скачать книгу бесплатно
– И что во мне такого особенного?
– В тебе – пока не знаю. А вот твоё имя фигурировало в одном любопытном пророчестве, по легенде, сделанном Меноккио перед смертью. В нём говорится, что в час величайшей нужды из мира-прародины придёт она – мягкая, словно шерсть, и твёрдая, словно горная вершина. И решит судьбу Террины. В принципе, твоё имя – одно из возможных толкований пророчества.
Доменико наполнил кубки густой фиолетовой жидкостью из амфоры, но пить не стал. Я последовала его примеру, кто знает, что это за напиток и насколько он крепок.
– То есть, я должна спасти Террину?
– Ты решишь её судьбу. Но только в том случае, если я не убью тебя сейчас.
Когда-то давно, читая гумилёвское стихотворение «Портрет мужчины[4 - Его глаза – подземные озера,Покинутые царские чертоги.Отмечен знаком высшего позора,Он никогда не говорит о Боге.Его уста – пурпуровая ранаОт лезвия, пропитанного ядом.Печальные, сомкнувшиеся рано,Они зовут к непознанным усладам.И руки – бледный мрамор полнолуний,В них ужасы неснятого проклятья,Они ласкали девушек-колдунийИ ведали кровавые распятья.Ему в веках достался странный жребий —Служить мечтой убийцы и поэта,Быть может, как родился он – на небеКровавая растаяла комета.В его душе столетние обиды,В его душе печали без названья.На все сады Мадонны и КипридыНе променяет он воспоминанья.Он злобен, но не злобой святотатца,И нежен цвет его атласной кожи.Он может улыбаться и смеяться,Но плакать… плакать больше он не может.]», я не могла себе представить его лирического героя. И только сейчас, спустя почти десять лет, я поняла, о чём говорил поэт. Сидящий передо мной мужчина был тем, кто мог ласкать колдуний и ведать кровавые распятья. И он был злобен, но не истеричной злобой святотатца, опасной своей неразборчивостью и непредсказуемостью. Нет, это было холодное, рассудочное зло, способное к долговременному планированию, и опасное самим фактом своего существования. Я поёжилась и, успокоения ради, схватилась за свой кубок. Был ещё один вопрос, который необходимо было прояснить прямо сейчас. Но я не могла заставить себя не то, что озвучить его – даже подумать о нём. Я сидела и смотрела в непроницаемые глаза Доменике, чувствуя себя одной из тех игрушечных мышей, которых я покупала для Конкистадора.
– И нет, пока что я не стану тебя убивать. И на то есть очень важная причина. – Он не стал выдерживать паузу, наслаждаясь моим страхом. Ну да, Конкистадору тоже неважно, что чувствуют плюшевые мышки. – Мне безумно интересно, прав ли был Меноккио, и как именно ты повлияешь на судьбу мира. Ради этого я научу тебя управлять энергиями, расскажу о своих планах и даже, возможно, найду для тебя какое-то посильное дело.
– А что будет, если я откажусь?
– Убью. Быстро, ты даже не успеешь ничего почувствовать. Нельзя исключать возможность, что в тебе от сильных эмоций проснётся способность чувствовать энергию. Тогда я погибну, не закончив свою работу, а ты всё-таки повлияешь на судьбу Террины.
– Я могу подумать?
– Можешь. А зачем?– Он пожал плечами. – Но, если ты считаешь, что сложившаяся ситуация требует всестороннего обдумывания, я готов пойти тебе на встречу. Уважаю, знаешь ли, думающих людей. Я дам тебе время до завтрашнего утра. К тому моменту, как я вернусь, ты должна будешь принять решение. Устраивает?
Я медленно склонила голову.
– Тогда до завтра.
Он ушёл, оставив меня наедине с нелёгкими мыслями и кубком, полным неизвестного фиолетового напитка.
Город, как голос наяды…
Заснуть я так и не смогла. На самом деле, верное решение, хоть и далось мне нелегко, пришло почти сразу. Смерть – единственная непоправимая вещь в этом мире, и добровольно класть голову на плаху я не готова. Доменике жесток и опасен, но погибать ради какого-то количества незнакомых мне человек? И потом, разве их судьба изменится от того, что я откажусь сотрудничать? Значит, я буду послушной спутницей и внимательной ученицей. Я вотрусь в доверие к бенанданти, получу все его знания, и обязательно отомщу за свой страх и унижения. Не знаю, как и когда, но обязательно отомщу. И я, конечно же, постараюсь спасти всех, кого смогу.
