Солнца трех миров

– Для осуществления таких проектов требовался мир, – сказал я. – И участие обеих держав.

– Верно, – ответил Эпштейн. – Но Векер не отчаивался.

– Может, он и выступал за мир, – сказала Инга. – За что его сюда и сослали. Иначе с чего бы такому заслуженному офицеру присматривать за какой-то водозаправкой в глухой провинции?

– А что это за надпись у него на стене? – спросила Даша.

– Где? – повернулся от стола Эпштейн. – А, над пейзажами?.. Там написано: «Когда-нибудь я увижу мир таким, каким он был раньше».

– Не сбылось, – сказал Лысый. – А жаль.

– Пойдемте, что ли? – предложила Машка. – Шибко уж тоскливо здесь.

Мы молча постояли вокруг привязанной к стулу мумии и вышли, закрыв за собой дверь. Кто бы ни организовал исход рептилоидов с Рорбести, он был не всемогущ. Он увел почти всех, лишил разума остальных, но сломать бывшего командира отдельного сто сорок пятого полка ему не удалось. Убить – да, но не сломать.

Глава 16

Горючего в заправщике оставалось на дне цистерны, однако и цель нашего путешествия была уже рядом. И вот вдалеке мы увидели хоул – еле заметное пятнышко на самом горизонте, темнеющее в лучах заката.

– Завтра к обеду доедем, – определил Лысый, сверившись с картой.

– Хоть бы в хорошее место попасть, – пожелала вслух Машка.

– Хоть бы уже в любое, – сказала Даша. – Надоела пустыня.

Наутро была моя очередь ехать на втором квадроцикле и прикрывать Ингу. Мы сделали километров десять, когда я заметил впереди нечто настолько хорошо знакомое, что на меня накатила ностальгия. Я крикнул Инге, мы остановились и дождались колонну. Наши попрыгали из кабин с воплями восторга, хотя его объект того не стоил. Впереди, нарушая гармонию скудной рорбестийской флоры, нагло разросся куст жгучей колючки. Дальше виднелся еще один. И еще…

– Ну надо же! – воскликнула Даша. – И здесь она!

– Вот и отлично, – сказала Машка, деловито снимая с креплений грузовика лопату. – Консервы задолбали – хоть клубней накопаем. Бери-ка топор, Лысый!

– Момент! – радостно откликнулся Лысый. – А ну, Серега, хватай второй топор!

За минуту мы с ним снесли куст под корень, и даже ожоги и царапины не смогли испортить нам настроение. Даша развела костер. Накопав клубней, тут же их испекли – они оказались ничуть не хуже, чем на Гилее. Мартышка от нас не отставала – едва удалось убедить ее подождать, пока выделенная ей порция остынет.

– Мы слишком близко к хоулу, – сказал я, когда все оказалось съедено. – И колючка здесь неслучайно. Скоро узнаем, с какой планеты она родом.

– В запас, значит, клубни можно не копать, – сделала вывод Машка.

– Враг бы мой ее копал в запас, – сказал Лысый. – В охотку еще ладно, или как на Гилее, когда мы там с голоду помирали, но чтоб в запас? Я лучше буду есть консервы. И пусть они задолбают меня окончательно.

Отдохнув после еды с полчаса, мы с Ингой снова завели квадроциклы. Позади взревела двигателями колонна. Однако едва тронувшись, Инга тормознула настолько резко, что чуть не перелетела через руль. Прямо перед ее квадроциклом словно из воздуха материализовался человек – он был бородат, необычайно худ, а еще лохмат, грязен и оборван до последней степени.

– Сатанаил! – заорал он хриплым голосом, воздев руки к небу.

Я не придумал ничего лучше, как пальнуть ему под ноги, – просто для того, чтоб вел себя прилично. На бородатого это никакого впечатления не произвело. Или он не понимал, что такое винтовка, или ему было все равно.

