Цветы лотоса в грязном пруду

Ничем не выразив своего удивления, папаша Хосе иронично усмехнулся.

– Да, да, – повторил Палаван, – именно Кихо! В Маниле меня зовут Бульдогом, и я до сих пор оправдывал это прозвище. Я могу выйти на него и без вашей помощи, но мне… некогда… Так как?

– Взаимопонимание стоит дорого, – папаша Хосе протянул руку к бутылке.

– Будем считать, что договорились, – улыбнулся Палаван.

– Так что с этим Асио? – вопросительно взглянул Ясуда на сидевшего напротив Сакамакэ.

– Пока неизвестно, – пожал тот плечами.

Ясуда встал с кресла и несколько раз прошелся по комнате. Потом остановился у огромного, почти во всю стену, окна, выходящего в сад.

Солнце заходило, и в его прощальных лучах ослепительно горели листья кленов. Осень в этом году выдалась на редкость погожая…

Он вздохнул. Сколько ему осталось еще таких осеней?

Работая с людьми с Хоккайдо, он практически ходил по краю пропасти. Стоит только Инагаки узнать о песке, и эта осень станет его последней.

Вся надежда у Ясуды была только на то, что старому оябуну в его битве с “Юдзивара-гуми” было сейчас не до него.

И если говорить откровенно, то ему были не по душе ни Инагаки, ни Кумэда. Он не хотел подчиняться никому. Но пока это было невозможно. Его семья еще только набирала силу, и до того времени, когда он сможет бросить перчатку таким титанам, каковыми являлись иэ Инагаки и Кумэды, было еще далеко.

Хотя в глубине души он всегда мечтал о том дне, когда пальма первенства перейдет к нему. Он молод, энергичен, полон дерзких и многообещающих замыслов.

Да и не рождаются оябунами всех оябунов. Ими становятся. Взять того же Инагаки! Сколько он пережил и испытал, прежде чем взошел на трон? Сказать страшно!

Кто-кто, а Ясуда хорошо знал историю жизни знаменитого оябуна.

А этот песок только начало в его сотрудничестве с русскими. Так сказать, пробный камень. Хотя уже сейчас он создал целую мастерскую, в которой золотых дел мастера трудились не покладая своих умелых рук.

Конечно, по большому счету он предпочел бы получать уже готовое золото, поскольку переплавка песка и изготовление изделий тоже требовали определенных расходов.

Но первая же партия, пущенная им по Юго-Восточной Азии разошлась на удивление хорошо. И это настраивало его на оптимистический лад.

Хотя со временем ему обещали и золото. Просто сейчас была возможность работать именно с песком. И они работали…

И вот теперь на тебе! Что-то забуксовало в налаженном было механизме. Пропал этот чертов Асио!

Он не боялся, если его арестовала полиция. Поскольку тот в сущности ничего не знал. Да и кто он? Обыкновенный почтовый ящик, и не более того. И все, на что он способен, так это только описать курьеров. И все! А пока полиция найдет их! Если, конечно, вообще найдет…

Да и курьеры, последний из которых наверняка под колпаком, если, конечно, Асио все-таки взяла полиция, ничего определенного сказать не смогут. На то они и курьеры…

Да, деньги сейчас находились у одного из людей Сакамакэ. И за ними никто не пойдет. Жалко, конечно, но ничего не поделаешь, издержки производства…

Хуже другое. Этот Вада знал Хосоду. И если на него как следует надавят, а в том, что на него надавят, Ясуда не сомневался, он может расколоться. И тогда…

Ясуда поморщился. Он не любил лишней крови…

В воздухе медленно парил ярко-красный лист клена, горевший на просвечивающем его насквозь солнце.

Да, все правильно, день сменяется ночью, лето осенью… а люди… людьми…

Проводив глазами наконец-то упавший на землю сада кленовый лист, Ясуда повернулся к советнику и внимательно посмотрел ему в глаза.

Все было ясно…

Сиро Ватанабэ и Томио Ханаи прилетели в Саппоро ранним утром. Не теряя времени, сразу же связались по данному им в Кодэ телефону.

И когда Ватанабэ ответил низкий приятный баритон, тот произнес условную фразу:

– Братья рады приветствовать братьев!

Как выяснилось, баритон тоже был счастлив услышать братьев.

– Надо поговорить! – сразу же сказал Ватанабэ.

– А где вы находитесь? – поинтересовался баритон.