Приняв решение, я, в полном соответствии с земными традициями, попыталась напиться. Но фиолетовая жижа оказалась омерзительно сладкой и некрепкой, чем-то похожей на черносмородиновый ликёр.
И сон, как назло, не шёл. Не шли и слёзы. Кажется, я достигла того предела испытаний, когда человек либо закаляется, либо окончательно ломается.
В этой комнате не было окон, так что о наступлении утра мне сообщил сам Доменике, без стука вошедший, почти влетевший, в комнату.
– Ты решила?
– Да. Я согласна. Но мне хотелось бы хоть каких-то гарантий, что ты внезапно не передумаешь и не решишь меня убить.
– Разумеется, мы подпишем договор.
– Что мы сделаем?
– Да что у вас там происходит? Вернулись в Золотой Век и бегаете голышом по вечно плодоносящим деревьям? – Доменике скривился. – Пойдём к юристу, заключим договор, как и полагается взрослым и разумным людям. Я перечислю свои обязательства, ты – свои. Срок возьмём стандартный – год.
– Так. Давай заново. Ты ведёшь на собственный мир армию, состоящую из рептилий и шмелей, вырезаешь под корень население целого города, и планируешь пойти к юристу и составить договор о том, что я обязуюсь быть прилежной ученицей и верной помощницей в обмен на собственную жизнь? В этом мире есть юристы, готовые заверить такой документ?
– Конечно. Понятно, жизнь редко бывает неустойкой. Чаще деньги. И обязательства более материальные. Например, одна сторона обязуется выносить ребёнка и воспитать его до определённого возраста, вторая сторона обязуется обеспечивать определённый уровень жизни. Или регулируется вклад в совместное строительство. Много вариантов. Это так называемые алиос контракте[5 - Личные контракты. Искажённая латынь]. И я не собираюсь оповещать юриста о своих планах и преступлениях.
Ничего ж себе, во что у них тут семьи превратились.
– И как я могу быть уверена, что ты будешь соблюдать договор? Ну, ты собираешься захватить власть, уничтожить кучу городов, стать единоличным правителем Террины…
Договаривать я не стала. Очевидно, что если человек ступает на эту дорогу, то на законы, моральные и государственные, ему попросту наплевать.
– Дьяволы Колизея! У нас совершенно нет времени на эти разговоры! Сейчас мы отправляемся в Новую Венецию, заключаем договор и проводим там три дня, ожидая Канделиуса. Как раз будет время для подробного рассказа. Идём!
Я послушно пошла за Доменике. Надеюсь, мы сейчас придём в какое-то место, где есть нормальная женская одежда, хоть немного подходящая мне по размеру. Но нет. Пройдя ещё три комнаты, так же скудно обставленные и украшенные фресками, мы оказались во внутреннем дворике. Несколько деревьев, отличающихся от земных только желтоватым оттенком коры, пара каменных ваз с жёлтыми цветами – вот и всё, что здесь было.
– Крепко держись за мои плечи, и не вздумай паниковать.
Я вцепилась в плечи Доменике. Мысли о другой одежде отошли на задний план – когда слышишь такое предупреждение, сразу появляются проблемы более важные, чем грудь, хорошо видимая сквозь проймы рукавов. И вообще, если тут мужская мода застряла во временах Республики, может быть, женская вообще к Критскому царству тяготеет[6 - Светлана имеет в виду отличительную особенность одежды женщин крито-микенской цивилизации – обнажённую грудь.].
Пространство вокруг нас вздрогнуло. Мне показалось, что на мгновение что-то вечно текущее и меняющееся стало незыблемым. А потом дворик вокруг нас изменился. Деревья стали выше и ветвистее, ваз стало больше, к жёлтым цветам добавились рыжеватые, словно покрытые тонким слоем ржавчины.
– Опять эти бездари изменили транзиттоло.
Я не видела лица Доменике, но его голос сочился ядом, а воздух, окружающий нас, ощутимо потеплел. Хотелось опрометью кинуться бежать, но маг не разрешал отпускать руки.
– Изменили что?
– Так мы называем безопасные места перехода. Ещё двести пятьдесят лет назад было решено, что все транзиттоло должны выглядеть одинаково, вплоть до количества листьев на деревьях. Но столица опять выделилась. И отцепись от меня, наконец!
