандитов совсем не похожи. Я думаю, стражей порядка призывать не стоит. А что касается этих героев – оставим их здесь, при их пробуждении нам присутствовать не следует.

Женя торопливо собирала содержимое пляжной сумки, рассыпанное в пылу драки. Ее приятель постепенно приходил в себя.

– А вы что, за нами следили? – вдруг сообразил Дмитрий, – вы что, за нами по пятам ходите? – уставился он на Незнакомца, – зачем?

– По пятам. И как показывают последние события, мои хождения не лишены смысла, – Незнакомец провожал парочку на трамвайную остановку.

– Может нам уже стоит познакомиться, хотя бы для того, чтобы поблагодарить вас за помощь, – вспомнила об элементарной вежливости Женя.

– И правда. Вы кто? Мы… я – Дмитрий…

– Не стоит, я знаю, кто вы. О благодарности забудьте. С кем не бывает? А познакомимся ближе мы при следующей встрече. А вот и ваш трамвай.

Женька удивилась своей абсолютной уверенности, что их новая встреча состоится очень скоро. С подножки трамвая, придерживая девушку, Дмитрий пристальным взглядом провожал фигуру своего спасителя. «А этот парень мне определенно нравится», – подумал он.

Когда вагон трамвая ускорил ход, Незнакомец, оставшийся на остановке в полном одиночестве, тихо, для самого себя произнес: «Да, молодые люди, вами, как видно, интересуюсь не только я. И мне это …очень не нравится». Лицо Незнакомца приняло жесткое и непримиримое выражение: «Игра началась!»

Кирилл

За тонированным стеклом автомобиля Город казался уставшим и уснувшим. Мягкие лучи закатного солнца, лаская, убаюкивали городские улицы и переулки, напоминая горожанам на исходе одного из длинных летних дней о наступлении времени покоя и отдыха. Кирилл откинулся на мягкую спинку сидения, снял темные очки, закрыл глаза. Иномарка летела по направлению от аэропорта в центр Города. Все. Теперь можно успокоиться. Программа min, нет даже maх выполнена.

Переговоры закончены. Контракт, такой долгожданный и недосягаемый, месяц назад казавшийся безумной мечтой, подписан. Питерские товарищи остались довольны. Приемом, организацией работы и сетью магазинов. Молодцы ребята, хорошо поработали. Приятно было в компании компьютерщиков из северной столицы как будто гостю посещать магазины с лейблом «WELMI». Все четко, красиво и упорядоченно. Везде евроремонт, лоск в каждой мелочи, мальчики и девочки не старше двадцати пяти лет в стильных униформах, это его, Кирилла идея, компьютеры и комплектующие, ксероксы, принтеры, факсы, модемы и все остальное, что душа пожелает, на уровне действующих стандартов, во всяком случае, для провинции вполне на уровне. Цены не так чтобы очень, для Города – не самые высокие, гибкие системы скидок и рассрочек платежей, рекламные прорывы, кампании привлечения потенциальных покупателей, просчитанные профессиональными психологами с учетом менталитета этих самых потенциальных покупателей. Реклама вездесущая. Тотальная. Преследующая клиентов на каждом шагу, практически целый день. С пиар-менеджерами тоже все капитально проработано. Реклама в печатных СМИ, на ТВ, на каждом перекрестке. А вот, кстати, мимо пролетел гигантский шестиэтажный щит «WELMI» на девятиэтажном доме.

Кирилл вновь всмотрелся в окно салона. Сеть магазинов по всему Городу, филиалы в соседних. Везде все схвачено. Небольшая компьютерная фирма, которую они с Серегой, вчерашние студенты – инженеры- системотехники, начинали создавать с «нуля» в середине 90-х, превратилась в огромный концерн, которым гордился бы любой мегаполис страны, не то, что их провинциальный Город.