– На аэродроме…

– Идите в кафе “Осенний сад” и садитесь недалеко от стойки! На стол положите журнал “Спорт в Саппоро”. К вам подойдут и поинтересуются, что нового в горнолыжном спорте. Ответите, что вас интересуют только прыжки с трамплина… Договорились?

– Договорились!

– Тогда до встречи!

Ватанабэ положил трубку и взглянул на приятеля.

– Они сейчас будут! – сказал он. – Идем в кафе!

По дороге в кафе Ватанабэ купил богато иллюстрированный спортивный журнал и, как ему и было указано, положил его на столик.

Они заказали кофе, сливки и сандвичи.

Ханаи оглядел кафе. Когда-то, лет десять или даже двенадцать назад, он уже был в этом кафе и точно так же пил кофе со сливками. Только тогда он приезжал в Саппоро на соревнования по конькобежному спорту.

Ему даже пришлось давать здесь известному на всю Японию спортивному журналисту интервью. Как-никак его считали тогда восходящей звездой. Только сидели они в то утро в самом углу.

Хасаи посмотрел на тот столик, где он, тогда еще молодой и полный сил, рассказывал журналисту о своих планах на будущее, и грустно усмехнулся. Будущее у него получилось несколько иное, нежели представлялось в мечтах…

И столик стоял на месте, и журналист тот, наверное, все еще бегал за знаменитостями и брал свои интервью. Только вот он был другим…

– Ты чего? – заметив улыбку молчавшего приятеля, недоуменно взглянул на него Ватанабэ.

– Да так, – махнул тот рукой, – кое-что вспомнил…

– Ну, ну, – покачал головой Ватанабэ, – вспоминай!

И в следующее же мгновение он накинулся на санд-вичи.

Ханаи, с усилием отогнав от себя не совсем приятные воспоминания, последовал его примеру.

Минут через пятнадцать к их столику подошел элегантно одетый молодой человек лет тридцати и, бросив быстрый взгляд на журнал, улыбнулся.

– И что же сейчас интересного в горнолыжном спорте?

– Я не интересуюсь горнолыжным спортом, – ответил Ватанабэ, – мне больше по душе трамплин!

– Тогда прошу вас следовать за мной! – снова расплылся в улыбке парень.

Они вышли из кафе и направились к ожидавшей их голубой “тойоте”. За рулем сидел водитель – молодой человек лет двадцати пяти с мощной шеей и широкими покатыми плечами.

Ханаи и не сомневался, что видит перед собой борца.

По дороге за город они болтали о встрече японских сумистов со своими коллегами с Гавайев, которая сейчас как раз проходила в Саппоро. И по тем дельным замечаниям, которые время от времени в их разговор вставлял водитель, Ханаи лишний раз удостоверился в своих предположениях. Парень был профессионалом…

На небольшой вилле их уже ждали. И доставившие их парни сразу же покинули комнату, в которой сидели двое мужчин.

– Рад видеть вас, – услышал Ватанабэ от одного из них уже знакомый ему баритон.

И хозяин, ухоженный мужчина лет пятидесяти пяти, указал на два стоявших у стола кресла.

Когда братья уселись, он вопросительно взглянул на них, как бы приглашая к разговору.

Ватанабэ быстро поведал ему о сомнениях Ясуды в отношении пропавшего Асио.

Впрочем, ничего нового хозяин виллы для себя не узнал. Он почти не сомневался, что Асио взяла полиция. Маловероятно, что такой человек попытался бы скрыться от них с крупной суммой денег. Хотя, конечно, и такое могло быть…

Зато он слишком хорошо знал другое. Если рассчитывать на самое худшее, а он только так всегда и рассчитывал, и Асио действительно арестован, а курьер выпущен на свободу под контролем полиции, то все ниточки, ведущие от этих людей, надо рвать. Положение осложнялось еще и тем, что посланная им за очередной партией песка шхуна была арестована российскими пограничниками. А это означало ее тщательный осмотр со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями…

Они, выражаясь шахматным языком, и без того проигрывали один темп полиции, позволив ей выйти на человека, забравшего деньги у курьера. Но в этом его вины не было. Известие об исчезновении Асио он получил только на следующий день, когда деньги находились уже у их человека.

И он не сомневался, что Ясуда думал точно так же. Никто не хотел терять такой выгодный бизнес из-за нескольких человек.

А когда посланец Ясуды подтвердил правильность его предположений, он только удовлетворенно качнул головой.

