Алымов

Но, опять же скажу без всякого бахвальства и зазнайства: какого бы жуткого страху ни нагоняли на неправильных людей мои бойцы, мы никогда не беспредельничали. В отличие от многих других параллельных с нами бригад поступаем всегда исключительно справедливо, строго «по понятиям». Ни один ещё честный коммерсант не пострадал от нашей руки, могу поклясться чем угодно. Корректируем в правильную сторону поведение только конкретных непорядочных хапуг. А почему? Как вы думаете? Да элементарно: кто сам хлебнул в жизни, почём фунт лиха, тот вряд ли пойдёт отнимать у другого трудно заработанный хлеб.

– Робин Гуды эдакие, – тихонько усмехнулся в ухо Аркадию Синбергу подполковник Скоробогатов.

Чутким шоферским слухом Андрей уловил сказанное, но ничуть не изменил своего спокойно-повествовательного тона:

– До Робин Гуда знаменитого мне лично, конечно, далековато, но за всех своих «пацанов» вместе взятых и за каждого в отдельности скажу смело: это настоящие санитары отечественного бизнеса. Насколько я прав, покажет время.

И, глядя прямо в глаза подполковника, уже более жёстким тоном чётко, с расстановкой произнёс:

– Если наша доблестная краснознамённая милиция уже давно не контролирует ситуацию в стране, и вовсю начинает сотрудничать за деньги с любым, кто больше заплатит, то уж извините, без этих самых Робин Гудов в скором будущем гарантирован полный хаос.

– Так, за что же мы всё-таки пьём? – вовремя вмешался, предотвращая назревающую перепалку, тамада Владислав.

– Наверное, за справедливость! – поднялся глава застолья Иван Семёнов, и приобнял оратора:

– Но, пусть всё же Андрюша закончит свой тост сам. Давай, Андрюх!

– Вань, я же говорил, ты – гигант! Попал прямо в самую точку. Именно за справедливость я и хотел предложить выпить. Да вот… отклонился чуток, извините. – Андрей виновато переступил с ноги на ногу, бросив украдкой ненавидящий взгляд на подполковника. – Сейчас много хороших слов было сказано за дружбу. Я полностью со всеми говорившими согласен, и целиком их поддерживаю. Один в поле и в самом деле не воин. Примером тому – моя судьба. Хотя полную цену моей свободы лучше не знать даже самым близким друзьям, за меня в трудный момент вступившимся.

Андрей ещё раз зыркнул испепеляющим взглядом в сторону подполковника милиции Георгия Ивановича Скоробогатова. Тот с напряжённым выражением лица пошевелил плечами, налил вдруг в стакан из-под минеральной воды доверху водки и залпом, ни с кем не чокаясь, выпил до дна.

Андрей чуть не рассмеялся от удовольствия:

– Целых семь десятков лет весь наш народ официально ходил в атеистах,

не верили открыто ни в Бога, ни в чёрта. А теперь даже самые отпетые коммунисты боятся всё-таки высшего суда, пред которым когда-то придётся предстать и ответить за всё, что сделал так или не так в этой жизни. И за хорошее, и за плохое обязательно будет соответствующее справедливое воздаяние. А поскольку, как было объявлено, мой тост посвящён конкретно и в натуре справедливости, то её я вижу на сегодняшний день в следующем.

Вот скажите, почему именно Ванька Семёнов сделался самым взаправдашним миллионером самый первый из нас всех? Да потому, что не в чью-нибудь, а именно в его светлую башку вдруг взяла, да и втемяшилась гениальная идея: до чего, оказывается, просто можно из копейки сделать натуральный рубль. Причём, на самых добрых делах. Не во вред людям, а для людей. Хотите конкретности? Извольте! Ну, кто, как не Ванёк, первым из всех нас распознал, что, оказывается, во всём цивилизованном мире семена всяческих овощей и цветов для розничной торговли фасуются в бумажные пакетики поштучно, а не как у нас в граммах? И распознал не абы когда, а в самый дачный, то есть садово-огородный бум. Что это значит? А-а!.. Вот то-то и значит, что при совдепии существовал такой монополист на рынке семян, как Всесоюзное объединение «Сортсемовощ», работники которого шуровали из мешков в пакетики все подряд семена столовыми ложками, и продавали по пятнадцать-двадцать копеек. Ну, ладно, такие крупные как горох – хрен с ним. А кто-нибудь из вас, уважаемые, знает, что в грамме семян помидора, например – четыреста семечек? А сколько, по оптовым госценам, стоит грамм? Доли копейки!