Теперь на повестке дня – новый этап, новый Эверест, который он, Кирилл Андреев, должен взять. И возьмет, может не сразу, не в эту предвыборную кампанию, так в следующую, он прорвется во «власть» и станет частью так называемого депутатского корпуса. А сейчас, как говорится, главное не победа, а участие. Участие, приобретение опыта предвыборной борьбы, разработка и отработка пиар-технологий. Впереди – работа со специалистами пера, заказ предвыборных плакатов и буклетов, создание – этакая лепка имиджа, образа идеального кандидата в депутаты Кирилла Александровича Андреева…

Но все это ожидает его через месяц. А сию минуту… А в данный момент он абсолютно свободен месяц, т.е. почти две недели или нет скорее неделю…, но абсолютно свободен. Вероника с детьми этим летом отдыхают во Франции, на Ривьере. Можно развлечься, выбиться из ритма будней, заполненных под завязку работой, – полюбоваться видами любимого, это без пафоса, действительно родного, Города. Нажав на кнопку в панели стенки салона, он опустил перегородку, отделявшую пассажирский отсек, и обратился к водителю:

– Олег!

– Да, Кирилл Александрович?

– Не стоит к «Медведю». Поужинаем позже. Покатай меня, братец, по Городу.

– Хорошо, Кирилл Александрович, это можно. Я включу что-нибудь легкое.

Салон заполнила ритмичная музыка. Кирилл развязал надоевший как удавка галстук, расстегнул ворот рубашки. Да, вот так. Давно пора расслабиться и призадуматься, просто так, обо всем. Никуда в этот момент почему-то не хотелось – ни в ресторан ужинать, ни домой, ни еще куда-нибудь. Он всматривался в знакомые дома, улицы Города, в котором прошло его детство, юность, где он так победоносно вступает в пору зрелости. Кстати, многократно ему советовали уехать, дескать, деньги вкладывать выгоднее в компании, работающие в крупных городах. Серега так и сделал, сейчас далеко не бедствует. Два года назад он продал, совсем недешево, свою долю Кириллу. Что бы не говорили о масштабах бизнеса, ограниченного возможностями провинциального Города, дело было, конечно, не в этом: просто двум медведям стало тесно в одной берлоге.

А тогда в студенчестве они были, пожалуй, настоящими друзьями, если такое вообще возможно. Действовали лихо, на свой страх и риск. Сейчас мороз по коже берет, когда вспоминаешь, как все начиналось.

Красный диплом в кармане и предложения, даже нет настоятельные требования декана поступать в аспирантуру, остаться в институте… Отказался, после долгих уговоров, предложений зарубежной стажировки и описания радужных перспектив в ближайшие два года защитить кандидатскую. Жену и маленького сына надо было кормить. Нужна была своя квартира, косые взгляды отчима червоточили душу.

С Вероникой они вместе со школы. Идеальная семейная история. Симпатичный, обаятельный отличник Кирилл нравился многим девчонкам – и одноклассницам, и однокурсницам. Но с девятого класса верность хранил только одной девушке. И, можно сказать, хранит, ну, или почти хранит (надо же когда-то расслабляться!) и по сей день. Он все так же симпатичен, разве что несколько прибавил в весе, его, как говорили, фирменная обаятельная и слегка насмешливая улыбка все также безотказно действует на представительниц противоположного пола. Хотя, да стоит признаться, самому себе во всяком случае, дам обольщает уже не столько его улыбка, сколько его положение, его возможности.

Да, возможности… А может он в этом Городе многое. Держит руку на пульсе. Вот, например, мимо проплывает знаменитый городской магазин «Школьный базар». Кто из горожан, все те, кому слегка за 30, не ассоциирует его со своими отроческими годами, кто не помнит походы за ручку с мамой и папой в этот магазин в последние августовские дни накануне нового учебного года? Теперь он принадлежит Кириллу, точнее его концерну. В его власти было превратить детский магазин в очередной крутой компьютерный салон, и городская достопримечательность канула бы в лету. Но Кирилл сказал тогда Сереге свое твердое «нет», они крупно поспорили. А «Школьный базар» остался для Города тем же, чем был всегда. Да, стоит признать, сейчас ему принадлежит процентов пять от этого Города, и процентная ставка будет расти.

