Потусторонний

– Несомненно, Илья Александрович, я знаю. Сложившуюся ситуацию бы упростили некоторые финансовые вливания. Разумеется, они не погасят вашу обязанность явиться в Приход Первой Церкви, ибо здесь я бессилен. Однако ретивость господина урядника смогли бы нивелировать полностью.

Ах, нивелировать. А не является ли это всё частью большого шоу, господин Вольтке? Не работаете ли вы и полицейский урядник вместе? Один добрый, второй злой и оба хотят денег.

– Я несколько ограничен в финансах. Если помните, то я интернатский, – уклончиво ответил я.

– Я сам выходец из детского дома, Илья Александрович. Так что прекрасно понимаю ваши осложнения. Поэтому готов предоставить вам необходимую сумму. В виде исключения под небольшой процент, так как Лизонька хороший друг моей дочери, – адвокат улыбнулся белоснежными зубами. А вы, батенька, хищник, как я погляжу. – Ну и как соратнику по тяжёлому детству. Как видите, интернат это не приговор и можно многого добиться. Тем более что вы обладаете даром, а значит и горизонты ваши могут быть шире.

Что-то он знает. Не просто так такое предложение озвучил.

– О какой сумме идёт речь?

– Двадцать тысяч рублей, Илья Александрович. Вы же понимаете – расследуется убийство. Тройное убийство.

– Это большие деньги. По-моему, такая машина стоит дешевле, – я похлопал ладонью по сидению.

– Отнюдь. Я отдал за неё пятьдесят тысяч. И я бы рекомендовал вам поспешить с решением.

Он открыл кейс, вытащил оттуда ещё бумагу. У него походу там набор на все случаи жизни.

– Что это?

– Долговая расписка. Здесь график выплат. Вам прочитать всё что написано мелким шрифтом?

– И где я возьму деньги, Исаак Моисеевич, чтобы вернуть их вам? – я внимательно прочитал текст договора. Да уж. Только вернулся и уже в кредитной кабале. Как это всё непривычно и интересно. Неужели люди так всю жизнь живут?

– О, уверен такой человек как вы как-нибудь разберётся с подобными затруднениями, – адвокат улыбнулся во все три ряда зубов. Фигурально выражаясь, разумеется

Вольтке вложил мне в ладонь ручку. Проклятье. Даже сумма была внесена в текст расписки. Вот ведь хитрован. Что же ты задумал, Исаак Моисеевич? Что ты такое знаешь?

– Я уверен, что в администрации уезда вам будет выплачена награда за закрытие зоны, конечно же, она будет скорее символического размера, однако… Капля за каплей, молодой человек, капля за каплей… И, знаете ли, океан!

Ежемесячный платёж, пени, условия, обязательства. Какая скукота. Нет, к такому преисподняя меня не готовила.

– Знаете, Исаак Моисеевич, если бы я был виновен, то, несомненно, воспользовался бы такой волшебной палочкой. Однако воздержусь.

Старичок сокрушённо вздохнул:

– Вы не облегчаете мне задачу, юноша. Совсем не облегчаете.

– Давайте использовать законные методы? Насколько я понимаю, что в убийстве меня всё равно обвинить не смогут, пока не найдены тела. А они ведь не найдены?

Конечно, не найдены, портал закрыт, а если бы и был открыт – кто бы в него полез проверять. Техника в зонах не работает, а душу ради такого никто терять не захочет.

Адвокат не изменившись лицом сложил документ обратно в кейс:

– Следующее предложение будет не таким выгодным, Илья Александрович.

– Надеюсь, до него не дойдёт и вы выполните свою работу с блеском, – улыбнулся я ему в ответ. Надо будет расспрашивать у Лизы о старике.

– Приложу все свои усилия, Илья Александрович, – он коснулся ладонью своей груди. – Обещаю вам.

Мне в руки легла визитка.

– Звоните в любой момент, Илья Александрович.