Вот, разрушитель этой глупейшей монополии Иван Иванович Семёнов, прошедший через торговлю саженцами, а затем рассадой, и решил расширить свой ассортимент ещё и семенами, но уже на иной, более разумной основе.

И начал он каждый грамм хорошо откалиброванных, конечно, семян помидоров расфасовывать в двадцать пакетиков, то есть по двадцать штук порция. А продаёт он их в своих ларьках почём? По рублю пакетик. Считайте, считайте! Из одного копеечного грамма на выходе – двадцать рублей. Из килограмма – двадцать тыщ. Это же «Жигули»-девятка по самой спекулятивной рыночной цене!

Ну, конечно, не забыл Ваня расстараться и насчёт ассортимента. Все виды овощей освоил, множество сортов каждого вида, плюс – десятки сортов цветов. Всего – несколько сотен наименований продукции. Очереди к Ванькиным торговым точкам выстроились длиннющие. А что? Сорта в ассортименте – самые вкусные и урожайные. Купил, скажем, человек на пять рублей пять пакетиков, а это в итоге – за небольшим возможным минусом сотня кустов, с каждого из которых потом не меньше чем полведра помидоров соберёт играючи. А огурцы, а свекла с морковкой, а лучок с капусткой, а редис и прочая огородная всячина? Да что там говорить, никакой нынешний продуктовый дефицит такому ванькиному покупателю не страшен. Ну, на каком овощном базаре за пятёрку купишь полсотни, а то и сотню вёдер помидоров?.. А вот вырастить на грядке – пожалуйста! Арифметика? То-то же.

Это при всём том, что, как я уже говорил, общая себестоимость закупаемой оптом этой продукции – копеечная. Специализированные семеноводческие хозяйства, как и вообще в целом колхозы и совхозы, разваливаются на глазах и распродают всё, что можно, и что нельзя за гроши. А леваком – вообще за бутылку-другую мешок можно взять. Тем более что реальных крупных закупщиков на эту продукцию по стране – раз, два и обчёлся.

Так что, и люди довольны, и Ванька при деньгах. Итог очень даже закономерный.

Мы с Аркадием по своей недостаточной коммерческой прозорливости скептически отнеслись к этому бизнесу, и не поспешили в нём участвовать. А – зря. Теперь Иван на коне, молодец! И никакая палёная водяра, никакая спекуляция куревом и импортными продуктами, уворованными из западной гуманитарной помощи для обедневших до стыда-позора россиян, по рентабельности здесь даже близко не стояли. Может, в общих объёмах в тех модных на сегодня сферах бизнеса и побольше денег, согласен. А также и бензин, и автомобильная торговля – это тоже всем понятно, что деньжата крутятся там немереные. Потому и войны вокруг всего этого кровавые бушуют. А какова доходная часть в разбросанных по базарам скромных деревянных ларёчках с вывесками «Семена», известно мало кому даже средь самых умных. Отсюда и фактическая монополия «Русского сада» на частном рынке в этом деле.

И вот Ваня – миллионер. Честно это? Башку кладу: честно! Справедливо? Справедливее не бывает. Преклоняюсь перед твоим умом, Ваня!

Ну, ребят, давайте выпьем, а то заговорил я вас, самым большим болтуном оказался за этим столом, хоть и неграмотный по сравнению с другими выступавшими. За справедливость!

– Ну, а теперь… – сияющий тамада, казалось, вот-вот лопнет от переполняющего его грудь счастья объявить сейчас нечто такое, что мгновенно осчастливит если уж не всё человечество, то присутствующих в этом зале как минимум, – нельзя не предоставить слово самому виновнику сегодняшнего торжества, одному из символов будущего процветания нашей великой страны, средоточию всего лучшего в развивающемся семимильными шагами новом отечественном бизнесе…