– Сатанаил! – выкрикнул он опять, приплясывая на месте и тыча то одной, то другой рукой в сторону хоула. – Аузу биллахи мина шайтанир раджим3!..

– Не стреляй больше, – сказала мне Инга. – Он сумасшедший, – но безобидный сумасшедший.

Бородатый забегал кругами, то и дело приседая, а потом подпрыгивая высоко вверх, показывал на хоул, кричал «Сатанаил» и еще что-то.

– Он читает «Отче наш» на латыни, – сказал подошедший к моему квадроциклу Эпштейн. – И еще какие-то молитвы на иврите, арабском и греческом.

– Сатанаил – это, как понимаю, просто сатана? – спросил Лысый, тоже подходя ближе и вставая рядом с Эпштейном. – Серьезные, видно, были у чувака проблемы с нечистой силой, раз одной религии ему не хватило.

– Давайте его поймаем, – предложила Даша.

– Зачем? – спросил я.

– Хоть покормим. Смотри, какой тощий.

– Вряд ли он нуждается в помощи. Чтоб так обрасти, не один год нужно. Жил же он как-то. И неплохо питался, если может так скакать. И зачем его пугать поимкой? Лучше здесь ему оставить из наших запасов то, что можно легко вскрыть.

Так мы и сделали – сложили в стороне пирамидку из брикетов в фольге, добавив к этому фляжку с водой. Поди разберется, как пользоваться, находит же он воду себе на питье. Бородатый прекратил скакать, остановился и уставился на нас, наклонив голову к левому плечу и бессмысленно ухмыляясь. Под слоем грязи невозможно было разобрать, какой он национальности и даже расы. Когда колонна тронулась, он забегал вокруг машин, приседая и пытаясь ухватиться за колеса, указывал на хоул и кричал, но что – за шумом двигателей уже невозможно было разобрать.

Хоул медленно рос в размерах, и когда мы подъехали ближе, заметили, что он вроде как дымится. Остановив машины в полукилометре от него и повылазив из кабин, долго стояли, не решаясь сделать ни шагу.

– Чего ждем? – спросил Лысый. – Вдруг там Земля?

– Ага, раскатал губень, – ответила Машка. – А колючка – она тоже с Земли?

– Да пока мы на чужбине шляемся, дома что угодно могло вырасти.

– Не смешно, – сказала Даша.

– Совсем, – поддержал ее я.

– Там что угодно, но только не Земля, – сказала Инга. – Непосредственной опасности сразу за хоулом, кажется, нет, но нам лучше вести себя очень, очень осторожно.

– Тогда берем с собой только оружие, – сказал я. – Давайте сделаем первый заход налегке.

Мартышка на руках у Даши беспокойно завозилась, по-старушечьи заохала и жалобно заскулила. От хоула ощутимо веяло угрозой – и не требовалось способностей либеров, чтобы почувствовать это.

На подступах к переходу в другой мир валялись вырванные с корнем кусты жгучей колючки и деревья – такие же черные, кривые и шипастые. Среди них белел чей-то неправдоподобно громадный скелет. Ближе к хоулу рыжий рорбестийский песок был густо заляпан засохшим илом, кое-где покрывавшим пустыню сплошной коркой. Целый час мы виляли из стороны в сторону, обходя завалы из колючих веток и переломанных древесных стволов. Со стороны хоула тянуло сероводородом и еще чем-то столь же неприятным.

– Я схожу в разведку, – сказала Инга, останавливаясь метрах в шестидесяти от туманного купола. – Вы ждите здесь. Если не вернусь через два часа, уходите отсюда.

– Ерунду ты говоришь, – сказал Лысый. – Знаешь же, что без тебя не уйдем. Вдруг ты там ногу сломала, или просто споткнулась, ударилась головой и лежишь без сознания… Все равно пойдем проверять. Так лучше сразу идти всем вместе, как в прошлый раз.

– Как хотите, – ответила Инга.