Машина остановилась. Противоположная дверь распахнулась. Водитель почтительно склонил голову, ожидая пока я выйду. Тоже с имплантом на виске.

– Всего хорошего, Илья Александрович. На территории Первой Церкви вам ничто не угрожает, и если вам потребуется сопровождение на обратной дороге – звоните. Я пришлю Антошу, – сказал вдогонку Вольтке.

«Стремительный» мягко тронулся с места. По-моему, меня сейчас просто разводили. Как дикаря с северных пределов на османском рынке. Я посмотрел на визитку в руках. Телефон. Мне в принципе нужен телефон.

Да, ёжики в тумане, я с ума сойду перечислять, что мне нужно! Так, отставить. Идём по порядку. Сначала – регистрация. Приход Первой Церкви располагался в храме на холме. Купола возвышались над берёзами и сверкали на солнце золотом. К святилищу вела мраморная лестница, у подножья которой застыло двое иноков в парадном облачении. Тяжелые и бессмысленные латы, как у средневековых рыцарей. В руках позолоченные бердыши. Один стрелок снимает такую охрану за пару секунд. Впрочем, в задачу дежурных иноков защита Прихода наверняка не входила. Они тут для торговли лицами.

Начало регистрации было многообещающим. Я прошёл в огромный кабинет с окнами-витражами да красочными фресками на потолке, внутри меня встретил диакон из белого духовенства. Он радушно приветствовал меня, и оживился, узнав что я явился зарегистрировать свой дар, но затем всё пошло по бороде. Отрекомендовавшись как ученик сиротского приюта, я мигом вылетел из мира благородных баронов да графов в обыденную реальность. Священнослужитель моментально поскучнел.

К регистрации он подошёл с видом будто бы всю жизнь проработал в бухгалтерии и тут его пустили в современную компьютерную игру, которую надо пройти. Нацепив очки, он подолгу вчитывался в текст инструкции, а потом щепетильно её повторял. Задал ряд вопросов. Аккуратно вбил ответы. Изучил следующий этап.

Я откровенно заскучал. Несколько раз диакон выходил из кабинета. Сначала притащил сканер энергетических сигнатур. Потом удлинитель, потому что сканер не дотягивался до розетки. Потом долгое время возился с настройками, постоянно осеняя себя крёстным знамением и каясь. Затем ушёл за бланком анкеты. Вернулся. Понял что эти анкеты на регистрацию демоноборца, ушёл снова.

Я просто чувствовал, как сквозь пальцы утекает моя жизнь. Бессмысленно и бесперспективно. Но молчал. Пока хватит трупов. Мне бы со старыми покойниками разобраться.

После сканера наступил момент биометрии. Диакон снова ушёл. Затем методично собрал отпечатки пальцев, снимок роговицы и изъял волос с головы. Последний запаковал в контейнер, для чего тоже покинул кабинет, минут на пять.

А после этого сел за компьютер и монотонно забарабанил пальцами по клавиатуре, периодически глядя на экран сквозь очки, и почему-то приоткрывая рот, будто бы так легче усваивать информацию. Причем с каждым новым пунктом инструкции держался диакон всё хуже и хуже. Если начало нашего общения было преисполнено радушием и готовностью помочь, то под конец он едва ли не ненавидел меня за ту возню, которую ему пришлось терпеть.

Да, когда за тобой нет знатного рода, то ты никто. Даже если в тебе есть дар, что значит и кровь течёт благородная, но… Ты пустое место. Одинокий бумажный кораблик в канаве. Бастард по-западному, а по-нашему ублюдок.

Процедура закончилась внезапно:

– Постарайтесь никогда не снимать, чтобы не вводить в искушение неверием преданных слуг Иисуса Христа, – заучено отбарабанил диакон, и протянул амулет. Небольшой молочно-матовый камень в дешёвой оправе на серебряной цепочке. Когда я его коснулся – он загорелся бирюзой. Видел я такие. Там целая радуга рангов прошита. Бирюзовый вроде бы базовый уровень. Или жёлтый базовый?