– Стоп, стоп, Влад, угомонись! – протестующее замахал руками Иван. – Никакой я не символ, и тем более не средоточие… Просто, нормально отреагировал на сложившиеся благодаря Перестройке обстоятельства. Воспользовался, так сказать… Не гениально, как некоторые действительно выдающиеся, прирождённые, до поры до времени бездействовавшие из-за идиотских советских законодательных запретов, а теперь воспрявшие духом бизнесмены, а просто, на самом деле, нормально. Вот и всё. И никаких речей говорить не хочу. Единственное… насчёт дружбы… Андрюха и Аркадий, каждый со своей стороны, да и мой свояк Георгий само собой, помогут, надеюсь, при необходимости сориентироваться в некоторых моментах непростой, к сожалению слишком уж криминализировавшейся сегодняшней действительности, и поддержат в случае чего… Так, как могут поддержать только настоящие друзья… Так что, давайте-ка закругляться с говорильней и отдадим должное этому столу, вполне того заслуживающему. Ломится ведь, зараза, от всей этой вкуснятины, и ждёт справедливого его опустошения. Ну, пью за здоровье и аппетит всех присутствующих! Быть добру!..

И веселье, «оттостовавшись» таким образом, естественно перетекло в следующую, менее торжественную и более весёлую фазу. Пошли задушевные локальные, в разных концах стола, разговоры, уверения друг друга в вечной дружбе и преданности, анекдоты и байки из личной жизни рассказчиков. Время полетело быстрее, и никто не заметил, как подкатило оно к окончанию рабочего дня ресторана.

Незадолго до закрытия, часов около одиннадцати вечера, когда гости один за другим потянулись к гардеробу, Ивану подали на подносе записку: «Любимый мой Ванечка! Вот и пролетела первая в наших с тобой отношениях ласточка из серии «сытый голодного не разумеет». Как мы и договаривались, я с пяти часов и почти до одиннадцати каждые полчаса подходила ко входу в «Прагу». Продрогнув, бежала погреться в метро. Когда совсем закоченела, уже ближе к закрытию заметила пару выходивших мужиков, которых видела, кажется, в Лесогорске в одну из наших с тобой встреч, и поняла, что ты скорее всего хорошо гуляешь в ресторане и что-то тебе мешает выйти ко мне. Может, жена? А может, ты просто забыл обо мне в своём веселье. Не знаю, где я буду ночевать, денег на гостиницу у меня нет, хватило только на билет от дома сюда, до Москвы. Попробую по памяти найти кого-нибудь из твоих знакомых, у кого мы раньше хоть раз останавливались. Чай, приютят, не выгонят в такую холодрыгу. Ну, ладно, на глаза тебе лезть не буду, а то вдруг поставлю в неловкое положение. Да и пока метро работает, придётся, возможно, по Москве не по одному адресу пробежаться. Если захочешь меня найти – найдёшь, ты ведь у нас самый умный и самый сильный, за что и любят тебя бабы. Целую, твоя я».

Иван взялся рукой за голову, затем за то место груди, где по логике должно находиться сердце. Внутри груди, ближе к левой подмышке и впрямь почувствовалось лёгкое жжение, и как будто скребнуло раз-другой коготком игривого котёнка. На лбу выступил пот. Идиот! Ничтожество! Так поступить с любимой женщиной… Ну, какой ты к чертям респектабельный миллионер? Нувориш драный!

Придя из ресторана в гостиничные люксовые апартаменты, снятые на троих с Аркадием и Андреем, Иван кинулся к телефону, чтобы обзвонить всех своих знакомых и дальних родственников, живущих в Москве, и тут с ужасом обнаружил, что забыл где-то записную книжку с адресами и телефонными номерами, которые из-за их многочисленности запоминал слабо. Как теперь разыскать Наташку, куда она надумала податься в первую

очередь? Ох, придурок склеротический!

– Вань, прекрати панику, – Аркадий с Андреем сочувствовали другу, но не совсем разделяли его упаднические настроения. – Не пропадёт твоя Натаха.

– Так, что я за мужик после этого? Заказывайте тачку, поеду искать!

– Куда?

– Везде подряд!

– И сколько ты точек за ночь успеешь объехать, не зная толком ни адресов, ни самой Москвы закоулочной? Людей поперебудишь… Не выпрыгивай-ка сам из себя, а давай лучше подождём часок-другой. Если не отзвонится Натаха, будем принимать какое-то решение.

– Но, она же не знает, где я остановился.

– Гостиниц в Москве не настолько много, чтобы не разыскать в них по телефону такого крупного экземпляра как ты, даже с такой распространённой фамилией. Метод тыка даже не понадобится, обзвонить полный список по алфавиту – полчаса делов-то…

– А станет она звонить после моего такого свинства?