Разбившись на пары, мы приготовились к переходу. Однако этот хоул был меньше того, что привел нас с Гилеи на Рорбести, и пришлось идти поодиночке.

Новый мир встретил нас синевато-серым сумраком и горячей влажной духотой. Запах сероводорода усилился, словно вся округа подверглась бомбардировке тухлыми яйцами. В темном небе бродили разноцветные сполохи, отдаленно похожие на северное сияние. Прямо перед нами, как предостережение от необдуманных шагов, лежал рогатый череп размером с двухэтажный коттедж.

– Эта черепушка – явно от скелета на той стороне, – сказала Даша. – Существо было здесь как раз в момент рождения хоула – и его разорвало на две части.

– Ну и черт с ним, – ответил я. – Нас должны заботить только те существа, которых не разорвало.

– Уходим на километр от хоула и встаем на привал, – предложил Лысый, но тут же засомневался: – Или что – вернемся на Рорбести и подождем, пока здесь рассветет?

– А если это полярная ночь? Нет, давайте сразу осматриваться. Тем более что не так уж и темно.

Пробравшись сквозь валежник вокруг хоула, мы вышли на берег грязевого озера, то и дело стреляющего фонтанами гейзеров. На другом берегу кустились тридцатиметровые заросли чего-то, не поддающегося описанию. Слева стоял лес, и мы свернули в него. Голые, без листьев, деревья росли на растрескавшейся глине и камнях, по-видимому, ничуть не нуждаясь в почве. С ветвей свисало что-то похожее на лишайники. Кое-где пространство между стволами сплошь заплетала паутина с нитями толщиной в палец, и мы обходили эти места подальше, не желая с ходу знакомиться с пауками, которые могли такое сплести.

Через несколько сот метров лес кончился, и мы оказались на краю крутого склона, поросшего жгучей колючкой. Внизу высились колоссальные каменные столбы с коридорами-ущельями между ними, из которых поднимался пар, а может, дым. Далеко справа истекал потоками лавы вулкан и оттуда доносился глухой рокот. Слева все закрывали горы невообразимой высоты, черные и безжизненные. Вершины самых больших пиков терялись в темном бликующем небе, словно протыкая его насквозь, уходя то ли в космос, то ли в небытие.

– Ну и мирок, – покачала головой Машка. – Правильно говорил тот убогий – Сатанаил.

– Так и назовем, – одобрил Лысый.

– Главное – выбраться отсюда живыми и рассказать хоть кому-нибудь, что мы его так назвали, – сказал я.

– Здесь жить нельзя! – решительно заявила Даша, покрепче прижимая к себе Мартышку. – Как хотите, но здесь нельзя жить – мы ни за что не доберемся по этой планете до следующего хоула!

– Мне кажется, это не совсем планета, – тихо сказала Инга.

– Что значит – «не совсем»? – поинтересовался Эпштейн. – А что это?

– Не знаю, Боря… Но у меня чувство, что Юпитер по сравнению с ней – так, мелкий астероид.

– Сила тяжести здесь нормальная.

– Да, мы все это заметили.

– А не могла бы ты чуть подробнее?..

– Не время, Борь. Давай потом.

По склону внизу медленно ползла бесформенная масса – стенающая, вздыхающая, то и дело вздувающаяся буграми. Впереди она пятиметровым валом накатывала на заросли жгучей колючки, а позади нее от неприступных кустов оставались лишь редкие жалкие бодылья. Сполохи в небе над нами на мгновение закрыла крылатая тень. От неожиданности мы присели, а тварь размером с авиалайнер метнулась вниз, разевая крокодилью пасть, вырвала из пожирателя колючки здоровый кусок и тут же взмыла вверх. Пожиратель взревел и стрельнул вслед струей густой жижи. Тварь оглушительно заклекотала, потеряла добытый кусок, закувыркалась, часто махая прожженным крылом, выправилась и полетела прочь. Кусок шлепнулся на кусты колючки, повисел на них и вдруг зашевелился, подмял их под себя и пополз по склону. Отдельно от родительского тела и подальше от него.