Все правильно! Бизнес есть бизнес! Люди приходят и уходят, а бизнес остается…

Глава 15

В отличие от Палавана некогда изучавшего Библию, чудом спасшийся с “Эбису” Рюдзю Саки даже и не подозревал о существовании такой книги, но выражение “ищущий да обрящет” было ему знакомо. И он не удивился, увидев в портовом ресторане одного из стоявших на мостике “пограничного” катера.

Через полчаса в ресторане появился Ёритомо Иэнага, великолепно развитый молодой человек лет тридцати, с лицом будто сошедшего со средневековой гравюры самурая. Его боевики остались на улице.

Сев метрах в десяти от “пограничника” с его компанией, Иэнага заказал легкий ужин.

Ёритомо Иэнага не только был похож на самурая внешне. Он и в душе был настоящим самураем. Его дед служил в третьем отряде особого полка камикадзе и погиб в сорок пятом году, врезавшись на торпеде в американский миноносец. В семье Ёритомо всегда царил дух Ямато, и мальчик чуть ли не с рождения грезил подвигами. Он рано начал заниматься кендо, дзюдо и каратэ, и уже очень скоро его сверстники стали избегать с ним даже товарищеских по-единков.

Когда ему исполнилось шестнадцать лет, его родители погибли в автомобильной катастрофе.

А еще через год его “нашли” люди из “Кавагиси-гуми”. Он быстро обратил на себя внимание самого Инагаки, вызвавшись покарать предателя и зарубить его в жестокой схватке на деревянных мечах. Очень скоро он стал лейтенантом…

Через два часа застолье кончилось, и “пограничник” простился с друзьями. Иэнага быстро догнал его.

– Простите, – негромко проговорил он, когда “по-граничник” был на расстоянии вытянутой руки, – у вас не найдется сигареты?

– Да, – поворачиваясь к Иэнаге, произнес тот, – найдет…

Договорить он не успел. Коротким ударом в солнечное сплетение Иэнага положил “пограничника” на песок, и в следующее же мгновение из темноты выскольз-нули трое якудза…

Когда “пограничник” пришел в себя, он, к своему изумлению, увидел себя сидящим на заднем сиденье какой-то машины в окружении незнакомых ему людей…

Привезя “пограничника” на одну из принадлежавших “Кавагиси-гуми” квартир, Иэнага сразу же приступил к допросу.

– Как вас зовут?

– Ариката Огава, – облизав ставшие вдруг сухими губы, хрипло ответил “пограничник”.

– Что ж, будем считать, что познакомились, – усмехнулся Иэнага. – А теперь я буду вас спрашивать, а вы мне отвечать. Но только честно… Договорились?

– Все зависит, – неуверенно произнес Огава, – от степени моей компетентности в интересующих вас вопросах…

– Ну, в вашей компетентности, – насмешливо ответил Иэнага, – мы уверены… Так как, будете отвечать?

– Спрашивайте, – с какой-то отчаянной решимостью проговорил Огава, понимая, что шансов у него практически нет и этот самурай не пощадит его, если почувствует даже малейшую фальшь в его словах.

– В таком случае объясните мне, пожалуйста, каким образом несколько недель тому назад вы оказались в Южно-Китайском море…

Услышав этот вопрос, Огава сразу же понял, что запираться бесполезно. Какая в принципе разница, убьют ли его сидевшие люди напротив или те, другие…

– Несколько месяцев назад, – начал он свой рассказ, – мне предложили выйти в море на работающем под “пограничников” катере, и я согласился… В по-следний раз мы были в Южно-Китайском море, где напали на “Эбису” и… – Он замялся.

– Потопили его?

– Да…

– Вы знаете, что было на “Эбису”?

– Наркотики…

– Вы всегда получаете приказы по телефону?

– Да!

– А кто тот человек, который сделал вам предложение работать на него?

– С тех пор я его больше не видел…

– Что он обещал с вами сделать, если вы нарушите обет молчания?

– Убить… – после продолжительной паузы едва слышно ответил Огава.

– Значит, – усмехнулся Иэнага, – можно надеяться на то, что наш разговор останется между нами?

– Да, – все так же тихо проговорил Огава.

Иэнага встал и прошелся по комнате. У него не было оснований не верить Огаве. Да и что он может знать? Позвонили, приказали, заплатили…

– Хорошо, – остановился он около “погранични-ка”, – я верю вам и не вижу никаких причин задерживать вас здесь дольше…

Огава недоверчиво посмотрел снизу вверх на Иэнагу, полагая, что тот шутит. Но лицо того было серь-езно.