– А кто сказал, что ты – свинья? Форс-мажор всякий и со всяким может произойти. Она – баба умная, должна допускать разные варианты…

– Любящая баба, братцы, от логики так же далека, как я сейчас – от элементарной порядочности.

– А по-настоящему любящая о плохом с твоей стороны даже подумать себе не позволила бы!

– Хорошо, час подождём. Наливайте!

Друзья с радостью принялись раскупоривать бутылки, выстроившиеся на заранее накрытом, на всякий случай, если недостаточно окажется ресторанного пира, столе.

Часа через полтора-два с начала душевной беседы, в ходе которой больше всех налегал на спиртное расстроенный Иван, настойчиво и даже, как показалось друзьям, сердито затрезвонил телефон. Иван лихорадочно схватил трубку:

– Семёнов на проводе!

– Иван Иванович? Добрый вечер, вернее доброй ночи! Это звонит Ирина Разумова.

– Ирка, ты?! Наташка у тебя? Дай её!

– Козёл ты, Семёнов! Не дам я тебе её, спит она, бедняга. Ну, разве можно так над людьми изгаляться? Совсем заморозил девку. Приняла ванну, ещё кой-чего, и моментом вырубилась. Пусть поспит под двумя одеялами, прогреется. Завтра не раньше обеда позвони. Если захочет, конечно, разговаривать с такой сволочью, как ты.

– Ир, ну кто ж знал, что день такой холодный окажется? Ведь Москва же – не Сибирь. Да и мероприятие все мои мозги затормозило.

– Пошёл ты знаешь куда…

И трубка запикала короткими гудками.

У Ивана хоть и отлегло немного от сердца, что Наташка, слава те, Господи, в надёжном месте, но на душе было противнее некуда. Опрокидывая почти без закуски рюмку за рюмкой, он снова и снова перечитывал измятую записку, содержание которой било по мозгам отдельными фрагментами особо больно.

«Сытый голодного не разумеет…», «совсем закоченела…», «твоя я». «Твоя я» – так Наташка подписывала все письма и записки, по возможности избегая упоминать в них своё имя, которое по иронии судьбы полностью, то есть вместе с отчеством, совпало с именем и отчеством его жены. А к жене Наташка ревновала Ивана настолько, что у неё появилось нечто вроде аллергии на собственное имя. Да вдобавок, и дни рождения у обеих Наталий удались почти одновременными, расхождение составляло всего день. Хорошо хоть, в годах разница оказалась более существенной (любовница была на пять лет моложе жены). А то бы совсем караул.

Через пару часов обильнейшего возлияния записка выпала из рук Ивана, и он раскатисто, во всю силу своих богатырских лёгких-мехов, захрапел. Так Семёнов не напивался ещё никогда в жизни.

Спальный вагон фирменного

cкорого поезда «Москва – Лесогорск»,

на следующий после банкета

в ресторане «Прага» вечер

Немногих лесогорских гостей вчерашнего торжества, прибывших на перрон железнодорожного вокзала, как и договаривались, за полчаса до отхода поезда, чтобы всем вместе дружной компанией отправиться домой, ждал приятно-щекотливый (чего-чего, но такого никто из них даже представить себе не мог!) сюрприз. Иван Семёнов, лично взявший на себя организацию отъезда, стоя в обнимку со своей любимой Наташкой у входа в вагон «СВ» и хитро ухмыляясь, вручил каждому его билет со словами:

– Отказ от подарка – великий грех!

На вопрос весёлого, ещё не отошедшего от вчерашнего Андрюхи Селиванова «а дело вкуса дозволяет обмен подарками друг с другом?»,

милостивым тоном разрешил, махнув рукой:

– Да хоть всю дорогу меняйтесь! Так даже веселее будет. Только, чур!.. Завтра по прибытии – сдать все подарки в целости и сохранности для отправки тем же вагоном обратно в Москву.