– Пресвятая матушка-богородица! – не очень набожно, однако искренне прошептала Машка.

Мы осторожненько встали и отступили от склона под деревья. По всем канонам здравого смысла нам следовало немедленно возвращаться на Рорбести, но мы не могли оторваться от созерцания этого сумрачного мира, который жил своей непонятной, и одновременно понятной жизнью перед нами и вокруг нас. Позади в лесу что-то потрескивало, шуршало и попискивало. С гор доносился грозный шум камнепадов. Огненные потоки стекали по склонам вулкана в лавовые озера у его подножия. Переливались всеми цветами сполохи в небе – они появлялись, таяли и снова появлялись, то расступаясь в стороны, то сливаясь друг с другом в медленном и беспорядочном холодном танце.

– Это не полярная ночь, – пробормотала Инга. – Здесь так всегда.

Внизу, по ущельям меж каменных столбов метались быстрые хищные тени, но кто на кого охотился – сверху было не разобрать. И еще что-то двигалось там – огромное, как эти столбы, только живое. Оно шло от вулкана к горам, сквозь облака пара и дыма, и от его шагов дрожала земля. Плечи существа возвышались над скалами; оно было все в костяной броне, в шипах, в каких-то гребнях; и вот оно повернуло голову в нашу сторону…

Не выдержав зрелища, мы разом повернулись и бросились в лес, остановившись только у озера. Лишь благодаря удаче никто из нас не вляпался в паутину между деревьями. Легкие горели, воздуха не хватало. Но тут у противоположного берега из кипящей грязи показалась чья-то горбатая спина, а из береговых зарослей высунулась длинная многосуставчатая лапа и вкогтилась в эту спину. Озеро заволновалось, повсюду над его поверхностью промеж гейзерных струй взметнулись гигантские щупальца. Одно нависло прямо над нами, и мы увидели на нем вместо присосок открытые пасти.

– К хоулу!.. – заорал что было мочи Лысый.

Подгонять никого не пришлось. Откуда только взялись силы и второе дыхание! Вслед нам несся многоголосый вой. Проскочив зону валежника на Сатанаиле и такую же зону на Рорбести, мы рухнули на родимый рыжий песок совершенно задохнувшиеся, но с таким чувством, словно попали домой. Мартышка, спрыгнувшая с рук Даши еще у озера, хотела драпать дальше, к машинам, но все же остановилась и нерешительно вернулась к нам.

– Я люблю пустыню! – призналась Даша, подползая ко мне. – А летающих скатов так просто обожаю.

– Ага, – ответил я. – Я тоже.

Глава 17

Когда мы подошли к машинам, уже вечерело. Никто и не предполагал, что прошло столько времени.

– Поздновато ехать, – сказал Эпштейн. – Да и устали все.

– Ерунда, заночуем здесь, – ответила Машка. – Большие твари сквозь хоул не пролезут.

– А маленькие? – повернулась к ней Даша.

– А на маленьких у нас винтовки есть. И мы же в кабинах будем…

Ночь и в самом деле прошла спокойно. Даже сумасшедший бородач нас не потревожил, не говоря о ком-нибудь более опасном. Наутро, доехав до места предыдущей встречи с ним, мы не обнаружили оставленных нами брикетов, только валялась фольга от одного из них.

– Перекусил наскоро, остальное унес, – сказал Лысый. – Он знает, что такое еда рептилоидов. Тогда почему бродит по пустыне? Жил бы в поселке или в городе…

– Ты что, до сих пор не понял? – спросила Машка. – Он же дежурит возле хоула. За жрачкой, наверно, и ходит в поселки, а потом возвращается сюда. Он, может, и дурак, но повернулся как раз на этом Сатанаиле, и теперь не хочет туда никого пускать. Он нас предупреждал, а мы не послушали. И ведь правильно предупреждал! Нечего людям на той стороне делать.