Я отскочила назад, чувствуя, как воздух вокруг меня стал сухим и горячим, как в середине лета в степи. Пришлось отойти на три шага, чтобы перестать чувствовать жар.
– Ты же запретил отпускать руки. Я и не отпускала.
–Из тебя выйдет хорошая ученица.
Доменике медленно повернулся. Я подсознательно ожидала, что в его глазах будет огонь, но нет – обычные золотисто-карие радужки и чёрные зрачки. Честно говоря, я даже немного разочаровалась. Раз уж моя судьба – стать ученицей одного из сильнейших бенанданти, почему он не выглядит хотя бы как Хранители Кристаллов, принявшие человеческий облик?
– Идём. И постарайся особо не глазеть по сторонам.
Он шёл медленно и с достоинством, можно даже сказать, по-хозяйски, словно Новая Венеция уже склонилась перед его армией.
Я глубоко вздохнула, выпрямила спину и постаралась принять такой же уверенный вид. Мелькнула мысль о побеге, но я тут же отбросила её. Мне неведомы пределы сил Доменике, но сейчас не время выяснять, сможет ли он незаметно убить меня, если я побегу.
– Быстрее. – Колдун стоял возле арки и нетерпеливо смотрел на меня. – И запомни, в Доме Льва скажешь, что ты – Тривия.
Я кивнула, и поспешила за Доменике.
Новая Венеция поражала воображение. Город словно выдули из разноцветного стекла: дома, мосты, ограждения – все самых причудливых форм – сверкали и переливались в лучах полуденного Солнца. Мы шли по широкой зеленоватой дороге, и мои босые ступни приятно холодило что-то, похожее на мягкий пластик. Взглянув вниз, я едва удержалась от вскрика: местные жители очень буквально восприняли понятие «город на воде». Дорога, по которой мы шли, не была зеленоватой – нет, она была прозрачной. И сквозь неё виднелось волнующееся море. Не знаю, левитировал город, или стоял на высоких сваях, но до волн совершенно точно оставалось не меньше двух метров.
Вниз я больше не смотрела. Благо, рассматривать местных жителей было даже интереснее, чем здания: я никогда раньше не видела такого смешения эпох и стилей. Большинство женщин напоминали ожившие картины Ботичелли: летящие, практически прозрачные платья; длинные волнистые волосы; тонкие пояса-цепочки и такие же браслеты. Рядом с ними шли женщины в старинных китайских нарядах, в испанских платьях с высокими жёсткими воротниками, в индийских сари и греческих туниках… Мужчины не отставали, но среди них чаще попадались обладатели турецких кафтанов и широких штанов.
Да, я зря беспокоилась об одежде. На фоне этого великолепия моя туника не казалась чем-то, бросающим вызов общественной морали.
Мы прошли здание, похожее на полураскрывшийся бутон лилии, и вышли к самому завораживающему мосту, который я когда-либо видела в жизни. Его перила были двумя гигантскими волнами, увенчанными клоками пены, а идти предлагалось по узкой, вмещающей только одного человека, подошве волн. И эти волны двигались! Левая разбивалась о невидимую преграду в полуметре над моей головой, правая же падала прямо в море.
– Нравится?
Доменике, всю дорогу шедший впереди меня, сбавил шаг, поравнявшись со мной.
– Это самый красивый город, который я когда-либо видела.
– Запоминай его хорошо – если мы проиграем, то Новую Венецию поглотит море.
Я хотела задать много вопросов, но Доменике снова прибавил шагу, оказавшись немного впереди меня. Да что же такое тут происходит?
За мостом город изменился. Фантасмагоричные краски и силуэты сменились строгой готикой и плавными линиями Ренессанса. Людей здесь тоже было меньше, и большинство из них были одеты в одежду итальянского Возрождения. Казалось, что я перенеслась в далёкое прошлое земной Венеции.
– Это аристократическая часть Новой Венеции, район Святых Марка и Доменика. Здесь находятся Университас дель Арс, дворец дожа, дворец Совета и жилища самых знатных родов. Когда-то здесь был и наш дворец. – Доменике сбавил шаг, позволив мне идти рядом. – Но пятьдесят лет назад его разрушили, а меня и Канделиуса приговорили к изгнанию. Лучше бы убили, пока была возможность.
– Почему?
– Потому что я вернулся. И на этот раз я подготовился намного лучше.