– Вас сейчас отвезут домой…

Огава медленно поднялся с кресла и, робко поклонившись, направился к двери. Он шел так, словно все время ожидал выстрела в спину. В него, правда, не выстрелили, но то, что произнес на прощание Иэнага, прозвучало для него тоже далеко не успокаивающе.

– Надеюсь, – услышал он холодный голос Иэнаги, – вы не забудете нас предупредить о вашем следующем выходе в море…

Вздрогнув, Огава остановился. А он-то, дурак, надеялся, что на этом все закончится.

– Что вы так растерялись, Огава-сан? – улыбнулся Иэнага. – Вас беспокоит то, что мы забыли вам дать номер телефона. Успокойтесь! Вам скажут в машине…

Только через неделю отпущенная на все четыре стороны шхуна пришла на Хоккайдо.

Оформляя судовые документы, Нояма уже предвкушал тот сладостный момент, когда наконец-то усядется в кают-компании, как он называл свою квартиру, и с наслаждением пропустит несколько рюмок сакэ. Понятно, все за того же Эбису! Как бы там ни было, но он и на этот раз был на его стороне. Нояма даже и не сомневался в том, что ночной визитер передал на шхуну наркотики.

И если бы их нашли… ему не позавидовали бы многие…

А он отделался каким-то пустяковым штрафом, который даже не будет платить. Все расходы по содержанию шхуны несли ее хозяева.

Когда все формальности были закончены и таможня дала добро на разгрузку, капитан не удержался. И, не дожидаясь вечера, пропустил рюмочку так обожаемого им напитка. Какими бы закаленными нервы ни были, они все же оставались нервами.

Одобрительно крякнув, он сразу же налил еще одну и с удовольствием повторил эту более чем приятную для него процедуру…

Все правильно, за бога удачи было грешно не выпить!

И, наверное, он очень бы удивился, если бы узнал, что приблизительно в это же самое время один из государственных чиновников, прибывших к нему на шхуну по требованию русских, внимательно рассматривал извлеченный им из установленного в трюме фотоэлемента снимок. Человека, забравшего золото…

Впервые за три дня Итиро Вада вышел на улицу. И да-леко не в лучшем расположении духа. За “дипломатом” к нему так никто и не пришел. И несвойственная его хозяевам подобная “забывчивость” не могла не наводить на, мягко говоря, не совсем приятные размышления.

Обычно деньги забирали на следующий день. Сейчас же ему даже не позвонили и не поинтересовались, получил ли он их.

Неужели они где-то прокололись и теперь за ним следят? А может быть, Хосода просто занят и физически не может прийти за ними?

Быть, конечно, может все, но от этого ему не легче. Позвонить-то в любом случае можно!

А если нельзя? Ведь Хосода занимался далеко не благотворительной деятельностью, и сложности могли возникнуть и у него.

И если рассуждать трезво, то могло случиться и такое. Но тревога от этих трезвых размышлений почему-то не проходила.

Неопределенность… Хуже состояния Вада не знал. Пусть и не болит, но постоянно ноет, словно незалеченный зуб. И черт его знает, что ему теперь делать?

Впрочем, черт тут ни при чем. Он прекрасно знал ответ и без черта… Ждать! Ничего другого ему не оставалось…

Вада вздохнул и направился в ближайшее кафе. Заказав рюмку сакэ и томатный сок, он уселся за стоявшим прямо на улице столиком и закурил.

Черт его знает, думал он, делая одну затяжку за другой, как все-таки странно устроена жизнь. Когда у него не было денег, он только и думал, где достать их. А теперь, когда они у него были, его все время терзали мысли о той цене, которую он платил за них. Страшный расход нервной энергии и постоянное напряжение, вот чего стоили ему эти деньги. А ведь нервные клетки не восстанавливаются…

Он вспомнил тот не очень-то, как он теперь понимал, добрый день, когда ему предложили стать посредником. Тогда, ослепленный названными суммами он, почти не думая, согласился. Хотя, говоря откровенно, и тогда не особенно бедствовал.

Теперь, по прошествии времени, он даже себе не мог ответить, почему это сделал. По своей природе он не был ни алчным, ни даже жадным. И тем не менее…

Привлекла кажущаяся легкость? Получил, отвез, получил? Возможно…

Впрочем, теперь копаться в собственной душе и выяснять, что и как, поздно. Поезд ушел…

И за эти гонорары, если в их цепочке произошло-таки короткое замыкание, он заплатит долгими годами тюремного заключения. Только теперь до него по-настоящему дошло, что нет таких денег, за которые надо было бы выплачивать такие страшные проценты. В конце концов, деньги можно всегда заработать, но никто и никогда не вернет прошедшие за решеткой годы. Жизнь, к сожалению, не школьное сочинение, и ее не переписать начисто…

Вада пропустил еще несколько рюмок сакэ и вышел из кафе. После трехдневного затворничества, ему хотелось прогуляться.