Ладно, пустое. Самоощущения у меня сейчас были на уровне молочно-матового. Утренний выброс энергии подкосил знатно, и пусть плохо уже не было, а повторить подобное метание я пока не мог.

– Всего хорошего, – пробубнил священнослужитель. Я удержался от ядовитой отповеди, сунул амулет в карман и двинулся к выходу. Учить диакона манерам мне некуда. Есть дела более важные.

Что там Вольтке говорил о вознаграждении? Для человека с пустотой в кошельке (и вообще при отсутствии такового) это очень важный момент. Где тут у них администрация? Мне нужны деньги.

Интересно, сколько там мне причитается?

На ступенях администрации я столкнулся с хорошо одетым парнем лет двадцати. Он спускался по белокаменной лестнице в явном негодовании, яростно шипя себе под нос и зыркая по сторонам с таким видом, с которым обычно ищут драки.

И, видимо, я ему приглянулся. Потому что когда его взгляд коснулся моей трепетной особы, то стал ещё более злобным.

– Ты… – проскрипел-процедил он. – Ты!

Я остановился, приподнял левую бровь вопросительно и максимально спокойно.

– Ты! – снова повторил он.

– Мы знакомы? – поинтересовался я.

– Это моя земля! – рявкнул он. – Моя! Она всегда принадлежала моему роду!

Кулаки парня сжались. Он порывисто шагнул ко мне. Я почувствовал как вспыхнула его аура.

– Не совершай ошибки, – холодно осадил его я, прищурившись. – Кто бы ты ни был и какую землю на меня ни повесил.

– Я барон Феоклистов! И ты посягнул на мою землю.

– Я…

– Александр! – громко сказали снизу. Я обернулся. Статный мужчина в дорогом наряде и тростью в руке стоял возле припаркованного автомобиля.

– Отец… Это он, отец!

– Я знаю. Нам пора, – глаза дворянина ничего не выражали, но я сразу понял что человек передо мною опасный.

– Но…

– Нам пора. Простите, господин Артемьев, за столь недостойное поведение моего сына.

Феоклистов-младший скрипнул зубами, но ослушаться родителя не посмел. Смерив меня взглядом, он прошёл к машине.

– Всего хорошего, господин Артемьев, – чуть наклонил голову Феоклистов-старший.

Я проводил отъезжающий автомобиль взглядом, а затем поспешил наверх. Кажется, меня ждут интересные новости.

***

– Вступить во владение вы сможете в октябре, по итогам сессии уездного собрания, – закончил господин Иванов, посредник по любовному размежеванию земель. Я всё ещё смотрел на карту, изучая контуры территории, обладателем которой я могу стать. Южный берег озера Кучане. Довольно большой кусок с заброшенной усадьбой. Большая часть земли была под носовской зоной, которую мне удалось закрыть.

– Я так понимаю, что таким образом обошёл Феоклистовых? – хмыкнул я.

– Совершенно верно, – господин Иванов вежливо улыбнулся. – Эти земли принадлежат роду Феоклистовых, но в связи с недостаточным усердием по устранению зоны территория была вынесена в качестве вознаграждения с регулярным пересмотром. В октябре истекает срок последнего пересмотра, поэтому сразу после сессии вы сможете оформить документы на своё имя.

Он не сказал, но я прямо услышал добавленное: «Если выживите».

Своя земля это, конечно, хорошо. Это даже интересно. И это объясняет неожиданное предложение Вольтке. Старый хитрован думал меня закабалить своим долгом и наверняка по итогу попросил бы это место. Золотая сделка. Считай ничейная земля, которую если схватишь у простачка из сиротского приюта, то и дворянство заимеешь.

Бедная Лиза, что же за люди тебя окружают… Кстати, а где она?

– Сейчас июнь, – сказал я. – Поэтому пока это всё красивая история и не более того. Есть ли денежное вознаграждение?