Доменике остановился, и я поняла, что мы пришли к тому самому Дому Льва. На крыше двухэтажного здания, целиком выстроенного из блестящего на Солнце белого мрамора, сидел… ну, наверное, с точки зрения местных жителей, это был лев. Мне это животное напомнило гривастого кота со слишком длинной и тупой пастью, короткими и очень мускулистыми лапами и длинным крысиным хвостом, заканчивающимся пушистым помпоном. А завершали сию чудную скульптуру огромные гусиные крылья.
– Эй, ты чего расплакалась?
Доменике недовольно повернулся ко мне, а я поздравила себя с отличными актёрскими способностями. Как хорошо, что я догадалась закрыть лицо руками, превратив приступ истерического смеха в плач.
– Родителей вспомнила. Говоришь, здесь я должна представиться Тривией?
Я потёрла лицо руками. Пусть думает, что я слёзы по щекам растираю.
– Да. И будь любезна держать свои эмоции в узде. Здесь не принято плакать на людях.
– Прости, не сдержалась. – И, главное, ни капли лжи. Я действительно не сдержалась.
Внутри Дом Льва поражал изысканной роскошью и полным отсутствием персонала. Ни портье, ни администратора, ни уборщиков… Я зря думала, что это аналог земной гостиницы?
Доменике привёл меня к одной из массивных деревянных дверей в левом крыле второго этажа.
– Возьмись за ручку и жди, пока я не прикажу отпустить. Если будет больно – терпи.
Я послушно сжала кошачью голову, выполненную намного более реалистично, чем лев, и приготовилась к боли. Но больно не было – только на мгновение мою голову словно сжали тиски. Сжали – и тут же отпустили.
– Можешь отпускать. Теперь, чтобы войти сюда, тебе нужно будет прикоснуться к ручке и назвать своё имя. Пробуй.
Я разжала пальцы, и тут же снова прикоснулась к ручке.
– Тривия.
Дверь с лёгким шорохом распахнулась, открывая передо мной чернильную темноту. Я осторожно шагнула внутрь и поняла, что тьма в комнате – не простое отсутствие света, а нечто, практически осязаемое. При этом плотность воздуха не изменилась, я двигалась с такой же лёгкостью, как и всё время до этого.
Позади меня недовольно вздохнул Доменике, и я быстро шагнула вперёд. Интересно, почему он не прокомментировал то, что я невоспитанно застыла в дверях?
– Эта комната может изменяться по желанию находящегося в ней Орсеолли или человека, которого привёл один из нас. Но тебе она пока что не подчинится – только потому, что ты ещё не умеешь управлять энергией. Сейчас я буду преобразовывать комнату, а ты смотри и пытайся почувствовать, что я делаю.
И снова ожидания серьёзно разошлись с реальностью. Ни вспышек, ни лучей, ни странных запахов… Ровным счётом ничего, что мы привыкли считать непременным спутником творящегося чародейства. Спустя мгновение с того момента, как Доменике замолк, стены и потолок покрылись приглушённо светящимися изогнутыми линиями, и стало видно, что маг не делал ровным счётом ничего. Просто расслабленно стоял, глядя в никуда.
Тем временем комната разделилась на три части, отделённые друг от друга резными деревянными ширмами. В центральной – там, где мы стояли, – появилась ванна, три висящих над ней шара и ещё одна стена, на сей раз глухая. Помня устройство ванной в доме в Сегретте, я решила, что за стеной спрятан туалет. Последней выросла стена, скрывшая от посторонних глаз ванную и соорудившая небольшую тёмную прихожую.
– Твоя комната правая. Моя – левая. Дверей здесь нет – прикладываешь руку, называешь себя, проходишь. Почувствовала что-нибудь?
– Да. – Как описать ощущение, что реальность вокруг становится менее насыщенной, менее напряжённой? – Пространство стало, как воздух перед грозой. Но сам воздух не изменился.
Браво, Света! Преподаватели не зря бились с тобой четыре года! Даже пятиклассник справился бы лучше.
– Неплохо. И близко к истине. – Доменике задумчиво постучал рукой по ширме. – Из тебя действительно может получиться неплохая помощница. Вечером я попробую научить тебя чему-нибудь. А теперь идём.
– Постой! – Возможно, этого не стоило делать, но я уже устала не понимать, что происходит. – Пожалуйста, объясни мне хотя бы кратко, что происходит.
– Ты тверда, как тысяча убежищ! Ладно, идём на мою половину, не в ванной же разговаривать.