– Спорить не буду. Тогда надо оставить ему еще еды, раз он такой подвижник.

Лысый натаскал на то же место кучу продуктов вчетверо больше прежней, добавив на сей раз к брикетам еще и консервов.

– Откроет, раз не совсем чокнутый, – пояснил он.

– А теперь завтракаем и срочно уезжаем подальше отсюда, – сказала Инга. – Что-то мне неспокойно.

Мы еще ели, когда вдалеке раздался негромкий равномерный гул. Он шел не от хоула – наоборот, приближался к нему, и вскоре мы увидели летящие над пустыней шары метров десяти в диаметре. Их было три, они тускло светились, а поравнявшись с нами вспыхнули ярче. Передний быстро ощупал все машины колонны отчетливо видимым даже при дневном свете лучом, после чего все три шара синхронно свернули чуть в сторону.

– НЛО! – прошептала Даша. – Это же самые настоящие НЛО!

– Жаль, Вити с нами нет, – пробормотал Эпштейн.

– Да, он всю жизнь о таком мечтал, – сказала Инга.

Шары приблизились к хоулу и один за другим вплыли в него. Темная туманная полусфера вздрогнула, стала светлее, завибрировала и успокоилась.

– Пролезли, – сказала Машка. – А сами ведь не намного меньше дыры.

– Умеют, значит, расширять хоул, – заключил Лысый. – Ну и дела…

Мы сидели, позабыв про завтрак, – до тех пор, пока не заметили, что со стороны хоула в нашу сторону что-то движется. По земле. Но быстро. Я подхватил лежащую рядом винтовку, глянул в прицел и ругнулся сквозь зубы.

– Это с той стороны! – взвизгнула Даша, тоже прицеливаясь в существо, похожее на гигантскую сколопендру.

– Не стреляй! – предупредил я. – Никто не стреляет! Подпускаем ближе, а потом все дружно!..

Сколопендра была раза в два больше самой большой анаконды с Гилеи. Выглядела она чудовищно и тошнотворно. Когда расстояние между нами сократилось до ста метров, мы ударили по ней сразу из шести стволов.

Голова гигантского насекомого – а может, не насекомого? – за секунду превратилась в кашу. Сколопендра остановилась, вздернула переднюю часть тела над пустыней метров на двадцать и с шумом уронила ее обратно вниз. Задняя часть беспорядочно засучила многочисленными лапами, разбрасывая в стороны песок и камни, а потом начала разворачиваться к нам.

– Эй, ребята! – крикнул Лысый. – У нее с той стороны тоже голова!

Быстро сменив магазины, мы так же быстро их опустошили и кинулись к машинам. Недобитая тварь ворочалась сзади, но проверять, сколько она еще проживет под шквальным огнем шести винтовок и что может выкинуть перед смертью, мы не решились. И самое главное, нам не хотелось дожидаться, пока из хоула вылезет ее подружка или что похуже.

Двигаясь назад по своим следам, мы могли не опасаться мин и развили приличную скорость. Остановились только тогда, когда хоул на Сатанаил остался в ста километрах позади, и закончили прерванный завтрак, хотя сколопендра безнадежно испортила нам аппетит.

– Двенадцать магазинов, – сказал Лысый. – Нет, я не жадный, и боеприпасов у нас достаточно, но двенадцать магазинов – это много.

– Я не поняла – если у зверюги с обеих сторон по голове, то где жопа? – спросила Машка.

– Может, посредине, – ответил я. – Хочешь вернуться посмотреть?

– Спасибочки.

– Я думаю, сейчас там безопасно, – сказал Эпштейн. – Вряд ли НЛО увеличивают проходимость хоула надолго.

– Можешь тоже вернуться – и проверить.