Но счастлив ли он от этого? Все ли у него хорошо? Кирилл вдруг понял, что не может дать ответа на этот абсолютно ненужный, лишний, глупый, сентиментальный вопрос. Вероника любит говорить: «В бизнесе все должно быть предельно прозрачно». У нее, кстати, тоже имеется собственная небольшая, но весьма успешная туристическая фирма. Это модно сейчас: жена бизнесмена днюет не в косметических салонах и бутиках, а в собственном офисе. Да, в бизнесе у него все прозрачно или почти все. А в жизни, в частной жизни К.А.Андреева все прозрачно? Тридцать семь лет – это уже тот возраст, когда стоит подвести черту, хотя бы пунктирную. Он вдруг остро ощутил, что в его жизни явно чего-то не хватает. Не в семейной, здесь почти все прекрасно. В самом себе. «Ты от сытости своей устал», – как-то сказала Вероника. Чего же ему не достает – свежего ветра, голода, здорового голода к жизни? Наверное… Сердце вдруг сжалось, тоска, этакое почти неведомое чувство, охватила душу. Надо, пожалуй, выбраться во Францию, к детям, может, отпустит…

– Притормози!

Резко завизжали шины. У трамвайной остановки Кирилл заметил Женю, подружку младшего брата. Ну, и спутник же у нее, явно недавно побит. Девушка, поддерживая «раненого», направлялась домой. «И куда Олежка смотрит, уведут девчонку! Или она в тимуровцы записалась, помогает сирым и убогим?»

Неизвестно почему, благодаря невольной встрече с этой милой девочкой, которую он почти не знал, к Кириллу неожиданно вернулось бодрое настроение, захотелось дышать полной грудью. Опустив стекло окна до предела, он приказал водителю: «Серега, страшно есть хочется, гони к „Медведю“, а потом закатимся в „Пламя“ шары катать!» Иномарка круто развернулась в обратном направлении и полетела по улицам Города навстречу наступающему вечеру.

Смысл жизни

– Ай, больно!

– Терпи, не маленький!

– Ну, хватит, Женя, довольно.

– Вот тут держи. Прижми к веку!

– Где?

– Здесь. Вот так.

– Сколько держать?

– Сколько надо, а то своим фингалом свет белый затмишь. Или завтра глаз вообще не откроется. Поищу, пожалуй, тебе темные очки. А, может, тебе джинсы заштопать? Смотри, как зацепило. Снимай!

– Нет!!! Так дойду. Вот булавкой здесь зацепить и все. А у тебя ссадина на руке. И здесь, – Димины пальцы нежно коснулись Женькиной шеи.

– Пустяки, – девушка вдруг покраснела. И «раненый» тоже смутился.

– А твоя мама… – После некоторой паузы вспомнил Дима.

– Она сегодня придет поздно. Что, испугался? – К Жене, похоже, возвращалось хорошее настроение и неизменная насмешливость. – Встреча с моей мамой тебя больше тревожит, чем с собственной?

– Да нет. Но впервые в твоем доме и в таком виде…

– Я бы сказала, что мама видела и не такое. Я тоже битая домой приходила и не раз.

– ?!

– Ну, падала, прыгала через заборы. Меня мама мальчишкой с детства называет, – смеялась Женя.