Иванов, едва я вошёл, залил мне уши рассказами о несравненном подвиге, величайшей благодарности всего уезда и потрясающей щедрости награды. Но мне сейчас не помешала бы сотня другая рубликов. Чтобы хотя бы доехать до интерната, пусть даже не понимаю пока для чего.

Хотя что это я… Что значит «не понимаю». Кто-то там меня сдал стрелку.

И не связан ли этот «кто-то» с Феоклистовыми?

– Конечно, господин Артемьев. Премия Санкт-Петербургской губернии, плюс премия Опочкинского уезда. Плюс ежегодный приз собрания.

Посредник по любовному размежеванию (как звучит, а!) торопливо прошёл к компьютеру. Сел, простучал по клавиатуре.

– Получается три тысячи шестьсот семьдесят рублей и шестьдесят копеек.

– Точно шестьдесят? Не шестьдесят две? – прищурился я. Три тысячи это хорошо. Это очень хорошо для старта. Хотя, конечно, хотелось бы и больше.

– Я проверю, – Иванов опустил взгляд и даже не улыбнулся. Зануда ты, посредник по любовному размежеванию.

– Не надо. Не подскажете, сколько стоит хороший телефон?

Взгляд Иванова излучал недоумение.

– Спасибо, – смирился я. – Сам посмотрю. Пакет под деньги дадите?

Глава 4

Итак, итоги первого дня моего возвращения. У меня, теоретически, есть земля, которую я на данном этапе не потяну ни финансово, ни по времени. У меня, фактически, есть недоброжелатель уже подославший убийцу. А практически сюда надо добавить полицейского урядника с моей потенциальной судимостью, и, видимо, Феоклистовых, у которых, несомненно, есть причины меня не любить.

Бурненько всё началось. Интересненько. Мне нравится. И все вокруг живые такие, забавные. Отвык я от обычных людей.

Я вышел на улицу, вдыхая летний воздух с ароматом выпечки. О… Выпечка. Где ты?! «Любашина Радость» нашлась прямо через дорогу. Открытое кафе под сенью каштана. Я поспешил по ступеням вниз, к переходу, когда откуда-то справа донеслось.

– Илья! Слава Христу, нашёлся!

– Елизавета Андреевна! – улыбнулся я учительнице. – Я всё думал как вас отыскать. Всё ли хорошо у вас?

– Почему ты ушёл меня не дождавшись! – она была взъерошена. Прическа сбилась, щёки покраснели, дыхание неровное. Ей это шло. Она, что, бежала?

– Чаю, Елизавета Андреевна? – я указал на «Любашину Радость». – Давайте присядем.

– Чаю? Тебя подозревают в убийстве, Илья! – понизила голос та.

– Это не мешает насладиться хорошим напитком в славной компании, – я увлёк её за собой и почувствовал, что она почти не сопротивлялась. Может быть краткое мгновение ещё сомневалась, но в итоге проявила покорность.

Мы сели за столиком на улице. Официант появился почти сразу, но обратился почему-то к Елизавете:

– Что будете заказывать?

Я молча утёрся. Да, конечно. Она старше, одета лучше, а я выгляжу как… Ну как паренёк из приюта выгляжу, чего уж тут самому себе врать-то?

– Чайничек зелёного чая с жасмином, пожалуйста, – попросил я. – Есть ли у вас ватрушки с творогом?

– Конечно!

– Две, – попросил я. Безмерное безвременье, как я соскучился по такому. По ту сторону нет столь приятных мелочей. Там не цивилизация. Там выживание и вечное сражение. Еда из этого мира превращается в серое подобие там, за гранью.

Ватрушка с творогом… Мне больше ничего не надо.

– Илья, ты понимаешь всю серьёзность ситуации? – почти прошипела Елизавета.

– Три! – крикнул я вдогонку официанту. Тот обернулся, улыбнулся и показал мне большой палец.

Девушка поджала губы. Да, гнев ей к лицу.

– Спасибо за адвоката, Елизавета Андреевна, – улыбнулся я ей. – Очень… Опытный человечек. Не расскажете про него поподробнее?