– Ну, ты, Иван, изобретатель… посмотрим, посмотрим, что там у тебя…

Заинтригованные лесогорцы, а это были Аркадий Синберг, Георгий Скоробогатов, Арсентий Тараканов и уже упомянутый Андрей Селиванов, при входе, согласно указанным в билетах местам, каждый в своё отдельное двухместное купе, прямо с порога один за другим остолбеневали в растерянном восторге: у заставленного изысканными яствами и дорогими напитками столика в наисоблазнительнейшей эффектной позе ожидала своего на всю дорогу до Лесогорска повелителя-возлюбленного юная и прекрасная, каких только на обложках иностранных журналов для мужчин и увидишь, жрица любви. В четырех следующих, «резервных» купе в точно такой же обстановке расположились ещё четыре подобные жрицы – так называемая «скамейка запасных» на случай, если их подруги из «основного состава» притомятся, либо кто-нибудь из мужчин пожелает сменить партнёршу или создать себе обстановку восточного гарема с двумя или даже несколькими одалисками сразу.

Последнее, девятое, то есть, по нумерации, наоборот – первое и ближайшее от служебных помещений проводников купе занял сам «хозяин-барин» Иван Иванович по семейному со своею возлюбленной.

Словом, как с некоторой завистью в душе констатировали все четверо «одаренных» мужчин, этот пройдоха Ванька опять обошёл всех: закупив весь вагон целиком, коварно ввергнув других в им же оплаченный самый что ни на есть классический разврат, сам остался относительно их всех на некоторой высоте – спать будет сегодня с «законной» постоянной любовницей.

Ни один из восхищённо затаивших дыхание лесогорцев, при всей разности их натур, уровня общей культуры и личностного морально-этического и эстетического воспитания, независимо от степени их любви к своим жёнам (единственным холостяком здесь был Тараканов) не сделал шага назад, чтобы вежливо отказаться от своеобразного подарка. Весело перезнакомившись и тут же перезабыв имена друг друга, которые у девушек этой «профессии» всё равно были, как обычно и бывает в таких случаях, фальшивыми, вымышленными, компания точно по расписанию отправилась в путь.

Иван всю дорогу до Лесогорска провёл взаперти с Наташкой, разок-другой незаметно выскользнув в туалет, который, благо, находился рядом, сразу за купе проводников.

Андрюха Селиванов собрал в своём купе всех свободных от «вахты» девиц и всю ночь наслаждался как умел. А чего не умел – тому его легко научили «девчонки».

Арсентий Тараканов, кое-как, скоренько, больше для приличия, чтобы не очень выбиваться из общего ряда, чем в охотку, выполнил в отношении доставшейся ему красавицы свою «мужскую обязанность» и решил тут же хорошенько напиться да покрепче заснуть до утра, чтобы гостья-подарок не вздумала опять предлагать ему свои ласки, такие же на самом деле фальшивые, как и её имя. Эх, – зевая, мечтал привычно-быстро хмелеющий Сенька, – скорее бы Лесогорск! Чем, интересно, занят там сейчас Адам Альбертович? Тоже развратничает или, как и все вокруг, пьёт, отмечая всенародный праздник? Вряд ли. Алымов – человек ответственный, с государственным мышлением. Скорее всего работает и ждёт его, Тараканова, с докладом об этой московской поездке. А после доклада, который состоится не позднее, чем завтра вечером, – уже ставшая традиционной для них банька на двоих…

Аркадий же с Георгием, ставшие к настоящему моменту практически друзьями, немного поразвлекшись каждый со своим «подарком» (Синберг больше из любопытства – а каковы они на вкус, дорогие столичные проститутки? Скоробогатов исключительно из необходимости проявлять до поры до времени внешнюю лояльность ко всему, что происходит в окружении его свояка Ваньки) уединились в одном из свободных от интим-веселья купе для обстоятельной беседы, тема которой назревала давно, но получила последний толчок этим празднеством, устроенным так легко и непринуждённо новоявленным долларовым миллионером Иваном.

Поначалу пригласили было для участия в важном и могущем повлечь серьёзные последствия разговоре Тараканова как человека, при всей его ничтожности, самого, наверное, на сегодняшний день близко допущенного «к телу» быстро набиравшего общественно-политический вес Алымова. Вроде и шут гороховый этот редактор, а может ведь, каналья, со временем начать влиять на события. Но, успевший к этому моменту запустить в своё нутро труднопереваримую заурядным человеческим организмом дозу крепкого спиртного, Арсентий оказался мало пригодным даже для простейшего дружеского общения. И, попросив пару девиц отвести его в какое-нибудь купе и уложить спать, Синберг и Скоробогатов остались вдвоём.