Потом они долго сидели за столом на кухне, пили чай с прошлогодним малиновым вареньем и домашним печеньем. За окном необычно быстро вечерело. Свежий напоенный влагой воздух проникал в форточку, тени деревьев, блуждающие с высоты пятого этажа, ночные городские звуки и тишина в квартире создавали атмосферу покоя и предельной искренности. Они говорили обо всем. О диком происшествии в парке. Откуда взялись эти парни? На пляже их не было. Зачем они ждали их? Кто этот таинственный Незнакомец? Потом все сегодняшнее, сиюминутное ушло в сторону, отступило. Женька рассказывала о своей маме, музыкальной школе, Наталье и Татьяне, увлечении готикой, последней лицейской научно-практической конференции, театральном кружке, который она придумала и которому в прошлом учебном году досталась премия директора лицея, и о Динке, развалившейся на полу у батареи.

Дима говорил о младшем брате Андрее, о непростых взаимоотношениях с родителями, воспринимавшими семнадцатилетнего парня по-прежнему десятилетним ребенком, о школе и срывах круглого отличника с «выдающимися математическими способностями» на «двойки».

– Ты через год на исторический будешь поступать?

– С чего ты взяла? История – это так, между делом. В будущем я программист. Наверное. И поступать буду в Механ. Ну, пока это ближе всего. Хочется заниматься каким-то настоящим делом.

Он рассказывал о своем многолетнем увлечении компьютерами, о том, как собрал свой первый комп, как разрабатывал и редактировал Интернет-сайт своей школы, как был представителем учащихся в Совете школы и почему его оттуда выгнали.

Они говорили и говорили… Так, как, наверное, ни с кем и никогда. Было легко, просто и совершенно естественно рассуждать о содержании и смысле жизни в семнадцать лет.

– Значит, в школе не все отлично? – спрашивала Женька.

«Совсем как мама», – подумал Дима, а вслух ответил:

– Кого это волнует? Только родителей. Меня нисколько, – и неожиданно вспыхнул.

– Но ведь через год сдавать ЕГЭ, получать аттестат. А от учителей так много зависит.

– Да все это мелочи. Даже ЕГЭ, и то, адекватно или нет, меня воспринимает директор. И поступление в университет – это тоже мелочи, мелочи жизни.

– Но как же?!

– Понимаешь, Женя… Родителям я тоже пытался объяснить. Но они меня не слушают. Понимаешь, – Дима встал у окна, – не стоит ломать голову и копья из-за ерунды.

– Ну, если высшее образование для тебя ерунда! Что же тогда по-твоему имеет смысл? – Женя смотрела на собеседника снизу вверх и грызла печененку.

– Смысл имеет только то, что не проходит. Остальное – суета, не стоящая усилий и самой жизни. Авторитет среди законченных карьеристов, умение льстить учителям, ограниченным в своих знаниях и душевных способностях, не умеющим уважать человека, не достигшего совершеннолетия, – мне это все не нужно. Нельзя свою жизнь посвящать суете. Стоит только задуматься об этом, как все присущие окружающим жизненные ценности подвергаются переоценке.

– И что же ты переоценил, что по-твоему действительно важно? – спросила Женя почти без насмешки. Дима сидел на подоконнике и чем-то напоминал ей роденовского мыслителя.

– Важно и драгоценно только солнце, ветер, общение с природой, творчество, в любой области, но только творчество, лишенное конъюнктуры, снобизма, авторского тщеславия, творчество, направленное в вечность.

Женя смотрела на своего собеседника широко открытыми глазами, парни в ее окружении так не рассуждали.

– И любовь, конечно, любовь, – продолжал Дима, – материнская, любовь полов – мужчины и женщины (при этих словах, как заметила Женька, он слегка покраснел), к себе, да любовь к самому себе, к людям, близким и далеким, тебя окружающим, ко всему миру, тебя окружающему. Любовь всепоглощающая… Это почти все, что имеет смысл. Все остальное – мишура, даже просто мусор, суетно и грязно… местами. И если, как говорил классик, «посмотришь с холодным вниманием вокруг», вдруг оказывается, что все окружающие, даже самые близкие, тратят силы в основном как раз на последнее. А надо искать и переживать в повседневной жизни только то, что будет принадлежать вечности.