Закурив очередную сигарету, он отправился в парк.

Стояла прекрасная погода, было солнечно и тепло, и расцвеченные осенью в потрясающие краски деревья создавали праздничную атмосферу.

Мало-помалу ею проникся и Вада. Правда, все-таки больше под влиянием алкоголя.

И теперь ему уже казалось, что не все так плохо, что пройдет всего несколько часов и он увидит улыбающееся лицо Хосоды с никогда не покидающим его выражением уверенности в себе…

Но… ему было суждено ничего уже больше не увидеть в этой жизни.

Выстрела не услышал ни он сам, ни сидевшая напротив его лавочки парочка, оживленно выяснявшая отношения между собой.

Но когда он, сначала к удивлению, а потом и к ужасу молодых людей, упал вдруг к их ногам, а из его пробитой пулей шеи ударил фонтан крови, девушка закричала.

Вада уже не дышал, когда не спускавшие с него глаз Ёсида и Масуяма подбежали к нему. Масуяма зло выругался. Не уследили! И ведущая к началу клубка ниточка была оборвана…

Ёсида сразу же бросился в том направлении, откуда прилетела оборвавшая эту ниточку пуля, а Масуяма, понимая, что руганью не поможешь, с надеждой по-смотрел на перепуганную парочку.

– Вы хоть что-нибудь слышали?

И к его удивлению и радости, надежды оправда-лись.

– Он, – ответил высокий и худощавый парень, по-ловину лица которого закрывали тяжелые очки в роговой оправе, – произнес только одно слово!

– Какое?

– Хосода…

– Хосода? – перевел взгляд Масуяма на побледневшую девушку.

– Да, – подтвердила та, – он произнес именно это слово…

Через несколько минут к Масуяме присоединился Ёсида. Отвечая на немой вопрос приятеля, он только махнул рукой.

– Вызывай экспертов!

Как выяснилось, в Ваду стреляли с расстояния трехсот метров. Ни гильзы, ни тем более оружия на месте преступления найдено не было. Да и не могло его там быть! У стрелявшего человека было достаточно времени, чтобы скрыться вместе со снайперской винтовкой. В парке никого не было, и бояться свидетелей у убийцы не было никаких оснований…

Еще через час о случившемся знал Ямаока. Ничем не выразив своего недовольства, он попросил своих подчиненных поработать на Хоккайдо до получения хоть какого-нибудь результата.

На который он, надо заметить, очень надеялся.

Да, они потеряли важного свидетеля, но у них оставались еще Араи и русский, которому тот передал золото. К тому же Ямаока даже и не сомневался в том, что уже в ближайшее время они сумеют познакомиться и с этим таинственным Хосодой. Кто знает, может быть, это именно он и направлял нажавшую сегодня в парке на спусковой крючок руку…

Глава 16

Около недели понадобилось сотрудникам бангкокской полиции для того, чтобы найти свадебный подарок мадам Ланг ее мужу. Вместе с его нынешним обладателем. Им оказался бывший профессиональный боксер Лум Талан, который уже три года не выступал на ринге из-за неумеренного употребления наркотиков и зарабатывал на жизнь розничной торговлей сгубившего его зелья.

Дюпрэ установил за ним наблюдение и уже очень скоро получил информацию о том, что на днях бывший боксер получит партию героина.

В роскошном саду двухэтажного дома, где Талан дол-жен был получить товар, двое спортивного вида молодцов играли в пинг-понг.

Ровно в шесть часов в сад вошли двое мужчин, один из которых держал в руке “дипломат”. Перемигнувшись с игравшими, они проследовали к входу в дом.

Как только дверь за ними захлопнулась, Дюпрэ сказал:

– Ты, Кулан, и ты, Парджанг, нейтрализуйте охранников, а мы с вами, – обратился он к двум другим полицейским, – идем в дом!

Когда после удара одного из игроков целлулоидный шарик отлетел от стола метров на двенадцать и тот нагнулся за ним, на него набросились Кулан и Парджанг. В то же самое время Дюпрэ вместе со своими помощниками, выхватив пистолеты, бросились ко второму парню. Увидев направленные на него стволы и не успев даже удивиться, тот послушно поднял руки вверх.