– Адвоката? Какого адвоката? – нахмурилась она. Так, а вот это вот странно.

– Как же так, Вольтке Исаак Моисеевич! – удивился я. – Он сказал, что вы его наняли чтобы меня вытащить.

Глаза учительницы округлились:

– Я?! Я слышала про Вольтке, но мы не знакомы.

Опаньки. Я вытащил визитку. Положил её на стол. Теперь телефон благодетеля мне точно понадобится.

– Он очень лихо приструнил урядника. Как там его звали-то? – я щёлкнул пальцами, вспоминая.

– Посвистов? – подсказала Елизавета.

– Именно! Выдрал меня прямо из кабинета. Довёз до Прихода. Рассказывал, что вы дружите с его дочкой. Экий засранец.

– Илья! Что за речи! – она вспомнила, что я ученик, а она преподаватель. Значит приходит в себя. Вот ведь, Исаак Моисеевич, вы и жук. Я-то думал, что просто подвернулся ему под руку, а тут вот какая оказия.

Будь на моём месте я, сроком годности на несколько сотен лет моложе, то подписал бы ту бумагу не думая. И получил бы предложение от которого не смог бы отказаться. Припёртый к стенке уголовным делом и денежной кабалой.

– Простите, Елизавета Андреевна, – приложил я ладонь к сердцу, в извинении. – Немного обескуражен. Полагаю, должен буду низвергнуть недруга в тартар за столь низменное введение меня в заблуждение.

Она нахмурилась, хотела было что-то сказать, но официант поставил перед нами чайник, дышащий жасминовым ароматом и белую тарелку с тремя тёплыми ватрушками. Желудок отреагировал урчанием. Рот почти сразу наполнился слюной.

Я взял ватрушку, поднёс её к носу, вдыхая аромат. Несколько секунд улыбался, закрыв глаза, а затем откусил кусочек тёплой пищи богов. Откинулся на спинку, тщательно пережёвывая. Ёжики в тумане, она с изюмом…

Я чуть не застонал от удовольствия.

Елизавета Андреевна никак меня не прерывала, изумлённо наблюдая за трапезой. Я, разумеется, попытался предложить ей угоститься, но она отказалась. Для неё это заведение было дешёвой забегаловкой.

Чай, кстати, был дрянным. Не то что в приюте, конечно, но слишком горчил. Значит заварен неправильно. Надо, кстати, купить себе чайник.

– Ты же прошёл регистрацию, Илья? Я звонила Павлу Леонидовичу. Он обещал приехать и отвезти нас в интернат.

– Елизавета Андреевна, – оторвался я от праздника сомнительного чревоугодия, – Интернат? Вы думаете, мне стоит туда вернуться?

– Я не видела приказа о твоём переводе, Илья, – Елизавета включила строгую учительницу. Ей нужно ещё очки в роговой оправе и строгий костюмчик в обтяжку. – А пока такого приказа нет, и ты не достиг совершеннолетия – приют несёт за тебя ответственность. Перед государством, Илья. Это не шутки.

– Какие шутки, Елизавета Андреевна. Разве я похож на шутника? Закон есть закон.

Тем более что мне надо бы приглядеться, кто из преподавателей дал сигнал убийце. Хотя, несомненно, возвращаться в интернат не хотелось абсолютно. На вырученные деньги можно ведь и своё жильё снять. Где-нибудь неподалёку от этого кафе. Чай не заказывать, а вот ватрушки – каждый день лопать. Сказка.

– Как ваша машина? – спросил я у неё. – После стрельбы-то?

– Это машина Приюта, и, слава Христу, она застрахована, – она снова нахмурилась. – Это утро… Я не верю, что это всё было на самом деле. Но ты вёл себя так уверенно. Ты ведь… Ты убил того человека! Глазом не моргнул!

Да, и ты это засняла, Лиза.