– Ты как-то слишком… правильно, по-книжному говоришь. Но люди живут днем сегодняшним, условности дороже этой неизвестной вечности, – ты это хочешь сказать? – вмешалась в его рассуждения Женька.

– Да, кто же думает о вечности в стараниях устроить свой сиюминутный быт, строя головокружительную карьеру или банально зарабатывая деньги, пожизненно находясь в затяжном прыжке, в вечной погоне за материальными ценностями?

– Дима, но ведь так устроен мир. А жизнь человеческая так коротка.

– И не так-то легко в течение этой короткой жизни пробить головой монолитную стену бытия, отделяющую нас от вечности, а главное почти невозможно увидеть результаты своего приобщения к последней. Даже умирая, человек, как правило, не успевает осознать значимость и итоги своей жизни. А может и успевает, но уже в ином мире. Жаль, впрочем, что это нам неведомо. А ежедневные плотские мелкие радости – они ближе, естественнее для человека. Все же мне кажется, что Бог или природа, наделив человека земным или физическим телом, отдалили его от вечности. Зачем – не знаю. Ты еще не устала меня слушать? – Дима неожиданно очнулся от своих размышлений вслух.

– Нет, не устала, – задумчиво ответила Женька.

Он сел рядом за кухонный стол и накрыл ее ладонь своей:

– Знаешь, мне почти не с кем обо всем этом говорить.

Женька первая улыбнулась, покинув состояние глубокой задумчивости и нарушив серьезность момента. И они еще говорили, но уже о чем-то легком и веселом, подтверждая известную истину о том, что счастье – это когда тебя понимают.

На Университетской площади

Картинно сложив руки на груди, мечтательно и немного рассеянно вглядываясь куда-то вдаль, Поэт уверенно стоял на своем постаменте. Скульптор изобразил его студентом, переживающим славную пору юности, не лишенную мирских наслаждений и уже гениальных раздумий. Незнакомец минут десять сосредоточенно и недоуменно рассматривал памятник, ожидая условленной встречи. Компактная и уютная Университетская площадь представляла собой образец аккуратности и ухоженности. Треугольные елочки, постриженные газоны, дорожки из цементных плиток, скамьи, фонари и колоннада, окружающая памятник, должны были погружать современных студиозусов в далекую эпоху Поэта. Центральный вход во второй корпус университета, располагавшийся в непосредственной близости от памятника, в этот час почти пустовал. Сессия недавно закончилась, а ужасы вступительных экзаменов и терзания абитуриентов были еще впереди. И Незнакомец скучал в обществе бронзового Поэта.

– Никогда бы не подумал, и он бы, пожалуй, удивился… При случае надо бы рассказать ему, – бормотал себе под нос Незнакомец, когда его взору внезапно предстал сокрытый от взоров окружающих знакомый уже читателям Невидимый.

– Что? Что вы сказали, милейший? – Невидимый менторским взглядом осматривал площадь.

– Ах, это вы, мой друг? – притворно удивился Незнакомец, обернувшись к собеседнику. – Заставляете себя ждать, а это знаете ли, невежливо.

– Помехи на протяжении всего пути. Ничего не поделаешь, маршрут не слишком хорошо освоен. Так что же привлекло ваше драгоценное внимание? – Невидимый продолжал оглядываться, как только что прибывший дальним рейсом пассажир в поисках своего багажа.

– Вот этот памятник. Скажите на милость, какое отношение Поэт имел к этому Городу? Ровно никакого. Он здесь и не был никогда. В его времена сей населенный пункт и Городом не являлся. Но нет же, обитатели сего местечка с упрямством и упорством одержимых ставят ему памятники, называют его именем улицы, тиражируют его имя всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Даже Он, уверенный при жизни, что «памятник себе воздвиг нерукотворный», сказал бы, что это уже слишком, – продолжал рассуждать Незнакомец.