– Горючего в заправщике почти нет, – сообщил Лысый. – Надо залить цистерну.

– Это как раз не проблема, – ответила Инга. – Сделаем в любом ближайшем городе. Следующий хоул на юго-западе… Кстати, насколько помню карты, в той стороне нефтеперерабатывающий завод есть.

– Ты обещала рассказать, что чувствовала на Сатанаиле, – напомнил Эпштейн. – Что ты имела в виду, когда говорила, что он очень велик? Понимаешь, это может быть важно.

– Мне показалось, что он не просто велик, – огромен, – сказала Инга. – Сверх всяких разумных пределов. Я бы сказала – вообще бесконечен, однако такого не может быть, правильно?

– Как знать. Вряд ли на современном уровне развития науки мы можем с полной уверенностью судить, что возможно, а что нет.

– Если так – то да, мир бесконечен. И, похоже, солнца там действительно нет. Только эти сияния в небе. И еще я постоянно чувствовала где-то вверху, над головой, странные объекты…

– Продолжай, продолжай!

– Вроде бы хоулы, но не совсем. То есть они похожи на односторонние хоулы, быстро перемещающиеся невысоко над поверхностью. Их было много – но их как бы и не было, понимаешь?

Эпштейн уставился в пространство невидящим взглядом.

– Потенциальные блуждающие хоулы, – проговорил он. – И бесконечный мир с земной силой тяжести… Что же это у нас получается?

Он умолк, погрузился в раздумья, и до самого вечера вел себя так, словно ему отключили восприятие окружающего. В таком состоянии Эпштейн был не более полезен в нашем походном хозяйстве, чем дырявое запасное колесо, которое заклеить нечем, а выкинуть жалко. Однако мы терпели, зная, что это скоро пройдет. И действительно: как только встали лагерем на ночь, Борино лицо просветлело, он уселся на первый попавшийся камень и принялся заполнять свой дневник формулами, длинными и страшными, как напавшая на нас сколопендра. Исписав несколько страниц, он с облегчением вздохнул, спрятал тетрадку в чемоданчик и съел за ужином вдвое больше обычного.

На следующий день мы стали покашливать, еще через день – плевать мокротой. У меня жутко зудели подмышки, и, сняв комбинезон, я обнаружил, что они заросли какой-то синей плесенью. У Лысого и Эпштейна вскоре началось то же самое.

– Это мы на Сатанаиле нацепляли заразы, – сказала Даша. – Что делать будем?

– А что ты тут сделаешь? – поинтересовалась Машка. – Или сами выздоровеем, или сами сдохнем.

Странная «простуда» у всех закончилась уже через неделю, а вот заплесневеть я, Лысый и Эпштейн успели с ног до головы. Мы зачесали себя чуть не до смерти, пока я не обнаружил, что от синей напасти помогает простое обтирание песком. После этого наша троица по пять раз на дню совершала обстоятельнейший таяммум4, пока все не прошло. Никто из женской половины команды плесенью так и не заразился.

По мере того, как колонна продвигалась к юго-западу, погода становилась жарче. Стали попадаться кактусы: сперва небольшие, затем средних размеров, а после – гиганты высотой до десяти метров. Дожди больше не повторялись, ожившая было пустыня блекла на глазах. Озера пересохли, летающие скаты исчезли, кусты теряли засохшие листья, и горячий ветерок лениво гонял их по песку. На одном из привалов мы обнаружили, что некоторые листики бодро выпрыгивают у нас из-под ног и отлетают на полметра в сторону. Поймав несколько и осмотрев внимательнее, Эпштейн сказал, что это, конечно же, не листья, а какие-то расплодившиеся к концу влажного сезона живые существа. Сведения о них в планшетах Мартинеса отсутствовали, и мы нарекли их сухолистками. Эпштейн свернул одну из них в трубочку и засунул в пробирку.