– Либо я его, либо он тебя, Елизавета, – пожал плечами я, забросив удочку на «ты». – Выбор небольшой.

Она никак не отреагировала. Ага. Это хорошо. «Ты» проглочено. Готовимся к следующему этапу.

– Но как ты сумел? Твой дар пробудился только вчера вечером. После пробуждения люди неделями с кровати не встают. И обучение. Как ты догадался что нужно делать?

– Талант? – предположил я.

Она улыбнулась, потёрла переносицу, а потом с долгим вздохом откинулась на спинку.

– А кто из учителей был ночью в интернате? – спросил я. Знаю, что некоторые из преподавателей (и Лиза была одной из таких) расквартировывались вместе со всеми в приюте, в закрытом крыле во дворе. Но большинство жили за пределами интерната. Когда наступал вечер – парковку напротив заросших стен тревожили звуки двигателей и автомобили медленно выруливали на шоссе. Подальше от брошенных детей, поближе к собственным. Для кого-то жизни безродных подопечных были всего лишь работой.

И их нельзя винить.

– Что? – встряхнула она головой, не понимая. – В каком смысле?

– Я думаю, Елизавета, что стрелок на дороге ждал именно меня. Знал как я выгляжу. Когда поеду. Сомневаюсь, что он жил в том кольце дубов все эти годы. Поэтому хочу понять, кто мог его… Направить.

– О Боже, – она прикрыла рот в изумлении. – Боже… И правда…

– Вам всё понравилось? – у столика появился официант.

– Ватрушки просто изумительные, – поспешил поделиться я. – А чай ваш говно.

– Простите?! – опешил официант.

– Артемьев! – возмутилась Елизавета. – Простите его, пожалуйста.

– Я говорю: дерьмовый чай, – повторил я. – Скорее всего старый. В следующий раз постарайся лучше.

Я положил на стол щедрые чаевые.

– Бонусом за ватрушки, – подмигнул я официанту. Тот с широкой улыбкой смёл добычу со стола и сказал:

– Непременно постараюсь.

Едва он отошёл, я обернулся на учительницу:

– Итак, кто тогда ночевал? Кто знал, что зона закрыта и что закрыл её я? Дело ведь было почти ночью. Оставались только те, кто постоянно живёт в учительском крыле, плюс дежурные.

– Плюс обслуживающий персонал, – добавила Елизавета.

– Ай ты умница какая, – этих я даже упустил. Совершенно верно, и кроме преподавателей народу хватало. – Тогда всё ещё сложнее.

Она улыбнулась, но тут же посерьёзнела.

– Илья. Не вздумай так ко мне обращаться, когда рядом будет кто-то из школы, хорошо? Сейчас будем считать обстановку неформальной, но на территории приюта я твой учитель.

Я хмыкнул, с улыбкой глядя ей в глаза, но медленно кивнул.

– Спасибо, – ответила она и отвела взгляд. Зазвонил телефон, девушка схватила его будто спасательный круг.

– Павел Леонидович? Да… Да… Мы тут. Кафе «Любашина Радость». Да, ждём.

– Мне надо ненадолго отойти, – я поднялся из-за стола.

– Илья? – насторожилась Елизавета. – Не вздумай сбежать!

– От тебя – никогда, – я кивнул на магазин техники рядом с кафе. – Мне нужно во-о-он туда. Я быстро. Подожди меня здесь, если хочешь.

В магазине меня встретил скучающего вида парень немногим старше меня, но с видом прямо потомственного дворянина. Он с порога по-своему определил мои возможности и, не скрывая презрения, сказал:

– Уценкой не торгуем.

Я сдержался от того, чтобы не сунуть ему кулаком в нос.

– Как ты разговариваешь с дворянином? – вместо этого спросил я.

Он фыркнул:

– Дворянином? Ты себя в зеркало видел?

Резонно. Разумно. Обидно. Придётся вложиться в одежду. Ну, а пока… Я вытащил из кармана амулет, накинул его на шею. Консультант побледнел.