Часть ширмы исчезла, чтобы появиться вновь, как только мы вошли в комнату Доменике. Всё то же кресло без подушки, всё то же жёсткое ложе. Точно йог.
– Ты можешь задать два вопроса.
– Зачем ты хочешь захватить власть? И откуда берётся магия, которой ты пользуешься?
– Сядь. Это долгий разговор. И у тебя остался ещё один вопрос, рассказ о магии – необходимая часть рассказа о моих планах.
Я послушно опустилась на жёсткое кресло, и преданно уставилась на Доменике. Он явно раздражён – пусть получит удовольствие от того, что его внимательно слушают.
– В летописях говорится, что магия – сейчас мы называем её энергией – была обнаружена случайно. Сначала, когда проявились крылатые коты, переселенцы думали, что это какое-то свойство местной материи. И совершенно не ожидали, что здесь на материальном уровне возможно то, что ранее было возможно лишь во сне. Их имена не сохранила история – двое бенанданти, которые на Терре были связаны узами брака с обычными грубыми крестьянами, нашли способ быть вместе во снах. И, не подумав о том, что здесь нет церковного закона, и никто не станет ни осуждать, ни наказывать их, они попытались привычно скрасить свой сон. И переместились друг в друга. К счастью, мужчина умер не сразу, и успел рассказать остальным, что произошло. Они стали осторожно пробовать пределы допустимого, и очень скоро выяснилось, что днём бенанданти ограничены только своим разумом. Ночью же наша способность влиять на мир очень мала. Так мы жили очень много лет, постигая энергию и совершенствуя искусство изменять мир. А потом энергия начала уходить. Это было около двухсот лет назад. – Доменике вскочил с ложа, принялся расхаживать передо мной. Я с восхищением и ужасом увидела, как его фигуру окутывает красноватое сияние. – А восемьдесят лет назад уход магии ускорился. Тогда я только закончил обучение в Университас! Мне было всего тридцать лет, и у моих ног лежал мир, прекрасный и неисследованный. И с каждым годом я и другие бенанданти могли всё меньше и меньше! Дошло до того, что мы потеряли возможность изменять мир по ночам!
Сияние стало плотнее, а мой съёжившийся от ужаса разум посетила идиотская мысль, что так, наверное, происходит переход вещества в плазменное состояние. И что было бы неплохо как следует охладить воздух в комнате, пока Доменике не расплавился.
И настал холод. Сияние вокруг Доменике моментально исчезло, мои ресницы и волосы обледенели, а по стенам поползла изморозь. За доли секунды температура в комнате опустилась ниже ноля и продолжила падать. И этот холод высасывал из меня жизнь. Я обмякла в кресле, не чувствуя, ни рук, ни ног, и понимая, что это конец. Последним, что я видела, было бледное лицо Доменике прямо передо мной. Кажется, я хотела сказать что-то, но губы тоже не слушались меня.
А потом я провалилась в ничто.
Придя в себя, я обнаружила, что туники на мне больше нет, а под моей спиной что-то пушистое и тёплоё. На левой груди лежало что-то тяжёлое и источающее приятное тепло. Открыв глаза, я увидела, что рядом сидит Доменике, и это его руки отогревают меня.
– Ты сильна. Но я так и не понял, что спровоцировало выброс. – Он одобрительно посмотрел на меня, не прекращая своего занятия. Первым моим желанием было оттолкнуть его руки, но я справилась с не к месту вылезшей стыдливостью. Доменике точно лучше знает, как бороться с тем, что я учудила. – Мне пришлось ударить тебя, чтобы остановить холод. Ты помнишь, о чём думала?
– Мне показалось, что воздух вокруг тебя становится плазмой.
Судя по удивлённому лицу Доменике, в этом мире звёздами не интересуются. Странные люди. Да будь у меня на Земле такие возможности, как у них здесь…
– Плазма – одно из состояний вещества. Ну, знаешь, одно и то же вещество может быть жидким, твёрдым, и паром. – Доменике кивнул, и даже повернулся ко мне. Жаль, я плохо умею различать эмоции на лицах. Хотелось бы знать, о чём он сейчас думает. – Вот, а ещё бывает плазмообразным. Это когда температура очень высокая. Вот мне и захотелось тебя охладить.
Отвратительное, конечно, определение плазмы я дала. Но не говорить же ему об ионизированном газе, частицах, заряде частиц и прочих достижениях земной науки.