Ах, если бы только беспечно храпящий в нежных объятиях своей Наташки Семёнов знал, о чём шла речь в купе двух законников – его друга и его свояка! И о чём на самом деле, не договаривая многого вслух, не доверяя до конца даже друг другу, думал в этот момент каждый из них…

В общих чертах содержание беседы, говорил в ходе которой большей частью Георгий Скоробогатов, было безобидным. Особенно в её начале. Подняли несколько тостов за ту же дружбу, за которую пили и вчера в «Праге», за удачу, за всё, что способствует правильному, логичному развитию событий и так далее. Затем Георгий плавно перевёл разговор в его основное русло. Сперва он, потом Аркадий, а дальше – в один голос оба одновременно, шутливым тоном, который был быстро, однако, не сговариваясь отброшен, посетовали на судьбу, на то, что не сумели на сегодня так «круто подняться», как Ванька, что не они – виновники вчерашнего бурного торжества и организаторы сегодняшнего весело-развратного «послесловия» к нему. Хотя, если объективно посмотреть, то и Аркадий, и Георгий имеют для подобных ванькиному триумфов не меньше оснований и, главное, возможностей. Возможностей, кстати, основанных на никак не худших личных способностях. Интеллектуальных и всех прочих.

Ну, почему сегодня именно Ванька, а не Георгий или, скажем, Аркадий сидят на мешках денег? Нет, Ваню мы, безусловно, уважаем, и даже больше – любим как родного брата… но, всё же…

…Уже под утро, в очередной раз чокнувшись полными стаканчиками, законники пообещали друг другу, что сделают всё во имя быстрейшего восстановления «попранной справедливости», чтобы каждый из них двоих как можно скорее получил от жизни то и столько, чего и сколько всамделишно заслуживает. А если кто-то вздумает им мешать, попытается встать на их пути или, ч-ш-ш…, не пожелает уступать не совсем правомерно захваченную пальму первенства, то уж извините…

Часть II.

ВЕРШИНЫ

Экваториальные воды

Атлантики, борт яхты

«Sunrise», декабрь 1991 г.

– Ну, вот с империей зла и покончено… – холёный седовласый, благородных черт и аристократической осанки джентльмен в тёмных очках и белой панаме сладко потянулся в своём шезлонге и изящным жестом взял со столика сигару, на мгновение застыв в привычном ожидании.

– Да, сэр, – непринужденно, но и незамедлительно отставив стакан с виски и услужливо щёлкнув гильотинкой для откусывания кончиков сигар, поддакнул ему «джеймсбондовской» внешности относительно молодой мужчина тоже в пляжных очках и светлой полотняной кепочке, призванной предохранить голову от солнечного перегрева, – наконец-то мир может спокойно вздохнуть. Относительно, хотел я сказать, спокойно…

– А вот в этом, дорогой полковник, обольщаться не стоит. Даже с поправкой «относительно». Ещё о-очень и очень далеко до спокойного общемирового вздоха в этом плане. Много крови прольётся, пока на обширнейшей территории бывших Советов всё «устаканится», как говорят русские, после неизбежных, поверьте уж старику, колоссальных потрясений. Как-никак, а, ни много ни мало, шестая часть суши с уникальными природными ресурсами, развитой промышленностью и довольно производительным на некоторых плодородных почвах сельским хозяйством, громадным как накопленным, так и практически неисчерпаемым на обозримое будущее научным, творческим, военным, наконец, потенциалом и прочими своими богатствами попала под оголтелую её делёжку обезумевшими толпами «джентльменов удачи» разнообразнейшего пошиба и всех рангов со всего мира. Это, милый вы мой, катаклизм таких масштабов и значения, реально оценить которые сумеют лишь наши потомки, да и то

неизвестно в каком поколении. Куда уж тут разборкам времён Клондайка!

– Да, сэр, распад любой империи, как свидетельствует история, чреват катаклизмами. Распад империй зла – естественно, злейшими катаклизмами. Но ведь… законы природы незыблемы. Например, глобальное равновесие положительного и отрицательного, хорошего и плохого, холодного и горячего, светлого и тёмного и так далее, помогающее жизни не остановиться, не застыть. Маятник качается вправо – влево, плюс – минус, через систему пружин и колёсиков воздействует на ось стрелки, в результате стрелка двигается по кругу… Время – вперёд! А круг бесконечен.