Еще через несколько минут Дюпрэ приступил к допросу Талана.

– Что ты можешь рассказать о Ланге?

– О каком Ланге? – изумился тот. – Кто это?

– Тот человек, кольцо которого ты носишь на левом безымянном пальце… Только не говори мне, что ты нашел его на улице, Талан!

– Не скажу, господин инспектор, – широко улыбнулся Талан, – поскольку я его купил!

– Что ж, – пожал плечами Дюпрэ, – разговора у нас, как видно, не получится… Но запомни, Талан! Когда ты будешь просить меня, я поступлю точно так же… Ты хорошо меня понял?

– Я бы с радостью вам помог, – развел руками бывший боксер, – но, видит Бог, мне нечего вам сказать!

– Дело твое, я тебя предупредил…

Он вызвал конвой и приказал Талана увести. Он даже не стал его спрашивать о героине, который они только что взяли, уверенный в том, что уже очень скоро бывший боксер расскажет ему все. Ведь Талан кололся по нескольку раз в день.

Не прошло и трех часов, как ему доложили из следственного изолятора, что Талан катается по полу и кричит от боли.

И когда инспектор перешагнул порог его камеры, он увидел извивавшегося в судорогах боксера. В его помутневших глазах застыло выражение ужаса и мольбы. Ужаса перед новыми мучениями и мольбы о помощи…

– Ты хотел меня видеть, Талан?

– Дайте мне иглу, умоляю вас! – прохрипел Талан, хватаясь руками за горло. – Только одну! Слышите, комиссар? Я умоляю вас!

– Я же тебя предупреждал, – холодно отозвался Дюпрэ, – чтобы ты ни о чем не просил меня…

– Дайте мне уколоться, и я все скажу! – последовал новый отчаянный вопль.

– Ну, смотри! Если обманешь, пеняй на себя!

Открыв дверь камеры, Дюпрэ жестом пригласил вой-ти в нее тюремного врача и кивнул на корчившегося на полу Талана.

– Сделайте ему укол!

Через пятнадцать минут перед ним сидел совершенно другой человек. В глазах Талана появилась осмысленность, руки и ноги перестали трястись. Правда, особой радости бывший боксер не испытывал, понимая, что угодил в ловушку, выхода из которой не было.

– Кто убил Ланга?

– Я… и еще двое… – тяжко вздохнул Талан.

– Что значит “и еще двое”? – поморщился Дюпрэ. – Мы же договорились…

– Слон и Меченый, – куда более уверенным тоном заговорил Талан, видимо окончательно поставив на себе крест. – Надеюсь, вам не надо объяснять, кто это?

– Не надо! – утвердительно кивнул головой Дюпрэ, хорошо знавший знаменитых на весь Бангкок уголовников. – Меня больше интересует, кто вам приказал сделать это?

– Крис Солован… – хрипло выдохнул из себя Талан, окончательно переходя Рубикон.

– А зачем ты снял перстень? Жадность обуяла?

– Машинально, господин инспектор, – грустно усмехнулся бывший боксер, от чего его лицо сразу же стало напоминать расплющенную ватрушку.

– Ладно, Талан, – поднимаясь со стула, на котором сидел, проговорил Дюпрэ, – я верю тебе… До суда я тебя буду подкармливать, а там как знаешь…

Талан не ответил. Люди, на которых он работал, измены не прощали…

Ровно через два дня на имя старшего инспектора Каматаро Ямаоки пришло письмо от директора Бюро Интерпола в Бангкоке Жюля Дюпрэ. В нем он сообщал, что ящики со змеями в Японию отправляла “Ниппон тойлз корпорейшн”. Для этого был подкуплен один из таможенников. Распоряжение покончить с Доном Лангом, как звали таможенника, местным уголовникам отдал технический директор вышеуказанной компании Кагэясу Отита. В этом же письме предупредительный директор Бюро извещал полицию Кодэ еще и о том, что несколько недель назад в одном из отелей Бангкока была убита некая Жаклин Леру и в ее убийстве тоже замешаны японцы. Любовником мадам Леру был известный Интерполу Мишель Лежер, служивший воздушным извозчиком в Золотом треугольнике и тогда же пропавший без вести. В конце письма Жюль Дюпрэ желал японским коллегам всяческих успехов и заверял в том, что они всегда могут рассчитывать на его скромную помощь. В качестве приложения в письме лежали отпечатки пальцев, снятые в номере отеля, где была убита любовница Лежера…