– Вы в телефонах так же как и в людях разбираетесь, Ипполит? – прочитал я его имя на бэйджике. – Если да, то позовите мне кого повыше званием. Мне нужна толковая техника, а не какая-нибудь итальянская поделка.

– Добрый день, господин! – рядом возник второй мужчина, оттесняя мигом поскучневшего помощника. – Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Есть новинка от МыУрал, и парочка неплохих персидских моделей, локализованных, конечно.

Он увлёк меня вглубь витрин, будто бы спасая нерадивого Ипполита.

В итоге я взял МыУрал. Продавец расписал его так, что просто захотелось и всё. Свои задачи: звонить и выходить в сеть он выполнял. Остальное, как я понял, надбавка за бренд и какие-то совсем непонятные мне навороты вроде камеры и мощности начинки. Не знаю, для чего это мне, но вдруг пригодится? Плюс теперь у меня был свой номер (оформили по паспорту, который, на счастье, перед поездкой в город мне выдала мрачная директриса). Цена за всё вышла триста девяносто девять рублей. Если учесть, что за ватрушки с чаем я отдал полтора рубля – сумма более чем приличная.

Эти бы деньги да на снаряжение…

Но информация правит миром, и до этого момента у меня доступа к ней не было вообще. Теперь всё станет иначе! Сегодня мне ведь ещё и регистрационные данные выдали в администрации, для доступа к информации по тем же зонам в округе. А это что? Правильно. Сила и деньги.

Ну и, конечно же, спасение мира от Пожирателя, о котором тут и не слышал никто.

Я вышел из магазина как раз когда к тротуару подъехал голубой «Москвич» Павла Леонидовича, и уже через минуту наш автомобиль покатил по зелёным улицам Пушкинских Гор в сторону интерната.

Домой…

Меня аж передёрнуло.

С территории интерната я выбрался ближе к вечеру. До выезда к шоссе пришлось топать минут двадцать, не больше. Лёжку стрелка я нашёл быстро. Как раз чуть в стороне от одного из дубов, на небольшом возвышении. Дорогу отсюда было видно прекрасно. Следов вокруг никаких не нашлось. Доблестная полиция сюда даже не добралась. Профессионалы высшего уровня, мда.

Я внимательно осмотрел место, где меня поджидал стрелок. Почти ничего нет, кроме бутылки воды и надкусанного бутерброда с колбасой, теперь ставшим добычей насекомым.

Бутерброд это было бы даже мило, если бы не пуля прилетевшая мне в голову.

С места лёжки вела дорожка примятой травы. Ну, откуда же ты пришёл, любитель пожевать в засаде?

Минут через десять неторопливой прогулки по полю я вышел на просёлок и сразу увидел автомобиль. Беленькая персидская иномарка «Сорен». Одинокая и брошенная. Я подошёл к машине поближе. Заглянул внутрь. Высадил энергией окно. Потребовалось немного, но у меня и накопилось едва-едва. Пока не раскачаю каналы так оно и будет. Долго и медленно.

Открыв дверь «Сорена» я стряхнул осколки с сидения, сел за руль. Пахло разогретым ароматизатором. За день на солнце салон нагрелся. Дышать было нечем и потому я распахнул остальные двери, чтобы хоть как-то проветрить, а затем приступил к поискам.

Телефон стрелка нашёлся под сидением, отключённый. Я нажал на кнопку, дождался пока очнётся экран и предложит пароль. Кивнул, с этим будем разбираться тоже позже. Что у нас дальше? В бардачке лежал кошелёк с парой банковских карт и ста рублями. Сто рублей это хорошо, это триста ватрушек. А вот счета наверняка заблокированы. Наёмника-то должны были опознать, и банки действуют очень шустро в такие щекотливые моменты, когда их вкладчик отдаёт Богу душу. Потому что каждого банкира греет мысль, что деньги эти могут теперь принадлежать ему навсегда. Что, может быть, наследников нет. Или они не узнают, что покойный вообще имел сбережения.