Отъехав на тысячу семьсот километров от хоула на Сатанаил, мы попали в край заброшенных городов и поселков, оставшихся после единственной на Рорбести масштабной ядерной войны, случившейся шестьдесят лет назад. Тогда на этот район было сброшено четырнадцать ядерных бомб, и дважды мы проезжали мимо старых кратеров посреди развалин. Впоследствии эта местность уже не заселялась, здесь лишь добывали полезные ископаемые после того, как уровень радиации упал. Возле одной из старых угольных шахт Инга почуяла хоул, которого раньше не было. Он оказался односторонним и не стоял на месте, а медленно двигался перпендикулярно нашему курсу. Мы долго совещались, входить в него или нет, – нам сильно мешали воспоминания о Сатанаиле. Пока думали и прикидывали, хоул исчез. Конечно, как только пройти через него стало невозможно, все сильно расстроились.

– Поздно теперь локти кусать, – сказала Машка, прекращая споры относительно того, кто виноват. – Может, и правильно сделали, что не сунулись в эту блуждающую дырку. Ведь тот хоул, к которому ехали, уже недалеко? Вот и давайте по плану – к нему.

Вечером, когда мы с Дашей болтали напоследок, прежде чем уснуть, она сказала то же самое – верно поступили.

– Входить в односторонние хоулы слишком опасно. Даже приблизительно не знаешь, куда через них попадешь.

– Может, Инга вблизи поняла бы, что с той стороны.

– Так она мне рассказывала, что поняла, когда их компания стояла в Патагонии перед хоулом на Гилею. Что там похожая на Землю планета, – но это и так было ясно, исходя из Бориной теории. Конечно, ее мнение расчеты Бори подтверждало, – но и только.

– С тех пор много времени прошло. Способности либеров поддаются тренировке, и Инга свои развивает.

– Все равно. Односторонний хоул – это большой риск.

– Мы каждый день рискуем, если разобраться.

– Я не об этом. Ты что, не понимаешь? Чем дольше мы странствуем, тем больше у нас опыта и меньше шансов погибнуть. И с каждым пройденным нами хоулом выше вероятность, что следующий будет на Землю. Через двусторонние идти безопаснее – это и надо делать.

– Пока мы всего два прошли. Но в целом ты права, спорить не буду. А что, ты так сильно хочешь вернуться?

– А ты разве нет?

– Я стараюсь об этом не думать. Даже если в итоге повезет, кто знает, сколько еще придется скитаться, сколько еще планет впереди?

– Вот тут уже ты прав, но я ничего поделать с собой не могу. Хочу на Землю – и все! Хочу и боюсь.

– Чего?

– Понимаешь, с Земли на Гилею попала девочка-студентка, все достоинства которой состояли в немереном упрямстве и таком же самомнении…

Даша замолчала, но я понял и так. Да, на Гилею попала студентка, – а на Землю вернется совершенно взрослая женщина, все или почти все о себе понимающая, и повидавшая такое, чего там, дома, никто не видел.

– Та девочка умерла в поселке у болота, – сказала Даша. – А потом ее еще раз убили крысолюди в бою на реке.

– Нас всех тогда убили, – сказал я. – Давай спать. А то сейчас ударимся в воспоминания и вообще не заснем.

– Опять ты прав. Два – один в твою пользу.

На следующий день ближе к обеду впереди показался лес. Он вызывающе зеленел посреди пустыни, и деревья в нем были совсем не маленького роста. Подъехав ближе, мы рассмотрели, что у них вроде бы нет коры, – точнее, она свисала со стволов растрепанными лохмотьями, обнажая светло-коричневую древесину.

– В планшетах Мартинеса нет упоминаний о лесах на этих широтах, – сказал Эпштейн.

– Он никак не мог успеть узнать о планете все, – возразила Даша. – Да и сами рептилоиды интересовались в основном войной друг с другом, а не природой. Если в их компьютерах ничего не было про этот лес, откуда бы Мартинес взял информацию о нем?